| Святейший Патриарх довел до сведения президента СССР критическое отношение Поместного Собора к проекту нового закона «О свободе совести и религиозных организациях», и тогда была достигнута договоренность об участии представителей Православной Церкви и других религиозных общин в дальнейшей работе над законопроектом. Это благоприятно отразилось на содержании закона, принятого 1 октября 1990 г. и утвердившего за отдельными приходами, церковными учреждениями, в том числе и Патриархией, права юридического лица. Исключительно важное положение нового закона содержалось в статье 6-й, которая, хотя и подтверждала принцип отделения школы от Церкви, тем не менее открывала юридическую возможность для религиозного обучения детей. Новый закон сохранял прежний Совет по делам религий, но менял его функции, лишал его властных полномочий по отношению к религиозным организациям, превращая его в информационный, консультативный и экспертный центр. Спустя месяц после издания союзного закона был принят российский закон «О свободе вероисповеданий». Он не предусматривал уже правительственного учреждения, подобного Совету по делам религий; вместо него в Верховном Совете была образована Комиссия по свободе совести и вероисповеданиям. Положение об отделении школы от Церкви формулировалось в более деликатной форме: «Государственная система образования и воспитания носит светский характер и не преследует цели формирования того или иного отношения к религии». При этом, однако, преподавание вероучения на факультативной основе допускалось «в любых дошкольных и учебных заведениях и организациях». Преподавание же «религиозно-познавательных, религиоведческих и религиозно-философских дисциплин» могло, в соответствии с законом, «входить в учебную программу государственных учебных заведений». Радикальные перемены в правовом статусе Русской Православной Церкви, рост ее влияния и авторитета в сфере государственной и общественной не вызывали всеобщего энтузиазма. Серия убийств священников, ни одно из которых не было раскрыто, убеждала верующих в том, что в определенных кругах к Церкви сохраняется враждебное отношение. 9 сентября 1990 г. неподалеку от своего дома был убит широко известный на Западе и пользовавшийся большим авторитетом в среде церковной и околоцерковной интеллигенции, особенно у новообращенных, протоиерей Александр Мень. Церковный народ и вся российская общественность были потрясены злодеянием, совершенным в Оптиной пустыни на Пасху 1993 г. – зверским убийством иеромонаха Василия (Рослякова) и монахов Трофима и Ферапонта. Схваченный вскоре убийца признался в содеянном и назвал себя сатанистом. |
| На 1 апреля 1946 г. в клире Русской Православной Церкви состояло 9254 священнослужителя. Почти половина (45,6%) из них были рукоположены в дореволюционную эпоху; 30,3% священнослужителей получили рукоположение во время войны, в большинстве случаев на оккупированной территории; из 264 священников, хиротонисанных в РСФСР в годы Великой Отечественной войны, 240 были рукоположены в областях, занятых немцами. Средний возраст священнослужителя составлял почти 60 лет. С 1 апреля 1946 по 1 января 1948 г. число священнослужителей заметно выросло и составило 11 846 священников и 1258 диаконов. При этом, естественно, уменьшилась доля духовенства с дореволюционной хиротонией – 30,6%; 39% духовенства было рукоположено с 1918 по 1941 г., 20% – в годы Великой Отечественной войны и 9,7% – в послевоенные годы. Многие клирики, служившие тогда в российских епархиях, в период между мировыми войнами жили в пределах Польского государства: на Волыни, в Западной Белоруссии и в Галиции, чаще всего они и родом были из этих мест, и там же получали хиротонию. Они с трудом понимали своих прихожан, переживших три десятилетия советского атеистического режима, которых им приходилось окормлять на новом месте. Крайне невелико было число священников, которые с 20-х по 40-е гг. постоянно пребывали в своих приходах; значительную часть составляли исповедники, пережившие тюрьмы, лагеря, ссылку, иногда и смертные приговоры, которые были заменены им пожизненным заключением, – и это были, конечно, лучшие пастыри