| От истинного исполнителя заповедей Божиих требуется не только то, чтобы внешними действиями исполнял оныя, но чтобы и ум и сердце свое сохранял от нарушения того, что заповедано» 38 . Теперь последуем за блаженным отцом во внутренний мир нашей души, в котором совершается незримый процесс так называемого умного делания, – воздействие психических актов одних на другие, и результат этого воздействия – изменение всего душевного настроения, выражаемого под образом победы или поражения, когда т. е. душа пребывает твердо в своем нравственном долге, или ослабевает, уклоняется от него. «Умное делание, в котором устав поставляет главную сущность иноческого подвига, вообще есть созерцательное богомыслие, внутренняя молитва , совершаемая умом и сердцем, не переходящая во внешние выражения чрез слово, соединенная с созерцанием Божества и отгнанием всех помыслов, – добрые ли то или лукавые, – могущих рассеять и смутить это благочестивое настроение; сказать кратко, это есть постоянное памятование вездеприсутствия Божия, как сказал Давид: предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся» ( Пс. 15:8 ). «Кто так поступает, тот всегда в молитве», объясняет Нил в другом месте (сл. 4). Таким образом можно различать три отдельные акта 39 .в процесс умного делания: 1) борьбу с помыслами с целью пресечь им всякий доступ к уму и сердцу и снискать мирное и бесстрастное состояние духа: «безмолвие бо есть отложение помышлений до времени»; 2) самое совершение молитвы, для которой требуется всевозможное внимание и самоуглубление: «егда же утишится ум от помысл, внемли сердцу и молитву душевне или умне дей», и 3) созерцание Божества и таинственное внутреннее с Ним соединение: «безмолвие есть – искати в сердце Господа… внутрь себе зрю Творца миру, и беседую и люблю… и се Владыка… естеством неприступен, мне же зрим есть всяко, и естеству моему смесився существом». Эти различные психические состояния обозначаются в творении Нила различными именами. Наиболее обшая суть: умное делание, душевная или умная молитва, трезвление ума, сердечное безмолвие. Затем более тесные выражения: «умом соблюдать сердце в молитве», «умом стоять в сердце и совершать молитву», «ум блюсти в сердце, устранив все помыслы», «умом пребывать затворенным в сердце»; «действие молитвы держит ум у себе» (сосредоточивает его). Сердце называется хранителем помыслов, ум – кормчим чувств. |
| Даже свойственно молитве открывать в падшем естестве сокровенные признаки падения его и впечатления, произведенные произвольными согрешениями. Также диавол, зная, какое великое благо — молитва, старается во время ее возмутить подвижника греховными, суетными помыслами и мечтаниями, чтоб отвратить его от молитвы или молитву сделать бесплодною. Из среды помыслов, мечтаний и ощущений греховных, из среды этого порабощения и плинфоделания нашего, тем сильнее возопием и будем вопить молитвою ко Господу, подобно израильтянам, «возстенавшим... от дел и возопившим. И взыде, — говорит Писание, — вопль их к Богу от дел. И услыша Бог стенание их» (Исх.2:23-24). Общее правило борьбы с греховными начинаниями заключается в том, чтоб отвергать грех при самом появлении его, убивать таинственных вавилонян доколе они младенцы (Пс.136:9). “Разумно борющийся, — сказал преподобный Нил Сорский, — отражает матерь злого мысленного сонмища, то есть, первое прикосновение лукавых мыслей к уму его. Отразивший это первое прикосновение, разом отразил и все последующее за ним сонмище лукавых мыслей”. Если же грех, по причине предварившего порабощения ему и навыка к нему, насилует нас, то и тогда не должно унывать и приходить в расслабление и отчаяние; должно врачевать невидимые побеждения покаянием, и пребывать в подвиге с твердостью, мужеством, постоянством. Греховные и суетные помыслы, мечтания и ощущения тогда могут несомненно