| Из погребения Кёльнского архиеп. Зигфрида фон Вестербурга (1275-1297) в соборе св. Мартина в Бонне происходит золотой медальон, в оправе которого мелкими изумрудами окружена эмалевая круглая пластина с образом благословляющего Христа (кон. X в., Рейнский краеведческий музей, Бонн; Ornamenta Ecclesiae. 1985. Bd. 3. S. 17. [Kat.] G 13). Иисус Христос, св. воины Феликс и Набор. Фрагмент реликвария Трех волхвов. (сокровищница собора в Кёльне). Ок. 1181–1230 гг. Иисус Христос, св. воины Феликс и Набор. Фрагмент реликвария Трех волхвов. (сокровищница собора в Кёльне). Ок. 1181–1230 гг. Обители К. были известны за пределами города. Бенедиктинский монастырь, посвященный вмч. Пантелеимону (Санкт-Панталеон), был знаменит среди правителей и высшего клира Свящ. Римской империи и других стран. Здесь похоронены Кёльнский архиеп. Бруно, супруга имп. Оттона II имп. Феофано († 991) (Kaiserin Theophanu: Begegnung des Ostens u. Westens um die Wende des ersten Jahrtausends. Köln, 1991. Bd. 1). Вклады в аббатство Санкт-Панталеон делала дочь последнего англосакс. кор. Харальда II Гита, супруга Киевского вел. кн. Владимира (Василия) Всеволодовича Мономаха. Согласно «Похвальному слову вмч. Пантелеимону» (20-е гг. XII в.), составленному и произнесенному на проповеди аббатом Рупертом Дойцским , заступничеству святого она приписывала выздоровление своего старшего сына кн. Мстислава Новгородского; день ее смерти был внесен в синодик монастыря (Др. Русь в свете зарубежных источников/Ред.: Е. А. Мельникова. М., 1999. С. 262, 370-371). В XII в. К. был крупным центром ювелирного искусства, продолжая традиции, процветавшие в районе рек Маас и Рейн. В его мастерских во 2-й пол. XII в. были созданы произведения высокого художественного качества в техниках чеканки и эмали: рака св. Этерия (ок. 1170, ц. св. Урсулы, Кёльн), алтарь из ц. св. Урсулы (ок. 1170, Музей Шнютгена, Кёльн), раки св. Маврина (ок. 1170, ризница ц. вмч. Пантелеимона, Кёльн) и св. Гериберта (ок. 1160-1170, Дойц, ц. Санкт-Хериберт) (Ornamenta Ecclesiae. |
| Св. Адальберт , монах из обители М., был послан на Русь для проповеди христианства (961); впосл. он стал аббатом монастыря Вайсенбург, а в 968 г. занял архиепископскую кафедру в Магдебурге. По просьбе Оттона I мон. Сандрат совершил визитацию аббатства Санкт-Галлен (972) и впосл. возглавил монастыри Вайсенбург и Элльванген. В 975 г. св. Вольфганг , еп. Регенсбургский, назначил св. Рамвольда из мон-ря М. аббатом мон-ря св. Эммерама в Регенсбурге. По указанию Оттона I насельники аббатства М. реформировали мон-рь Эхтернах; при основании мон-ря св. Пантелеимона (Санкт-Панталеон) в Кёльне архиеп. св. Бруно пригласил монахов из обители М. При аббате Огоне на месте древней базилики началось возведение монастырской ц. св. Иоанна, освящение к-рой состоялось в 942 г. Это был 3-нефный храм в стиле оттоновской архитектуры (известен гл. обр. по рисункам и планам XVII в.; сохр. часть сев.-вост. стены). Нефы длиной ок. 75 м с зап. и вост. сторон завершались 3 апсидами. Над окончаниями боковых нефов находились капеллы 2-го яруса, подобные капеллам в ц. св. Михаила в Хильдесхайме (1010-1033). На углах здания возвышались прямоугольные лестничные башни, над вестверком - массивная круглая башня (облик зап. фасада известен по гравюре 1512 г.). Перед входом в церковь располагался атриум, окруженный арочной галереей (ок. 25×30 м), к северу от храма - клуатр и помещения для монахов. Каролингская крипта, в основе к-рой был мавзолей IV в., оказалась снаружи храма и была перестроена в 2-этажное полуподземное сооружение с 5 небольшими ораториями: Пресв. Девы Марии, святых Каллиста, Маврикия, Себастиана и св. дев на нижнем ярусе и 3-нефной капеллой Спасителя и святых Сикста и Бенедикта на 2-м этаже. Саркофаги с мощами святых М., Агриция и Ницетия установили в новой небольшой крипте (confessio) под вост. хором церкви. Перенесение мощей возглавили Руотберт, архиеп. Трирский, и Адальберон I, еп. Мецский, в присутствии аббатов мон-рей Горце и Сент-Юбер, св. Мартина в Трире, Сент-Эвр в Туле и Сент-Арнуль в Меце (13 окт. |
