| культура Средневековья: Сб. науч. тр. М., 1992. Вып. 2. С. 152-155; она же. Музыкальная эстетика//Художественно-эстетическая культура Др. Руси XI-XVII вв. М., 1996. C. 364-373; Kazem-Bek J. Marcin Mielczewski w «Gramatyce muzycznej» M. Dyleckiego//Marcin Mielczewski: Studia/Red. Z. M. Szweykowski. Kraków, 1999. S. 177-186; Герасимова-Персидська Н. О. «Граматика» М. Дилецького як джерело ampuбyцiй його hebiдoмux mbopib//Наук. bichuk НМАУ. 2000. Вип. 7. С. 34-45; Серегина Н. С. [Рец. на кн.: Цалай-Якименко О. C. Киïвська школа музики XVII ст. К., 2002]//ЗНТШ. 2004. Т. 247. С. 535-540; Холопов Ю. Н., Лыжов Г. И. «Мусикийская грамматика» Н. Дилецкого// Холопов Ю. Н и др. Музыкально-теоретические системы. М., 2006. С. 212-225; Дaдзieмaba В. У. Mikaлaй Дuлeцki i яго «Mycikiйckaя граматыка»: погляд з Бeлapyci//Nыmahhi эmhaлorii i фaльkлapыcmыki. Mihck, 2010. Вып. 8. С. 156-161; Kyзьмihcьkuй I. Ю. Льbibcьkuй рукопис «Граматика Музикальна»: джерело niзhahhя виконавськоï meopiï та практики партесноï mbopчocmi М. Дилецького//Наук. bichuk НМАУ. 2009. Вип. 88. Ч. 1. С. 200-208; он же. Kлacuфikaцiя авторизованих cnuckib «Музична граматика» М. Дилецького та питання походження так званого Льbibcьkoro рукопису//Киïвське музикознавство. К., 2011. Вип. 40. С. 59-69; idem (Kuzminsky I.) Joint and Divergent Elements in the Vilnius Treatises of the 2nd Half of the 17th Cent.: Musical Grammar by M. Dyletsky and Ars et Praxis Musica by Sigismundus Lauxmin//Lietuvos muzikologija. Vilnius, 2012. T. 13. P. 103-116; он же. Витоки, музична meopiя та виконавська практика партесного багатоголосся: Канд. дис./НМАУ. К., 2014. C. 83-154; Герасимова И. В. Николай Дилецкий: творческий путь композитора XVII в.: Канд. дис./РАМ. М., 2010. С. 19-73; Воробьев Е. Е. Музыка и риторика в России XVII-XVIII вв.: Николай Дылецкий и Михаил Березовский//Русское муз. барокко: тенденции и перспективы исслед.: Мат-лы междунар. науч. конф. М., 2016. Вып. 1. С. 232-241; Катунян М. И. Учение о композиции Н. Дилецкого//Там же. |
| С точки зрения чисто музыкальной эта символика может показаться бессмысленной, ибо она, как отмечал Н. Д. Успенский , ничего не дает «для понимания и усвоения музыкального смысла певческих знаков» 206 . Однако в ней с предельной остротой выразился дух русского позднесредневекового эстетического сознания. Кризис средневекового миропонимания проявился в доведении до логических пределов основных его принципов, в частности в обостренном и даже изощренном символизме. Его мы наблюдаем в живописи со второй половины XVI в. (символико-аллегорическая живопись в Московском Кремле). Тогда же он проник и в теорию изобразительного искусства. Во второй половине XVII в. он наполнил словесность, особенно силлабическую поэзию. В ряду этих же явлений следует рассматривать и символическое понимание «знамен» в певческих азбуковниках. Древнее церковное пение, активно вытесняемое теперь новым, партесным, понималось его приверженцами как наполненное глубоким сакральным смыслом, не поддающимся словесному описанию. Чтобы как-то более конкретно выразить это на вербальном уровне и тем самым подчеркнуть его отнюдь не только внешне музыкальную значимость, составители азбуковников наделили символическим значением певческие знаки, тем более что это вполне соответствовало одному из главных принципов средневекового эстетического сознания – символизму. В данном случае составители азбуковников, видимо, руководствовались традиционным для древнерусской эстетики пониманием связи изображение-архетип, согласно которому значение изображения переносилось на архетип, в