| Обстоятельства, можно сказать, благоприятствовали крестоносцам. Кылыч-Арслан, уничтоживши толпы крестоносцев, предводимые Петром, Фолькмаром и другими, не ожидал новой опасности, был вдали от Никеи, занимаясь набором новых войск. Город Никея расположен на берегу озера, вокруг которого возвышаются крутые горы. Находясь в выгодных условиях, данных самою природою для защиты от внешнего врага, и будучи окружен стеной, город мог бы выдержать продолжительную осаду, но городской гарнизон был малочислен и слаб. Население, окружавшее город, было преимущественно христианское – греки и армяне, которые, естественно, своими симпатиями были на стороне крестоносцев. Последние могли тем легче приобрести эти симпатии, что вместе с ними следовал маленький греческий отряд, предводимый греческим же стратигом. Первыми подошли к Никее норманны и лотарингцы. Хотя народная сага выдвинула личность Готфрида Бульонского как играющего первенствующую роль в делах первого похода, но не ему, не лотарингцам принадлежит главная заправляющая роль: направление делам дают Боемунд Тарентский и Раймонд Тулузский, норманны и провансальцы. Южная часть города, обращенная к озеру, была плохо защищена; с этой именно стороны крестоносцы и должны были начать свои военные действия. Так как крестоносцы подходили к Никее отдельными отрядами, далеко не достаточными для того, чтобы окружить город со всех сторон, то они и не могли повести правильной осады. Подойди в это время к городу Кылыч-Арслан, он мог бы нанести крестоносцам значительный урон и их ошибка осталась бы надолго непоправимою. Боемунд уговорил вождей, не дожидаясь прихода Кылыч-Арслана, дать сражение ему вдали от Никеи. Кылыч-Арслан потерпел поражение и должен был удалиться внутрь страны, предоставив Никею собственным ее судьбам. После поражения Кылыч-Арслана крестоносцы воспользовались лодками, доставленными им по распоряжению греческого императора, для военных операций против Никеи со стороны Асканиева озера. На 18 или 19 июня 1097 г. был назначен общий приступ, которым заправляли Боемунд Тарентский и Раймонд Тулузский. |
| Святослав явился на Дунае первоначально как союзник Византии, и некоторое время казалось, что он делает завоевания в пользу империи. Даже договор его с Калокиром, который – любопытная черта – заключил с русским язычником союз названного братства (побратимства), то есть, договор, направленный против империи и императора, едва ли состоялся ранее смерти Никифора Фоки. Кедрин и Зонара говорят о намерении Калокира сделаться императором при помощи Святослава и о готовности уступить русскому князю Болгарию – более на месте, чем это делает Лев Диакон. Очень вероятно, что деятельное византийское правительство воспользовалось благоприятным моментом для того, чтобы восстановить, хотя отчасти, свою власть на Дунае, тем более, что оно располагало значительным флотом. Очень возможно также, что после разрушения болгарского царства Святославом власть Византии была охотно признана многими болгарскими властителями или династами, а, может быть, и в самом деле здесь еще сохранились остатки самобытной готской народности, например, около Никополя, и в таком случае тем удобнее и легче было найти Византийцам точку опоры для восстановления своего положения на Дунае. Природный ли Грек, или Болгарин, либо Готфин, выросший в столице и получивший греческое образование, но, во всяком случае – представитель имперской власти явился на Дунае с небольшою свитой, с небольшим гарнизоном. Он был потом близким свидетелем дальнейших переворотов в ходе политики и войны. Наступило время, когда он не знал более, кому принадлежит, в самом деле, Болгария – Грекам или Русским, следует ли о ней говорить «наша земля», или «их земля». Русская власть в Болгарии, первоначально довольно кроткая и мягкая или казавшаяся такою греческому топарху, пока Святослав действовал от имени императора, сделалась жестокою и свирепою. В византийских источниках мы имеем очень ясные указания на то, когда и почему совершился этот поворот. Уже Никифор Фока убедился, что Святослав не уйдет добровольно из Болгарии и вовсе не намерен отдать другим свое завоевание. Византийское правительство вступило в союз с царем Петром, начало возбуждать Болгар против русской власти. Понятно, что это должно было вызвать реакцию с противоположной стороны. Лев Диакон (р. 79. 