| Шпринга) в ц. во имя Маврикия во Фрайбурге, а также на процессионной статуе М. из ризницы церкви в Русвиле (кантон Люцерн). Крест на щите может быть дополнен 4 литерами А, размещенными между балками креста, как, напр., на гербе, украшающем знамя и щит статуи М. в ц. Санкт-Панталеон в Кёльне. С иерусалимским крестом на хоругви-знамени М. представлен на створке складня-ретабло Мастера св. Родни (heilige Sippe) (Музей Боде, Берлин). М. являлся небесным покровителем кор. Рене Анжуйского (1409-1480). Миниатюра с фигурой святого включена в декорацию пергаменной рукописи «Страдание святого Маврикия и его соратников» (Paris. Bibl. de l " Arsenal. MS 940. Fol. 34 v, ок. 1453 г.), созданной в Венеции для подношения королю как основателю 2-го ордена Полумесяца (с 1448): святой - молодой безбородый воин, в изображении его доспехов, в духе раннего итал. Возрождения сочетаются детали как средневековые, так и антикизирующие, напр., шлем с накладками в виде крыльев. В качестве одного из покровителей кор. Рене М. фигурирует и на левой створке алтаря-складня «Неопалимая Купина», написанного для королевской капеллы-усыпальницы в кармелитской церкви в г. Экс-ан-Прованс (ок. 1476, мастер Н. Фроман, ныне в соборе Спасителя, г. Экс-ан-Прованс): средовек с темными усами и короткой окладистой бородой, полностью закован в доспехи самой драгоценной отделки и с фантастическими деталями (наплечники спиралевидной формы). Как личный, семейный покровитель М. представлен на фреске XIV-XV вв. рядом с капеллой семьи Моро в соборе Любека, а также на портрете Ф. де Шатобриана (1500, Ж. Эй, Музей и галерея искусств, Глазго). Очевидно, под влиянием лингвистического фактора (старонем. «mor» переводится как «мавр») с XIII в. М. изображают с африкан. типом лица: темная кожа, толстые губы, короткий и сплющенный нос - статуя М. в воинских доспехах в соборе Магдебурга (40-50-е гг. XIII в.), на фреске С. Мартини в ц. Сан-Франческо в Ассизи (1322-1326), на иконе-портрете из убранства капеллы Св. Креста замка Карлштейн близ Праги (ок. |
| Однако влияние иезуитов продолжало сказываться в высших кругах российского общества. Так, в 1818 г. в католичество перешла княгиня Александра Петровна Голицына (1774–1842), дочь сенатора генерала П.С.Протасова. Всё это побудило Александра I к решительным мерам; в 1820 г. деятельность «Общества» на территории России была эапрещена. Пушкинская эпоха Первым приором, после возвращения собора св. Екатерины доминиканцам в 1816 году, стал Юстин Сокульский. В 1825 г. его сменил Демиан Иоджевич; позже приорами были: Доминик Лукашевич, Панталеон Юзефович, Максимилиан Станевский, Доминик Стацевич, Якуб Шкиллондж и вновь Доминик Лукашевич. 881 В один из дней 1828 г. в соборе св. Екатерины было особенно празднично. Здесь при большом стечении народа венчался Л.П. Витгештейн , сын знаменитого фельдмаршала, «спасителя града Петрова», как его называли современники. На свадьбе присутствовали многие из его друзей – А.С. Пушкин, А.С. Грибоедов, И.И. Козлов, П.А. Вяземский, В.А. Жуковский, братья Брюлловы, А.О. Смирнова-Россет и другие выдающиеся деятели русской литературы и искусства. Венчался же Лев Петрович с молодой петербурженкой – Стефанией Радзивилл, которую не раз воспевали в своих стихах Пушкин и Козлов. 