нашей Церкви. Но были и такие, которые вышли из лагерей нравственно и духовно надломленными. Долгое пребывание в неволе, оторванность от нормальной церковной жизни создавали трудности для вышедших на свободу священников при возобновлении приходского пастырского служения. Среди духовенства были и лица, в 20–30-х гг. оставившие священническое служение, но не отрекшиеся от Бога, Церкви и сана; они поступали на гражданскую службу школьными учителями, бухгалтерами, порой рабочими на заводы. Теперь многие из них получили возможность вернуться к пастырскому служению. Хорошее знание жизни, которое они приобрели, помогало им в пастырском окормлении, но, с другой стороны, внешняя расцерковленность могла опустошить душу пастыря, оставившего служение. Священнослужители, рукоположенные в послевоенные годы, составляли только десятую часть духовенства, и большинство из них были искренне преданы Богу и Церкви, воспитывались в верующих семьях, были сыновьями или внуками клириков. Заметную долю среди новохиротонисанных составляли демобилизованные солдаты и офицеры, которые из военного опыта вынесли глубокую и твердую веру в Промысл Божий. |
| 22 сентября 1920 года С.Г. Рункевич совместно с В.Н. Самуиловым перевез Соборный архив на Печатный Двор. К сожалению, во время перевозки неожиданно начался сильный дождь, и дела были частью замочены. Архив сложили в шкафу по мере выгрузки связок. Однако и сам шкаф не был приспособлен для «правильного размещения дел (не были раздвинуты полки в шкафу и не убрана многолетняя пыль, лежащая густым слоем)». Ввиду отсутствия описи, дела были переданы в Государственный архивный фонд счетом, по списку, всего 88 связок, заключающих в себе 461 дело, 133 тома, 18 тетрадей, 18 книг, 7 конвертов, 1 доклад, 1 папку и 5 печатей 701 . Во второй половине января 1921 года В.Н. Самуилов принес Рункевичу найденную у себя еще одну соборную печать и грамоту. Оба эти предмета, а также висевший в комнате Рункевича большой портрет патриарха, «из прежнего зала заседаний», Рункевич 27 января отвез на Печатный Двор, присоединив их к соборному архиву 702 . После передачи архивов Высшего церковного управления в Государственный архивный фонд на руках у С.Г. Рункевича оставался еще один архивный комплекс, а именно архив Московской духовной семинарии, попавший к нему после реквизиции семинарского здания. Когда в 1918 году здание Московской духовной семинарии было занято под 3-й Дом Советов, семинарские архив и библиотека оставались на месте. Однако к какому-то празднику управление Домом решило очистить зал, занимаемый библиотекой и старым семинарским архивом. Библиотека была разобрана, а архив оставался нетронутым. Было объявлено, что он не нужен, и если его не уберут, то он будет сожжен. Узнав об этом, С.Г. Рункевич отправился к коменданту Дома, которому предоставил удостоверение, присланное К.Я. Здравомысловым , о том, что он состоит членом Союза российских архивных деятелей, в обязанности которого входит забота об охране всякого рода архивных фондов, где бы они ни находились. Комендант с охотой разрешил С.Г. Рункевичу забрать архив. Тотчас же при помощи одного из своих сотрудников по службе Н.В. Соловьева и «ребятишек», архив вручную был перевезен С.Г. Рункевичем из здания семинарии в Епархиальный дом и сложен в «укромных уголках» вестибюля. Состоял архив из тщательно переплетенных в большие книги дел, обозначенных номерами. |
| Как в силу этого, так и в силу других обстоятельств, делавших невозможным продуктивный богословский спор между двумя сторонами, заочная полемика между Булатовичем и Троицким не имела никаких практических последствий, и стороны не стали лучше понимать друг друга. Движение Булатовича навстречу своим богословским противникам не было замечено последними, в пылу полемики продолжавшими выискивать все новые и новые аргументы против его прежних трудов. Если бы Булатович и Троицкий имели возможность вести спокойную академическую дискуссию, они, по–видимому, сошлись бы по многим пунктам учения об имени Божием. Однако на деле все происходило по прямо противоположному сценарию, и взаимопонимание между сторонами становилось все менее и