| Немного развивая спортивный образ Златоуста, можно сказать, что Господь здесь не только «учитель борца», но и беспристрастный Судья длящегося «состязания», жестко следящий за тем, чтобы сатана не нарушил установленные Самим Богом правила «соревнования» между праведником и диаволом. Об этой единственной форме Божественной помощи Иову в его страданиях, как ограничении силы нападений диавола, не попускаемых Богом сверх человеческих возможностей Иова, свидетельствует преподобный Иоанн Кассиан Римлянин : «Если бы Иов многообразные козни врага в этой борьбе победил без своей добродетели, а только с помощью благодати Божией, то дьявол не замедлил бы повторить прежнюю свою клевету на него: ...разве даром богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил его и дом его и все, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространяются по земле; но простри руку Твою, то есть оставь его самому себе, своими силами сразиться со мною, благословит ли он Тебя? ( Иов. 1:9–11 ). Но коли после борьбы он не повторил этой клеветы, то, значит, Иов победил его собственными силами. Впрочем, и благодать Божия не оставляла Иова; чтобы искуситель не обременил его искушениями сверх сил, она попустила искушать столько, сколько могла вынести добродетель искушаемого» 239 . Получив от Бога дозволение напасть на Иова, сатана устремляется прочь из небесного чертога для того, чтобы тотчас же начать осуществлять свой враждебный замысел и, по яркому образу Двоеслова, «насытить свою злую жажду» 240 : И отошел сатана от лица Господня ( Иов. 1:12 ). По поводу этих библейских слов святитель Григорий Великий задается вопросом, на который сам же и отвечает: «Как же вышел сатана от Того, Кто нигде не пребывает телесно и всюду присутствует Своей беспредельной сущностью? Пока сатана, подавленный силой святости, словно стоял перед лицом Божиим, он не имел силы осуществлять желание своей злобы. Но он вышел от лица Господа, то есть, освобожденный Богом от тесноты внутреннего воздержания, ...получив возможность искушать, устремился к осуществлению своей злобы» 241 . |
| Преподобный Кассиан говорит, что дар рассудительности и разумения Священного Писания приобретается не столько изучением наук, сколько молитвой и чистотой сердца. О мужестве Духу нашему прирождена идея добра, потребность и стремление к нему; воля наша в силу прирожденного нам нравственного закона стремится осуществлять добро в своих действиях. Но в настоящем растленном состоянии нашей природы стремление к добру ослаблено, а противное ему влечение к злу сильно, осуществление добра соединено с большими трудностями, препятствиями, требует больших усилий, – по словам Спасителя, «Царство Божие с усилием приобретается» ( Мф. 11:12 ). Для совершения подвигов благочестия, для преодоления разных трудностей на этом поприще нужна большая сила воли, крепость духа, мужество; при вялом желании, при слабости воли, нерешительном намерении ни в чем добром нельзя успеть; особенно нужно мужество для препобеждения разных искушений, неразлучных с добродетелью, для перенесения разных неприятностей, опасностей, телесных болезней, лишений, несчастных приключений, неизбежных в настоящей жизни, оскорблений, обид от злых людей и т.д. Здесь нужно великодушие – большое терпение и кротость. Дело терпения умерять, утолять скорбь, печаль, которыми поражают нас какие-нибудь несчастные приключения; а дело кротости удерживать гнев и мщение при нанесении нам обид. Хотя терпение и кротость прежде и больше всего проявляют мужество духа, но не меньше оно проявляется и в той силе, с какой обуздываются все прочие греховные влечения нашей испорченной природы. Ибо что мужественнее, говорит Григорий Великий , как все движения души подчинить разуму, все вожделения плоти обуздать силой духа, собственную волю отвергнуть, презрев видимое, возлюбить невидимое. Премудрый говорит, что «долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города» ( Притч. 16:32 ). А какое дивное великодушие, мужество открывается в поступках апостола Павла, который говорит, что мы «во всем являем себя, как служители Божии, в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах, под ударами, в темницах, в изгнаниях, в трудах, в бдениях, в постах... в чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах... нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем; нас огорчают, а мы всегда радуемся» ( 2Кор. 6:4–10 ). «Я исполнен утешением, преизобилую радостью, при всей скорби нашей... Посему я благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа» ( 2Кор. 7:4, 12:10 ). |
