| Однако др. трагическое событие положило конец вражде К. с префектом. В марте 415 г. ( Rougé. 1987. P. 342; Russell. 2000. P. 9), Великим постом, «в четвертый год епископства Кирилла» ( Socr. Schol. Hist. eccl. VII 15), произошло убийство Ипатии. Она «очень часто беседовала с Орестом», и «ее обращение с ним подало повод к клевете, будто бы она не дозволяла Оресту войти в дружбу с Кириллом» (Ibidem). Вероятно, ее также считали вдохновительницей адм. мер в пользу религ. терпимости. «Посему люди с горячими головами под начальством некоего Петра однажды сговорились и подстерегли эту женщину. Когда она возвращалась откуда-то домой, они стащили ее с носилок и привлекли к церкви, называемой Кесарион, потом, обнажив ее, умертвили черепками», а тело отволокли в городской квартал Кинарон близ соборной площади и там сожгли. Это событие навлекло «немалый позор» (ο μικρν μμον) на К. и на Александрийскую Церковь (Ibidem). Такой поступок христиан неизбежно служил к обвинению всей церковной общины, не исключая ее предстоятеля, но это не дает никаких оснований видеть в К. виновника убийства. По прямому смыслу рассказа Сократа Схоластика таковым был некий лидер, возглавивший возбужденную толпу ( Wickham. 1983. P. XVI; McGuckin. 1994. P. 14). Иоанн Никиуский готов даже оправдать это злодеяние: Петр и его сообщники убили язычницу Ипатию за то, что она посредством «волшебства» и «сатанинского искусства» отвращала многих от веры и подчинила своему влиянию Ореста; зачинщика расправы он называет «судейским служащим» ( Ioan. Nic. Chron. 84. 87-88, 100-102). Среди христ. писателей такое отношение к убитой скорее исключение. Синесий Киренский, уже став епископом, продолжал с неизменным благоговением относиться к Ипатии, а в его письмах находят косвенное свидетельство того, что с Ипатией был дружен и архиеп. Феофил ( Wessel. 2004. P. 54). В корпусе писем К. сохранилось неподлинное письмо к нему Ипатии на лат. языке ( Cyr. Alex. Ep. 88//ACO. T. 1. Vol. 4. P. 240), в к-ром она высказывала желание стать христианкой, но упрекала К. за чрезмерную строгость к Несторию (что является очевидным анахронизмом); христианство Ипатии не подтверждается древними источниками. Церковные авторы высказывают уважение к Ипатии и сожалеют о ее убийстве. Так, свт. Димитрий Ростовский называл ее «благоверной и добродетельной» и даже писал, что она «любве ради Христовы соблюдаше девство свое» (Житие иже во святых отца нашего Кирилла архиепископа Александрийскаго// [Димитрий Ростовский, свт.]. Книга житий святых 4-я: Июнь - август. К., 17645. Л. 57). |
| Язык поэм Гомера - результат длительного развития греч. поэтического языка. Поэмы «Илиада» и «Одиссея» представляют собой замечательное явление с т. зр. продолжительности их художественной жизни и влияния на греч. культуру. Язык поэм Гомера, как итог развития ионийского эпоса, сочетает в себе лексику и грамматические формы различных периодов истории - от микенского (XIV-XII вв. до Р. Х.) до аттического (VI в. до Р. Х.). Впосл. этот язык вместе со стихотворными размерами (гекзаметр и элегический дистих) был закреплен за жанром эпической поэзии и отчасти эпиграммы и использовался до XVI-XVII вв. В раннехрист. лит-ре на гомеровском диалекте написаны нек-рые поэтические парафразы книг Свящ. Писания (авторы - Аполлинарий Лаодикийский, Нонн Панополитанский и др.), часть стихотворений свт. Григория Богослова, повествование о храме Св. Софии Павла Силенциария и др. Диалекты классического периода Г. я. архаического и классического времени (VIII-IV вв. до Р. Х.) был полидиалектным. Параллельно с развитием мн. территориальных диалектов складывались и более обобщенные, хотя и местные формы языка - диалектные койне. Они имели по крайней мере 2 варианта: разговорно-обиходный и в той или иной степени стилистически обработанный, употреблявшийся в деловом языке (его особенности отразили надписи) и в языке лит. произведений, где постепенно создавалась некая традиция: определенному лит. жанру должен соответствовать определенный вариант диалектного лит. койне. К классическому периоду (V-IV вв. до Р. Х.) в различных областях многополисного и многоукладного эллинского мира сформировались дорийское койне на Пелопоннесе и в Вел. Греции, эолийское койне в Ср. Греции, ионийское койне в малоазийских областях. Главную роль в это время играло аттическое койне. Диалектные койне различались в основном фонетическими особенностями. Грамматических различий (в форме окончаний) было не много. Дорийское койне Диалекты сев.