882 В эти годы внутреннее убранстве собора поражало своим великолепием. Цветные витражи, мозаичный пол, художественная лепка по стенам, картины на библейские темы – вся эта обстановка создавала у молящихся праздничное настроение. Гордостью храма был превосходный орган, изготовленный по специальному заказу немецкими мастерами . В 1832 г., в пятидесятилетний юбилей костела был произведен капитальный ремонт органа, считавшегося «одним из лучших в Европе». Из органистов, игравших на этом инструменте, укажем Петра Куцего (1832–1840) и «прусских подданных» Эдуарда Мейера (1849) и Рудольфа Бока (1852–1855). Текущее обслуживание органа производил специальный настройщик. В 1866 г. инструмент был капитально реконструирован и расширен до трех мануалов, «44 звучных регистров и 6 подлежащих за 5795 рублей с добавлением из старого органа 6-ти мехов, 4 деревянных и нескольких свинцовых регистров стоимостью свыше 1160 рублей». 883 Собор св. Екатерины в 1840–1930-е гг. |
| П.В. Долгоруков Графы и дворяне Соболевские В Польше есть две фамилии имени Соболевских (Sobolewski): одни герба Лада, другие герба Слеповрон. 1) Соболевские герба Лада (Lada): в красном поле серебряная подкова, шипами вниз; на ней золотой крест. С каждого бока подковы по серебряной стреле, вниз остриём. Внизу подковы две отломанные серебряные косы, остриём одна к другой. На щите дворянские: шлем и корона, из коей выходит вправо обращённый лев, с дворянскою короною на голове, и в левой лапе держит подъятый меч. Намет голубой и красный, подложенный серебром. Из этой старинной фамилии Павел Соболевский был нунцием на сейме 1654 года, а Самуил Соболевский, ещё в XVI веке, из люблинского воеводства переселился в Литву, где у него были: сын Павел, и внук Фабиан, со славою служившие под именем Стефана Батория. 2) Соболевские герба Слеповрон (описание этого герба см. в статье о графах Красинских). КОЛЕНО I: Николай Соболевский, жил в шестнадцатом веке КОЛЕНО II: Симон Соболевский КОЛЕНО III: Матвей Станислав Соломон КОЛЕНО IV: Феликс Войцех Ваврженец Станислав, женат на Марианне Мрочек Войцех Станислав КОЛЕНО V: Стефан Стефан Николай, женат на Анастасие Стеблецкой Ян, женат на Гансовской Матвей Валентин, женат на Терезие Выбраковской Лаврентий Никодим, иезуит Панталеон Антоний Себастиан КОЛЕНО VI: Михаил Марианна, за Добровским Ваврженец, женат на Анне Бельжецкой Фелициан Лудвиг Геласий Казимир Михаил Станислав, подкоморий варшавский; женат на Монике Гансеровской Войцех Михаил Станислав Войцех Станислав Андрей КОЛЕНО VII: Доминик Матвей, кастелян варшавский и кавалер белого орла; женат на Эвве Шидловской Валентин, кастелян черский и кавалер белого орла; женат на Кунигунде Новицкой Терезия, за Иосифом Млоцким КОЛЕНО VIII: Граф Валентин, председатель административного совета в Царствт Польском; кавалер святого Владимира 1 степени и белого орла; женат на Изабелле Ивановне Грабовской Марианна, за литовским напольным гетманом Забеллою Терезия † 1790, за литовским подкоморием Гутаковским Граф Игнатий, министр полиции в герцогстве Варшавском, потом министр-статс-секретарь Царства Польского, кавалер белого орла Стефан Матвей Марианна, за Юрием Забеллою КОЛЕНО IX: Графиня Александра Валентиновна, за графом Иосифом Антоновичем Квилецким Граф Иосиф Игнатьевич, российский каммергер Валентин Соболевский 66) и Игнатий 67) возведены были в Графское достоинство Царства Польского Императором Александром I. Нам неизвестно, из какой именно фамилии происходил умерший, в 1847 году, генерал-лейтенант Степан Герасимович Соболевский? Читать далее Источник: Российская родословная книга, издаваемая князем Петром Долгоруковым : в 4-х частях. - Санкт-Петербург : Тип. Карла Вингебера, 1854-1857./Ч. 1. - 1854 (на обл. 1855). - 350 с.; Ч. 2. - 1855. - 327 c.; Ч. 3. - 1856. - 523 c.; Ч. 4. - 1857. - 482 с. Поделиться ссылкой на выделенное |