| Святые отцы учат, что Бог есть само благо. По словам святителя Григория Нисского, «Бог по естеству Своему есть всякое мыслимое благо, какое только «высшее и главное добро есть Само Божество, природа Которого и есть доброта, и когда мы говорим о природе добра, то и по имени, и по существу говорим о Святитель Василий Великий подчеркивает, что отрицание благости Бога равносильно отрицанию бытия Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин говорит, что «один Бог творит все благое не из побуждений какого-либо страха или воздаяния, но по одной Своей Отвергая ложные мнения о том, что Бог является творцом зла, Афинагор Афинский утверждает: «Бог, как совершенно благой, всегда Церковному учению о Боге пытались противостать различные дуалистические учения. Представитель гностического дуализма Маркион (II век) учил, что в мире изначально существовали два Бога — благой и злой, Бог Нового Завета и Бог Ветхого Завета. Для гностических учений также характерно противопоставление духовного начала как благого и материального как анти-духовного и потому дурного. В манихействе, возникшем в III веке, сочетаются различные элементы зороастрийской религии и гностических воззрений Маркиона. Манихеи учили, что в мире существуют два извечных и равносильных начала: свет (божественное, духовное, благое начало) и тьма (демоническое, материальное, злое начало). Они полагали, что материальный мир — это результат пленения света тьмой и смешения двух начал и что человеческое тело — это творение демонов, в котором, как в тюрьме, заключена душа, являющаяся частичкой божественного света. Отцы и учители Церкви единодушно выступали против дуализма гностиков и Согласно церковному учению, материальный мир сотворен Богом и изначально является благим. Диавол — отпавший от Бога ангел, не имеющий равной власти и могущества с истинным Бог — свят. Он обладает абсолютным совершенством. В Ветхом Завете святость Божия порождает в человеке чувство священного страха ( Ис 8:13 ). В присутствии Бога человек ощущает свое ничтожество и греховность ( Быт 18:27 ; Иов 42:6 ). Никто — даже серафимы ( Ис 6:2 ) — не может вынести приближения Бога ( Суд 5:4–5 ; Исх 19:16 и др.). Однако Бог, неприступный и непостижимый в своей святости, открывается человеку и присутствует в мире. Пророк Исаия возвещает: «Так говорит Высокий и Превознесенный, вечно Живущий, — Святый имя Его: Я живу на высоте небес и во святилище, и также с сокрушенными и смиренными духом, чтобы оживлять дух смиренных и оживлять сердца сокрушенных» ( Ис 57:15 ). Святость Божия воспевается в Апокалипсисе: «Свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и грядет» ( Откр 4:8 ; ср. 15:4; 16:5). |
| Я спросил: «Как творил Иисусову молитву схимонах Ефрем?». Отец Кассиан ответил: «Он советовал мне читать Григория Синаита и говорил: “Там ты найдешь все, что нужно для Иисусовой молитвы. Это учение заключается в следующем: сядь на низкую табуретку, наклони голову так, чтобы подбородок упирался в грудь, и смотри в свое сердце, направляя туда очи своего ума. Затем придерживай свое дыхание (не дыши борзо, то есть глубоко и сильно), чтобы дыханием не рассеять свои мысли, говори Иисусову молитву про себя, придерживая насколько можешь дыхание. Не расслабляйся телом, а несколько напряги плечи и шею. Будь терпелив в молитве, не вставай скоро со своего места. Диавол будет гнать тебя, представляя тебе необходимые дела, пугая болезнью тела, но ты противостань ему упованием на Бога и памятью о смерти”». Я спросил, что значит «сдерживать