-зап. Балкан, большей части Пелопоннеса и Вел. Греции по мн. фонетическим и грамматическим особенностям объединяются в одну группу, называемую обычно дорийской. Эти диалекты сохраняли архаические особенности Г. я., поэтому именно дорийские формы греч. слов чаще всего используются при сопоставлении индоевроп. языков. О дорийском лит. койне можно судить по языку офиц. надписей и произведениям поэтов, напр. Алкмана из Спарты (VII в. до Р. Х.). Примеры использования дорийского диалекта в христ. лит-ре немногочисленны ( Синесий Киренский , V в.). Эолийское койне |
| Никифор Григора (ок. 1295ок. 1360) уроженец Гераклеи Понтийской, богослов-рационалист, разносторонний ученый, занимавшийся гуманитарными (история, риторика, философия, грамматика) и естественными (математика, астрономия, физика) науками. Его первым учителем был дядя – митрополит Иоанн Гераклейский. В Константинополе (с 1315 г.) Никифор Григора изучал логику и риторику в школе Иоанна Глики, философию и астрономию под руководством Феодора Метохита. После своего доклада по астрономии, прочитанного в кружке интеллектуалов, близких к императору (1324 г.), Григора стал советником Андроника II, выполнял его поручения в составе дипломатической миссии к сербскому королю Стефану Урошу III Дечанскому в 13251326 гг. Он также добился больших успехов в преподавательской деятельности, открыв собственную школу в одной из пристроек монастыря Хора. Никифор обучал своих учеников (Исаака Аргира, автора многочисленных схолий к астрономическим сочинениям, и др.) математическим дисциплинам, аристотелевской философии, физике, риторике. После опалы Феодора Метохита в 1328 г. школа была закрыта, но через два года в ней возобновились занятия. С 1330 г. и до конца своей жизни Никифор Григора принимал активное участие в догматических спорах с главой исихастов Григорием Паламой . После прихода к власти Иоанна Кантакузина и церковного собора 1351 г., предавшего Григору анафеме, он был заточен в монастырь Хора и освобождён императором Иоанном V Палеологом лишь в 1355 г. Духовную атмосферу своего времени в период ожесточенных дебатов с исихастами Никифор Григора воспроизвел в диалогах «Флорентиец, или О мудрости» и «Филоматис». В первом диалоге нашел отражение публичный диспут между Варлаамом Калабрийским и Никифором Григорой (в диалоге – Ксенофан и Никагор) по различным вопросам астрономии, грамматики и риторики. Полемический характер имело также сочинение Никифора «Антилогия», в котором он выступил против одного из учеников Варлаама, обвинившего византийских ученых в «нездоровой болтовне». В комментариях к труду Синесия Киренского «О сновидениях» наряду с богословскими проблемами (о влиянии божественного Провидения на судьбы людей) Никифор Григора дал трактовку терминам «антифон», «симфония» и вслед за Птолемеем рассмотрел математические выражения основных интервалов. Музыкальные пропорции и их соответствия различным отрезкам круга зодиака проанализированы им в 14 и 15 главах к III-eй книге Птолемея «Гармония». В трактате «О том, как судить о речах и как они воздействуют» Григора рассмотрел вопросы стиля. Образцами для него были афинский оратор Исократ (436338 до н.э.) и представитель второй софистики Элий Аристид (117/129187 н.э.). |