повредить нам, когда мы не боремся с ними, когда услаждаемся ими, и насаждаем их в себя. От произвольного содружества с грехом и от произвольного общения с духами отверженными зарождаются и укрепляются страсти, может вкрасться в душу неприметным образом прелесть. Когда же мы противимся греховным помыслам, мечтам и ощущениям, тогда самая борьба с ними доставит нам преуспеяние и обогатит нас деятельным разумом. Некоторый старец, преуспевший в умной молитве, спросил другого инока, также занимавшегося ею: “Кто обучил тебя молитве?” Инок отвечал: “Демоны”. Старец улыбнулся и сказал: “Какой соблазн произнес ты для незнающих дела! однако скажи, каким образом демоны выучили тебя молитве?” Инок отвечал: “Мне попущена была тяжкая и продолжительная брань от лютых помыслов, мечтаний и ощущений, не дававших мне покоя ни днем, ни ночью. |
| В последующие эпохи российской жизни многие из вопиющих недостатков домонгольского монашества удалось преодолеть и изжить, но не до конца. Во всяком случае перестали существовать такие уродливые формы монашества, как свободные монастырские слободки, двойные монастыри, исчезли странствующие безмонастырские монахи и монахини, но строгого общежительного монашества у нас так и не было. В большинстве своем присутствовал уклад монашеской жизни с сохранением частной собственности. Трагедия русского монашества заключалась в том, что оно не смогло удержаться на высоте истинного общинножития и избрало для своего существования облегченное общинножитие с сохранением права частной собственности, а также третий, совсем уже слабый вариант – келиотство, когда частная собственность имела верховенство. В истории русского монашества было несколько ярких всплесков, связанных с появлением на духовном горизонте таких сильных личностей, как преподобные Сергий Радонежский, Паисий Величковский и Нил Сорский, которые собой явили высокие идеалы иночества, но с их уходом строгое монашеское житие ослабевало и возвращалось особножитие. К сожалению, большинство монашествующих тянулось к частной собственности, к свободе, к независимому существованию. Вывод Е.Е. Голубинского о русском монашестве строг и малоутешителен: «Мы (то есть русские монахи) слегка попробовали первый устав (то есть истинное общинножитие) и избрали исключительно два последних. Этот выбор нами уставов составляет уже факт нашей жизни, и он свидетельствует о том, что мы заявили немного наклонности к истинной и строгой форме монашеской жизни и что мы желали монашествовать исключительно по облегченным способам, так сказать – соединяя полезное с приятным» . Эта особенность русского монашества продолжает действовать и поныне, формируя образ жизни и образ мыслей современного русского иночества. Рясофор С введением Студийского устава в Киево-Печерской лавре преподобным Феодосием появились у нас две разновидности иноков – мантийные монахи и схимники. В позднейшее время кроме двух образов монашества появился еще и третий образ иночества – так называемый рясофор. Этот образ является как бы предварительным, или подготовительным к монашеству. |
| То есть, можно говорить о некоем гордом помысле, который заставляет человека на некоторое время превознестись, но затем такой человек раскаивается в своем проступке, и гордыню как укоренившуюся уже страсть, которая по мысли святого отца уже не скорбит о случившемся. Эту же мысль повторяет преподобный Нил Сорский 159 . Можно сказать, что святые отцы приводили различие между гордостью и гордыней. Гордость в понимании отцов – это неутвердившийся помысл в человеке, а гордыня – это пленительное состояние души. В то же время взгляд некоторых современных пастырей отмечает, что во многом понятие «гордость», понимание которой обусловлено особенностями русского словоупотребления нового времени, уже зачастую не ассоциируется однозначно со словом «страсть». Так, на непоследовательное расподобление единиц «гордость» и «гордыня» указывает игумен Нектарий (Морозов) . Он отмечает, что зачастую «приходится встречаться с мнением, что гордость как здравое чувство собственного достоинства и греховная гордыня – отнюдь не одно и то же. Но сразу скажу: на мой взгляд, какого-то существенного различия нет. Гордость – это страсть, а гордыня – это, наверное, некое проявление этой страсти в конкретном человеке. Вот и вся разница» 160 . Протоиерей Артемий Владимиров считает, что разница между понятиями лексическая, на словесном уровне. «Хотя можно… поразмышлять: гордыня.... это что-то разросшееся, махровое, ставшее абсолютной доминантой личности. Гордость – это червячок, червоточинка. Подпитай ее тщеславием и получится эта «-ня» – такая гордыня, которую ни объехать, ни пройти» 161 . Священник Валерий Духанин определяет: «Гордость и гордыня в целом совпадают, это одно и то же понятие, просто в русском языке мы иногда словом «гордыня» пытаемся подчеркнуть запредельную гордость» 162 . В этом контексте, очевидно, следует понимать мысль преподобного Паисия Святогорца : «Сатанинская степень гордости называется гордыня» 163 . С подобной же позиции соотношение гордыни и гордости рассматривают и другие современные священнослужители. В основном это связано со степенью проявления греха, поврежденности им человека. |
| В невидимой брани не всегда и не скоро соделываемся победителями: победа — дар Божий, даруемый подвижнику Богом в свое время, известное единому Богу и определяемое единым Богом. Самые побеждения бывают нужными для нас. Здесь разумеются побеждения, происходящие от немощи и греховности нашей, а не от изменившегося произволения. Побеждения попускаются нам к нашему смирению, для того, чтоб мы усмотрели и изучили падение нашего естества, признали необходимость в Искупителе, уверовали в Него и исповедали Его (Преподобный Нил Сорский. Слово 3). При таких побеждениях невидимые враги наши влагают нам стыд по причине побеждения, а по причине стыда расслабление в молитвенном подвиге, недоверие к нему, мысль об оставлении его и о переходе к благой деятельности посреди человеческого общества. Не вдадимся в обман! С самоотвержением и бесстыдством откроем нашу язву пред всеблагим и всемогущим Врачом нашим, заповедавшим это спасительное для нас бесстыдство и обетовавшим увенчать его отмщением соперникам нашим (см.: Лк. гл. 18). Положим в душе своей завет: до конца жизни не оставлять молитвенного подвига, из среды его прейти в вечность. Наша стыдливость при побеждениях чужда смысла: она — злая насмешка над нами врагов наших. Способен ли этот лист смоковничный — стыдливость с ее средствами — сокрыть согрешение человека от всевидящего Бога? Бог видит грех и без исповедания греха. Он ищет исповедания единственно для того, чтоб уврачевать. Если он завещал апостолу Своему прощать согрешившего и кающегося брата седмижды на день: тем более Сам исполнит это над нами, непрестанно приносящими Ему молитву и покаяние (см.: Лк.17:4). Обратим тщательное внимание на нижеследующее: не двоедушие ли наше укрепляет врагов наших в борьбе с нами? Не оно ли — причиною частых побеждений наших? Не сами ли мы упрочиваем власть и влияние наших врагов над нами, исполняя их волю исполнением наших плотских пожеланий, влечений, пристрастий? Не прогневляем ли мы этим Бога, не удаляем ли Его от себя? Не действует ли в нас миролюбие, оставляющее за нами наружность служителей Бога, отъемлющее существенное достоинство Божиих рабов, соделывающее в сущности врагами Бога (см.: Иак.4:4-5)? |