дыхание». Отец Кассиан ответил: «Дыши незаметно, так, чтобы не было слышно твоего дыхания, чтобы была неподвижной твоя грудь, как будто ты хочешь, чтобы тебя приняли за мертвого». Я спросил: «Некоторые из подвижников говорили, что неразумным сдерживанием дыхания можно повредить себе легкие. Как понять это?». Он ответил: «Такие монахи не поняли Григория Синаита и, думая, что подражают ему, делали именно то, от чего предостерегал преподобный Григорий. Они дышали редко, но глубоко, надувая грудь, как кузнечные меха, чтобы подольше задержать воздух на вдохе (иногда задержка дыхания продолжалась до головокружения и темноты в глазах). Возможно, было бы лучше, чем скрывать метод монаха Никифора и преподобного Григория Синаита из “Добротолюбия”, подробнее объяснить его». Я опять спросил: «Если монах Ефрем учил тебя Иисусовой молитве, то не знаешь ли ты, как он молился сам?». Тот ответил: «Монах Ефрем разделял Иисусову молитву на четыре вдоха и четыре выдоха. Слово “Господи” внутренне произносилось со вдохом, “Иисусе” – с выдохом, “Христе” – со вдохом и так далее, на каждом слове один вдох и на последующем слове один выдох. Этот способ вначале кажется не только трудным, но и мучительным, но он быстро приводит к преуспеванию. Впоследствии такой ритм можно сохранять во время ходьбы или несложной работы, но это приходит не сразу, а постепенно, и вначале надо упражняться, удалившись в свою келию и завесив окна, так как свет может рассеивать мысли». Я спросил: «Что дает такой образ молитвы?». Он ответил: «Когда я начал так молиться, то мне стало легче отгонять помыслы, и я чувствовал, что мой ум соприкасается с сердцем. Дыхание – это внутренние четки». |
| Архимандрит Игнатий соединял в себе и мудрость духовную, и внешнюю власть, а потому жительство под его руководством и в его обители было драгоценным приобретением, для искавших монашествовать разумно. Несмотря на свою болезненность, он принимал на себя труд ежедневно выслушивать исповедь помыслов. У учеников его было даже обыкновение вести дневную запись их, и они открывали свои помыслы чистосердечно, с прямотой, потому что старец был способен принимать такую исповедь вполне бесстрастно. Польза от исповеди помыслов была для всех очевидна. При этом старец не подвергал учеников своих тягостным испытаниям, а сообразовался с физическими возможностями каждого и умственным развитием, так что состояние под его духовным водительством было даже льготно, как в физическом, так и в нравственном отношении. 270 Взгляды Архимандрита Игнатия по вопросу об откровении помыслов выражаются в его «Приношении современному монашеству», 271 где он говорит по этому вопросу следующее: «Все отцы согласны в том, что новоначальный инок должен отвергать греховные помыслы и мечтания в самом начале их, не входя в прения, ниже в беседу с ними. Для отражения греховных помыслов и мечтаний отцы предлагают два орудия; 1) немедленное исповедание помыслов и мечтаний старцу, и 2) немедленное обращение к Богу с теплейшей молитвой о прогнании невидимых врагов. Преподобный Кассиан говорит: «завсегда наблюдай главу змия, т. е. начало помыслов, и, тотчас сказывай их старцу, тогда ты научишься попирать зловредные начинания змия, когда не постыдишься открывать их, всё без изъятия, твоему старцу. Этот образ борьбы с бесовскими помыслами и мечтаниями был общий для всех новоначальных иноков в цветущие времена монашества. Новоначальные, находившиеся постоянно при своих старцах, во всякое время исповедовали свои помышления, как это можно видеть из жития преподобного Досифея, а новоначальные, приходившие к старцу своему в известное время, исповедовали помышления однажды в день вечером, как это можно видеть из Лествицы и других Отеческих книг. Исповедание своих помыслов и руководство советом духоносного старца древние иноки признавали необходимостью, без которой невозможно спастись... Наставления духоносного старца постоянно ведут новоначального инока по пути Евангельских заповедей, и ничто так не разобщает его с грехом и началом греха – демоном, как постоянное и усильное исповедание греха в самых его началах. Такое исповедание устанавливает между человеком и демоном спасительную для человека непримиримую вражду. Такое исповедание, уничтожая двоедушие или колебание между любовью к Богу и любовью ко греху, дает благому произволению необыкновенную силу, а потому преуспеянию инока – необыкновенную быстроту, в чем можно убедиться опять из жизни преподобного Досифея. Те иноки, которые не могли действовать против греха постоянной и учащенной исповедью греховных помыслов, по неимению старца, действовали против него постоянной и учащенной молитвой». |
