| называют представление о чём-либо нехорошем, безнравственном, преступном, а добрым помыслом – представление о хорошем, нравственном. В последующем автор имеет дело с учением аскетов только о злых помыслах. Учение св. подвижников о природе человеческой автором сводится к положению, что „человек состоит из тела и души“ (стр. 19), а душа – из ума, сердца и воли. В развитии греховного помысла указываются известные ступени: приражение, сдружение, страсть и пр. Во второй главе (стр. 44–70) речь идёт о степени греховности помыслов. „Внутренние грехи – злые помышления и похотения – столь же греховны, как и внешние беззакония, и составляют корень и источник последних“ (стр. 47). Впрочем, не на всех ступенях своего развития помыслы одинаково греховны (стр. 53 сл.). Так первая ступень „приражение“ помысла не считается грехом, так как возникновение помысла не в нашей власти. Однако, когда мы сами являемся причиной возникновения помыслов, они нам вменяются в грех . Вторая ступень „сдружение“ уже „не совсем без греха“. „Чем дальше, тем труднее освободиться от помыслов“ и тем более помыслы вменяются. В третьей главе (стр. 70–191) автор говорит об источниках и причинах греховных помыслов, таковы: демоны, страсти, органы внешних чувств, безделие и свободная воля человека. Затем четвертая глава (192–272) посвящена вопросу о средствах против греховных помыслов, которые разделяются на общие, таковы: трезвение и безмолвие (стр. 193) испытание помыслов (стр. 201), пресечение злых помышлений в зародыше (стр. 208), записывание и исповедание помыслов (стр. 211), доверие руководительству старцев (стр. 213), молитва (стр. 225), душеполезное чтение (стр. 234), страх Божий (стр. 237), вера (стр. 245), – и частные (стр. 246), таковы: воздержание и пост, милостыня, кротость, радость духовная и смирение. Последние средства называются частными потому, что каждое из них направляется против какой-нибудь определённой страсти, так: пост и воздержание против помыслов чревоугодия и блуда, милостыня – против сребролюбия и пр. Заканчивается сочинение заключением (стр. 273–276). |
| «Мы видели разных монахов, пришедших с великой ревностью и потом утративших ее. Они не достигли ничего, не преуспели. Так и мы. Когда мы молоды, мы приходим с ревностью, огромной, как гора Афон. Постепенно мы теряем ее, и она становится похожей на лесной орешек. Поэтому позаботьтесь о том, чтобы умножить или, по крайней мере, не уменьшить ту ревность, которую вы имели, когда пришли. Эта ревность явила святых и подвижников, и жаль, если она погаснет по причине нашего собственного нерадения. Старец Иосиф, с тех пор как пришел на Афон, не потерял своей ревности, но еще и увеличил ее. Будьте осторожны, потому что исчезновение ревности становится причиной возникновения нерадения, которое сокрушает того, над кем возьмет верх. С хорошим послушником такого не бывает. Имейте ревность в исполнении всех своих послушаний. Сейчас вы пойдете на бдение. Кто не уснет, получит похвалу. Б’ольшую же похвалу получит тот, кто будет иметь и слезы». Берегитесь тщеславия «Великий подвиг необходим, чтобы преодолеть помысл тщеславия. Об этом говорил нам и старец Иосиф. Со мною случилось следующее. Однажды я пошел послужить литургию у Старца. После литургии я должен был вернуться в свою каливу, но начался сильный дождь. Старцу тогда прислали новый непромокаемый плащ. А где было в те годы достать такой плащ! Он дал мне его на обратную дорогу. “Вот и я с плащом. И ведь некому же на меня посмотреть! Жаль, что у дубов и диких маслин нету глаз!”. Смотри-ка, как расцвело тщеславие! В другой раз, еще перед войной сороковых годов, я пешком возвращался из Кареи. Меня послал отец Никифор, чтобы я взял деньги, которые хранились у него в Сельскохозяйственном банке. Едва зайдя во врата Ксиропотама, я увидел одного старца, верхом на лошади провожавшего своего послушника. Тут же меня ужалил помысл: “Ну что же, хорошо! У тебя есть лошадь и старец, а у меня в кармане пачка купюр. Давай-ка теперь, командуй”. Потому я говорю вам, что необходима большая осторожность, чтобы не принять помысл тщеславия. Что бы ты ни делал, он будет воевать с тобой». |