данном случае со «знамени» – на реальную певческую фразу. Совсем по-иному понималась в Древней Руси музыка (мусикия). Этим термином обозначались прежде всего инструментальная музыка скоморохов и западноевропейских музыкантов и исполняемое под эту музыку пение, т. е. музыка, порицаемая православной церковью. Наиболее четко это понимание музыки сформулировано в одном из «Азбуковников» конца XVII в. " Мусикия – гудение рекше игра гусельная и кинаров, рекше лырей и доляр, всякаго рода устроения судебнаго. Род же мусикии: трубы, свирели... кинары, сиречь лыри, тимпаны, кимвалы; мусикия – в ней пишется песни и кошуны бесовския, их же латины припевают к мусикийских орган согласию, сиречь гудебных сосуд свирянию» (153). К этой музыке церковные иерархи и почти все древнерусские книжники с XI по XVI в. относились отрицательно. В XVII в. линию на отказ от инструментальной музыки продолжают традиционалисты, с которыми в этом вопросе были солидарны и многие реформаторы и новаторы. Появляются и защитники мусикии, стремящиеся по-новому осмыслить ее и совместить с традициями православной культуры. |
| N. Y., 1977. P. 220-230; Кручинина А. Н. Попевка в рус. муз. теории XVII в.: Канд. дис./ЛГК. Л., 1979; Фролов С. В. К проблеме звуковысотности беспометной знаменной нотации//Проблемы истории и теории древнерус. музыки. Л., 1979. С. 124-147; Гусейнова З. М. Комбинаторный анализ знаменной нотации XI-XIV вв.//Проблемы дешифровки древнерус. нотаций: Сб. науч. тр. Л., 1987. С. 27-49; она же. Руководства по теории знаменного пения XV в. (источники и редакции)//Древнерус. певч. культура и книжность.: Сб. науч. тр. Л., 1990. С. 20-46. (Пробл. музыкознания; 4); она же. Фитник Федора Крестьянина: Исслед. СПб., 2001; она же. «Авторская» работа в рус. муз.-теорет. руководствах XV-XVIII вв.//Манрусум: Вопросы истории, теории и эстетики духовной музыки: Междунар. музыковедческий ежегодник. Ереван, 2005. Т. 2. С. 87-95; Школьник М. Г. К проблеме интерпретации певч. знамени в столповом роспеве XVII в.//Муз. культура Средневековья: Сб. науч. тр. М., 1990. С. 109-132; она же. Проблемы реконструкции знаменного роспева XII-XVII вв. (на мат-ле визант. и древнерус. Ирмология): Канд. дис./МГК. М., 1996; Герцман Е. Г. Петербургский теоретикон. Од., 1994; Troelsg å rd Ch. The Development of a Didactic Poem: Some Remarks on the Ισον, λϒον, ξεα by Ioannes Glykys//Byzantine Chant: Tradition and Reform: Act of a Meeting held at the Danish Institute at Athens, 1993. Athens, 1997. P. 69-85; Лозовая И. Е. Византийские прототипы древнерус. певч. терминологии//Келдышевский сб.: Муз.-ист. чт. памяти Ю. В. Келдыша, 1997. М., 1999. С. 62-72; Шабалин Д. С. Певческие азбуки Др. Руси. Краснодар, 2003; Загребин В. М. Экфонетические знаки в Куприяновских (Новгородских) листках X-XI вв. и Остромировом Евангелии 1057 г. и их отношение к соответствующим системам знаков в греч. рукописях того же периода// Он же. Исслед. памятников южнослав. и древнерус. письменности. М.; СПб., 2006. С. 101-182. И. Е. Лозовая Рубрики: Ключевые слова: БРАЖНИКОВ Максим Викторович (1902 - 1973), исследователь древнерус. певч. искусства, автор книг и статей по истории и теории церковного пения в России, композитор |