| 3091 Нил C. De octo vitiosis cogitationibus, col. 1410A. Cp. И. Кассиан. De coenobior. Institut, lib. V. c. XIY, col. 229C: haec est nobis prima contentio, haec nostra velut in Olympiacis certaminibus prima probatio gulae ventrisque concupiscientiam desiderio perfectionis exstinguere. 3104 Максим И. IV, 10. Θιλοκαλ., σ. 378. Ср. Григорий Н. De vita Moysis. T. XLIV, col. 373D. Е. Ф. Начерт., стр. 324. 3125 Авва Исаия. De mundi renuntiatione, c. I. T. LX, col. 1141C. Cp. Or. IX, c. I, col. 1133D–1134A. 3132 Gr. XIV, col. 865C. Ср. Исаака С. Λ. XXVII, σ. 175: Бог радуется, что за уклонение от пути Божия сам человек заложил на себя епитимию, что служит знаком покаяния. 3136 Бл. Феодорит. Relig. Hist. c. XXVIII, col. 1488D–I489A. Cp. Apoplithegm. Patxmm, § 18, col. 92C. (Verba Seniorum IV, 5, col. 865AB). Pratum Spirituale, c. CXLI, col. 190B; c. X, col. 126C. 3137 Gr. VII, col. 805AB; cp. ibid., col. 804C. Cp. Симеон Н. Б. Cap. pract. et teolog. § 64, col, 637. 3149 Тертуллиан. De cultu feminarum, lib. II, c. XIII. T. I, col. 1332AB. В высшей степени интересно и знаменательно, что приготовление к мученичеству посредством подвигов (путем усиленной молитвы, постепенного увеличение пощений, ночных бдений, слезного плача, вследствие постоянного воображение будущих мучений) практиковались на Афоне даже и в XIX веке. Это определенно сообщается, напр., относительно преподобномученика Евфимия (замученного в Константинополе 22 Марта 1814 года), мучеников Игнатия, Акакия и особенно славянина Онуфрия. Старец Никифор сказал последнему: «я принимаю тебя, но с тем, чтобы ты до мученичества подвизался здесь так, как бы терпел мученические страдания». Во исполнение этого завета Онуфрий вкушал только самое ничтожное количество хлеба, полагал в сутки до 4000 земных поклонов для «умерщвления плоти» своей. См. Е. Порфирий. 1-ое путешествие, отд. 2-ое, стр. 329–330, 332–333, 334, 335. Приготовлением к мученичеству занимались специально особые духовники, святогорские старцы, которые назывались «мученикотворцами» (стр. 334). Старец Григорий называется, напр., в мученических актах «опытнейшим, божественным приготовителем четырех мучеников» (стр. 345). Они практиковали приготовление методическое» (стр. 338. Ср. Его же. Книга бытия моего. Т. III, стр. 67), «строго аскетическое» (стр. 340), связанное с решительным преодолением прежней страстности. С особенною строгостью практиковался усиленный и чрезмерный пост до полного «измождения телесных сил», «πρи бесчисленных поклонах земных и поясных» (стр. 337. Ср. стр. 338). |
| Здесь впервые христианство в лице одинокого пришельца должно было столкнуться с язычеством зырян и десятилетия приготовления Стефана должны были выдержать первую пробу. От успешного или неудачного начала зависело многое, почти все. Успех проповеди отверзал Стефану доступ в страну, давал ему спутников и помошников и пролагал путь к дальнейшему благовествованию. Напротив при неудаче первой проповеди дело приняло бы совсем другой оборот и зыряне может быть еще надолго оставались бы во тьме языческой. Так думал и сам проповедник и впоследствии день своего прибытия в зырянскую страну и первой проповеди к язычникам (8 Ноября), ознаменовал построением храма в честь архангелов, благодаря блаженных духов за победу, одержанную им над духами лестчими. Чтобы яснее видеть и лучше оценить величие и трудность апостольского подвига Стефана при распространении евангелия среди