| Регина Петровна это поняла. Но ей хотелось, чтобы такой день закончился мирно. Она предложила спеть. Какой же праздник без песни? Братья сразу согласились. Лихо завели: Сижу, сижу в тоске и вспоминаю я, А слезы катятся из глаз моих, А слезы катятся, братишка, потихонечку По исхудалому лицу… Но Регина Петровна махнула рукой, будто отодвинула их вместе с песней. Она запела свое. Ехали казаки с ярмарки до дому, Пидманули Галю, забрали с собою, Ой ты, Галю, Галю молодую, Пидманули Галю, увезли с со-бою… Тут откашлялся Демьян, прочистил горло и вдруг вступил, да так пронзительно, тонко, высоко, что у братьев дух захватило: Едем, Галю, с нами, с нами, казаками, Краше тобе буде, чем родная хатаа… И Кузьменыши, и Регина Петровна радостно подхватили: Ой ты, Галю, Галю молодую, Пидманулн Галю, увезли с со-бою! А лысый Демьян куда-то ушел и вернулся с балалайкой. Балалайка была непривычная, таких не видели прежде братья, с длинной-предлинной ручкой. — В избе нашел, — похвалился Демьян и потрынькал на трех струнах. — Чечня развлекалась, а звала, говорят, деревянной гармонью… Темные люди и есть! Какая же она гармонь, если она балалайка! Тонкий струмент! К ней особенность нужна! Пьяно усмехаясь, он снова провел по струнам, извлекая туповатые короткие звуки, и вдруг ударил всей ладонью и, закатив глаза вверх, высоким голосом запел: За рекой на горе Лес зеленый шумит; Над горой, над рекой Хуторочек стоит, В том лесу соловей Громко песни поет, Молодая вдова В хуторочке живет… Пропел, сделал паузу и посмотрел на Регину Петровну. И снова пьяно усмехнулся. Глаза его блестели. Демьян пел вроде бы негромко, но лихо у него это выходило. Он будто пел про Регину Петровну, про себя и про этот их домик, куда он, будто в хуторок, приехал погостить… Кузьменыши от зависти приподнимались на цыпочки, шеи вытягивали, стараясь заглянуть Демьяну в рот… Так сильно, так гладко управлял он своим красивым голосом. И чеченская балалаечка с тремя струнами играла-переливалась на русский манер под его рукой. Вот чудно-то! |
| — Вывозили? То есть как вывозили? — спросила Регина Петровна, вдруг побледнев. — Живых, надеюсь? — Всяких! — отмахнулся Демьян. — Я вчерась не хотел говорить, не к чему было. Так, думаю, с ними покончили — жисть станет спокойнея… Регина Петровна насупилась. — Вы так, простите, будто радуетесь… — А что мне плакать! — взвился вдруг он. — Лучше мы их, чем они нас! Иль тебе, прости, по-другому хотелось? Мало страху тебе задали? Регина Петровна покачала головой, посмотрела на ребят. — Мне-то уж ничего не хочется. Но зачем же убийства-то? — Видать, по-другому не могут. Гитлеру продались! Из довоенного прокурора генералом своим сделал! У них резать русских — это национальная болесть такая! — А если вас станут из дому выселять? — спросила тихо Регина Петровна. — Дык мене выселяли, — усмехнулся вдруг будто легкомысленно Демьян. Но вряд ли было ему смешно. — За лошадь, шашнадцать лет было. В кулаки записали. Ничево. Отдал. Сказал: спасибо. Без нее легче стало. Вот, на колхозной езжу… Зато живой! — Не знаю… Мы не о том говорим, — вздохнула Регина Петровна. — А вы просто на войне ожесточились. Все ожесточились. Оттого и страшно… Так вы поберегите, пожалуйста… Слышите? Демьян отвернулся, чмокнул лошади. Братья сидели обнявшись, свесив ноги с телеги, и смотрели на Регину Петровну. — Я завтра к обедуу приедуу! — крикнула она вслед и помахала рукой. Братья разноголосно откликнулись: «Ла-но!” А Демьян не отвечал и не оглянулся. Будто его уже это и не касалось. Он правил, поглядывая на дорогу из-под козырька,и молчал. Всю дорогу промолчал. Братья догадались сразу, отчего молчит: ему от ворот поворот сделали! Хоть он и поет мирово, но не жених! Ясно! И когда зашли братья в кукурузу, за обочину, по нужде, Колька так и сказал: — Бортанула она его… Лысого! — А мне жалко, — отвечал Сашка. — Поет он мирово! — А нас директор не бортанет сегодня? — перевел Колька разговор на другое. — Письмо-то при нем! — Забыл небось… Там не до нас! — Главное, заначку забрать, — сказал Колька. — Я считаю, что нужно драпать. |