105; ср. р. 139) говорит о том, что Святослав старался навести страх на своих противников и вполне подчинить себе Болгар – именно в такой связи, какая и сама по себе естественна и соответствует нашим объяснениям. Вот тогда-то «варвары» забыли справедливость и пощаду и без разбора начали истреблять всех своих «подданных». Они обвиняли их в измене, в нарушении клятвы, то есть, в союзе с Греками, в готовности передаться им или же своему прирожденному царю. |
| Все указанные результаты относительно Доктрины, ее происхождения и состава, имеют для нас, изучающих сочинения Леонтия Виз., величайшую важность. Именно, они убеждают в несомненной давности происхождения тех сочинений Леонтия, из которых имеются извлечения в Доктрине, как то: Contra Nestor, et Futych., De sectis, Adversus argum. Severi и помещенного в целом виде: Capita 30 323 . Ясно, что все, эти сочинения находились в обращении уже в VII веке, иначе они не попали бы в состав Доктрины. Но здесь можно поставить такой вопрос: следует ли отсюда, что Анастасий Синаит пользовался сочинениями Леонтия Виз., не пользовались ли они оба третьим, неизвестным нам, сочинением? Для решения этих вопросов необходимо обратиться к более подробному рассмотрению обоих писателей в их взаимной зависимости. Сличение фрагментов Леонтия с цельными сочинениями последнего, как мы видели, устанавливают факт пользования Доктрины Леонтием, теми его цельными сочинениями, в которых фрагменты содержатся, именно сочинениями: De sectis, Contra Nest, et Eutych., Advers. argum. Severi. Очень характерно в смысле, сравнения с Доктриной следующее место из De sectis: actio 6, с. 1233 – 1237, параллель коему Доктрина представляет в « κ τν Λεουτου σχολων " 324 . Последняя почти вдвое короче своего прототипа, при чем ее автор передает мысли подлинника во многом своими словами. А параграф шестой, в коем, между прочим, находится вставка: π τν χρνων ουστινιανο, остается Доктриной незатронутым, как бы для нее совсем неизвестным. Не говорит ли этот факт о том, что данное место и действительно чуждо подлиннику и составляет позднейшую интерполяцию? И не следует ли далее, отсюда, что автор Доктрины имел пред собою более чистый источник – подлинный оригинал сочинений Леонтия?! Затем, нельзя не обратить внимания на самое начало обсуждаемого места в Доктрине, где стоит: » Λγουσιν», вместо: μλλομεν λγειν, как имеется в De sectis, что указывает на перифраз подлинника, а не дословное его приведение. И еще, во второй цитате Доктрины: κ τν σχολων Λεοντου 325 , взятой из De sectis (actio 7, с. 1240 – 1241 С), делается значительное сокращение подлинника и все заканчивается словами: δε ο ν μ ς γινσκοντας... κλ, являющимися, очевидно, уже авторским прибавлением, своего рода комментарием к извлечению. Наконец, в выдержке: « κ τν Λεοντου σχολων» Доктрины 326 , равняющейся De sectis с. 1244CD, примеры Сократа и Платона заменены Петром и Павлом (не с намерением ли замаскировать заимствование 327 и самая выдержка заканчивается пространным, рассуждением автора по поводу приведенных, слов. И если бы мы пошли далее этим путем сличения цитат из Леонтия в Доктрине с их параллелями в настоящих сочинениях Леонтия Виз., то повсюду нашли бы подтверждение нашей мысли о материальном пользовании Леонтием автора Доктрины и то расширении, то сокращеннии им своего источника. |