зырян, укажем вкоротке на те многочисленные и разнообразные препятствия, какие его ожидали в этой дикой стране, на умственное, нравственное и гражданское состояние того народа, среди которого он стремился насадить евангельскую истину. Финское племя зырян, жившее в стране дикой и суровой, не пользовалось выгодами бдагоустроеннаго правления, любило проводить жизнь в шумных и гнусных оргиях; буйное и сварливое оно, презирало узы родства и дружбы и не терпело ограннчения своей дикой вольности. Умственное развитие зырян стояло на самой низшей степенн, – язычество, которому они были слепо преданы, как вере отцев своих, потворствовало их диким страстям, а волхвы и кудесники, имевшие огромное влияние на народ, из своекорыстных видов поддерживали невежество и суеверия в народе. Главные божества зырян Войнел и Иомала 63 не требовали от них ни поста, ни воздержания, ни других каких-либо нравственных качеств и умилостивлялись дарами вещественными, – a прочие боги были и того снисходительнее: за шкурку лисицы, куницы или за какой-нибудь десяток белок готовы были простить все. Правда, что зыряне, поклоняясь и боготворя все: солнце, огонь воду, камни, деревья и животных, верили и в духов добрых и злых и даже знали единого великого Духа Ен, но по их мнению добрые духи, насаждая в мире добро, не требуют зато никакой мзды, почему они и не были почитаемы, а великого Духа-Ен зыряне считали не доступным для поклонения, не смели ни изображать его, ни приносить ему дары. |
| Завидуя счастью земляков, вогуличи, непримиримые враги христианства, побуждаемые волхвами и тунами, убежавшими к ним от проповеди Стефана, сделали хищническое нападение на пермскую землю. Опустошив верхне-вычегодские и сысольские селения, они многочисленными ватагами устремились к Устьвыму с намерением разрушить и предать пламени все, устроенное Стефаном. С зверскою лютостью убивали они беззащитных поселян, зорили поля, резали скот, грабили и жгли дома, так что устрашенный народ, оставив все и спасая свою жизнь, в ужасе толпами бежал в Устьвым. Это было в 1385 году, на третей год епископства св. Стефана. При первой вести о нападении вогуличей Стефан тотчас же отправил гонца в Устюг с требованием немедленной присылки ратных людей для отпора врагам и сделал нужные распоряжения для защиты и обороны церквей. Он велел жителям сносить все свое имущество на два укрепленные холма к собору и монастырю и с оружием в руках ожидать тут неприятеля, а сам совершал в то же время моление о помощи Божией и с крестным ходом обошел весь владычный город, ободряя и воодушевлял народ. Готовый положить душу свою за своих духовных детей, он не стал ожидать нападения врагов, но облекшись в святительскую одежду, совсем духовенством и с некоторыми из зырян сам поплыл на лодках вверх по Вычегде на встречу врагам. Вогуличи издали заметили ладью Стефана, грозным показалось им лицо его, как бы огнеы горело никогда невиданное ими святительское его облачение, а сам он казался им как бы мечущим в них огненные стрелы. Более дерзкие, нежели мужественные, суеверные язычники, приняв его за страшного волхва, в ужасе бросились бежать, оставив все награбленное у зырян, и с тех пор во всю жизнь Стефана ни однажды не смели подходить и нападать на Устьвым, боясь могущественного «туна-чернеча Стэпэ» и беспокоили только одних отдаленных верхневычегодских зырян. Но едва только удалились вогуличи с верховьев Вычегды, как в том же году противоположная сторона ее, более населенная и богатая, подвергалась нападению других врагов-ушкуйников. |