| Зачастую Нил Сорский сокращает цитату, выбирая из нее главное, иногда перестраивает, делая смысл более понятным, иногда обобщает сразу несколько цитат одного или разных авторов. Например, рассуждая на тему о борьбе со страстью печали, св. Ефрем Сирин приводит такое запоминающееся и образное сравнение: «Ибо Он (Господь. – Е. Р.) знает, сколько душа должна подвергаться испытанию и искушению, – столько и попускает. Если горшечник, сделав сосуды, не положит их в печь, чтобы обожженные отвердели, то не бывают они годными к употреблению людям. Но и (полагая их в печь), знает он, сколько времени, чтобы перегорев не истрескались; и опять не вынимает прежде времени, чтобы не остались недоделанными и не годными к употреблению. Итак, если люди в рассуждении тленнаго имеют столько разборчивости и знания, то кольми паче Бог знает, сколько имеют нужды в испытаниях и искушениях души, желающия угодить Ему и вожделевающия улучить вечную жизнь» 114 . Нилу Сорскому , видимо, понравилось это рассуждение своей наглядностью, он использует его в тексте своей главы «О печали», но при этом сокращает цитату и дополняет другим образным сравнением: «Ибо никогда не оставляет Бог душу, уповающую на Него, чтобы ее одолели напасти, потому что знает все немощи наши. Если людям ненеизвестно, сколько мул, сколько осел, сколько верблюд может понести груза, и возможное каждому нагружают, так же горшечнику известно, сколько времени в огне сосуды держать, чтобы, пробыв дольше, они не растрескались, ни также, прежде достаточного обжига вынутые, не оказались негодными, – если столький разум у человека, не намного ли больше – неизмеримо больше! – знает Божий разум, сколько душе подобает вынести искушения, да будет искусной и пригодной для Небесного Царствия, и не только будущей славы, но и здесь утешения благого Духа сподобится?» 115 Эта цитата не отражена в статистике Ф. Лилиенфельд, поскольку никак не выделена в тексте Нила Сорского . Исследовательница подсчитала, что преподобный только дважды цитирует сирийского автора. |
| Гордыней же святой Исаак называет не то, когда в уме промелькнет [гордостный] помысл, и не то, если побеждается кто-либо ею по временам, ибо за одно, – сказал он, – невольное движение помысла Бог не казнит и не осуждает человека; даже если в какой-то момент и согласимся с [помыслом], но тотчас же отринем страсть, – не обвиняет и не требует ответа Господь за таковое наше нерадение, но за то, когда ум [человека] принимает [этот помысл] за истину, как уместный и полезный ему, и не считает его жестоко ему вредящим. Особенно же если кто словом и делом исполнит страсть, – таковой осудится. Так и о тщеславии, и о каждой страсти говорится отцами. VI. В общем обо всех помыслах Против всех помыслов злых подобает призывать на помощь Бога, поскольку мы [сами] не всегда имеем силу сопротивляться лукавым помыслам 27 , как сказал святой Исаак; нет же иной такой помощи, как Бог . Потому нужно молиться Владыке Христу прилежно, с воздыханием и слезами, так, как сказал Нил Синайский : «Помилуй меня, Господи, и не дай погибнуть мне! Помилуй меня, Господи, ибо я немощен! Посрами, Господи, борющего меня беса беспечности! Распростри сень над головою моею в день брани бесовской! Борющего меня врага побори, Господи! Обуревающие меня помыслы укроти тишиною Твоею, Слове Божий!» Феодор же Студит, от Давида заимствовав, так повелел против нечистых помыслов молиться: Суди, Господи, обижающих меня и побори борющихся со мною! – и остальное из псалма (см. Пс.34,1 ). И как песнописцы 28 написали: «Рассеянный мой ум собери, Господи, и заросшее сорной травой мое сердце очисти! Как Петру, дай мне покаяние; как мытарю – воздыхание; как блуднице – слезы, да взываю к Тебе: “Помоги мне, от скверных помыслов избавь меня!” Ибо, как волны морские, восстают на меня беззакония мои и, как корабль в пучине, утопаю я в помышлениях моих, но в тихое пристанище направь меня, Господи, покаянием и спаси меня! Ибо сильно скорблю я по причине немощи ума моего: как [и] нехотя страдаю от невольного воистину изменения! Потому вопию к Тебе: “Богоначальная Троица Святая, помоги мне, в стоянии добродетельных учини меня!”» Это и подобное этому из Святых Писаний говоря, против каждого помысла подходящее и для каждого времени потребное, против всех [злых помыслов] да призываем на помощь Бога, и Тот упразднит их. |