| 157. То правда, что многие суетные помыслы даже против воли нашей тревожат нас и почти без нашего ведения обольщают нас, входя в нас так неприметно и хитро, что мы но только не можем воспрепятствовать их входу, но и с великим трудом узреваем их; но принимать их, или отвергать, возможно всякому, кто при помощи Божией употребит на то свое старание и усилие. Как возникновение их не зависит от нас, так отвержение или приятие их состоит в нашей воле. Впрочем и в самом приражении помыслов не все надобно приписывать набегу помыслов, или тем духам, которые стараются всеять их: но от нас зависит исправить качество помыслов, и сделать, чтоб в сердцах наших возникали духовные–святые помыслы вместо плотских–земных, если не всегда, то наибольшею частию. Когда кто разумно и тщательно поучается в Св. Писании, упражняется в псалмах и пении, пребывает в посте и бдении, непрестанно памятует о будущем, — о Царстве небесном, о геенне огненной, — и обо всех делах Божиих; тогда худые помыслы уменьшаются и появляются реже. Когда же кто напротив занимается мирскими заботами и плотскими делами, и вдается в суетныя и праздныя беседы, тогда худые помыслы умножаются в нас (—Соб. 1, 16. 17). 158. Деятельность ума нашего хорошо сравнивается с мельничным жерновом, который от стремительнаго течения воды быстро вертится кругом. Он никак не может перестать вертеться, движим будучи водою; но во власти приставника состоит, пшеницу ли молоть, или жито, или куколь растирать. Так и ум наш в течении настоящей жизни, будучи непрестанно приводим в движение устремляющимися на него отовсюду потоками впечатлений, не может быть праздным от волнения помыслов; но какие из них принимать или усвоять себе, это зависит от нашей воли и усмотрения. Если мы, как сказано, постоянно будем заниматься поучением в Св. Писании, память наполнять духовными предметами, питать желание совершенства и надежду на получение будущаго блаженства; то от этого будут возникать духовные помыслы, и ум наш держать в непрестанном помышлении о тех предметах, в которые мы углублялись. Если же, по безпечности и нерадению будем заниматься предметами страстей и праздными беседами, или вдаваться в мирския попечения и суетныя заботы; то по роду их будут потом рождаться и помыслы, как плевелы, и давать сердцу нашему работу зловредную, по изречению Господа Спасителя: где будет сокровище дел ваших и вашего внимания, там необходимо пребудет и сердце ваше (Мф. 6, 21). (Соб. 1. 18). |
| Однако стяжание безмолвия есть только первое условие для возникновения богослужебного певческого звука, ибо для того, чтобы этот звук мог явиться миру, сознанию необходимо пройти длительный путь – путь вытеснения помысла молитвой. Началом этого пути является повторение слов Иисусовой молитвы, но для того, чтобы сознание могло услышать в себе молитвенные слова, необходимо безмолвие, или освобождение сознания от образов и представлений внешнего мира. Таким образом, стяжание безмолвия и вытеснение помысла молитвой представляют собой единый процесс, в котором обе стороны взаимообусловливают друг друга. Первый этап этого процесса заключается в подключении внимания к повторению слов Иисусовой молитвы. Силы внимания, распыленные ранее предметами и явлениями внешнего мира, теперь должны быть полностью собраны и сконцентрированы на внутреннем произнесении молитвенных слов. Но даже в те моменты, когда удается полная концентрация внимания, волевая сила сознания продолжает устремляться к предметам и явлениям внешнего мира, продолжает желать их и искать соприкосновения с ними, вовлекая в свое стремление и внимание. Вот почему без содействия воли внимание само по себе не способно удержаться на повторении слов Иисусовой молитвы. Превращение молитвенного слова в единственный объект желания, в цель устремления воли как раз и является содержанием второго этапа в процессе вытеснения помысла молитвой. На третьем этапе помимо внимания и воли к Иисусовой молитве присоединяется также и память. Память, которая ранее вопреки воле могла предоставлять сознанию воспоминания о предметах и явлениях внешнего мира, теперь не несет в себе ничего, кроме беспрестанного повторения слов Иисусовой молитвы. Когда Иисусова молитва становится единственным содержанием внимания, воли и памяти, именно тогда и достигается состояние безмолвия, или состояние молчания мира, готового услышать голос Бога. Состояние безмолвия ни в коем случае нельзя понимать как некое пассивное состояние замкнувшегося в себе сознания, ибо, стяжав в себе молчание мира, сознание сообщает это молитвенное молчание всему окружающему. |
| Остановимся подробнее на ишемической болезни сердца (ИБС). Возникновение и течение ИБС — это итог комплекса патогенных факторов. Роль одних (артериальная гипертензия, гиперхолестеринемия, курение, сахарный диабет) показана в научных исследованиях достаточно убедительно. Роль других — психологических, психосоциальных также установлена и отражена в работах последних 20–25 лет. Учеными были проведены параллели между “инфарктным” характером и возникновением ишемической болезни сердца. Итог этих исследований книга М. Фридмана и Р. Розенмана “Поведение типа А и ваше сердце” и ряд последующих публикаций. Черты характера, отнесенные к типу А (от англ. амбициозность) таковы: внутреннее напряжение, нетерпимость, стремление к постоянному лидерству, компульсивность, эмоциональная неустойчивость. “Плачет мозг, а слезы в сердце” — так образно говорил известный ученый Р.