| Другое дело – взгляд на развитие литературы в средневековый или, как его чаще называют, древнерусский период, охватывающий XI – 30-е годы XVII b. Он, прежде всего, как раз и упирается в проблему «художественного метода» древнерусской литературы. Еще в 1964 году, практически в конце дискуссии по проблеме «художественного метода» в древнерусской литературе, академик Д. С. Лихачев сделал (по сути дела – по ее итогам) эклектическое заключение: «Два вопроса прежде всего встают перед исследователем художественных методов средневековой русской литературы. Первый вопрос: можно ли говорить о существовании на протяжении всех семи веков русского средневековья единого художественного метода литературы или следует говорить о нескольких методах, последовательно сменяющих друг друга или одновременно существующих? (Фактически, в этом одном вопросе заключены три. – А. У.) И второй вопрос: художественные методы древнерусской литературы являются ли результатом целенаправленных усилий древнерусских авторов или они возникают спонтанно, в результате того или иного состояния сознания, мышления и пр.?» В то время наметились два подхода к изучению художественной специфики древнерусской литературы: один подход (наиболее обоснованно представленный в теоретических работах И. П. Еремина ) выражался в изучении отличий «художественной системы XI–XVII веков» от «художественной системы Нового времени»; другой выражал стремление обнаружить в древнерусской литературе «предыстоки эстетических принципов», присущих литературе XIX века (теоретические труды Д. С. Лихачева ). Конформистскую точку зрения высказала В. П. Адрианова-Перетц: «.. Оба эти направления могут дать плодотворные результаты для построения теории русской литературы XI–XVII веков, что именно сочетание их раскроет роль литературы этого периода в развитии русского словесного искусства» . 1.2.3.1. Весьма важным для изучения художественного метода древнерусской литературы является замечание И. П. Еремина о связи метода и мировоззрения древнерусских писателей. |
| Роль «центонов» как важной линии литературного творчества столь же симптоматична для раннего Средневековья, сколь немыслима для Нового времени. О работе с «чужим словом» см.: Бахтин М. М. Из предыстории романного слова//Бахтин Μ. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 408—446. 25. Ср.: Штаерман. Е. М. Кризис рабовладельческого строя в западных провинциях Римской империи. М., 1957; Она же. Эволюция античной формы собственности и античною города//ВВ. Т. 34. 1973. С. 3—14; Курбатов Г. Л. Ранневизатайский город (Антиохия в IV веке). Л., 1962; Он же. Основные проблемы внутреннею развитая византайского города в IV—VII вв. (конец античною города в Византии). Л., 1971. 26. См.: Удальцова 3. В. К вопросу о генезисе… 27. Ср.: Неусыхин А. И. Дофеодальный период как переходная стадия развитая от родоплеменного строя к раннефеодальному (на материале истории Западной Европы раннего Средневековья)//ВИ. 1967 1. в этой работе едва ли не впервые в отечественной науке принципиально поставлен вопрос о характере «дофеодальною» общества, хотя чисто негативные термины типа «дофеодальный» или «общинный без первобытности» не могут быть признаны большой удачей (впрочем, они выражают сложность проблемы). 28. Ср.: История Византии: В 3 т. Т. 2. М., 1967. С. 126; Каждан А. П. Рабы и мистии в Византии IX—XI веков//Ученые записки Тульскою педагогическою института. Вып. 2. 1951; Браунинг Р. Рабство в Византийской империи (600—1200)//ВВ. Т. 14. 1958. 29. Ср.: Каждая А. П. Византийская культура (X—XII вв.). М, 1967. С. 50-51. 30. Epistola ad Hebraeos XI, 13. 31. Evangelium secundum Ioannem XVII, 18. 32. Cp.: Eicken H. Geschichte und System der mittelalterlichen Weltanschauung. 3. Aufl, Stuttgart;.: Eicken H. Geschichte und System der mittelalterlichen Weltanschauung. 3. Aufl, Stuttgart; Berlin, 1917. S. 311—355.erlin, 1917. S. 311—355. 33. Cp.: Каждая А. П. Византийская культура… С. 51—52, 81, 141— 142; Он же. Предварительные замечания о мировоззрении византийского мистика X—XI вв. Симеона//.: Каждая А. П. Византийская культура… С. |