| Профессиональные союзы, проводя во всей своей работе марксистскую точку зрения, должны относиться с полной терпимостью и тактом к религиозным убеждениям своих членов и не отталкивать их от союза оскорбляя их религиозные чувства необдуманными бестактными выступлениями. ВЦСПС убежден, товарищи, что профессиональные организации и их руководители отнесутся к настоящему письму с величайшим вниманием и, идя указанным путем, найдут методы действительной борьбы с религиозными суевериями своих членов, не освободившихся еще от духовного наследия прошлого, не оскорбляя их религиозного чувства и не отталкивая от союза, так как только при условии внимательного отношения к ним, поднимая их постепенно, но настойчиво, на высший культурный уровень, профессиональные союзы выполняют свою великую задачу школы коммунизма, не ослабляя и не расстраивая рядов профессионального движения. С товарищеским приветом Председатель ВЦСПС – М. Томский. Зав. кулътотделом, член президиума ВЦСПС – Ф. Сенюшкин”. (Церковная жизнь, Владимир, 1924, No 1, с. 12. Ссылки на газету “Труд” за июнь 1923 года.) Впрочем, “методы действительной борьбы с религиозным суеверием” очень мало отличались от методов, осужденных ВЦСПС. В это время в газете “Беднота” и затем в газете “Правда”, печатается пресловутая поэма Демьяна Бедного “Евангелие без изъяна апостола Дамиана”. Это грязное произведение продажного писаки было затем отпечатано отдельной книгой и широко распространялось по всей России. Эта “поэма”, беспомощная и злобная, пыталась доказать, что Христос был нравственно нечистоплотной личностью. Мало известное религиозным людям, которые не интересовались “творчеством” Демьяна Бедного, это произведение вызвало негодование в тогдашних литературных кругах. Для настроения тогдашней интеллигенции характерен “Ответ на Евангелие Демьяна Бедного, принадлежащий перу неверующего автора и приписывавшийся Сергею Есенину. Этот “ответ” начал ходить по рукам сразу же после появления “Евангелия без изъяна”, проник в самые широкие массы и стал более популярен, чем само “произведение” Демьяна Бедного. |
| В зале снова раздались одобряющие голоса. — Ну и мудрый старик! — Ай да Лукич, ай да молодец! Совсем замотал этих агитаторов! А Демьян Лукич все выпытывал у Матюхина: — Скажи, глаза разумно устроены? Матюхину показалось, что Демьян Лукич издевается над ним. — Ну, конечно, — с раздражением ответил он. — Кто этого не знает! Разумное устройство глаза поражает всех ученых. — А для чего они так устроены? Этот вопрос тоже показался Матюхину насмешкой. Он даже не выдержал своего обычного вежливого тона. — Да что вы глупости спрашиваете? Говорите дело! — А сам подумал: не расставляет ли этот дед еще каких-нибудь сетей? Но все же ответил: — Всякий знает, даже ребенок, что глаза созданы, чтобы смотреть. — Правильно, — сказал Демьян Лукич одобряюще, словно учитель похвалил ученика за удачный ответ. — Тогда скажи вот что: Тот, Кто создал глаза, знал, для чего они нужны? — Надо полагать, знал. Но… — спохватился Матюхин, да было уже поздно. — Правильно! — опять