А. Лурия. Но только ли мозг плачет? И что лежит в основе “болезненного” поведения типа А? Прежде всего грех, совершенный в глубине человеческого духа, который возбуждает страсти, влияет на характер, лишает душевного покоя. “Исходящее из человека оскверняет человека; ибо извнутри, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство: все это зло извнутри исходит и оскверняет человека” ( Мк. 7, 20-23 ). Следовательно, происхождение психосоматической болезни можно эскизно представить как процесс соматизации греха: грех — характер — болезнь (в случае ИБС — приступы загрудинных болей и атеросклеротическая облитерация коронарного русла). Установлено, что возникновение бронхиальной астмы связано с наличием в характере выраженных черт напористости, нетерпимости. Заболевания щитовидной железы могут быть инициированы неумеренностью. При облитерирующем эндартериите обнаруживают боязливость. Разумеется, эта схема должна восприниматься с осторожностью и применима лишь к части случаев. По воле Господа болезни могут подаваться человеку во испытание веры и даже в награду тем, кто радуется болезненным тяготам, переносимым ради Бога и вечной жизни. К нетленным мощам такого святого, преподобного отца нашего Пимена Многоболезненного, мне посчастливилось прикладываться в Киево-Печерской лавре. Таким образом, в зависимости от того, на какой духовной “почве” возникают хвори, и определяется их смысл. Но во всех случаях Господь призывает к Себе, и во всех случаях необходимы покаяние, молитва и ежедневная работа над собой. Вопросы духовности и нравственности неотделимы от вопросов болезни и здоровья. Я уверен, что психотерапевт, пренебрегающий духовными корнями заболеваний и признающий лишь психосоматические взаимоотношения, не сможет оказать действенную помощь, а его усилия рискуют превратиться в “бег по кругу”. Депрессии |
| Дыша неукротимой жаждой власти, дьявол не жалеет ни сил, ни времени на то, чтобы всякую естественную слабость человека превратить в неукротимую и отвратительную страсть. Он хочет, чтобы человек полностью осквернил себя и стал хуже животного. Тогда через грех дьявол приобретает власть над ним и делает его своим рабом и послушным орудием. Но благодаря Господу Иисусу Христу эта власть дьявола непрочна, и его железные цепи — слабее паутины. Достаточно грешнику в покаянии обратиться к Богу, и вся власть дьявола распадается, как карточный домик. «Для этого и явился Сын Божий, чтобы разрушить дела дьявола» ( 1Ин.3:8 ). Именно Господь есть Тот Сильнейший, Который связал сильного и расхитил сосуды его ( Мф.12:29 ). Поэтому поспешим к Спасителю за помощью и защитой. Крепкой верой и добродетельной жизнью противостанем падшему духу, и он по обещанному убежит от нас ( Иак.4:7 ). Александр (Милеант) , епископ. У порога геенны огненной. Свято-Троицкая Православная Миссия, 2000. Процесс возникновения страсти и проникновения греха В заключение всего того, что мы говорили в предыдущих главах о злых человеческих страстях, нам остается коснуться небезынтересной темы о самом процессе возникновения в душе человека злой страсти и дальнейшего развития её и превращения в привычку укоренившуюся и непреоборимую. Христианский подвижник Никодим Святогорец , написавший трактат о борьбе со страстями «Невидимая брань», приписывает возникновение страсти, так называемым, «искусительным помыслам», которые «приражаются» к душе или внешним путем через впечатления внешних чувств, или внутренним — «чрез непосредственные внушения худого в сердце». Возникновение «искусительного помысла» (соблазняющей мысли) вследствие впечатлений внешних чувств естественно и понятно каждому, поэтому не требует объяснений. Другое дело, когда соблазняющая мысль возникает, говоря словами Никодима Святогорца, «чрез непосредственные внушения худого в сердце», т. е. когда эта мысль вступает в сознание из таинственной области сердца (солнечного сплетения) в виде готового результата, когда процесс её зарождения теряется в этой области, причем сам человек, хотя бы он подвергал себя строгому самонаблюдению, не может объяснить, откуда у него явился первый импульс недоброго движения души. |