| Он может и простому, обыкновенному, самому заурядному, незаметному человеку, живущему в миру, дать такую благодать, какой и иной отшельник не имеет, если только Господь увидит в этом человеке готовность принять ее, найдет смирение, простоту и прочие добродетели, но в особенности смирение. Чтобы отвергать греховные помыслы, нужно их распознавать. Если мы не умеем этого делать, то как определим, что отвергнуть, а что усвоить? Притом надо понимать, что иное дело помыслы во время молитвы - тут, пожалуй, все следует отвергать, и иное - при наших обычных занятиях. Приведем примеры. Женщина варит борщ. Если она при этом углубится в молитву, то суп, наверное, выкипит и сгорит. Думать же о том, как хорошо сварить, не означает напрасно отвлекаться от молитвы. И святые отцы, по словам Нила Сорского, имели разумное попечение о своих обычных делах. Другие примеры: человек ведет автомобиль или пусть даже едет на лошади. Если он также углубится в молитву, то рискует попасть в аварию, лошадь же может его сбросить. То есть вполне понятно, что никакого греха нет, когда во время обычных занятий мы заботимся о том, чтобы хорошо сделать свое дело, и таким образом отвлекаемся от молитвы. Однако думать об обычных житейских заботах в течение правила, т.е. времени, специально отведенного на молитву, - это уже бесовское искушение. Вернемся к тому, что помыслы мы должны распознавать. Во время правила дело обстоит довольно просто: нужно все отвергать, принимать только духовные ощущения, связанные с покаянием, размышлением о смерти и усугубляющие внимание при молитве. А при обычных занятиях уже необходимо различение: что принимать, а что отвергать. Преподобный Нил Сорский вслед за древними святыми отцами говорит о восьми главных греховных помыслах. Это гордость, тщеславие, уныние, печаль, сребролюбие, гнев, блудная страсть и чревоугодие - вот восемь главных страстей. И во время наших повседневных занятий нам необходимо следить за тем, чтобы не поддаться тому или иному помыслу. Например, человек, занимаясь каким-нибудь делом, старается молиться и вдруг замечает в себе раздражительность. Ему следует понимать, в чем здесь дело, и не оправдывать свою раздражительность тем, что для исполнения того-то и того-то он имел право рассердиться, а признать, что это чувство совсем не от Бога, но бесовское внушение, искушение. Или кто-то при общении с другим человеком испытывает тщеславие. В таком случае он должен стараться и дело свое исполнять, если оно действительно богоугодно, и одновременно противиться тщеславному помыслу. Для этого, во-первых, силиться на деле не исполнять то, что внушает помысел, и, во-вторых, пытаться изгнать из своего ума саму мысль о том, чтобы кому-то понравиться, в чьих-то глазах выглядеть хорошо, но совершать то или иное доброе дело ради своей христианской совести и угождения Богу. Так же можно было бы сказать и о прочих страстях. Возможно, более подробно поговорим о них в следующей беседе. |
| Какую позицию займет святогорский ученый монах? Его «изложение» было посланием великому князю, обобщившим ответы на многочисленные вопросы правителя по поводу «пребывания и чина» святогорских обителей. Название сочинения выводит его за рамки эпистолярного жанра и придает ему более широкое значение – «Изложение о пребывании в чине сущих в Святой Горе монастырей общих и тех, которые называют особными, а также сказание о том, что не от людей и не людьми, но Божественным промышлением и помощью и доныне соблюдается эта Гора» 654 . Составляя свое послание-«изложение», Максим, возможно, знакомился и с уставами