| Спустя 2 года, т. е. ок. 1325 г., спасаясь от очередного тур. набега, Г. П. вместе с 11 монахами прибыл в Фессалонику, откуда они должны были отправиться в Иерусалим, но явление вмч. Димитрия, «покровителя великой Фессалоники», удержало его в городе ( Philotheus. Encomium//PG. 151. Col. 567). Здесь по просьбе своих спутников Г. П. принял священнический сан. Вскоре, ок. 1326 г., он переселился на гору близ Веррии, где предался суровой аскезе, выходя к монахам-пустынникам только по субботам и воскресеньям ( Philotheus. Encomium//PG. 151. Col. 571; Cantacus. Hist. 2. 39). Его пребывание в пустыни было прервано смертью матери. В 1330 г. ( Hero. 1983. P. 311) он отправился в К-поль и привез оттуда в Веррию своих сестер, монахинь, старшая, Епихарида, вскоре умерла ( Philotheus. Encomium//PG. 151. Col. 572-573). Еще до отъезда в К-поль в Веррии Г. П. познакомился с Григорием Акиндином (PLP, N 495), прибывшим туда преподавать грамматику ( Philotheus. Encomium//PG. 151. Col. 651). Заключение об этом делается на основании письма Акиндина ( Greg. Acind. Ep. 1. 30-38), в к-ром он сообщает, что Г. П., вернувшись из столицы, передал ему некий астрономический трактат Никифора Григоры ( Hero. 1983. P. X; Х. Ф. Байер предполагает, что речь идет о комментарии Григоры к трактату «О сновидениях» Синесия Киренского ( Beyer. 1975)), предназначавшийся внезапно скончавшемуся к тому времени философу Иосифу Ракендиту (PLP, N 9078). Возможно, тогда же Акиндин избрал буд. святителя своим духовным наставником (Против Акиндина. 2. 17; 7. 16//ΓΠΣ. Τ. 3. Σ. 143. 14; 505. 9-11) и под его влиянием принял решение стать монахом ( Hero. 1983. Р. Х). В 1-м Антирритике против Паламы Акиндин свидетельствует о том, что был духовным сыном Г. П. (Monac. gr. 223. Fol. 24v; см.: Meyendorff. Introduction. P. 62. Not. 94). Еще в неск. местах Акиндин называет Г. П. своим лучшим другом и братом ( Greg. Acind. Refut. duae. 1. 1. 33-34; 40, 104-105; 3. 75. 77-81; 4. 9. 20-21). В 1331 г. из-за частых набегов сербов на Веррию Г. П. возвратился на Афон и удалился в пуст. св. Саввы близ Лавры, где продолжал вести тот же образ жизни, что и в Веррии. В пустыни его посетил Акиндин, возможно прибывший на Афон вместе с ним из Веррии. Акиндин надеялся с помощью протекции Г. П. быть принятым в Лавру, но, несмотря на поддержку Г. П. и его ученика, буд. патриарха К-польского Каллиста I, получил отказ не только в Лавре, но и в мон-рях Иверском, Филофея и Симонопетра (см.: Meyendorff. Introduction. P. 61. Not. 88, где приводится фрагмент проповеди К-польского патриарха Каллиста I в Неделю Торжества Православия по рук. Patm. 366. Fol. 414v - 415r). |
| Рационалистически рассматривал Византию как продолжение истории Римской империи, но враждебно, претенциозно и даже саркастически трактовал византийское общество как тираническое, презренное, загнивающее, упадочное, – как «триумф варварства» и предательства всего лучшего, что было достигнуто античностью. Изложение чисто политической истории сопровождал обширными экскурсами в область античной и средневековой культуры. Этот труд Г. по праву считается классическим произведением английской литературы века Просвещения. На русском языке он был впервые издан в 1883–1886 гг., но с тех пор стал библиографической редкостью. Гидрологий – водяные часы (они же клепсидра). Гийан (Guilland) Роберт – известный французский византинист второй половины ХХ в. Гийу (Guillou) Андре – ведущий французский византинист второй половины ХХ в., исследователь византийского актового материала (дипломатика), социально-экономической, административной истории Византии, автор одного из луших обобщающих исследований о византийской цивилизации (1974 г.). Гиматий (иматий) – ткань или плащ из цельного куска ткани, которая оборачивалась вокруг туловища и носилась древними греками и византийцами как верхняя одежда. Гимн – песнопение, написанное ритмичными или рифмованными стихами. Лучший византийский сборник церковных Г. принадлежит Роману Сладкопевцу . К концу VIII в. пользовались такой любовью в западной Европе, что