| Флоровский возводит к эпохе Петра I и к его реформам, которые, по его мнению, окончательно разрушили основания органичного и творческого развития русской нации. Породив катастрофическое противостояние бюрократического государственного аппарата и народных масс, эти реформы неизбежно должны были привести к краху российской государственности, целиком привнесенной Петром с Запада, лишенной живительных связей с народом и с Православной Церковью . «Отвернувшись от духа народного, петербургские верхи не смогли одухотворить себя чужеземными началами, – и получилось зрелище двуединого народа, состоящего из напряженно ищущей массы, лишенной и руководства, и возможности духовно подняться, и из «кучки физических лиц», живущих в изолированном мире отвлеченных идей. Такая база непригодна для тяжелого здания, – и Империя Российская рухнула. Не обинуясь, можно сказать, что рухнула петербургская Россия, кончился петербургский период» 41 . Написанная пятнадцатью годами позже книга Флоровского «Пути русского богословия» в немалой степени посвящена обоснованию и более подробному изложению этого тезиса, в котором, наряду с констатацией неизбежности и закономерности революции, читается отдаленный намек и на ее «плодотворность» для будущего России, для ее возрождения уже на совершенно новых – церковных, византийско-православных – началах. Понятно, что такая точка зрения вызвала негодование наиболее радикальных сторонников немедленной вооруженной борьбы с большевизмом ради восстановления монархии и всей системы общественного устройства, существовавшего в России до 1917 г. Флоровскому пришлось оправдываться, раз за разом доказывать, что он вовсе не рассматривает большевистскую власть как нечто законное и благотворное для России; в связанных с этой темой статьях он ясно изложил основы своего понимания истории и задач человека в истории. Нельзя сказать, что взгляды Флоровского являются абсолютно оригинальными, он сам указывает, что в данном вопросе следует за П. Новгородцевым, известным философом и правоведом, принадлежащим к старшему поколению русских мыслителей начала XX в. |
| – «А не душа?» – «Нет!» – «И вы не стыдитесь, – заключал Анастасий, – петь о своем Божестве «распныйся за ны " » (прибавление к трисвятой песне, допущенное патриархом антиохийским Петром Фуллоном, монофизитским вожаком). Анастасий хотел доказать, что прибавление этих слов к трисвятой песне извращает православное учение, ибо предполагает страдание Божества, если не троичного, то по крайней мере Сына Божия. Избранный им способ доказательства есть не более как наглядное представление о природе Иисуса Христа божественной и человеческой: на кресте виден Богочеловек, но страдает и умирает человек. Простой взгляд на распятого и умершего на кресте Иисуса Христа должен ослаблять мысль об единстве природы Иисуса Христа, ибо последнее предполагает смерть Божества на кресте. Насколько успешен был этот прием полемики по отношению к самим еретикам, неизвестно; но он мог успокоительно действовать на чувство православных, возмущенное продолжительными спорами и смутами. На дверях Сабины (рис. 147) изображена каменная стена с тремя треугольными фронтонами, означающая город Иерусалим, как это нередко можно видеть и в позднейших памятниках. У стены три человеческие фигуры с лентиями на чреслах; руки их пригвождены к поперечным балкам крестов, имеющих, по-видимому, форму Т (неясно); это Иисус Христос и два разбойника. Две боковые фигуры меньше средней; они без бород, между тем как средняя с небольшой бородой и открытыми глазами без всяких признаков страдания 2060 . Относительно деталей изображения, не отличающегося ясностью, мнения расходятся. Проф. Крауз не находит возможным подтвердить существование поперечной балки креста, равно сомневается и в том, чтобы была возможность распознать присутствие бороды и открытых глаз в изображении Иисуса Христа. Но нет сомнения, что целое представляет распятие Иисуса Христа среди двух разбойников; это видно, как из сравнения его с яснейшими памятниками последующих времен, так и из того, что другие первоначальные изображения на дверях относятся также к евангельской истории; в частности, здесь находятся и события Страстей Христовых: Иисус Христос перед Каиафой, Пилат, умывающий руки, отречение Петра и несение креста. |