| М., 1915. С.81. Ливанова Т. История западноевропейской музыкию. М-Л., 1940. С.52. Шестаков В.П. От этоса к аффекту. Музыка. М., 1975. С.79. Металлов В., протоирей. Очерк истории православного церковного пения в России. М., 1915. С.20. Шестаков В. От этоса к аффекту. М., 1975. С.80. Там же, С.80. Металлов В. протоиерей. Очерк истории православного церковного пения в России. М., 1915. С.30. Музыкальная эстетика западноевропейского средневековья и возрождения. М., 1966. С.315. Шестаков В.П. От этоса к аффекту, Музыка. М., 1975. С.86. Ливанова Т. История западноевропейской музыки. М-Л., 1940. С.73. Ливанова Т. История западноевропейской музыки. М-Л., 1940. С.93. Там же, С.163-164. Шестаков В. От этоса к аффекту. М., 1975. С.176. В гомофонно-гармонической музыке основная мелодия проводится в каком-нибудь одном голосе, другие голоса-партии гармонически поддерживают течение этой мелодии. Реформа было осуществлена в рамках камераты Барди-Корси (небольшой кружок философов, поэтов, певцов, композиторов). В реформе они опирались на музыкальную эстетику Платона, полагавшего в основании музыки прежде всего слово, затем ритм, потом звук. Характерно, что члены камераты обращались к идеям античности, ведь и оперу они создавали под непосредственным влиянием древнегреческой трагедии. В этом можно усмотреть контрреформационный мотив - желание вернуться к доварварской эпохе и там отыскать истоки собственной культуры (без влияния протестантствующих). Музыкальная эстетика Западной Европы XVII-XVIII веков. М., 1971. С.85. Там же, С.141. Там же, С.156. Музыкальная эстетика России XI - XVIII веков. М., 1973. С. 73, 75. Вопросы теории и эстетики музыки. Л., Вып.13. С.66. Орлова Е. Лекции по истории музыки. М., 1977. С.138. Теоретические наблюдения над историей музыки. М., 1978. С.226. Ливанова Т. Очерки и материалы по истории русской музыкальной культуры. М., 1938. С.84. См. Успенский Н.Д. Русский церковный раскол XVII века как следствие коллизии двух богословий. - Вестник Русского Западноевропейского Патриаршего Экзархата. |
| ( < < back) О православной символике цветов см. также: Флоренский П. Собр. соч. Париж. 1985. Т. I. С. 57–62; 1989. Т. IV. С. 552–576. ( < < back) Энкаустика, (от греч. νκιω — «выжигаю») — восковая живопись, выполняемая расплавленными красками. ( < < back) Это не праздные вопросы, ибо в системе православной науки XIX—XX вв. византийское и древнерусское искусство изучались и изучаются, как правило, и до сих пор лишь в рамках «церковной археологии», по определению исключающей какое–либо эстетическое значение этого искусства для современных верующих. ( < < back) < >< back) > Этим в общем–то не строго научным именованием в науке стали называть средневековую Русь XI—XVI вв. Иногда им охватывают и XVII в., который в русской культуре имел все–таки достаточно самостоятельное значение — переходного периода от средних веков к Новому времени. ( < < back) Подробнее о моем понимании предмета эстетики и основных эстетических понятий и категорий см.: Бычков В.В. Эстетика. М., 2006. ( < < back) Подробнее об эстетике русских народных обрядов и обычаев с сильным фольклорно–языческим окрасом см.: Забелин М. Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. М., 1880 (репринт — М., 1989); Белов В. Лад. Очерки о народной эстетике. Архангельск, 1985. ( < < back) < >< back) > Иларион (сер. XI в.) — митрополит киевский, оратор и писатель, церковно–политический деятель. Сведения, содержащиеся в Начальной русской летописи, создают представление об Иларионе как о выдающемся деятеле периода культурного и политического подъема Киевской Руси. Основные произведения Илариона, которые считаются безусловно ему принадлежащими, — «Слово о законе и благодати», «Молитва» («Молитва преподобного отца нашего Илариона, митрополита Российского») и «Исповедание веры». Самым ярким памятником считается «Слово о законе и благодати», которое сохранилось более чем в тридцати списках XV—XVII вв. и оказало сильное влияние на литературу последующих веков, — как на отечественную, так и на зарубежную. С начала XIX в. «Слово о законе и благодати» входит в русскую историографию, а также в историю русской словесности и литературы. Изд.: Молдаван А.М. Слово о законе и благодати. Киев, 1984. |
| и текст. М., 1893; Сперанский М. Н. Переводные сборники изречений в славяно-русской письменности. М., 1904; Харлампович К. В. Малороссийское влияние на великорусскую церк. жизнь. Каз., 1914. Вып. 1; Перетц В. Н. Сведения об античном мире в древней Руси XI-XIV вв.//Гермес. 1917. Т. 21. 13/14. С. 205-210; 15/16. С. 227-229; 17/18. С. 243-247; 19/20. С. 259-262; 1919. Т. 23. С. 180-185; Р. Трагови грчких историчара у делима Константина Философа//Гласник Српске Akaдeмuje наука. 1946. Т. 190 (2 разред; Т. 95). С. 13-43; Дуйчев И. Константин философ и «Предсказанията на мъдрите елини»//ЗРВИ. 1956. Т. 4. С. 149-155; Клибанов А. И. К проблеме античного наследия в памятниках древнерус. письменности//ТОДРЛ. 1957. Т. 13. С. 158-181; Мещерский Н. А. История Иудейской войны Иосифа Флавия в древнерус. переводе. М.; Л., 1958; Чижевский Д. Эвгемеризм в старых славянских литературах//The New Review=(Новый журнал). 1968. Т. 92. С. 254-272; Радциг С. И. Античное влияние в древнерус. культуре//Вопр. классической филологии. М., 1971. Вып. 3/4. С. 3-65; Зимин А. А. Античные мотивы в рус. публицистике кон. XV в.//Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе: Сб. ст., посвящ. Л. В. Черепнину. М., 1972. С. 128-138; Гребенюк В. П., Державина О. А., Елеонская А. С. Античное наследие в рус. литературе XVII-haч. XVIII в.//Славянские литературы: VIII Междунар. съезд славистов: Докл. сов. делегации. М., 1978. С. 194-214; Наумов Е. П. Античные мотивы в средневековой сербской литературе//Там же. С. 215-234; Спафарий Н. Эстетические трактаты. Л., 1978; Творогов О. В. Античные мифы в древнерус. литературе XI-XVI вв.//ТОДРЛ. 1979. Т. 33. С. 3-31; Айтцетмюллер Р. Старобългарска литература и античното наследство//Българистика и българисти. София, 1981. С. 135-141; Debski J. Twórczo rosyjskich sylabistów i tradycie literackie. Wrocaw et al., 1982; Пейчев Б. Философский трактат в Симеоновом сборнике. К., 1983; Живов В. М., Успенский Б. А. Метаморфозы античного язычества в истории рус. культуры XVII-XVIII вв.//Античность в культуре и искусстве последующих веков. |
| II отдел. Неопифагореизм, Иудейско-александрийская религиозная философия, неоплатонизм (с 100 г. до Р.Х. по 6 в. по Р.Х.). V табл. Происхождение христианского мipoboззpehuя Первохристианство (35–150 гг. по Р.Х.) и развитие христианской догмы (патристика, 150–450 гг. по Р.Х.). VII табл. Схоластика. I период (по 12 век). Мусульмане и иудеи, как предшественники христианско-аристотелевских схоластиков 13 века. IX табл. Схоластика. II период. Блестящая эпоха схоластики. 13 век. Аристотелевский реализм. III период. Время упадка схоластики. 14 век. Эпоха номинализма. IV период. Последние представители средневековой философии. 2870 X табл. Возрождение и реформация. 15–16 века. Общее умственное состояние. XI табл. Философия в эпоху возрождения и реформации. 