| Поэтому, любая религиозная организация называющая себя церковью, но не имеющая преемства священства есть бездарная организация. Пятидесятники как известно стараются обнаружить дар духа в говорение на никому не понятных языках вводя себя в экстаз выдавая его за харизму, адвентисты ждут последнего дождя, в надежде получить дар Святого Духа, который, кстати, никто не отнимал у Церкви. Христос сказал Апостолам: «Примите Духа Святого…пошлю вам Духа истины который наставит вас на всякую истину» ( Ин.20:22, 15:26 ). В этом смысле, «если Писание и все то, что может быть сказано написанными или иными символами, суть различные способы выражать Истину, то Священное Предание – единственный способ воспринимать Истину: «Никто не может назвать (познать) Иисуса Господом, как только Духом Святым» ( 1Кор.12:3 )… Итак, мы можем дать точное определение Преданию, сказав, что оно есть жизнь Духа Святого в Церкви, жизнь сообщающая каждому верующему способность слышать, принимать, познавать Истину в присущем Ей Свете, а не в естественном свете человеческого разума» ( В. Лосский ). Нет не книгу приняли апостолы, а Бога явившегося во плоти. Словами “примите ядите сие есть тело Мое за вас ломимое… сие есть кровь Моя… творите в Мое воспоминание ( Мф. 26:26-28 ), Христос соединяет Себя с апостолами, о которых молится Отцу: “да будут едины как ты во Мне и Я в тебе” ( Ин. 17:21-22 ). Связь, трех Лиц в Троице, это не только единомыслие но и Единосущность. Глава же Церкви — Христос , а она Его тело. Такое единение не может быть воспринято только на познавательном, на рациональном уровне, оно глубоко онтологично т.к. тело человека соединено с головой не только на уровне понимания и осмысления, или истинного толкования, но и реально. Апостол Павел пишет: “Будьте все моими подражателями, братья, и смотрите на тех, которые поступают по тому примеру, какой вы имеете в нас” ( Фил.3:17 ). Где мы сегодня можем видеть преемство и образ апостолов, который они дали “в пример для подражания нам” ( 2Фес. 3:9 )? В Церкви которая имеет апостольское преемство и литургическое единение с Богом в таинствах Церкви в ее евхаристии. Тело и Кровь подаваемая в виде Хлеба и Вина не символы, как думаете вы, а Христос. Он преломил хлеб преподал Апостолам со словами: “Сие есть Тело Мое за вас ломимое.…а также чашу с вином …сие есть Кровь Моя изливаемая за многих во оставлении грехов…творите в мое воспоминание. Если Христос сказал значит верим, что это так и делаем исполняя волю Его. В евхаристии мы видим и веру и дела. “Вера без дел мертва” ( Иак. 2:20 ) А уж без веры могут быть не предсказуемые деяния. То, что это символы согласен. В не Церкви действительно символы. Так как “Бог поругаем не бывает” А в Церкви это таинство и причем “безприкословно, тайна сея велика” ( 2Тим. 3:16 ). Поэтому до тех пор пока мы читаем Библию вне Предания, вне Церкви, без таинств, то глаза у нас закрыты и мы остаемся слепыми. Вспомните Евангельскую историю — Дорога в Эммаус. |
| Символы применяются преимущественно там, где речь идет об основных категориях бытия, о тайнах жизни человеческой души, о грядущих судьбах мира, ибо только через символы люди всех времен и народов, как древние, так и живущие в наше время, а также и те, кто будет жить в далеком будущем, могут воспринять эти великие истины, каждый на своем языке. Естественно, что символ не должен выражать что-либо пошлое или пустое, должен служить для выражения какой-либо великой идеи, для великого и законченного мировоззрения. Будучи знаком и, вместе с тем, более, чем знаком, выражающим какую-либо идею, символ должен являть собой нечто самое для нее характерное, ее направленность, ее цель. Символ должен указывать на какое-либо предстоящее действие или на какой-то образ жизни и, тем самым, являть собой призыв следовать этой идее, этому образу жизни. Будучи призывом, он всегда должен волновать тех, кто созерцает этот символ. В этом смысле символ являет собой некую силу, вызывая в человеке чувства, влекущие к действию. Таково, например, значения креста как символа, о котором говорил Иисус Христос , призывая каждого, кто хочет следовать за Ним, отвергнуть себя, взять свой крест и идти за Ним. Поэтому, как мы знаем из истории, символы всегда имели большую историческую значимость. Они служат известного рода теоретическим выражением учения для общественной жизни. Символ должен быть понятен даже для тех, кто отрицает сущность того, на что он указывает. Так, христианский крест, как символ христианской веры, всегда понятен и для верующих, и для неверующих, ибо указывает на фактическое наличие этой веры и говорит о том, что та действительность, которую он обозначает, является христианской действительностью. Но, будучи выраженным в любой форме – как слово, как знак, как предмет или жест, символ только тогда понятен и ясен, когда он представляется нашему сознанию в общем контексте той действительности, о которой мы говорим. Так, христианский крест может быть понятен именно как символ только при условии, если он существует в общем контексте христианского учения. Без этого пересечение двух прямых линий не будет христианским символом. Встречая такое пересечение линий на каком-либо техническом чертеже, мы не отождествляем его с тем крестом, на котором был распят Христос. |