| – Я жду его каждую минуту – да вот он сам и идет, – прибавил Санин, глянув на улицу. Панталеоне встал, посмотрел на чаны, поправил свой кок и поспешно засунул в башмак болтавшуюся из-под панталон тесемку. Молодой подпоручик вошел, все такой же красный и смущенный. Санин представил секундантов друг другу. – Monsieur Richter, souslieutenant! – Monsieur Zippatola, armisme! Подпоручик слегка изумился при виде старика… О, что бы он сказал, если б кто шепнул ему в это мгновение, что представленный ему «артист» зананимается также и поваренным искусством!.. Но Панталеоне принял такой вид, как будто участвовать в устройстве поединков было для него самым обычным делом: вероятно, ему в этом случае помогали воспоминания его театральной карьеры – и он разыгрывал роль секунданта именно как роль. И он и подпоручик, оба помолчали немного. – Что ж? Приступим! – первый промолвил Панталеоне, играя сердоликовой печаткой. – Приступим, – ответил подпоручик, – но… присутствие одного из противников… – Я вас немедленно оставлю, господа, – воскликнул Санин, поклонился, вышел в спальню – и запер за собою дверь. – Он бросился на кровать – и принялся думать о Джемме… но разговор секундантов проникал к нему сквозь закрытую дверь. Он происходил на французском языке; оба коверкали его нещадно, каждый на свой лад. Панталеоне опять упомянул о драгунах в Падуе, о принчипе Тарбуска – подпоручик об «exghizes lecherez» и о «goups a l’amiaple». Но старик и слышать не хотел ни о каких exghizes! К ужасу Санина, он вдруг nycmuлcz толковать своему собеседнику о некоторой юной невинной девице, один мизинец которой стоит больше, чем все офицеры мира… (oune zeune damigella innoucenta, qu’a ella sola dans soun peti doa vale piu que toutt le zouffissie del mondo!) и несколько раз с жаром повторил: «Это стыд! это стыд!» (Е ouna onta, ouna onta!) Поручик сперва не возражал ему, но потом в голосе молодого человека послышалась гневная дрожь, и он заметил, что пришел не затем, чтобы выслушивать моральные сентенции… – В вашем возрасте всегда полезно выслушивать справедливые речи! – воскликнул Панталеоне. |
| Панталеоне дрогнул и так высоко поднял брови, что они скрылись у него под нависшими волосами. – Вы непременно должны драться? – проговорил он наконец по – итальянски; до того мгновения он изъяснялся по-французски. – Непременно. Иначе поступить – значило бы опозорить себя навсегда. – Гм. Если я не соглашусь пойти к вам в секунданты, – то вы будете искать другого? – Буду… непременно. Панталеоне потупился. – Но позвольте вас спросить, синьор де-Цанини, не бросит ли ваш поединок некоторую неблаговидную тень на репутацию одной персоны? – Не полагаю; но как бы то ни было – делать нечего! – Гм. – Панталеоне совсем ушел в свой галстук. – Ну, а тот феррофлукто Клуберио, что же он? – воскликнул он вдруг и вскинул лицо кверху. – Он? Ничего. – Кэ! (Сне!) – Панталеоне презрительно пожал плечами. – Я должен, во всяком случае, благодарить вас, – произнес он наконец неверным голосом, – что вы и в теперешнем моем уничижении умели признать во мне порядочного человека – un galant uomo! Поступая таким образом, вы сами выказали себя настоящим galant иото. Но я должен обдумать ваше предложение. – Время не терпит, любезный господин Чи… чиппа… – Тола, – подсказал старик. – Я прошу всего один час на размышление. Тут замешана дочь моих благодетелей… И потому я должен, я обязан – подумать!!. Через час… через три четверти часа – вы узнаете мое решение. – Хорошо; я подожду. – А теперь… какой же я дам ответ синьорине Джемме? Санин взял листок бумаги, написал на нем: «Будьте покойны, моя дорогая приятельница, часа через три я приду к вам – и все объяснится. Душевно вас благодарю за участие» – и вручил этот листик Панталеоне. Тот бережно положил его в боковой карман – и, еще раз повторив: «Через час!» – направился было к дверям: но круто повернул назад, подбежал к Санину, схватил его руку – и притиснув ее к своему жабо, подняв глаза к небу, воскликнул: «Благородный юноша! Великое сердце! (Nobil giovannoto! Gran cuore!) – позвольте слабому старцу (a un vecchiotto) пожать вашу мужественную десницу! (la vostra valorosa destra!)». |
| – Я не согласен на примирение, – поспешно проговорил Санин. – И я тоже не согласен, – повторил за ним его противник. – Ну так кричите: раз, два, три! – обратился фон Рихтер к растерявшемуся Панталеоне. Тот немедленно опять нырнул в куст – и уже оттуда прокричал, весь скорчившись, зажмурив глаза и отвернув голову, но во все горло: – Una…due… e tre! Первый выстрелил Санин – и не попал. Пуля его звякнула о дерево. Барон Донгоф выстрелил тотчас вслед за ним – преднамеренно в сторону, на воздух. Наступило напряженное молчание… Никто не трогался с места. Панталеоне слабо охнул. – Прикажете продолжать? – проговорил Донгоф. – Зачем вы выстрелили на воздух? – спросил Санин. – Это не ваше дело. – Вы и во второй раз будете стрелять на воздух? – спросил опять Санин. – Может быть; не знаю. – Позвольте, позвольте, господа… – начал фон Рихтер, – дуэлланты не имеют права говорить между собою. Это совсем не в порядке. – Я отказываюсь от своего выстрела, – промолвил Санин и бросил пистолет на землю. – И я тоже не намерен продолжать дуэль, – воскликнул Донгоф и тоже бросил свой пистолет. – Да сверх того я теперь готов сознаться, что я был не прав – третьего дня. Он помялся на месте – и нерешительно протянул руку вперед. Санин быстро приблизился к нему – и пожал ее. Оба молодых человека с улыбкой поглядели друг на друга – и лица у обоих покрылись краской. – Bravi! bravi! – внезапно, как сумасшедший, загорланил Панталеоне и, хлопая в ладоши, турманом выбежал из-за куста; а доктор, усевшийся в стороне, на срубленном дереве, немедленно встал, вылил воду из кувшина и пошел, лениво переваливаясь, к опушке леса. – Честь удовлетворена – и дуэль кончена! – провозгласил фон Рихтер. – Fuori (фора!) – по старой памяти, еще раз гаркнул Панталеоне. Разменявшись поклонами с гми офицерами и садясь в карету, Санин, правда, ощущал во всем существе своем если не удовольствие, то некоторую легкость, как после выдержанной операции; но и другое чувство зашевелилось в нем, чувство, похожее на стыд… Фальшью, заранее условленной казенщиной, обыкновенной офицерской, студенческой штукой показался ему поединок, в котором он только что разыграл свою роль. Вспомнил он флегматического доктора, вспомнил, как он улыбнулся – то есть сморщил нос, когда увидел его выходившего из лесу чуть не под руку с бароном Донгофом. А потом, когда Панталеоне выплачивал тому же доктору следуемые ему четыре червонца… Эх! нехорошо что-то! |