менее возможным. Подведем некоторые итоги. Разгром имяславия на Афоне не только не положил конец»ереси», но и вызвал к жизни новый виток имяславских споров. Полемика в России вокруг вопроса о почитании имени Божия развернулась с небывалой силой; в нее включились как богословы и священнослужители, так и общественные деятели, в том числе достаточно далекие от Православия. Общественность была потрясена тем, как Святейший Синод расправился с афонскими иноками, и это потрясение и негодование вылилось на страницы газет, нанеся огромный урон Синоду. Удар по имяславцам обернулся ударом по высшей церковной иерархии и — в конечном итоге — мощным ударом по всей Российской Православной Церкви, по ее престижу, ее авторитету в глазах людей. После того, как имяславцы были изгнаны с Афона, пропасть между ними и их противниками еще более углубилась. Стороны, которые с самого начала говорили на разных языках, по–прежнему не хотят понимать и слышать друг друга (заочная полемика между Булатовичем и Троицким является ярким тому свидетельством) и лишь заостряют и оттачивают свое полемическое мастерство. Происходит дальнейшая поляризация взглядов, дальнейшее размежевание позиций; к полемике примешивается горечь взаимных обид. Изгнанием имяславцев с Афона завершился первый, наиболее бурный период споров о почитании имени Божия. Дальнейшее развитие имяславия происходит в России, причем не столько в монастырях, сколько в кабинетах тех»высокопросвещенных богословов», для которых вопрос об имени Божием приобретает первостепенное значение. Параллельно с философско–богословским осмыслением имяславской проблематики начиная с середины 1913 года неуклонно растет общественная поддержка имяславцев. Меняется и отношение к имяславцам со стороны государственной власти. Призывы к пересмотру дела имяславцев, исходящие как от них самих, так и от многочисленных сочувствующих им представителей церковной и светской интеллигенции, приведут к тому, что Всероссийский Поместный Собор 1917–1918 годов включит в повестку дня своей работы обсуждение вопроса о почитании имени Божия. Но и после роспуска Собора в сентябре 1918 года обсуждение вопроса о почитании имени Божия в русском богословии не прекратится. |
| Вопреки проекту Предсоборного Присутствия, утвержденному императором в 1907 году 214 , Устав предоставлял духовенству и мирянам право голоса наравне с архиереями. Каковы были причины подобной эволюции? Привлечение клира и мирян к работе Собора в большей степени, нежели предусмотренной Предсоборным Присутствием, было, вероятно, вызвано драматическими обстоятельствами, угрожавшими все больше и больше Церкви, нуждавшейся поэтому в поддержке всего церковного народа. К тому же, многие священнослужители и миряне искренне желали помочь Церкви преодолеть политический кризис, в который она вступала. Более того, необходимо было сделать уступки демократическим настроениям, проникавшим в церковную среду. Однако, несмотря на то, что Устав Собора не являлся выражением чисто епископального подхода, доминировавшего на Предсоборном Присутствии и признававшего за клиром и мирянами исключительно пассивную и консультативную роль, он не занял и чисто «пресвитерианскую» позицию, желавшую поставить архиереев в такое положение, в котором они не способны были бы проявить данную им над Церковью власть. На самом деле, документ организовал Собор на основе некоего синтеза обоих мнений, озвученных членами Предсоборного Присутствия 1906 года. Синтез этот состоял в том, что право голоса даровано было священнослужителям и мирянам наравне с архиереями, но за Архиерейским Совещанием признавалось право вето по отношению к принятым на пленарных заседаниях решениям. На первом этапе все вопросы должны были выставляться на пленарном заседании, которое принимало решение абсолютным большинством голосов, причем голоса архиереев и остальных членов имели одинаковый вес 215 . Поставленные на повестку дня дела предлагались Синодом, отделами или по письменной просьбе, подписанной по меньшей мере тридцатью членами Собора 216 . В последнем случае, просьба подавалась сначала Соборному Совету, который мог передать ее одному из отделов 217 . Отделы, в свою очередь, передавали на пленарное заседание, принятое ими решение, подписанное председателем и как минимум половиной членов 218 . Пленарное заседание 219 рассматривало предложение отдела в два этапа: сначала обсуждались основы предложения, затем следовала дискуссия по каждому пункту 220 . После обсуждения проект передавался редакционному отделу. Подготовленный текст ставился наконец на голосование на пленарном заседании 221 . Голосование всегда было открытым 222 : каждый раз те, кто выступал против, должны были встать 223 . |