| Если же понадобится спуститься к более низменному рассуждению, то оттуда [можно] взяться за умозрение, еще больше устремленное к возвышенному. Например: «Рожденное утратило вечность или не утратило?» Ведь просто ответить «утратило» не преградит для софиста путь к злопыхательству: ибо он, ухватившись за это выражение, сделает мнимый вывод: «Итак, оно имеет вечность у себя». А если кто, присоединив недостающее, скажет, что не утратило, потому что никогда и не имело (ведь утратить можно то, что раньше имелось), наденет крепкий намордник тому, кто занимается болтовней как ремеслом. И отсюда у тебя, если ты будешь возделывать по уму, вырастет множество примеров, которыми затыкается еретическое пустословие и дерзость. Но это тебе сказано вкратце о словесных уловках относительно противопоставления и о еретическом суесловии, тогда как вышеназванное сочинение, которое давно используется в диалектических беседах, прекрасно может предоставить более совершенное учение и умозрение. В остальном будь здоров и считай, что я медлю с ответами на твои просьбы из-за недостатка скорописцев, а не потому, что я этими просьбами пренебрегаю. 79. Почему Моисей в миротворении не упомянул ни об ангельской сущности, ни о [ее] возникновении? Оба этих вопроса, думаю, нашли разрешение и в других наших писаниях, не сказал бы, чтобы ни в чем не нуждающееся в смысле точности, но в силе не имеющее недостатка. Поскольку же тебе по душе иметь и особое умозрение, и напоминание об этом, хотя ты и сам одарен не только знать такие вещи, но и преподавать другим, мы не отклонили просьбу твоего разумения. Посему мы говорим из того, чего не отняла у памяти многочисленная толпа помыслов, и искушений, и скорбей, но какие-то остатки еще сохранились, что Моисей, приступая к явному рассказу о миротворении, не упомянул ни о сущности Ангелов, ни об их возникновении (ведь они отделены от чувственно воспринимаемого творения и израильтянам, только что возводимым от египетского суеверия, среди которого они провели долгое время, пусть и не одержимые заблуждением, но живя среди одержимых, было нелегко и непросто воспринимать учение о бестелесных и боговидных умах) как по другим причинам, так не в меньшей, если не в большей, чем сказанная, степени потому, что он не собирался вносить законы для Ангелов, но для людей, для которых и возникновение, и переход из не сущего в бытие, и Создатель были необходимыми уроками, доставляющими пользу. Однако возникновение неба и земли и остальной» он излагает, потому что они появились до человеческой сущности, и потому что в них предстояло пребывать человеку, и потому что они должны были доставлять прочие необходимые чувственные вещи тем, для кого устанавливались законы. |
| Развивая мысли Оригена и других своих предшественников, формулируя свои собственные соображения, святой Мефодий намечает перспективы последующего развития покаянной практики и духовничества, а также дает возможность ознакомиться с начальными стадиями зарождающегося христианского аскетизма, который уже в самом своем возникновении имел все признаки одной из форм самообнаружения церковного бытия и самым тесным образом был соединен с разными сторонами жизни и деятельности всего церковного организма. Особого внимания заслуживает учение святого Мефодия о покаянии. Если в самом начале церковной истории покаяние было предназначено лишь для врачевания тяжких грехов и сопровождалось длительными, иногда многолетними епитимиями и отлучениями от церковного общения, то в последующие времена распространяется практика частой исповеди, обязательной для всех и имеющей своей целью подавление зародышей греховных страстей при самом их возникновении. Святой Мефодий рекомендует, как видно из вышеизложенного, исповедь как открытие помыслов, указывает на необходимость покаянной молитвы, настаивает на добровольном принятии кающимися тех советов и указаний, которые будут даны духовным врачом – епископом или иереем, и подчеркивает то исключительное значение, которое имеет принятие своевременных мер, направленных на искоренение греховных страстей при самом их зарождении. Христианин должен уклоняться от греховной скверны, деятельно вооружаться на борьбу с грехом. Для этой борьбы необходимы молитва 35 , помощь опытного и искусного духовного врача, которому приносится исповедь, и после этого очищение причащением Тела и Крови Христовой. Исповедь, как известно, в дальнейшем перестала быть исключительной прерогативой епископов и на долгое время перешла в руки монахов, которые целиком усвоили описанные здесь воззрения на покаяние и содействовали самым деятельным образом распространению этих воззрений и основанной на них покаянной практики в христианском обществе 36 . 30 Такое сопоставление «епископов» и «учителей» свидетельствует о том, что нередко встречающееся в исторических исследованиях противопоставление представителей иерархии и носителей харизматических дарований является заблуждением. |