| Рис. 145. Фреска в соборе Протата Афонской горы по кальке эксп. Севастьянова. В России такого рода изображение Б. М. наиболее известно в Моденской (или Косинской) чудотворной иконе, принесенной, по преданию, из Модены в Италии Борисом Петровичем Шереметевым или же пожертвованной в ц. села Косина Петром В. 117 . Таким образом, по иконографическим типам мы должны будем поставить изыскание источников и происхождения целого ряда русских чудотворных икон в зависимость от материалов и исследований итальянской живописи XIV-XV в. и итало-критской иконописи того же времени. В настоящем очерке возможно было только перечи Рис. 146. Часть образа Б. М. сиенскаго мастера Гвидо в Сиенской Академии. Фот. Ломбарди. слить некоторые иконы, не входя в детальное рассмотрение всего вопроса о греческих оригиналах. В большинстве случаев непосредственных или прямых образцов мы не знаем, или не можем указать, так как судьбы греческой иконописи гораздо более плачевны, чем участь русской иконописи. Доселе произведения древнегреческой иконописи насчитываются разве десятками, или даже только единицами в известных местностях, хотя нет ничего не возможного в том, что когда-либо на востоке, в ризницах, откроются неизвестные нам иконные склады. Таким образом, отыскание греко-итальянского оригинала, как посредствующего звена между русской иконописью и итальянской живописью, в большинстве случаев, является пока делом не вполне верным. Между тем, раз известный путь итальянских композиции нами найден, мы, имея, с одной стороны, ряд художественных изображений Б. М. известного типа, в итальянской живописи и соответствующих ей иконописных в русской иконописи, в праве умозаключать к такому же заимствованию, которое доказано по отношению к целой серии иконописных типов Б. М. Таковы источники икон Аравийской Б. М. («О Всепетая Мати»), Блаженное Чрево, Взыграние, Взыскание погибших, Византийской Богоматери, Горбаневской, Девпетерувской, Долинской, Донской, Дубенской, ДубовицкоЙ, Египетской (Александрийской), Елецкой, Германской, Игоревской, Иерусалимской, Жировицкой, Казанской, Касперовской, Корсунской, Козельщанской, Лидской, Неувядаемый Цвет, Избавление от бед страждущих, Почаевской, Римской, Скорбящих Радости, Сладкое Лобзание, Цесарской, Умиления, Утоли моя печали, Умягчение злых сердец, Ченстоховской, Феодоровской и многих других. |
| Попытка Оттона Великого связать брачными узами Западную и Восточную империи потерпела неудачу, частью благодаря неумелости не в меру горячего дипломата, епископа Лиутпранда Кремонского, частью благодаря слишком неумеренным притязаниям Оттона, который был так наивен, что потребовал от греков передачи ему в приданое за Феофану нижне-итальянских владений. Грандиозны были успехи Никифора в Азии. В 964 году он покорил Аназарб, Роз, Адану и Мопеуестию, в 965 году перешёл в его руки с несметной добычей уже с прошлого года осаждённый им Тарс. Одновременно с этим, флот под начальством патрикия Никиты снова завладел Кипром. В 968 году, после двухлетнего промежутка император, с армией в 80 000 человек, снова предпринял азиатскую войну. На этот раз была взята сирийская столица Антиохия. Были завоёваны: Лаодикия, Иераполь, Алеппо, Арка и Эмеза, Триполи и Дамаск уплатили дань. В течение зимы храброму и талантливому Вурце, командовавшему расположенным при Антиохии наблюдательным корпусом, удалось, при помощи пришедшего из Киликии на зимние квартиры Петра, возвратить христианской империи знаменитую столицу (Дамаск), в течение 328 лет находившуюся во власти неверных. Недовольный император, оставивший строгое приказание сохранить для него лавры этой победы, отставил обоих генералов. Благороднее поступил он с победоносным покорителем Кипра Никитой, попавшимся в плен Фатимидам Кайруана после неудачной попытки вновь завладеть Сицилией. Они выкупил его в обмен на захваченный в Сирии меч Магомета. Гордость современников по поводу возвращения Сирии и Месопотамии по сю сторону Евфрата выражается в новом издании Иероклова описания империи, которое принадлежит этому времени и даёт нам описание восстановленного при Никифоре объёма империи. В нём намеренно (так как принадлежали неверным) выпущена большая часть Месопотамии по ту сторону Евфрата, Финикия, Палестина, Египет и Киренаика. Столь же могуча была политика Никифора и в Европе. В отмщение за победу царя Симеона, он создал план совершенного покорения