| Тогда же, в середине июня, С.Г. Рункевич по рекомендации А.В. Карташева принял участие в работе Ликвидационной комиссии по делам бывшего Царства Польского. Комиссия была учреждена в связи с образованием независимого Польского государства и занималась ликвидацией российских учреждений, находившихся на территории бывшего Царства Польского. На комиссии лежало решение имущественных вопросов. Она занималась устройством и материальным обеспечением бывших служащих российских учреждений, вопросами передачи имущества Польскому государству. Возвращались культурные ценности – исторического, художественного и научного значения, принадлежавшие ранее государственным, общественным, церковным или частным хранилищам Царства Польского 589 . Еще ранее, в мае, С.Г. Рункевича приглашали для работы в комиссии по пересмотру действующих законоположений по делам римо-католической церкви в России 590 . Работа эта проводилась в рамках вероисповедной политики Временного правительства, направленной на установление новых взаимоотношений между государством и религиозными объединениями. Значительная доля работы в этом направлении возлагалась на Министерство внутренних дел и прежде всего на департамент духовных дел иностранных исповеданий. Именно он в этот период выстраивал новые отношения между государством и ранее «гонимыми» и «терпимыми» религиозными организациями. В системе Министерства для изучения поступающих от представителей конфессий предложений и подготовки вероисповедных законопроектов было создано Особое совещание по общим вероисповедным вопросам. В необходимых случаях вопросы жизнедеятельности конфессий выносились на рассмотрение Юридического совещания при правительстве. Департамент обеспечивал участие в разработке вероисповедных законопроектов представителей религиозных организаций, научных учреждений, общественности, организуя в этих целях специальные комиссии и совещания. В конце июня – начале июля 1917 года правительство пришло к выводу, что следует переходить от простого отказа от норм религиозного законодательства царского времени к разработке самостоятельных вероисповедных законопроектов. Практика показала, что идею внеконфессионального государства, на которую до этого ориентировалось Временное правительство и в основе которой лежал принцип равенства всех религиозных объединений и равноудаленности от них государства, независимо от его исторических связей в прошлом, в России реализовать не удалось. Осознавалась и необходимость глубокого реформирования государственных органов, осуществлявших до того вероисповедную политику государства. |
| В годы, предшествовавшие Второй мировой войне, и в мировую войну некоторые представители Зарубежной Церкви не избежали сотрудничества с гитлеровским режимом, чаще всего вынужденного. В 1938 г. немецкими властями была оказана помощь в ремонте девятнадцати православных храмов, находившихся в юрисдикции зарубежного Синода, в том числе кафедрального собора в Берлине, на Курфюрстендамме. В связи с этим 12 июня 1938 г. митрополит Анастасий обратился к Гитлеру с благодарственным адресом. Оказав финансовую поддержку, германские власти настояли на том, чтобы берлинским епископом зарубежный Синод поставил архиерея немецкого происхождения. Синод подчинился этому требованию: архиепископ Тихон был отправлен на покой и вскоре выехал из Германии в Белград, а на его место Синод назначил епископа Потсдамского Серафима (Лядэ), из российских немцев. Бывший обновленческий епископ на Украине, принятый в эмиграции в епископат Зарубежной Церкви митрополитом Антонием (Храповицким) после принесения покаяния, – таков послужной список нового архиерея, вступившего на Берлинскую кафедру. Впрочем, о личных качествах Серафима (Лядэ) даже самые жесткие критики зарубежного Синода отзываются весьма положительно: он был человеком скромным и во время войны старался помочь русским военнопленным. 