одобрил его Демьян Лукич. — Но этот Создатель глаз — разумное Существо, зрячее или слепое? Разумное существо — Творец Да, Матюхин действительно попал в сети, выбраться из которых было очень трудно. После того, как он, хотя и помимо своего желания, сказал, что Существо, создавшее глаза, знало, для чего их создает, назвать это Существо слепой природой было немыслимо. Тот, кто знает, что он делает и для чего делает, конечно, имеет разум. Стало быть, это Существо разумное и сознательное. Вопрос Демьяна Лукича был так ясен, так убедительно обоснован, что ответить на него можно было только откровенным признанием, что Существо, создавшее глаза, — разумное, сознательное, всевидящее. И Матюхин вынужден был дать именно такой ответ. — Да, — сказал он, — глаза созданы разумной, сознательной силой. — А человек может создать глаз? Живой, зрячий? — Наука пока не дошла до этого, но когда-нибудь наверняка будет создавать. Ведь глаз — это своего рода фотографический аппарат, он так же отпечатывает в себе окружающий мир. — Так кто же разумнее: наука, которая до сих пор не только не может создать глаз, но и в готовом не очень-то разбирается, или то Существо, Которое этот удивительный аппарат создало? Тот, Кто все видит, дает зрение. Тот, Кто все слышит, дает слух… Колебания Матюхина |
| — И все-таки наука достигла многого, — никак не хотел сдаваться Матюхин. — Сейчас, к примеру, целые институты работают над созданием искусственных продуктов. Слыхали, может, что есть уже искусственная черная икра? — Слыхали! — отмахнулся Демьян Лукич. — Так эту икру можно еще на хлеб намазать с горем пополам, а рыбка, скажи, из нее выведется? — Нет, конечно, — улыбнулся Матюхин. — Можно сделать и зерно искусственное, намолоть и испечь хлеб, но кинь такое зерно в землю — оно не прорастет. Почему? Потому, что в нем нет жизни. Мертвое оно. А жизнь всему дает только Бог! Матюхин молчал. Ему уже не хотелось говорить, что природа создает клетку, он уже сам не верил в эту из пальца высосанную теорию… И все-таки, кто создал клетку? Кто создал этот мир? Ведь он, Матюхин, уже признал: Разумная, Творящая Сила существует, без нее мир и все в нем не могло появиться. Снова сказать об этом? Но ему еще трудно было перестроиться, трудно мыслить по-новому. — Можно сделать искусственное сердце, — горячо говорил Демьян Лукич, — но любви в нем не будет, ее никто никогда не сделает. Может, создадут даже искусственный мозг, но он не будет мыслить. Получится только мертвая бездушная материя. А живой, мыслящей она может стать только силою Духа Божия. — Демьян Лукич помолчал, потом добавил с усмешкой: — У вас с вашей химией и люди стали какие-то синтетические. Сухие, будто сухари. Матюхин ухмыльнулся. Видно было, что в душе его борются противоречивые чувства. «Да, — думал он, — ХХй век — это век атома, радиоэлектроники, радиоактивной техники, биохимии… Но может ли наука соревноваться с Тем, Кто создал этот мир? Наука не создала даже атома, а Он сотворил многие миллионы галактик… Наука бессильна изменить чередование дня и ночи, времен года, она не может вырастить без семени ни одного растения. И… да, этот старик прав, ей никогда не создать ни пчелки, ни птицы!» — Вот так-то, — проговорил Демьян Лукич. — А теперь скажи, ведь ты так и не ответил: кто создал первую клетку? — Утверждают, что она возникла сама собой и сама себя строит, — нехотя произнес Матюхин. |
