| Кроме того, в древнерус. традиции на всенощном бдении существовала практика исполнения с З. песнопений «Свете тихий» и великого славословия, к-рая не имела аналогий в греч. практике богослужений, согласно Иерусалимскому уставу. Вероятно, эти З. по происхождению связаны с использованием Типикона Великой ц. Исполнение начальных слов гимна «Свете тихий» диаконом известно с XIII в. («речеть дияк Свтъ тихъ святыя люд Славы бесъмьр» - РНБ. Соф. 519. Л. 10 об., XIII в.). В соборных и приходских храмах на протяжении XV-XVI вв. это песнопение читалось, о чем свидетельствуют и указания в уставах («мы глаголем: Свете тихий» - ГИМ. Син. 678. Л. 5 об., XV в.; «нареченный мних глаголати псалмы глаголет Свете тихий» - РГБ. Ф. 304. 242. Л. 14, XVI в.), и вопрос о пении этого песнопения на Стоглавом Соборе ( Емченко Е. Б. Стоглав: Исслед. и текст. М., 2000. С. 264). Тем не менее в монастырских уставах, напр. в печатном Уставе 1610 г. (Л. 8), отражающем практику Троице-Сергиева мон-ря, и в уставе Соловецкого мон-ря (БАН. Арханг. 229. Л. 11, сер. XVII в.), зафиксирована следующая традиция: диакон исполняет начало «Свете тихий», а певчие поют «Святыя славы». Доказательством существования подобной практики являются нотированные обиходы, в к-рых с кон. XVI в. «Свете тихий» фиксируется с нотацией со 2-й строки (РНБ. Кир.-Бел. 646/903. Л. 21, 1-я пол. XVII в.; ГИМ. Син. певч. 1149. Л. 156 об.- 157, кон. XVI в.; РГБ. Ф. 304. 431. Л. 48 об.- 49, нач. XVII в., и др.). Несмотря на отсутствие 1-й строки с нотацией, можно предположить, что она исполнялась нараспев. Первую строку великого славословия в рус. традиции произносил священник, возможно, только в случае певч. исполнения всего песнопения, к-рое, судя по вопросам Стоглава, было распространено в Новгороде и Пскове ( Емченко Е. Б. Стоглав. С. 265). З. этого песнопения в некоторых певч. рукописях выписан с нотацией (как правило, перед славословием путевого распева) (ГИМ. Син. певч. 1268. Л. 45 об., 1677 г.; РГБ. Ф. 379. 28. Л. 294 об., XVII в.). |
| Служба преподобным Варлааму и Иоасафу не входила в основной корпус употреблявшихся в древнерус. Церкви служб, тем не менее известно 6 ее списков XVII-XVIII вв., 2 из которых безусловно отражают допечатную рукописную традицию ( Смирнова. Творчество гимнографа. 2005. С. 8-9). Состав песнопений, сопутствующих канону М., в известных источниках имеет 5 редакций, поэтому вопрос атрибуции внеканонных песнопений решается неоднозначно. При написании службы М. переработал сюжет Повести о Варлааме и Иоасафе как историю исповеднического подвига индийского царевича, оставив при этом за рамками последования значительные по объему и композиционной роли вступительную и заключительную части. Излагая сюжет в таком виде, М. все же придерживался текста Повести, что позволило установить прямой источник службы - афанасиевский извод Повести о Варлааме и Иоасафе. Наиболее близко текст повести передают 2 редакции службы - полиелейная (Минея. Ноябрь. 1690) и шестеричная (РНБ. Погод. 577 и РНБ. Соф. 422). Текстологические данные и общие принципы обработки повествовательного текста позволяют допустить, что обе эти редакции принадлежат перу М. По-видимому, сначала он составил торжественную полиелейную редакцию, полнее передающую сюжет повести, а затем - шестеричную, более пригодную для повсеместного служения на Руси. Этой же причиной можно объяснить появление других непраздничных редакций службы преподобным Варлааму и Иоасафу Индийским, созданных, по всей видимости, др. книжниками. Дробный характер богослужебного последования несомненно требовал от М. умения изложить кратко и поэтично большие отрывки прозаического текста. Следуя за сюжетом, он заимствовал из источника слова, выражения и даже целые фразы и фрагменты, напр., как в комплексе из 4 стихир на стиховне, представляющем собой законченную сцену-диалог. Т. о., поэтичный и ритмичный язык службы, ее необычная для рус. служб драматургия, обилие прямой речи, столь высоко оцененные Ф. Г. Спасским, в большой мере обусловлены близостью текстов службы и Повести. |