25 февраля 1938 г. Гитлер издал указ о передаче собственности Православной Церкви в Германии под контроль министерства религиозных культов, а министерство передало эту собственность, прежде всего православные храмы, в распоряжение епископа Серафима (Лядэ). После назначения епископа Серафима в Берлин немецкие власти ужесточили давление на священнослужителей-евлогиан, принуждая их переходить в юрисдикцию зарубежного Синода. Упорствовавших в стремлении остаться у митрополита Евлогия вызывали на допросы в гестапо. Давление было оказано и на митрополита Евлогия. Германские власти предложили ему для блага Церкви передать его приходы, находившиеся в Германии, в ведение зарубежного Синода. Митрополит Евлогий пытался договориться с зарубежным Синодом о совместном управлении германскими приходами, но в Карловцах это предложение было отклонено. В результате вытеснения евлогиан в ведении Константинопольского экзархата в Германии не осталось ни одного прихода. Последние евлогианские приходы в Германии – Берлинский, Дрезденский и на Мазурских озерах в Восточной Пруссии – в 1937 г. были подчинены митрополиту Серафиму, который, однако, обращался с ними весьма деликатно и не совершал в них богослужений. |
| Каковы же были основные отличия проекта С.Г. Рункевича от проекта 1908–1909 годов? Во-первых, Рункевич объединил прежние «Правила Высочайше утвержденной Архивно-Археологической Комиссии при Св. Синоде» и «Положение о Церковно-Археологических Комитетах» в единый документ с названием «Положение об Архивно-Археологической Комиссии при Святейшем Синоде и Епархиальных Церковно-Археологических Комитетах», хотя такое объединение само не вносило изменений в содержание. Кроме того, из текста полностью исключены были упоминания об обер-прокуроре Синода, поскольку 5 августа 1917 года, когда было учреждено Министерство исповеданий, эта должность была упразднена. Теперь формулировка «обер-прокурор» или исключалась совсем, или заменялась словами «Св. Синод». Например, теперь Синод, а не обер-прокурор, утверждал членов комиссии, а также предлагал вопросы на ее рассмотрение. Во-вторых, к двум прежним отделениям (архивному и археологическому) прибавилось третье – художественное. Это прямое следствие дискуссии VII отдела, предложено самим А.И. Соболевским. Соответственно, к предметам ведения комиссии относились вопросы, связанные с современным церковным искусством. При этом определялся круг учреждений, представители которых должны были войти в состав комиссии: «от Академии Художеств, Петроградского и Московского Археологических институтов, Русского Археологического Общества, Союза Архивных Деятелей, Обществ архитекторов и художников». Таким образом, новый проект С.Г. Рункевича , который, между прочим, сам являлся членом Союза российских архивных деятелей, предполагал сотрудничество проектируемого церковного органа по охране и изучению древностей с ведущими научными и общественными организациями в этой сфере 626 . Кроме того, была более четко прописана зависимость архивно-археологических учреждений от соответствующих церковных органов. А это особенно было важно в период уже начавшихся нестроений внутри самой Церкви, когда младшие клирики и миряне восставали против архиереев, а приходские советы шли на сотрудничество с новой властью (смещение епископов, увольнение консисторских чиновников, реквизиция консисторского архива и т.п.) для достижения своих групповых или даже индивидуальных интересов. |