15–16 века. —706— XII табл. Эмпирическая философия в Англии. 17 век. Рационализм во Франции и Нидерландах. 17 в. Философия просвещения в Англии. 17–18 вв. Философия просвещения во Франции. 18 в. Лейбниц и эпоха просвещения в Германии. 17–18 века. XVII табл. Философия просвещения в Германии. 18 в. XVIII » Иммануил Кант (1724–1804) и критицизм. Критицизм Канта (продолжение табл. XVIII). Развитие немецкой философии после Канта. (А. Идеализм. Этический идеализм Фихте. Этико-эстетической идеализм Шиллера. Субъективно-эстетический идеализм романтиков. Эстетико-религиозный идеализм Шлейермахера). XXI табл. Развитие немецкой философии после Канта (продолжение табл. XX). Идеализм: Шеллинг, Краузе, Гегель, Фейербах). XXII табл. (Окончание табл. XXI). Развитие немецкой философии после Канта. В. Психологический реализм (Фриз, Гербарт, Бенеке). Начало последнего отдела немецкой философии: Немецкая философия от смерти Гегеля (1831) до настоящаго времени. А. Школа Гегеля. XXIII табл. Нем. ф-ия от смерти Гегеля до наст. времени (продолжение табл. XXII). В. Старые философские направления (приверженцы Фриза, Гербарта и Бенеке). С. Богословствующие философы (спекулятивный теизм: направления, развившиеся под влиянием Шлейермахера, Фихте, Аристотеля и Фомы Аквината). D. Самостоятельные идеалистическо-натуралистические системы (Лотце и Фехнер). |
| Новое время сформировало иные эстетические приоритеты, которые определяют для нас критерии оценки литературного произведения. В медиевистике же, так или иначе, всегда существовало два подхода к трактовке эстетических категорий, применимых к средневековой культуре. Принцип одного из них – «по мере возможности приблизить к себе мышление той эпохи» 5 . Односторонность подобного подхода критикуется в работах С. С. Аверинцева и Г. К. Вагнера. «Попытка сколь-нибудь последовательно рассуждать в категориях минувшей эпохи, – пишет С. С. Аверинцев , – это попытка писать за какого-то неведомого мыслителя этой эпохи трактат, который он почему-то упустил написать вовремя» 6 . «Было бы странно писать сейчас исследование древнерусского искусства, – добавляет Г. К. Вагнер, – в категориях не только XI – XVII веков, но даже в категориях, которыми пользовался Н. П. Кондаков » 7 . Истина, очевидно, – в совмещении обоих подходов. Ибо для верной интерпретации феноменов древнерусской культуры необходимо учитывать особенности мировоззрения человека того времени. Однако только с учетом всех знаний об эстетическом развитии человечества можно делать верные выводы о специфике определенного этапа этого развития. По словам С. С. Аверинцева : «Интерпретация возможна только как ДИАЛОГ двух понятийных систем: их и нашей» 8 . Так или иначе проблема топосов в древнерусской литературе еще ждет своего исследования и, думается, что открытия в этой области могут стать во многом переломными в нашем представлении о художественности древнерусской литературы. Топос как устойчивая словесная формула (допускающая, конечно, какие-то вариации) проживает в процессе своего существования в литературных текстах разные этапы – по полноте осознания их прямого значения. На языковом уровне можно провести аналогию стирания внутренней формы таких слов, как «здравствуй», «спасибо». Возможно степень «стирания внутренней формы» самоуничижительных формул в этот период развития литературы была достаточно высока. Но столь же и высока степень авторитетности для древнерусского агиографа соответствующего «образа ритора» – сознающего свое «недостоинство» и в этическом, и профессиональном отношении. |
|
|