| Песнопение сохранилось на отдельном листе, который находился в б-ке государевых певчих дьяков. Текст его предваряется ремаркой: «Перевод Лукошкин, взято лета 7110 сентября в 8-й день» (РГАДА. Ф. 188. 1589. Л. 1). Главное отличие авторского варианта И. от более ранних в том, что в нем разведены почти все «тайнозамкненные» формулы. Усольский мастер воспринял традицию распева славника из производной версии, возникшей во 2-й пол. XV в. (РГБ. Ф. 304. 410. Л. 263 об.) на основе древнейшей силлабо-мелизматической знаменной версии, известной по источникам XII - 1-й пол. XV в. (ГИМ. Усп. 8. Л. 7; РНБ. Соф. 96. Л. 4 об.; Кир.-Бел. 637/894. Л. 62 об.- 63) и широко бытовавшей в разных регионах страны на протяжении XVI в. Запись славника «О, колико блага» в распеве И. датируется 1601 г.; более ранних разводных списков не обнаружено. Вероятно, И. одним из первых распел «тайнозамкненные» формулы, и в рукописях 1-й пол. XVII в. произведение фиксировалось гл. обр. с этими разводами (РНБ. Кир.-Бел. 593/850. Л. 724 об.- 725; РГБ. Ф. 304. 429. Л. 472). Следов., авторство И. проявилось в его собственном музыкальном толковании фитных и лицевых начертаний. Разводы усольского мастера сохранялись и в пометных списках песнопения 2-й пол. XVII в. Авторское своеобразие «перевода» распевщика находит выражение также в мелодическом развитии речитативных фрагментов песнопения. Создание распевов на основе уже сложившихся традиций (усольской, новгородской, общерусской) выдвинуло И. в ряд выдающихся распевщиков России. Но для его творчества характерно и создание оригинальных авторских композиций, напр. таких, как стихира в день Пятидесятницы «Царю Небесный, Утешителю» (славник на стиховне 6-го гласа и по 50-м псалме). Стихира с обозначением «роспев Лукошков» («по 50-м псалме, глас 6») была найдена В. И. Срезневским в рукописи 1-й четв. XVII в. (БАН. 32.16.18. Л. 205 об.; см.: Срезневский В. И. Сведения о рукописях, печатных изданиях и других предметах, поступивших в Рукописное отделение БАН в 1902 г. СПб., 1905. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла МНОГОГЛАСНИК В церковном пении визант. и древнерус. традиций - песнопение, части к-рого распеты в разных гласах . В рукописной традиции глас, предписанный по Уставу ( Типикону ), обозначается в начале песнопения традиц. рубрикой «Глас...», а дальнейшие смены гласа указываются простыми цифровыми обозначениями. Традиционно М. называют песнопения с нерегулярным чередованием гласов, хотя, строго говоря, к ним относятся и те песнопения, в к-рых чередование гласов подчиняется к.-л. формальному принципу; эти последние носят название осмогласников или четверогласников в зависимости от количества использованных гласов. В наст. время известно ок. 100 М., из к-рых ок. 70 имеют нерегулярную смену гласов; исследователи постоянно обнаруживают новые М. Основной жанр М.- стихиры. Это и стихиры праздникам неподвижного годового круга, и великопостного и пасхального циклов, и евангельские стихиры, образующие свой литургический цикл. В Великую пятницу М. встречается среди антифонов утрени и тропарей на часах. Существует М. и среди внебогослужебных песнопений - это покаянный стих «Приимя мя пустыни» (гласы 8, 4). Вопрос о наличии М. среди кондаков остается открытым, хотя существует гипотеза о применении мартирий в кондакарной нотации . Однако эта нотация не расшифрована и знаки, имеющие сходство с ранневизант. мартириями или древнерус. цифровыми обозначениями гласов, не могут быть прочитаны однозначно. М. фиксируются в Стихирарях месячных и постных, в дополнительном разделе Кондакаря , в подборках стихирных моделей и покаянных стихов. М. унаследованы древнерус. певч. традицией из Византии, это показал А. В. Преображенский на примере славника Успению Пресв. Богородицы «Богоначальным мановением» ( Преображенский. 