| По мнению архиеп. Евлогия, «была какая-то политика, чтобы опередить меня и чтобы я не попал к началу Съезда. Может быть, кому-то было нежелательно, чтобы меня выбрали в товарищи председателя, а может быть, были какие-нибудь другие соображения». На 3-м общем заседании (25 нояб.) состоялось обсуждение предполагаемых Наказом ВЦУЗ особых прав и особого, отдельно от делегатов-мирян, порядка голосования для делегатов-пресвитеров. Товарищ председателя отдела высшего и окружного церковного управления гр. П. Н. Апраксин от имени 16 членов отдела внес предложение об отмене соответствующих статей Наказа, нарушающих, на их взгляд, положения, утвержденные Поместным Собором Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. В свою очередь прот. О. Г. Ломако расценил подобное предложение как посягательство на права пресвитеров и нарушение церковной дисциплины. В защиту предложения выступил А. В. Васильев, он призвал поддерживать порядок обсуждения и решения соборных дел, установленный Поместным Собором. Вносимые же в него Наказом ВЦУЗ изменения, по мнению Васильева, нарушали соборность работы Собрания: «Не умалить достоинство и авторитет пастырей хотят инициаторы заявления, а просить их о руководстве и общем с ними соборном делании». Еп. Вениамин (Федченков) заметил, что «обсуждаемый вопрос с практической точки зрения представляется мало значащим, но с психологически-религиозной он велик», и дал подробные разъяснения по поводу причин имеющихся в Наказе ВЦУЗ отступлений от постановлений Поместного Собора, «допущенных как по практическим, так и по каноническим, религиозным и соборно-психологическим основаниям». В новом выступлении во время прений гр. Апраксин призвал следовать каноническому авторитету Поместного Собора, заявляя, что «правила, вводимые обсуждаемыми статьями Наказа, прямо противоречат установленному Всероссийским Собором порядку соборного суждения и голосования». По мнению гр. Апраксина, главный недостаток варианта, предусмотренного Наказом, в том, что «вносимые им новшества ведут к уменьшению епископского влияния на решения Собрания, вводят нежелательные заявления большинства пресвитеров на их меньшинство, могут даже оказывать моральное давление на Епископское совещание и, несомненно, внесут рознь в соборную работу». |
| Первые и главнейшие распоряжения церковной власти по случаю начавшейся войны редактировались С.Г. Рункевичем . Им же было составлено и несколько патриотических воззваний, опубликованных в «Церковных Ведомостях» 531 в первые дни войны. В августе 1914 года русские войска заняли восточную Галицию. С приходом русских там началось постепенное воссоединение местных униатов с Православной Церковью. Организация церковной жизни и окормление православной паствы в Галиции были возложены на нового Волынского архиепископа Евлогия (Георгиевского), избравшего местом своего пребывания город Львов. При осмотре дворца униатского митрополита Андрея (Шептицкого) во Львове в замурованной комнате было обнаружено большое количество разного рода ценного имущества, а также бумаг и документов. Для разбора бумаг понадобились лица, специально знакомые с церковными делами, со старинным русским письмом и латинским и польским языками. Святейший Синод, находя нужным проявить заботу к обеспечению сохранности документов и предметов, имеющих церковно-археологическое значение, обратился по этому поводу к надлежащим гражданским властям. После получения необходимого разрешения Синод в середине марта 1915 года командировал С.Г. Рункевича для участия в осмотре и разборе обнаруженных бумаг и документов церковного содержания и богослужебных предметов 532 . Однако уже к началу июня русские войска вынуждены были оставить Галицию и эвакуировать российские учреждения. Дальнейшее участие Рункевича в судьбе галицкого униатского архива неизвестно. 1915 год в религиозной и культурной жизни России был отмечен памятью 900-летия со дня кончины святого равноапостольного князя Владимира (15 июля 1015 г.), просветителя Русской земли христианской верой. 28 марта этому событию было посвящено торжественное собрание императорского Общества ревнителей истории, в котором С.Г. Рункевич произнес замечательную речь, посвященную государственной и религиозной деятельности святого князя. «Имя святого князя Владимира, – говорил С.Г. Рункевич , – должно быть в наши дни особенно дорого и близко всей мыслящей России. На глазах всего мира совершается испытание нашей русской культуры и, судя по первым нашим ответам на вопросы мировых отношений, совершается для нас успешно. |
|
|