король франков Карл Великий заказал перевод избранных Г. на латынь. Некоторые Г. были посвящены святым и мученикам, то есть относились к агиографии. См.: Ветхий Завет, канон, кондак, псалом, тропарь. Гимнограф – сочинитель гимнов. См.: Синесий Киренский, Феодор Студит , Касия, Иосиф Гимнограф, Иоанн Евгеник. Гимнография – вид церковной литературы, включал отдельные гимны и сборники гимнов. Гимнасий – от греч. гимнос – «обнаженный», так в Древней Греции назвали помещения для физического воспитания (гимнастики), где юноши упражнялись в обнаженном виде. Здесь имелся просторный двор, окруженный колонными портиками, а по соседству – бассейн или термы. |
| Самостоятельных экфрасисов ландшафта сохранилось не много: можно вспомнить «экфрастическое письмо» Иоанна Геометра , где он описывает свой сад 198 , или послание Феодора Дафнопата, специально посвященное прекрасному ландшафту в окрестностях столицы 199 . Чаще всего природный ландшафт или сад фигурирует как фон – для города, уединенной обители, храма – или как декорации для любовных переживаний персонажей романа 200 . 4. Описания людей. Экфрасис человеческой внешности часто встречается в исторических сочинениях: от простейших «соматопсихограмм» в хронике Иоанна Малалы 201 до изысканных литературных портретов в трудах Михаила Пселла и Анны Комнины 202 . Нередки описания внешности и в романах: детально изображается идеально красивая наружность героя и героини. Самостоятельный экфрасис человека – редкое явление: можно упомянуть лишь созданное Константином Манасси описание карлика, живущего в императорском дворце 203 . Наиболее подробное из всех известных нам византийских описаний человека принадлежит Михаилу Пселлу – это детальный экфрасис умершей дочери автора Стилианы, включенный в надгробную речь 204 . Описывая человека, византийские авторы, как правило, четко следуют нормам риторической теории: экфрасис начинается «с головы» и продвигается строго в направлении сверху вниз, как, например, в описании Стилианы: брови, глаза, щеки, нос, губы и так далее, вплоть до лодыжек. 5. Описания событий. Чаще всего описываются события из столичной или придворной жизни, сопровождавшиеся пышным церемониалом. Так, известны три самостоятельных экфрасиса охоты 205 , два описания конских ристаний на ипподроме 206 и экфрасис потешных боев на деревянных копьях 207 . Распространенной темой становится и морская буря, детально описанная, к примеру, в письмах Синесия Киренского, Михаила Пселла и Феодора Дафнопата. К описаниям событий можно отнести и многие экфрасисы статуй и мозаик – в соответствии с античной традицией фигуры, изображенные живописцем или скульптором, словно «одушевляются» – описываются «как живые», в движении, наделяются помыслами и чувствами. |
| Получивший большую популярность (издатель учитывает 34 списка) комментарий к книге Синесия Киренского «О снах» ( Nicephori Gregorae Explicatio. 1999), согласно новейшим исследованиям, был создан до отречения Андроника II в мае 1328 г. ( Byd é n. 2014). Краткие ответы на различные вопросы философского и естественнонаучного характера были обращены к имп. Елене, дочери Иоанна Кантакузина и супруге Иоанна V (PLP, N 21365), и представляли собой в основном развернутые комментарии к трактатам Аристотеля ( Leone. 1970. P. 488-513). Написанный в подражание платоновским диалогам трактат «Возражение говорящим, что в людях нет смирения» (Αντιλογα πρς τος λγοντας τι οκ στι ταπενωσις ν νθρποις, весна 1331) (Ibid. P. 480-487) был в завуалированной форме обращен к Варлааму Калабрийскому и осуждал чрезмерную уверенность в себе людей, искушенных в светских науках. Против Варлаама были направлены также 2 сатирических диалога Н. Г.: «Флорентий, или O мудрости» (Θλωρντιος περ σοφας) ( Idem. 1975) и «Любитель учености, или О дерзких» (Θιλομαθς Περ βριστν) ( Idem. 1971/1972), созданные по итогам публичных диспутов с Варлаамом, в к-рых тот потерпел поражение. В диалогах Н. Г. умело имитировал стиль и атмосферу диалогов Платона ( Медведев. 