1926). В древнерус. рукописях XI - сер. XV в. М. встречаются весьма часто, напр. в Стихирарях БАН. 34.7.6 (XII в.; 26 песнопений), Ath. Chil. 307 (XII в.; 11 песнопений), РНБ. Кир.-Бел. 637/894 (2-я четв. XV в.; 8 песнопений), РНБ. Соф. 384 (1155-1163 гг.; 6 песнопений) и др. Гласовые обозначения (за исключением заглавного) проставляются мелко, черными чернилами, в крюковой строке. |
| Сохранившиеся славянские рукописи чинов обручения и венчания и современное состояние исследований Изучение различных славянских версий чинов обручения и венчания представляет интерес как для истории болгарской, русской, сербской литургических традиций, так и для установления соотношений между различными греческими редакциями церковных чинопоследований вступления в брак. Между тем в научной литературе вопрос о славянских версиях чинов обручения и венчания освещен недостаточно. Вслед за пионерской монографией Н. М. Одинцова, посвященной различным богослужебным чинам (в том числе, обручению и венчанию) на Руси до XV в. 27 , к этому вопросу обращался А. А. Дмитриевский , который в своей пространной реплике на книгу Одинцова исследовал особенности чинов обручения и венчания на Руси в XV в. 28 , а в своей диссертации о русском богослужении XVI в. 29 подробно рассмотрел практику совершения этих чинов в соответствующий период 30 . Целый ряд сведений о русской литургической традиции до XVI в. содержится в «Истории Русской Церкви» Е. Е. Голубинского , но в вопросе о чинах обручения и венчания в русских Служебниках и Требниках XIV–XVI вв. 31 он полностью основывается на работах Одинцова и Дмитриевского, а также на кратких выписках из трех Служебников и Требников: Синодального собрания (ныне ГИМ, Син. слав.) 601 и 598 32 и Софийского собрания (ныне РНБ, Соф.) 525 33 , содержащихся в печатных описаниях этих собраний; непосредственно с рукописями историк не работал. После этих первых публикаций исследователи на протяжении целого столетия почти не обращались к чинам обручения и венчания в славянской рукописной традиции. Самые ранние сохранившиеся славянские списки чинов обручения и венчания датируются XIV в. (не считая рукописи РНБ, Q.n.I.46, содержащей только небольшой фрагмент чина венчания и датируемой рубежом XIII–XIV вв.). В то столетие в литургических традициях славянских Церквей произошли существенные изменения, предопределившие практику совершения богослужения вплоть до эпохи первых печатных изданий включительно, поэтому отсутствие списков, более древних, чем время упомянутых изменений, представляет собой серьезную проблему. С другой стороны, в рукописях XIV в., особенно русских, более ранние обычаи еще нередко могут сохраняться (тогда как в рукописях XV и последующих столетий подобное если и встречается, то лишь в виде исключений). Наше исследование поэтому будет ограничено списками XIV в. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ДВОЗНАМЕННИК певч. книга, разновидность азбуки певческой (или ее раздел), содержание к-рой изложено параллельно 2 нотациями, одна из к-рых служит средством объяснения другой. Термин «Д.» в рукописях не встречается, введен в употребление исследователями для обозначения наличия в записи 2 типов «знамен» (т. е. нотаций). Небольшое число сохранившихся списков Д. свидетельствует о том, что широкого распространения они не имели. Исходя из способов записи, Д. можно разделить на 2 группы. В 1-й содержание изложено 2 крюковыми нотациями, во 2-й - столповой ( знаменной ) и 5-линейной нотациями. Исторически наиболее ранней является 1-я группа - крюковые