| Этого оказалось довольно. У половцев под малахаями зашевелились волосы. Сотни глоток подхватили: " Демьян здесь! " Не помня себя, степняки стали бросать не только добычу, но и оружие, пускаясь наутек. Пришлось и Глебовой дружине поворачивать коней. Тем более, что из ворот уже высыпали переяславцы, а впереди всех сам молодой Изяславич - на белом коне. Ярило, оторвавшись от мглистого окоема, осветил картину погони, растянувшейся полями на северо-восток - черниговкому рубежу. Впереди белой птицей стлался в карьере угорский конь Мстислава. Над головой княжича трепетал на ветру разящий Архангел на золотистом шелке. Княжеское корзно багряными крыльями вилось-реяло за плечами. Следом с тяжким топотом шел рослый вороной аргамак Демьяна. Следом поспевали остальные, рубя и стреляя отстающих врагов. Так мчались они, " секучи люди яко траву " , пока не достигли непроходимого болота у пограничного городка Носова, через которое пролегала лишь узкая гать. Здесь Глебовы оружники, чтобы спасти князя и свою честь, осадили коней, выстраиваясь в боевую линию и пропуская дальше тех, кто не был отягощен благородством происхождения и долгом службы. Яростной была последняя схватка. Многих здесь положил Демьян - в том числе храброго Волослава, но от суздальских мечей в руках потомков варягов и сам не уберегся. Тяжко израненный, едва доехал старый витязь до Переяславля, уложенный на носилки меж двух иноходцев. Княжич велел внести его в свою горницу, ухаживал как за родным. Еще вчера вечером, узнав от стражи о появлении в городе знаменитого воина, он послал к нему отрока с приглашением в гости, надеясь при встрече расспросить его о давних временах, о прадеде Мономахе и о многом еще. Куденевич обещал прийти в назначенный час, и вот теперь не до расспросов. Мстислав в отчаянии утешал умирающего: " Мы еще с тобой повоюем " , забыв о Демьяновом обыкновении, звал к себе в дружину воеводой. Витязь, в одночасье превратившийся в немощного старика, грустно улыбнулся одними глазами. Прошептал еле слышно: " Княже, мне теперь разве к архистратигу Михаилу в дружину проситься. Если возьмут... " . В наступившем молчании людям, обступившим постель умирающего, казалось, что они чувствуют, как жизнь оставляет это, еще недавно бывшее могучим тело. Вот задышал Демьян порывисто, сжал княжичу руку: |
| Все внимательно следили за рассуждением Матюхина. — Знаете, как ничтожно мала зародышевая клеточка человека? И в ней уже есть человек со всеми своими членами и органами, со всеми чувствами, способностями, талантами, с наследственными чертами своего племени и рода!.. Нужно еще знать, что зародышевая клетка состоит из множества соединений — молекул, и все они занимают определенное место, все нужны для постройки человеческого организма. — А из какого материала состоят те клетки? — Из разного. В живые клетки организма входят углерод, кислород, водород, азот, сера, фосфор, хлор, калий, магний, железо, сахар, крахмал и другие элементы. Клетка — это чрезвычайно сложное соединение. — Боже мой, как все это дивно! — воскликнул Демьян Лукич. — Значит, каждая клетка — все равно что дом, чудесный дом, построенный из разных материалов! — Совершенно верно! С той только разницей, что клетка сложнее, замысловатее самого великолепного дворца. — Так Кто же строит такие чудесные клеточки? Кто их Архитектор? Кто Строитель? Кто вдохнул в них жизнь? — допытывался Демьян Лукич. Кто создал клетку? — Ученые много и успешно работают в этой области, — опять ответил Матюхин привычной фразой. — Биология шагнула далеко вперед: давно уже выяснено строение зародышевой клетки, ее состав и способ деления. Это очень сложный процесс… — Так это ты о готовой клетке говоришь, — прервал его Демьян Лукич, — а я тебя спрашиваю: может ли