1997. С. 73; Manolova. 2017) и использовал аристотелевскую силлогистику, на к-рую делал ставку его противник Варлаам ( Красиков. Византийское мышление. 2000), в то же время подчеркивая (с опорой на Плотина), что силлогистика представляет собой лишь инструмент, удобный для посредственных умов, к-рые не способны начать изучение философии с умопостигаемых вещей, стоящих в иерархии сущего выше вещей, постигаемых чувствами ( Ierodiakonou. 2002. P. 221-223; Byd é n. 2012; Mariev. 2016). Философская аргументация сочеталась с едкими сатирическими выпадами: в представлении Н. Г. в укор Варлааму можно было поставить не только неверное понимание тех или иных философских категорий, но и неумение соответствовать социальным требованиям, предъявляемым к интеллектуальной элите эпохи ( Mariev. |
| Nazianz. Or. 39 и Basil. Magn. Hom. 13). И. З. даже написал комментарии к некоторым стихотворениям свт. Григория Богослова (Paris. gr. 992. Fol. 366-402, XV в.; см.: Omont. 1886. P. 198). Начитанность И. З. распространялась и на произведения античных авторов; соответствующие цитаты и аллюзии встречаются у него не только в «Краткой хронике», но и в юридических сочинениях. Так, он цитирует Еврипида в конце трактата о степенях родства (см.: Трактат Иоанна Зонары. 2007. С. 54-63), а в толковании на Васил. 90 упоминает об Аяксе ( Ρλλης, Ποτλς. Σνταγμα. Τ. 4. Σ. 279), не совсем точно цитируя Синесия Киренского ( Synes. Cyr. Ep. 50. 9-12; CPGS, N 5640). Наряду с общей эрудицией И. З. отличался глубокими познаниями в тех областях, к-рыми занимался специально, т. е. в истории и правоведении. Он досконально изучил труды рим. и визант. историков и умело пользовался ими при работе над «Краткой хроникой» ( Krumbacher. Geschichte. S. 371-373; Bleckmann. 1992; Черноглазов. 2004). Комментарии к канонам и юридические трактаты И. З. свидетельствуют о нем как о знатоке источников церковного и светского права. В одном лишь небольшом трактате И. З. о степенях родства имеется ок. 30 цитат и ссылок на юридические источники (см.: Трактат Иоанна Зонары. 2007. С. 45-64). Однако высокий интеллектуальный уровень И. З. и его рационалистические взгляды на жизнь общества (см.: Черноглазов. О мировоззрении. 2006) не мешали ему разделять нек-рые суеверия своего времени. Он, напр., считал, что манипуляции «волшебников» действительно могут приносить вред людям (см. толкования на Васил. 65, Григ. Нис. 3 - Ρλλης, Ποτλς. Σνταγμα. Τ. 4. Σ. 221, 307-308). Сочинения И. З. принадлежит ряд произведений различных жанров (перечень см.: Du Cange. 1864. Col. 19-26; Beck. Kirche und theol. Literatur. S. 656; Ζωναρς Ιωννης. 1964. Στ. 1241-1242). По содержанию они могут быть разделены на юридические, исторические, агиографические и богословские. Юридические К ним принадлежит прежде всего комментарий И. З. (толкование, ξγησις) к Апостольским правилам , правилам Вселенских и Поместных Соборов и св. |
| Ясно, что эти представления и обычаи формировались в значительной мере под воздействием официальной идеологической пропаганды, выражали волю господствующего класса феодалов-землевладельцев, освящались церковью и фактически не оставляли места для гражданских прав и свобод. Возникает законный вопрос: каким образом, какими источниками пользуясь, исследователь может воссоздать эту неписанную конституцию, осуществить ее реконструкцию, да и возможно ли такое? Тем более что, следуя вышеизложенному рецепту Бека, мы должны исключить из круга источников такой богатый пласт византийской политической литературы, как панегирическая и паренетическая литература, всевозможные «княжеские зерцала» – жанр, восходящий ко второй речи Исократа к Никоклесу и нашедший в Византии таких адептов, как Синесий Киренский, Агапит, Псевдо-Василий I, Кекавмен, Феофилакт Охридский, Алексей I Комнин, Никифор Влеммид, Фома Магистр, Феодор II Ласкарис, Мануил II Палеолог, Димитрий Хрисолора и многие другие, – в которых авторы, выражая свой политический идеал в форме биографии или очерка деятельности какого-либо суверена, причем неважно, историческая ли эта личность или выдуманная, допускали риторическое преувеличение, идеализацию своих героев. 