| Утверждается, что «инициация Рэйки сама дает человеку защиту – в том смысле, что Рэйки – это проявление Божественной Любви и Света, и никакая тьма и зло не могут быть там, где эта Любовь». Так раньше говорила и я на своих семинарах. Но так ли это? Что же представляет собой ритуал инициации, о котором чего только не говорят – им и «открывается возможность практиковать Рэйки», и «очищаются энергетические каналы», и «ставится защита». Как же это происходит? Собственно, все просто: на голове, руках и сердце в определенной последовательности рисуются символы – те самые, о которых уже шла речь ранее. Причем мастерский символ играет роль ключа, как бы открывающего человека, вслед за которым сразу же необходимо рисовать символы, о которых говорилось выше, как бы заполняя это открытое пространство. Принято считать, что по сути в этот момент происходит нечто очень благостное – матер приглашает «великий свет» быть с посвящаемым человеком, именно этот свет и призван исполнять роль защиты. По форме же (ритуал, символы) оказывается, что вся эта защита очень и очень смахивает на что-то ритуальное буддийско-синтоистское. «Облачаться» в такой «костюм» и при этом «укреплять свою связь» с Православием, например, – все равно, что в полном облачении буддийского монаха идти на православное Богослужение. Это, по меньшей мере, странно (как странно и то, что многие даже из мастеров Рэйки упорно продолжают считать Усуи христианским проповедником, хотя на единственной его фотографии мы всегда видели его в одежде буддийского монаха). Форма всё-таки должна отражать содержание, а в традиционной форме ритуала рэйки-инициации ничего о Боге нет, если, конечно, не трактовать ритуал в удобном для себя смысле. Получается, что человек, инициированный в Рэйки, оказывается не только вовлеченным в мир взаимодействия с духами, но и незащищенным от воздействия духов, уводящих человека от Бога. В итоге развитие «внутренней духовности» происходит в том направлении, которое задается прилепившимися к человеку духами. Что касается укрепления связи с выбранным религиозным или иным духовным путем. Рассмотрим возможность «укрепления связи» с Православием. |
| Стремление понять истины веры побуждает представителей антиникейского направления проявлять свою деятельность в составлении многочисленных Символов. Они постоянно стараются передать ясно в слове то, что ускользало от всякого разумения – тайны религии. Этого мало. Составлением новых Символов они хотели поставить в забвение символ Никейский, воззрений которого они не разделяли. По свидетельству Афанасия, вражда к Никейскому символу именно и побуждала арианских вождей изобретать новые формулы вероучения. Они хотели, по его словам, «затмить», «обратить в ничто» (κυρον) догматику, которая утверждена символом Никейским 200 . Такое же намерение приписывает арианам в их составлении Символов и историк Созомен 201 . Взгляд арианствующих на то, позволительно или нет составлять новые Символы, был очень прост. Они не находили необходимости стесняться в этом отношении. По их мнению, как скоро составлен ими хоть один новый Символ, это уполномочивало их составлять ещё и ещё, сколько угодно 202 . Составленные в обществах арианских Символы имели в большинстве случаев ту особенность, что они состояли из изречений, взятых из Священного Писания 203 . Но это, главным образом, потому, что они желали своим Символам дать вид преимущества перед символом Никейским, в который приняты были выражения, не встречающиеся в Писании, например «единосущный». Такую враждебную символу Никейскому тенденцию Афанасий указывает уже в составлении Арием (ς διβολος) Символа, состоящего из изречений Писания 204 . Более ясно и определённо свой оппозиционный характер в отношении к никейскому исповеданию эти Символы высказывают в том, что в них весьма часто подвергаются строгой критике характеристические выражения, принятые отцами никейскими для утверждения учения о Божестве Сына Божия. Таково выражение «единосущный» и другое: «Из существа или сущности Отца». Что касается первого выражения, то оно было решительно отвергаемо на Соборах арианских. Так, на соборе Сирмийском арианском в 357 году выражено явное осуждение на слово «единосущный». |