| Когда возникло старчество? Вопрос о времени возникновения старческого руководства как особой аскетической практики в научном плане был впервые поставлен В.И. Экземплярским. Он прямо связывает возникновение старчества с рождением монашества в IV веке. Для него старчество — сугубо монашеская практика, иногда раскрывающая себя и для мирян, но созданная и хранимая только иноками. Эта точка зрения получила довольно широкое признание. Вместе с тем большое внимание историческому развитию старчества уделяет автор еще одного труда, созданного в первое послереволюционное десятилетие. Речь идет о курсе лекций, прочитанных в 1927 году неким автором (возможно, будущим епископом Николаем (Чуфаровским)) в Варшавской духовной академии в рамках дисциплины «пастырское богословие» и называвшимся «Пастырство монастырское, или старчество» . Автор этих лекций делает интересные наблюдения. Так, он не связывает возникновение старчества с рождением монашества, как это делал В.И. Экземплярский, и как это будут делать почти все последующие авторы. По его мнению, старчество, как и другие формы древнехристианского аскетизма, существовало задолго до появления монашества. В подтверждение этого автор «Пастырства монастырского» приводит замечательное высказывание Оригена, где, как позднее у отцов-аскетов, в деталях (выбор старца, исповедание помыслов, послушание) описан механизм старческого окормления. Вот это наставление церковного писателя первой половины III века, цитируемое автором «Пастырства монастырского»: «Смотри, как Божественное Писание поучает нас, что не должно таить греха внутри. Как имеющие несваренную пищу или обремененный мокротами желудок, когда сблюют, получают облегчение, так и согрешившие, когда скрывают и удерживают в себе грех, чувствуют внутреннюю тягость и почти задыхаются от флегмы или мокроты греховной, но когда он сам себя обвиняет и исповедуется, то вместе извергает грех и уничтожает причину немалую. Только будь осмотрительнее, кому ты должен исповедовать свой грех. Испытай прежде врача, которому бы открыть причину недуга и который бы умел быть с слабым слабым, плакать с плачущим, который умел бы сострадать и сочувствовать, и, если он, ранее показав себя опытным врачом и сострадательным, скажет что-нибудь и посоветует, то так делай и исполняй» . |
| Если бы авторитет Оригена в вопросах христианской этики и аскетических подвигов не был исключительно велик, то святители Василий Великий и Григорий Богослов не использовали бы в IV столетии его писания для первого по времени «Добротолюбия». И святой Мефодий, последовательно выступавший против оригеновских увлечений, всегда был согласен признать правду Оригена там, где его учение не расходилось с церковным. Развивая мысли Оригена и других своих предшественников, формулируя свои собственные соображения, святой Мефодий намечает перспективы последующего развития покаянной практики и духовничества, а также дает возможность ознакомиться с начальными стадиями зарождающегося христианского аскетизма, который уже в самом своем возникновении имел все признаки одной из форм самообнаружения церковного бытия и самым тесным образом был соединен с разными сторонами жизни и деятельности всего церковного организма. Особого внимания заслуживает учение святого Мефодия о покаянии. Если в самом начале церковной истории покаяние было предназначено лишь для врачевания тяжких грехов и сопровождалось длительными, иногда многолетними епитимиями и отлучениями от церковного общения, то в последующие времена распространяется практика частой исповеди, обязательной для всех и имеющей своей целью подавление зародышей греховных страстей при самом их возникновении. Святой Мефодий рекомендует, как видно из вышеизложенного, исповедь как открытие помыслов, указывает на необходимость покаянной молитвы, настаивает на добровольном принятии кающимися тех советов и указаний, которые будут даны духовным врачом — епископом или иереем, и подчеркивает то исключительное значение, которое имеет принятие своевременных мер, направленных на искоренение греховных страстей при самом их зарождении. Христианин должен уклоняться от греховной скверны, деятельно вооружаться на борьбу с грехом. Для этой борьбы необходимы молитва, помощь опытного и искусного духовного врача, которому приносится исповедь, и после этого очищение причащением Тела и Крови Христовой. Исповедь, как известно, в дальнейшем перестала быть исключительной прерогативой епископов и на долгое время перешла в руки монахов, которые целиком усвоили описанные здесь воззрения на покаяние и содействовали самым деятельным образом распространению этих воззрений и основанной на них покаянной практики в христианском обществе. Такое сопоставление «епископов» и «учителей» свидетельствует о том, что нередко встречающееся в исторических исследованиях противопоставление представителей иерархии и носителей харизматических дарований является заблуждением. |
|
|