43 Сам Бек продемонстрировал нам, как из обычных нарративных исторических источников можно вычленять и собирать по крупицам данные о публичном правосознании, народном суверенитете, проявления которого существовали помимо Kaiseridee и в скрытом соревновании с ней, ставя всякий раз под вопрос любую попытку придать общезначимый характер императорскому «государство – это я». Показательна в этом отношении позиция историка XII в. Иоанна Зонары: он объявил действия императора Романа IV Диогена, раздававшего ссуды должникам с целью привлечения к себе сторонников, незаконными, так как казна, из которой выплачивались денежные суммы, принадлежала не императору, но государству, и критиковал императора Алексея I Комнина за то, что тот «вел государственные дела так, как если бы это были его частные дела, т. |
| В настоящее время в обители четыре храма: соборный Вознесенский, в честь Тихвинской иконы Богоматери, Успенский и Одигитриевский. В обители, кроме церквей, есть еще две часовни; одна из них достроена над склепом архимандрита Синесия. Управляет обителью с 1883 года викарный епископ киренский, а за отсутствием его – наместник – архимандрит. Михаило-Архангельский скит при Иркутском Вознесенско-Иннокентиевском монастыре. Скит расположен в 2 верстах от своей обители, при станции Сибирской жел. дороги «Иннокентьевская». В нем один храм, в честь собора архангела Михаила. Киренский Троицкий монастырь в Киренске. Обитель эта расположена в самом городе, при впадении речки Киренги в реку Лену. От Иркутска Киренск отстоит на 1028 верст. Основан монастырь по просьбе горожан иеромонахом Гермогеном. С 1886 года он состоит во 2-ом классе. Храмов в обители три: 1) каменный двухэтажный, вверху во имя Св. Иоанна Предтечи, а внизу – во имя Св. Троицы, с приделом во имя Св. Иннокентия Иркутского; 2) двухэтажный, деревянный, внизу во имя Св. Николая Чудотворца и 3) во имя Алексия, человека Божия. Святыней обители является местночтимый Нерукотворный образ Спаса, принесенный сюда строителем обители Гермогеном из Абазинского острога, после взятая последнего китайцами. Управляет братией монастыря архимандрит. Князе-Владимирский монастырь близ Иркутска. В 3-х верстах от г. Иркутска, около слободки Каштак, красуется уединенно Князе-Владимирский монастырь и церковно-учительская семинария при нем. В 1903 г., по указу Св. Синода, в Иркутске при Князе-Владимирской церкви, построенной купцом Василем Андреевичем Литвинцевым, согласно воле строителя, оставившего особый капитал, был учрежден мужской общежительный монастырь, получивший наименование Князе-Владимирского. Церковь была построена очень недавно, а до нее здесь стоял густой бор. Место это было совершенно глухое. Оно составляло имение иркутского купца В.А.Литвинцева, в душе которого возникла святая мысль, – здесь, на окраине города, создать просветительный центр с монастырем и школой. Исполняя это свое намерение, покойный ныне строитель воздвиг сначала прекрасный, большой, трехпридельный храм, а потом здания для школы и монастырского корпуса и ограду вокруг обители, обеспечив безбедное существование последней, а также и школы, процентами с неприкосновенного капитала и обязать обитель содержать богадельню. Так возник Князе-Владимирский монастырь. В 1906 г. была освящена церковь , находящаяся в нижнем этаже Князе-Владимирского храма; церковь эта устроена на средства покойной сестры В.А.Литвинцева во имя Св. мчц. Агриппины. Верхняя же церковь имеет три престола: главный – во имя Св. равноап. кн. Владимира, правый придел – в честь иконы Пресвятой Богородиды «Споручница грешных», и левый – во имя Св. Андрея Критского и Св. мчц. Ирины. Управляет обителью игумен. |
|
|