русских монастырей. В названии его сочинения использованы те же термины, что в общежительном уставе Евфросина Псковского: «Изложение общежительного пребывания устав обители Тресвятительския» 655 . Прямых откликов на вопросы, которые тогда обсуждались, нет, как и прямых аналогий с русскими порядками. Ответ святогорца – не аскетический трактат и не предназначен для монашествующих. Нет и конкретных рекомендаций светскому правителю. Послание об афонских монастырях, не давая адресату конкретных советов, не входит в число «княжеских зерцал», создающих образ идеального правителя. Может быть, Максим Грек полагал, что спокойное, обстоятельное изложение прозвучит даже убедительнее, чем назойливое поучение. Но элемент назидания все же присутствует. Можно увидеть и некоторое влияние спорных проблем, иносказательный отголосок. Сближения выявляются в изложении двух тем – рядоположенности двух типов монастырского устройства и апологии монашеского труда, того «рукоделия», о котором писал и говорил преп. Нил Сорский . Максим рассказывает великому князю, что на Святой Горе существуют особные монастыри, называемые также лаврами, и общие (общежительные). Кратко упомянуты «скиты». Описание «особножития» в «Изложении» имеет много сходного с порядками Нилова скита на речке Соре (если не учитывать различие природных условий и климата). Такие же порядки, как в особножитной Лавре преп. Афанасия Афонского , характерны и для Ватопеда. С неизменным уважением он пишет и об общежительном монастыре, считая его устройство, может быть, более совершенным (общежительный Зограф, пишет он, поистине «чист от особства»). |
| «Бес крайне завидует молящемуся человеку, — говорит Нил постник (Синайский), — и всеми кознями силится отвратить от молитвы ум его, непрестанно возбуждая в памяти его разные представления и в теле приводя в движение все страсти, чтобы запнуть добрый подвиг и шествие молитвенное к Богу. А когда этот лукавейший дух, после многих ухищрений своих, не возможет воспрепятствовать крепкой молитве прилежно молящегося, то на время ослабляет свои действия, чтобы потом, по совершении молитвы, напасть на него с большей злобой, и или, возмутив его гневом на кого-либо, лишает душу того настроения, какое даруется молитвой, или, раздражив чувственность какой-либо сластью, помрачает ум. Поэтому, помолився якоже подобает, ожидай яже не подобает, и стой мужественно и бодренно, сохраняя плод свой; ибо исперва на то поставлен ты, чтобы делати и хранити. Итак, делая и трудясь, не оставляй без охранения того, что стяжал трудом и деланием; без этого же никакой пользы не будет тебе от молитвы». Явно, что о делании и хранении святой отец берет слова из райской истории Адама, ибо Писание говорит: сотвори Бог Адама, и посели его в раи, еже делати и хранити его — рай (Быт. 2:15). Райским делом он назвал здесь молитву, а соблюдение себя, или своего сердца, после молитвы от злых и лукавых помыслов — хранением. Итак, если Господь удостоит нас посещения Своей благодатью во время молитвы, плача, богомыслия, то да сохраняем себя всячески от всяких недобрых помыслов, наипаче же от худых слов и дел, и свои чувства да ограждаем бдительно, чтобы через них не воздвиглась на нас брань. Если же по нужде, против воли нашей, душа наша впадет в какие-либо помышления, тотчас да прибегаем к Творцу нашему с мольбой, и Он рассеет их. Прямее и благонадежнее этого способа иного нет. И таким образом, при содействии Божием, мы сохраним души наши в страхе Его, не попуская уму нашему рассеяться и ослабнуть от обуревания помыслов, ни быть расхищену от каких-либо суетных удовольствий, и удаляя от себя все то, от чего может быть, при слабости ума, утрачено приобретенное посредством умиления сердечного. После слез и после молитвы твердо и крепко да стоим в том же, т.е. слезно-молитвенном настроении духа. |
|
|