| Погребения могли быть индивидуальными, в одиночных могилах, выкопанных в земле или вырубленных в скале, глинистом известняке – мергеле, и коллективными, в склепах-гробницах с подземной камерой, вход в которую вел через короткий коридор-дромос и закрывался массивной, тяжелой закладной плитой. В ранних склепах IV – первой половины V вв. стены погребальной камеры украшали живописными фресками на христианские райские сюжеты, символы (павлины – символы Воскресения, голуби – символы Св. Духа, куропатки, чаша для Причастия, виноградная лоза, деревья, плоды, цветы, горящие свечи, имитация мраморной облицовки, лавровых гирлянд, хрисма в венке, иногда с буквами альфа и омега, обозначавшими Бога). Но уже к VI в. подобный декор в гробницах как таковой исчезает и заменяется выбитыми, нарисованными или процарапанными на стенах изображениями креста – символа бессмертия, торжественного знака победы над смертью, веры в Воскресение, в Царствие Небесное. Иногда с крестами соседствовали надписи с именами умерших, цитатами из псалмов, молитвеные воззвания («Господи, помилуй нас и воскреси нас, спящих здесь в правой вере») или эпитафии с просьбой к Иисусу Христу в день суда не вспомнить грехи и помиловать. Такие изображения устанавливали с точки зрения ромеев зону защиты, непреодолимую для демонов. После V в. вещей, погребального инвентрая, особенно в виде посуды, горшков, блюд с штампованными на них крестами, кувшинчиков, миниатюрных стеклянных бальзамариев в гробницах стало все меньше, но, примечательно, такой инвентарь не исчез полностью. К примеру, известны бутылковидные лекифы для масла с изображением лика святого, мученика, выполненного черной и красной красками. Но особенно часто во время раскопок в руки археологов попадает простая бижутерия (бронзовые серьги, кольца, перстни), а также пряжки и пуговицы от одежды и обуви, в которой хоронили покойных. Разумеется, встречались и более богатые могилы, к примеру, девушек-девственниц, так называемых парфен, которым по христианскому обычаю полагалось кроме льняного савания облачать в мафорий – покрывало на голову и другую одежду и украшения, ибо в день Воскресения они должны были предстать как невесты Христовы. |
| Если из-за привязанности к символам возникают одни только внутренние несогласия, если из-за погони за отвлеченными тонкостями ускользают из виду более существенные цели религиозного назидания; то следует ли и отстаивать авторитет символов? Со стороны лютеранства даже логично ли это и последовательно ли? Полагать в символах пределы свободе личных воззрений и верований не значит ли возвращаться к папизму, к тому порядку вещей, который реформация поставила своей задачей уничтожить? Приписав своим символам богодухновенность, не отказались ли богословы совершенно от той задачи, которую хотели преследовать сами и которую завещали им реформаторы? Не следует ли поэтому богословам обратить свои усилия в другую сторону? Не лучше ли будет, если они, оставив междоусобную борьбу из-за привязанности к букве символов, поставят своею целью распространять в народе здравые понятия об основных истинах христианских? Т. о. по вопросу о символах завязалась в лютеранстве жаркая полемика, которая имела впрочем самые жалкие результаты. Вопрос о значении символов был поставлен ясно и прямо, но ответа на него не придумано никакого. С точки зрения лютеранства ничем нельзя было доказать обязательность символов, как неизменной нормы верований. Но нельзя было и отказаться от них, потому что это значило пренебречь теми опасностями, которые имелось в виду устранить, когда устанавливались символы и которые снова стали бы грозить, если бы лютеранство отказалось от общепринятых формул веры. Поэтому символы продолжали сохранять свое значение. А для поддержания их авторитета стали прибегать к соображениям самым странным, которых нельзя иначе назвать как уловкой. Доказывали напр., что для признания лютеранских символов общеобязательными достаточно уже того, что они положены в основу вестфальского религиозного мира, что символы не могут быть изменены или оставлены уже по тому одному, что при заключении мира лютеране приняли на себя обязательство держаться верований, формулированных в аугсбургском исповедании. |