| Панталеоне, который также участвовал в разговоре (ему, как давнишнему слуге и старому человеку, дозволялось даже сидеть на стуле в присутствии хозяев; итальянцы вообще не строги насчет этикета), – Панталеоне, разумеется, стоял горой за художество. Правду сказать, доводы его были довольно слабы: он больше все толковал о том, что нужно прежде всего обладать d’un certo estro d’ispirazione – неким порывом вдохновенья! Фрау Леноре заметила ему, что и он, конечно, обладал этим «esmro», а между тем… – Я имел врагов, – сумрачно заметил Панталеоне. – Да почему же ты знаешь (итальянцы, как известно, легко «тыкаются»), что у Эмиля врагов не будет, если даже и откроется в нем это «esmro»? – Ну так делайте из него торгаша, – с досадой промолвил Панталеоне, – а Джиован Баттиста так бы не поступил, хотя сам был кондитером! – Джиован Баттиста, муж мой, был человек благоразумный – и если он в молодости увлекался… Но уже старик ничего слышать не хотел – и удалился, еще раз проговорив с укоризной: – А! Джиован Баттиста!… Джемма воскликнула, что если б Эмиль чувствовал себя патриотом и желал посвятить все силы свои освобождению Италии, то, конечно, для такого высокого и священного дела можно пожертвовать обеспеченной будущностью – но не для театра! Тут фрау Леноре пришла в волнение и начала умолять свою дочь не сбивать с толку, по крайней мере, брата и удовольствоваться тем, что она сама такая отчаянная республиканка! Произнесши эти слова, фрау Леноре заохала и стала жаловаться на голову, которая у нее была «готова лопнуть». (Фрау Леноре, из уважения к гостю, говорила с дочерью по-французски.) Джемма тотчас принялась ухаживать за нею, тихонько дула ей на лоб, намочив его сперва одеколоном, тихонько целовала ее щеки, укладывала ей голову в подушки, запрещала ей говорить – и опять ее целовала. Потом, обратившись к Санину, она начала рассказывать ему полушутливым, полутронутым тоном, какая у ней отличная мать и какая она была красавица! «Что я говорю: была! она и теперь – прелесть. Посмотрите, посмотрите; какие у ней глаза!» |
| – Луиза скорей сбегает, а я не могу бегать, – продолжал старичок по-итальянски, поочередно поднимая плоские, подагрические ноги, обутые в высокие башмаки с бантиками, – а я вот воды принес. Своими сухими, корявыми пальцами он стискивал длинное горлышко бутылки. – Но Эмиль пока умрет! – воскликнула девушка и протянула руки к Санину. – О мой господин, о mein Herr! Неужели вы не можете помочь? – Надо ему кровь пустить – это удар, – заметил старичок, носивший имя Панталеоне. Хотя Санин не имел ни малейшего понятия о медицине, однако одно он знал достоверно: с четырнадцатилетними мальчиками ударов не случается. – Это обморок, а не удар, – проговорил он, обратясь к Панталеоне. – Есть у вас щетки? Старичок приподнял свое личико. – Что? – Щетки, щетки, – повторил Санин по-немецки и по-французски. – Щетки, – прибавил он, показывая вид, что чистит себе платье. Старичок, наконец, его понял. – А, щетки! Spazzette! Как не быть щеток! – Давайте их сюда; мы снимем с него сюртук – и станем растирать его. – Хорошо… Вепопе! А воду на голову не надо вылить? – Нет… после; ступайте теперь поскорей за щетками. Панталеоне поставил бутылку на пол, выбежал вон и тотчас вернулся с двумя щетками, одной головной и одной платяной. Курчавый пудель сопровождал его и, усиленно вертя хвостом, с любопытством оглядывал старика, девушку и даже Санина – как бы желая знать, что значила вся эта тревога? Санин проворно снял сюртук с лежавшего мальчика, расстегнул ворот, засучил рукава его рубашки – и, вооружившись щеткой, начал изо всех сил тереть ему грудь и руки. Панталеоне так же усердно тер другой – головной щеткой – по его сапогам и панталонам. Девушка бросилась на колени возле дивана и, схватив обеими руками голову, не мигая ни одной векою, так и впилась в лицо своему брату. Санин сам тер – а сам искоса посматривал на нее. Боже мой! какая же это была красавица! Рекомендуем Самое популярное Библиотека св. отцов и церковных писателей Популярное: Сейчас в разделе 1886 чел. Всего просмотров 69 млн. Всего записей 2586 |
|
|