человек создать клетку заново? — Попытки в этой области пока ни к чему не привели, — признал Матюхин. — Один ученый даже заявил, что создать клетку так же трудно, как живую лошадь. Однако, ученым удалось получить искусственным образом белок, основное органическое вещество. Это очень важное открытие… — Но я думаю, этому белку до живой клетки, как земле до неба, — опять перебил Матюхина Демьян Лукич. — Читал я, что есть лаборатория, ученые в ней трудятся, чтобы создать клетку из химических элементов, и, если им удастся, будет событие мирового значения… Да вот видишь, не удается! Легко сварить кашу, когда под рукой крупа и вода — ты попробуй из ничего ее сварить. А тут под рукой все продукты, все есть, да каша-то не получается… |
| пропищала она тоненьким-претоненьким голоском. У учителя глаза стали вдруг круглыми, как орехи. Он смотрел то на толстушку Рош, то на классный журнал. Наконец, очевидно, смекнув, в чем дело, он покраснел и, махнув рукою Рош, чтобы она садилась, поставил ей крупную единицу... - Стыдно школьничать! - произнес он строго. - Но вы обе на дурном счету, поэтому с вас и взятки гладки, как говорится... Госпожа Прижинцова, потрудитесь прочесть вы " Демьянову уху " , - обратился он к первой ученице класса. Танюша поднялась вся красная со своего места. Ей не хотелось огорчать Яковлева и получать дурную отметку в классном журнале, и в то же время она не смела идти против класса. Слезы стояли у нее на глазах, когда она начала, захлебываясь и волнуясь. Мартышка к старости слаба глазами стала; А у людей она слыхала, Что это зло еще не так большой руки: Лишь стоит завести Очки Очков с... - " Демьянову уху " , " Демьянову уху " прошу читать, а не " Мартышку и очки " ! - закричал не своим голосом учитель. - Да что вы, извести меня поклялись все, что ли? И это вы! Прижинцова! Первая ученица, моя гордость! - произнес он дрожащим от волнения и гнева голосом. - На вас-то уж я надеялся! Ну... да уж... садитесь, - присовокупил Василий Васильевич с горечью; и новая единица прочно воцарилась в клеточке журнала. - Степановская... Рохель... Мордвинова... Шмидт... - сердито вызывал девочек Яковлев, и каждая из них говорила всевозможные басни, только не ту, которую требовал учитель, - не " Демьянову уху " , заданную на сегодня. За черноглазой и черноволосой Сарой Рохель поднялась Жюли и начала, дерзко глядя в самые глаза учителя: Проказница-Мартышка, Осел, Козел, Да косолапый Мишка Затеяли сыграть Квартет. Достали нот, баса... - Молчать! - прервал Жюли грозным голосом учитель и изо всей силы ударил кулаком по столу. И вдруг его глаза встретились с моими. Я увидела столько гнева и в то же время тоски в его обычно добрых глазах, что невольно подалась вперед, желая его утешить. - А-а, - произнес Василий Васильевич, - госпожа Иконина-вторая, про вас я чуть не забыл... Отвечайте басню! |
| Природа неразумна. Природа слепа. – Спаси тебя Господь за твой ответ, – сказал на это Демьян Лукич. – Значит, человек умнее природы? – Ну, конечно! Я же только что сказал. Не только умнее – он подчиняет ее себе, заставляет работать на себя. Человек – властелин природы! – Властелин, говоришь? – Демьян Лукич улыбнулся. – А один мудрый старец сказал: человек, он, мол, как жук. Когда теплый день, солнышко играет, летит он, гордится собой и жужжит: «Все мои леса, все мои луга! Все мои луга, все мои леса!» А как солнце скроется, потянет холодом и загуляет ветер – забудет жук всю свою удаль, прижмется к листу, сидит, дрожит. – Правда, – вздохнул кто-то в зала. – Вот такие мы, люди. – А если человек