| Он не мог не знать, что и отдельные лица, и вселенские соборы, никогда нисколько не колебались излагать символ веры письменно и делали это, отнюдь не думая нарушать апостольские завещания, который всякому священны так же, как и ему самому. Между тем Руфин не только указываете, как на факт, что символ веры никогда по апостольскому завещанию не писался, но указывает и цель этого, состоявшую будто бы в том, «чтобы чрез письменное изложение не допустить как-нибудь символ веры в руки неверных», как будто бы его собственное изложение не могло также попасть к неверным, или как будто бы еретики, знавшие символ веры в бытность свою членами Церкви, не могли в последствии, по уклонении в ересь, обнародовать его, – как будто бы, наконец, готовившиеся к принятию крещения, которым сообщался символ для изучения за несколько дней до совершения над ними таинства, но за тем оставшиеся в неверии, или после крещения отпавшие от веры, не могли равным образом сделать его общеизвестным. Странные эти речи будут, однако, понятны, если допустить, что, говоря их, Руфин был занят преимущественно представлением обрядов крещения. Дело в том, что при совершении крещения каждый приступавший к крещению, на вопросы совершавшего таинство о вере, должен был отвечать символ веры, передавая его, действительно, отнюдь не по книге, или не по рукописи, а непременно наизусть, и это обыкновенно справедливо могло быть названо апостольским завещанием. Цель такого обыкновения всякому известна и весьма проста; она состоит в том, чтобы каждый христианин знал таким образом сущность своей веры по изложению, отличавшему его не только от неверных, но и от еретиков, и чтобы не было в Церкви людей, которые на вопрос об их вере, подобно неверным, не могли бы без книги, или рукописи, ответить, во что именно они веруют. Имея все это в уме, Руфин увлекся за тем общелюбимым в то время сравнением символа веры с военным паролем и то, что мог сказать об обязанности всякого новокрещаемого – хранить символ веры по апостольскому завещанию в памяти, а не на бумаге, или пергаменте, сказал вообще, применяясь в употреблению военных паролей и не предполагая, конечно, чтобы кто-нибудь после того упрекнул его в несправедливости, или непоследовательности, так как всякому было известно, что во всех других случаях символы веры собирать, сличать и излагать письменно, подобно тому, как делает это и сам Руфин в своем настоящем сочинении, дело не только не противное завещаниям апостольским, но полезное и душеспасительное. |
| В 1701 г. в письме к Лейбницу Буве сообщал о своем желании познакомить с математическими открытиями немецкого философа о связи чисел и творения мира императора Кан–си. Буве уделял большое внимание китайской письменности и полагал, что китайская иероглифика обладает логико–нумерологической структурой, освоение алгоритмов которой значительно упростит для европейцев задачу изучения китайской письменности. К концу 1707 г. Буве разработал собственную сложную схему нумерологии И цзина. Цитируя письмо, написанное ему Лейбницем, Буве заметил, что система нового математического исчисления поможет не только обычному использованию чисел, но и развитию научной теории. Подобно тому как в двоичной системе все числа состоят из комбинаций единицы и нуля, все существа уникально происходят от Бога и ничто. Буве пояснил последнее, указав на геометрическую фигуру, идущую за Великим пределом и соответствующую первому обращению Земли. Первое разделяется надвое, два на четыре и так далее до тех пор, пока не получается число 64, представляющее число гексаграмм в И цзине (письмо к де Майла от 3 декабря 1707 г., см. [ Witek 1982, с. 153]). В 1712 г. Буве составил отчет о своих взглядах для руководства ордена иезуитов. Он пояснил, что естественные символы не отличаются от материальных объектов, выражая невидимые творения Бога. В И цзиш для этого использовался термин ваньсян (десять тысяч образов), обозначающий все символы или образы, происходящие от Всевышнего Творца. Научные символы зависят от рациональных чисел, ибо при создании Неба и земли Творец наделил материальные объекты наук определенными качествами. Но выше всего стоят те нумерологические проявления (rationes numéricas), где изначальная истина скрыта под покровом тайны. В последнем случае под покровом внешнего смысла находится истина христианства. Буве полагал, что традиции китайцев ближе к христианским таинствам, чем взгляды западных язычников Он утверждал, что император одобрил его исследования, в частности его взгляды относительно нумерологических оснований, по которым мир был сотворен в превосходном состоянии. Фуке и опровержение исторической реальности Трех династий Фуке подключился к фигуралистским дискуссиям в 1709 г. Он работал вместе с Буве в Пекине с 1711 по 1720 г., когда жил в столице в резиденции французских иезуитов и работал над составлением географических карт Китая. В 1722 г. Фуке был отозван из Китая в Европу, где окончил свои дни епископом в Святой Конгрегации пропаганды веры, боровшейся с вероучительной неустойчивостью иезуитов. |