Д. Принцип изложения материала 2 крюковыми нотациями был использован впервые в певч. руководствах путевой нотации . Таковыми являются Грани и Согласник , появление к-рых относится к первым годам XVII в. В названных руководствах менее известная путевая нотация объясняется посредством перевода ее певч. знаков и попевок на общеизвестную столповую нотопись. Переводы записаны последованием певч. знаков, прочитываемых по их алфавитному значению. В рукописях такая форма записи именуется «дробным знаменем» : «…о дробном бо знамени путном и столповом об[ъ]явлено в гранях. Еже, что вместо параклита или крюка и прочих дробных» (ГИМ. Син. певч. 1160. Л. 23, 50-е гг. XVII в.). Поскольку разводы путевых знамен и попевок выполнены беспометным столповым знаменем, в наст. время не поддающимся точному прочтению, то нет возможности правильно понять их. Информация ограничена сведениями о длительностях и ритмическом рисунке развода , точные высотные соотношения знаков в разводах остаются неизвестными. Последнее почти исключает возможность использования путно-столповых Д. при расшифровке путевой нотации. Количество путно-столповых Д. небольшое. Известно 10 списков Граней (ГИМ. Син. певч. 1240, 1072, 1160, 74, 1334; РНБ. Кир.-Бел. 665/922; Соф. 490; Вяз. О-80; РГБ. Ф. 178. 875; Ф. 37. 240), бытующих в певч. рукописях от нач. до 60-х гг. XVII в., и 3 списка Согласника (РНБ. Кир.-Бел. 665/922; РГБ. Ф. 247. 217; ГИМ. Син. певч. 1160): 1-й датируется 1604 г., 2-й - 20-ми, 3-й - 50-ми гг. XVII в. |
| (ср. также Глава 3, § 8 о филологических критериях определения происхождения переводного текста). Трудно угадать, каким путем были получены необходимые греческие источники для составления катен на Песнь песней, если вся работа осуществлялась на Руси, а не на славянском юге. В этом смысле привлекают внимание фигуры епископов Феофилакта Болгарского и Никиты Ираклийского. Появление славянского перевода Толкового евангелия стоит слишком близко ко времени создания греческого оригинала, чтобы быстрота, с которой был выполнен перевод, не нуждалась в объяснении. Феофилакту принадлежит греческое пространное житие его предшественника по кафедре – Климента Охридского, которое, впрочем, не было переведено славянами. В это же время на Руси появился и завоевал популярность перевод толкований Никиты на Беседы Григория Великого , в восточнославянских списках XVI в. известно также его предисловие к толкованиям на Псалтырь (РНБ, Соф. 1464 , л. 200–217; РГБ, Унд. 53; РГАДА, ф. 181, 478, л. 97 об.–116). Об этих византийских богословах см.: Krumbacher 1897, S. 133–134,211–212,215; Beck 1959, S. 649–653. Имя Никиты названо в послании Климента Смолятича, что намекает на определенный круг образованных лиц на Руси, который мог бы находиться в сношениях с византийскими церковными писателями; в Рязанской кормчей 1284 г. находится статья под названием 21;тъвети преблаженаго митрополита ираклискаго никиты противу посланым к въпрошением (РНБ, F.n.II. 1, л. 36 об.). По осторожному предположению Н. В. Понырко (1992, с. 113), Климент мог иметь отношение к переводу некоторых творений Никиты Ираклийского. § 10. Переводы с еврейских оригиналов на Руси К кругу этих текстов относится прежде всего славянский текст книги Есфирь. Основания, по которым ее можно считать переводом с еврейского (МТ), а не греческого (LXX), следующие: (1) канонический размер текста, т. е. 1–10:3, что совпадает с МТ, а не с LXX, где 16 глав; (2) содержательная и текстовая близость славянской версии к МТ на фоне расхождений в соответствующих местах с LXX; (3) преимущественная близость ономастикона к МТ, но не к LXX; (4) несколько ошибок перевода указывают на еврейский оригинал, а не греческий. |