| В 1392 году соседственная Перми Вятка, основанная в 1174 г. новгородскими выходцами, славная богатством и народонаселением и цветущая промышленностью и торговлею жителей, подверглась нападению и раззорению от татар. Соседство ее было выгодно для Перми и относительно народной безопасности, потому что она защищала Пермь от, нападений закамских обитателей, и относительно развития зырянской торговли и промышленности, так как вятчане, слишком 200 лет господствуя по Вятке, Каме, Чусовой и отчасти по Лузе и Сысоле, давно приобрели известность своею промышленною и торговою деятельностно, охотно брали у зырян лесную добычу, доставляя им за то все для них необходимое. Св. Стефан дорожил близостью и благосостоянием этой предприимчивой страны тем более, что настоящее несчастье вятичей должно было отразиться и на зырянах, повлечь за собою упадок местной промышленности в пограничных зырянских селениях, породить бедность в стране и открыть ее нападениям хищников. Кроме того торгуя по Лузе и Сысоле, вятчане, как христиане, много способствовали устройству и украшению тамошних храмов. Но постигшее их бедствие ожесточило вятчан. Лишившись всего своего состояния и доведенные до отчаяния, вятчане многочисленными толпами нахлынули на соседние пермские деревни, прося себе крова и пищи и силою отнимая требуемое у невоинственных зырян. Начались грабежи и убийства. Как татары выгнали их, так они начали гнать зырян, намереваясь поселиться в их селениях. Лишь только св. Стефан узнал о том, что вятичи из добрых соседей и благодетелей сделались ожесточенными врагами и разбойниками, он тотчас же поспешил на Сысолу и Лузу, чтобы защитить своих пасомых. Явившись к вятчанам, он сожалел о постигшем их несчастии, советовал не унывать и не подвергать тому же других, а стараться прогнать татар и возвратить назад отнятое ими, обнадеживая успехом, в противном же случае грозил судом Божиим и гневом великокняжеским. Труды его не были напрасны. Вятчане ушли в свои раззоренные города и, соединившись с новгородцами и устюжанами, отомстили татарам, сожгли много татарских городов по Волге и возвратились домой с богатою добычею, благодаря святителя за его добрый совет. Последнею услугою св. Стефана пермскому краю было то, что он положил конец злодействам разбойника Корть-Айки, (от имени которого получило свое название селение Корт-керос) долгое время наводившего ужас на жителей. |
| Старец сперва удерживал его, советуя лучше не выходить из обители и даже заключиться в затвор, но непреклонно было желание Прокопия, как будто что влекло его из обители и сколько Варлаам ни старался, не мог остановить его. Трогательно было расставание ученика с наставником: оба плакали, зная, что это последнее их свидание в сей жизни; преподавши наставление старец с молитвою и благословением отпустил своего ученика в путь. Без всяких средств к жизни, не взявши ничего даже на дорогу, в бедной и раздранной одежде Прокопий вышел из монастыря, он спешил оставить новгородские пределы и устремился в неизвестные ему восточные страны, тогда еще негусто населенные и покрытые дремучими лесами и болотами. Часто усталому путнику после длинного перехода и целодневного труда и на ночь приводилось оставаться без пищи, спать на улице под дождем и ветром, если не встречалось сострадательного человека, который бы вызвался накормить и успокоить странника: ибо Прокопий, сколько бы ни был голоден, никогда ничего не просил и представлял из себя глупого. Много насмешек и оскорблений, ругательств и побоев перенес он на пути от грубых людей, находивших себе удовольствие в том, чтобы издеваться и мучить беззащитного юродивого; много привелось ему в своем ветхом рубище потерпеть и от летнего жару и насекомых и от зимних вьюг и трескучих морозов. Но он не упывал и не падал духом, зная, что каждый день добровольных его злостраданий, каждый шаг по этому узкому и истинно крестному пути приближает его в вечному покою и небесной отчизне. Юродствуя днем, повсюду встречая насмешки и оскорбления, он и ночыо не давал себе покою, проводил ее в коленопреклонениях и молитвах, вспоминая слова Апостола: многими скорбми подобает нам внити в царствие Божие (деян. XIV, 22), и стараясь утешать себя тем, что все земные скорби, как бы они ни казались нам велики и тяжки, ничто в сравнении с небесными за них наградами ( Puм. XIII, 18 ). Переходя таким образом из страны в страну, из города в город и все далее и далее углубляясь на восток, Прокопий дошел до Устюга и здесь усталый и голодный нашел себе пристанище в верхнем конце города, в одной ветхой хижине. |
|
|