| Ибо, своё материальное благополучие, в поте лица своего, человек создаёт себе именно Серпом и Молотом, а не печатанием денежных знаков, распродажей народного добра и биржевыми спекуляциями, как это делается при капитализме, в том числе и в сегодняшней буржуйской России. Если ты собрался каким то там " престолом " уничтожать символы Серпа и Молота по всей России, то начинай это делать с памятника Веры Мухиной в Москве - Рабочему и Колхознице, что перед входом на ВДНХ и заканчивай удалением этих символов со Знамени Победы в ВОВ и со знамён и шевронов наших воинов на Украине, многие из которых, сегодня под этими символами добивают там фашистов и нацистов. Каким " престолом " ты собрался " уничтожать " эти символы? Престолом сатаны? Ты хочешь стереть память у всех людей в России об эпохе СССР, как это сделали сатанисты на Украине, где они сейчас удалили Герб СССР со своей Родины Матери и разместили там бандеровский трезубец? Ты в своём уме? А какими символами ты собрался заменить Серп и Молот? Вместо памятника Рабочему и Колхознице, ты поставишь памятник - буржую и проститутке, с пачками долларов в руках?)) 13. Ответ на 10, Серега с Малой Бронной: Товарищ! Вы, как и я родились, в стране советов. Но в отличие от вас когда, что, зачем, почему и как делать советов никогда и никому не даю. Да, я органически не переношу большевизм ( это генетика, зов крови) и обоснованно считаю, что он и его главные символы молотсерп будет уничтожены ПРЕСТОЛОМ. А Россия вновь вернется на свой исторический и столбовой путь развития, Богом ей предначертанный. Что касаемо защиты боголюбезного Отечества нашего. По достижении предельного возраста, снят с воинского учета. Вместе с тем, обладая отменным физическим здоровьем, коему уделял внимание с младых ногтей, когда труба и Родина-мать позовут, место в строю себе найду. Честь имею! От иже с ним. У Власова и особенно Краснова и в преклонном возрасте было прекрасное здоровье. Позволило дождаться большевицкой виселицы. Это тоже так, не для совета, а для сравнения. |
| Что в разных церквах к первоначальной форме символа веры делались, со времен апостольских и до четвертого века включительно, разного рода добавления, и именно – с целью отстранить ложное толкование символа новопоявлявшимися еретическими учениями, это также не подлежит никакому сомнению. Кроме других указаний, в этом окончательно убеждает нас пример первого вселенского собора, равно как подобный же образ действий местных соборов и даже отдельных лиц в четвертом столетии. Правда, еретики укоряли отцов Никейского собора за сделанное ими прибавление к символу; но не потому, чтобы делать прибавления к нему считалось до той поры делом беспримерным – напротив, они сами требовали и вносили в символ веры еще гораздо более добавлении, чем сколько допущено это отцами собора, – а только в том отношении что сделано отцами собора добавление именно таким словом, какого с всецелою буквальностью нет в Священном Писании, между тем как прежде делавшиеся прибавления выражались будто бы всегда словами Священного Писания . Держась в своем толковании на символ аквилейской формы символа веры, Руфин указывает даже, когда и по какому поводу сделаны в ней некоторый прибавления. Словом сказать, предполагать происхождение всех, сохранившихся до нашего времени, древних форм символа веры от слова до слова в буквальном смысле от самих Апостолов – значило бы допускать такую мысль, какой от начала христианства до наших дней никому на ум не приходило. Но, чтобы в римской форме символа веры , по сравнению с которой Руфин указывал прибавления в аквилейском символе, таких прибавлений не было совершенно, на это нет никакого положительного предания, и это есть уже личное мнение самого Руфина, которое поэтому он доказывает. Он не осмеливается даже прямо сказать, чтобы таких прибавлений в символе церкви города Рима не было, и говорить только, что их не видно (non deprehenditur), то есть, что он не в состоянии их указать; однако в последующих своих словах безусловно допускает предположение, что «при чтении символа новокрещаемыми, по древнему римскому обычаю, в слух всего народа, предшественники новокрещаемых по вере не потерпели бы ни малейшего добавления хотя бы только в одном слове», и таким образом дает понять, что, по его мнению, никаких прибавлений в символе римской церкви не только не видно, а совершенно нет, – откуда следует, что этот символ должен представлять собою от слова до слова ту первоначальную форму символа, которая буквально составлена самими Апостолами на произвольно, как доказано было выше, предположенном латинскими христианами соборе их, так что все прочие символы будут тогда уже только видоизменениями символа римской церкви. |
|
|