| В традициях житийной лит-ры создана Причудская редакция, единственный известный список к-рой относится к XVIII в. (ИРЛИ. Собр. Причудское. 4). В Четвертой редакции (известна в одном списке - ГИМ. Муз. 538, XVIII в.) «нашли отражения демократические настроения конца XVIII в.» ( Дмитриева. 1979. С. 146; Ржига. 1926. С. 143-145). Дмитриева отметила также ряд компилятивных текстов, составленных из разных редакций и вариантов Повести. Калужская редакция сохранилась в единственном списке XVII в. (КОКМ. Кл. 7055 (7184), до 1676 г.), близка к тексту варианта МДА Первой редакции и отличается стремлением к уточнению и пояснению нек-рых деталей в рамках житийной традиции. Редакция для детского чтения выделена Столяровой по одному списку (ГИМ. Муз. 3065, кон. XVII-XVIII в.), который был определен Дмитриевой как сокращенное переложение Второй редакции в составе «рукописей с лицевыми изображениями, отражающими содержание Повести о Петре и Февронии и использующими ее текст» ( Дмитриева. 1979. С. 206; Дмитриева, Белоброва. 1985. С. 164). Редакция, по наблюдениям Столяровой, «предназначалась читателю-ребенку и одновременно выполняла функции своеобразного учебного пособия». Нек-рые исследователи относили создание Повести к XV в. (Яворский, Скрипиль, Д. С. Лихачёв (в ранних работах), Л. А. Дмитриев, О. И. Подобедова), другие на основании записи в списке МДА. 224 атрибутировали ее Ермолаю-Еразму (архиеп. Филарет (Гумилевский), Ржига, А. А. Зимин, А. И. Клибанов, Росовецкий); было отмечено совпадение некоторых пассажей в «Книге о Троице» Ермолая-Еразма и в предисловии к Повести ( Попов. 1880. С. VII-VIII; Дмитриева. 1979. С. 95-96). Принадлежность Повести перу Ермолая-Еразма доказала Дмитриева, указавшая на тот факт, что в наиболее ранних рукописях - МДА. 224 и Хлуд. 147Д - Повесть переписана вместе с произведениями Ермолая-Еразма: в Хлуд. 147Д помимо Повести содержатся «Поучение к своей душе», Повесть о епископе Василии и «Моление к царю» ( Шляпкин. 1911. С. 3-4; Дмитриева. 1979. С. 76-77). Исследовательница отметила также, что обе повести в Первой редакции, имеющие ряд общих лексико-стилистических черт, содержатся не только в ГИМ. Хлуд. 147Д, но и в РНБ. Солов. 287. Кроме того, Повесть о епископе Василии ( Шляпкин. 1911. С. 3-4) была включена в состав Жития муромского кн. Константина и его сыновей Михаила и Феодора (создана приблизительно в 50-х гг. XVI в.), в к-ром упоминалась и Повесть о П. и Ф. ( Дмитриева. 1979. С. 79-80). Наконец, сборники РНБ. Солов. 287 и Соф. 1296 близки по составу и почерку и признаны авторскими ( Клибанов. 1959. С. 178-207; Дмитриева. 1979. С. 105). |
| Определить точное время возникновения отличных от церковных служб келейных молитв на Руси не представляется возможным в связи с практически полным отсутствием каких-либо источников. Несомненно, что древнейшей нормой домашней молитвы после формирования богослужения стало келейное исполнение церковных последований. Русь, принявшая в 988 году православное христианство от Византии, вместе с ним приняла и византийскую традицию благочестия: устав церковных богослужений и устроение быта православного христианина, к которому также относится келейная молитва. Наиболее ранний вариант особого личного молитвенного правила мы можем наблюдать в период господства на Руси Студийского Устава (XI–XIV вв.) 445 . Среди его служб существовал «чин куроглашения», краткую редакцию которого предписывалось совершать келейно 446 . Древнейшие его описания мы находим в Часословах XIII–XIV веков: РНБ. Q. п. I. 57; РНБ. Соф. 1052. Исследователь этого чина Е.