властелин, – снова обратился Демьян Лукич к Матюхину, – скажи тогда вот что: может ли он, такой умный-разумный, сделать, к примеру, машину, которая говорила бы, как вот мы с тобой? – Не только может, но уже сделал, – улыбнулся Матюхин. – Разве вы не знаете, что уже давно существуют машины говорящие, поющие и даже ходящие – магнитофоны, роботы и так далее? – Я не о таких спрашиваю. Это не сами они говорят, а человек говорит или поет через них. А я спрашиваю: может ли человек сделать умственную машину, чтобы она думала самостоятельно? Поди-ка сюда, Трофимушка, – позвал Лукич внука. Тот подошел. – Видишь этого мальчонку? – Демьян Лукич погладил Трофимушку по голове. – Отец у него глухонемой, а сыночек вышел резвый, разговорчивый, смышленный. Глухота отца не перешла к нему. – Объясни-ка ты нам, Трофимушка, как ты представляешь себе Бога? Трофимушка громко, серьезно ответил: – Бог такой великий, что Его не вмещают небо и земля, и в то же время такой маленький (он показал на свою грудь), что вмещается в моем сердце. Все так и ахнули. Вот это Трофимушка! А Трофимушка и в школе защищал веру в Бога. Учительница внушала детям, что веру выдумали безграмотные, темные люди, которые не могли объяснить различные явления природы. Однажды она велела хором повторять: «Бога нет! Бога нет!» Потом достала маленькую иконку, бросила ее в угол: «А теперь, дети, будем плевать на нее и говорить: «Бога нет!» Все, как попугаи, делали это; только Трофимушка сидел серьезный и молчал. |
| – Ученые много и успешно работают в этой области, – ответил Матюхин привычной фразой. – Биология шагнула далеко вперед: давно уже выяснено строение зародышевой клетки, ее состав и способ деления. Это очень сложный процесс. – Так это ты о готовой клетке говоришь, – прервал его Демьян Лукич, – а я тебя спрашиваю, может ли человек создать клетку заново? – Пока что попытки в этой области ни к чему не привели. Один ученый даже заявил, что создать клетку так же трудно, как живую лошадь. Однако ученым удалось получить искусственным образом белок, основное органическое вещество. Это очень важное открытие. – Но я думаю, этому белку до живой клетки, как земле до неба, – опять перебил Матюхина Демьян Лукич. – Я читал, что есть какая-то лаборатория, ученые там трудятся, чтобы создать клетку из химических элементов. Если им удастся, будет событие мировое. Да вот видишь – не удается! Легко сварить кашу, когда под рукой крупа и вода – ты из ничего попробуй сварить. А тут и продукты все есть, а каша-то не получается. – И все-таки наука достигла многого, – никак не хотел сдаваться Матюхин. – Сейчас, к примеру, целые институты работают над созданием искусственных продуктов. – Слыхали, может, что есть уже искусственная черная икра? – Слыхали, – отмахнулся Демьян Лукич. – Так эту икру можно еще на хлеб намазать с горем пополам, а рыбка из нее выведется? – Нет, конечно, – улыбнулся Матюхин. – Можно сделать и зерно искусственное, намолоть и муку, но кинь такое зерно в землю – оно не прорастет, потому что в нем нет жизни. Жизнь всему дает только Бог! Матюхин молчал. Всем было ясно, что победа будет за Демьяном Лукичом… Да Матюхину и самому больше не хотелось говорить, что природа создает клетку, он уже не верил в эту из пальца высосанную теорию. И все-таки кто создал клетку? Кто создал этот мир? Матюхин мог бы и сейчас назвать Разумную, Творящую Силу, как тогда, когда его вынудил к этому Демьян Лукич своими вопросами о пчелах и глазах. Мгновениями эта мысль, точно молния, озаряла его. Но ему еще трудно было перестроиться и мыслить по-новому. |
|
|