Э. Слива замечает, что его состав схож с современными утренними молитвами: в обоих последованиях присутствуют обычное начало, [ У Символ веры , которые, в свою очередь, восходят к правилу «еже даде Ангел Господень великому Пахомию» 447 . Отдельные свидетельства о келейном совершении церковных последований в Древней Руси мы встречаем в памятнике древнерусской литературы «Житие Бориса и Глеба», где повествуется о том, что накануне своей мученической кончины святой страстотерпец Борис († 1015) повелел совершить вечерню, а с утра – утреню 448 . В «Поучении к братии» Новгородского архиепископа Луки Жидяты (XI в.) подчеркивается важность молитвы перед сном: «Не ленитесь ходить в церкви и на заутреню, и на обедню, и на вечерню; и в клети своей, отходя ко сну, прежде помолись Богу, и тогда возлегай на постелю» 449 . Из этих свидетельств можно сделать вывод, что, по крайней мере, в первые века христианства на Руси домашней молитвой было келейное совершение церковных последований, что вполне отражало византийскую практику благочестия. Согласно имеющимся источникам, с середины XIV века на Руси начинают появляться отличные от богослужебных чинов последования, предназначенные для келейного совершения. Весьма трудно и, наверно, даже практически невозможно точно определить источник их возникновения. И хотя появляются некоторые предположения об их зарубежном происхождении (например, через влияние келейных правил со Святой Горы Афон) 450 , точных документальных данных ни одна из этих гипотез не может предоставить. |
| Древнейшим Скитским П. считается сравнительно полная по составу серб. рукопись посл. четв. XIII в. (Сербия. Печская Патриархия. 86), к-рая, как предполагается, была списана с глаголического протографа. Более ранние примеры Скитского П. представлены отрывками 1-й пол. XIII в. (РГБ. Муз. 11099; см.: СКСРК, XI-XIII. 217) и выписками из повестей и поучений из 14 глав того же Скитского П. в сборнике, составленном не позднее 1-й трети XIII в. учеником свт. Саввы Сербского, игуменом мон-ря Студеница Спиридоном (сохр. в позднейших списках, см.: Турилов А. А. Межславянские культурные связи эпохи средневековья и источниковедение истории и культуры славян. М., 2012. С. 290-292). Существование в Болгарии не позднее 1-й трети XIV в. Скитского П. подтверждается наличием повестей из него в т. н. Ловчанском сборнике (БАН. Яцимир. 44), представляющем собой список посл. четв. XIV в. ( Сергеев А. Г. Описание бумажных рукописей XIV в. Б-ки РАН. М.; СПб., 2017. С. 26-40. 7) с рукописи, написанной в 1331 г. в г. Ловеч при архиеп. Симеоне, деспоте Иоанне-Александре (1331-1371) и его сыне Иоанне Асене. Древнейший полный болг. вариант нач. XIV в. также предположительно был списан с глаголического протографа (Vindob. slav. 152; опубл. в 1975 и 2018 Н. ван Вейком). В неск. списках этого типа П. обнаружены глаголические буквы, надписанные над строкой,- в Печском, болгарском, 20-х гг. XIV в. (РГБ. Ф. 236. 93/I) и сербском XIV в. (Paris. slav. 10). Азбучно-Иерусалимский П.- условное название сборника переводов греч. алфавитно-анонимного собрания апофтегм. Алфавитная часть включает 24 главы (по количеству греч. букв) с 479 повествованиями, связанными (в качестве авторов или героев) с более чем 100 монахами. Уточнение «Иерусалимский» прибавилось к названию этого типа не позднее 1-й пол. XVI в. (напр., РНБ. Соф. 1449) и относится ко 2-й, анонимной части: она может включать от 17 до 40 глав и до 473 произведений, посвященных главным монашеским добродетелям. Этот тип П. имеет отличия от греч. традиции, к-рые могли быть обусловлены неизвестным греч. протографом или возникнуть при переводе: в т. ч. произведения иногда выступают как самостоятельные главы. Лингвистическое исследование перевода показало, что он характерен для промежуточного этапа развития старослав. языка кон. IX или нач. X в. Древнейшие списки - сербский сер. XIV в. (РНБ. Гильф. 50) и болгарский 3-й четв. XIV в. (Ath. Chil. 421). Опубликован текст только азбучной части на основании 3 южнослав. рукописей (помимо 2 упомянутых был использован серб. список нач. XV в.) и греч. рукописи XI в. ( Caldarelli. 1996). |
|
|