болгарского государства. После взятия Тарса он обратился в 965 году, против Болгарии, и заключил с диким руссом Святославом союз для больших взаимных операций. Этот последний в августе 967 года появился в устье Сумина с сильной разбойничьей флотилией. Доростол и другие придунайские города перешли в руки могучего героя, который расположился на зимние квартиры в Переяславце. Но с византийцами случилось то же, что с афинянами и их другом Ситалком из Одриз. Поразительные успехи руссов испугали греков не меньше, чем болгар. Император поспешно заключил союз с болгарским царём Петром Святым, подкреплённый взаимными браками и выдачей в качестве заложников болгарских принцев: затем набег печенегов в 969 году отозвал руссов в Киев. Однако, уже весной того же года Святослав возвратился в Болгарию и «взял Переяславец копьём»; царь Борис II попал к нему в плен. Нападение Святослава на Византийскую империю падает уже на следующее царствование. |
| Византийские представления требовали, чтобы рядом с царем всегда существовал и патриарх, это было необходимо для полноты христианского царства. В силу этого представления болгарские и сербские государи, принимая титул императоров, в тоже время всегда учреждали у себя и патриаршество…Русские в этом случае стояли также на почве византийских воззрений, и потому у них, вслед за утверждением на Руси царского достоинства, естественно явилась мысль и об учреждении в Москве патриаршества…Русским желалось, чтобы рядом с русским царем существовал и московский патриарх, и чтобы как московский царь был преемником и наследником византийских императоров, так бы и московский патриарх стал преемником и наследником константинопольских патриархов» 285 . По представлению автора выходит, что русские, домогаясь учреждения в Москве патриаршества, имели в мыслях и желали видеть в своем патриархе преемника прав и преимуществ константинопольского патриарха. Данные из истории учреждения московского патриаршества как будто не противятся сему предположению. Обращение царя Федора Иоанновича к патриарху Иоакиму с просьбой о содействии в этом деле, мы видели, носило особых характер, указывающий-как русский царь высоко мыслит своего патриарха. Переговоры с патриархом Иеремией нельзя сводить к тому, будто русские, чтобы склонить патриарха Иеремию на учреждение патриаршества в Москве, искусно воспользовались высказанным от него желанием самому остаться в России, изъявили притворную готовность оставить его у себя, и когда тот формально дал свое согласие, поставили дело так, чтобы он взял назад свое желание. Готовность Иеремии остаться патриархом в России служила выражением намерения патриарха удовлетворить желанию русских. Противодействие сему намерению со стороны греков, сопровождавших патриарха, обнаруживало понимание греками этих целей 286 . Все это в совокупности показывает, что русские искали не только патриарха, но и патриарха с известным положением в составе иерархии вселенской церкви. Это в свою очередь подтверждается тем недовольством 287 , которое русское правительство выразило по поводу получения с востока грамоты константинопольского собора (1590) об утверждении московского патриаршества, назначавшей московскому патриарху последнее место в ряду патриарших престолов. |
| Рубрики Коллекции Рождественский ирмос 7-й песни 1 мин., 16.12.2016 Поделиться Ирмос седьмой песни Песнь 7 Отроцы, благочестию совоспитани,/злочестиваго веления небрегше,/огненнаго прещения не убояшася,/но, посреде пламени стояще, пояху:/отцев Боже, благословен еси. Перевод: Песнь 7 Отроки, воспитанные в благочестии,/повелением нечестивым пренебрегши,/угрожавшего огня не устрашились,/но, стоя посреди пламени, пели:/«Боже Отцов, благословен Ты!» Еще перевод: Воспитанные в почитании (истинного) Бога отроки, презрев нечестивого царя приказание, не испугались угрозы огня, но стоя среди пламени, воспели: «Благословен Ты, Бог отцов (наших)!» Толкование: В этой песне канона гимнограф Косма Маюмский вспоминает библейскую историю о трех отроках — Анании, Азарии и Мисаиле, рассказанную их другом пророком Даниилом (Дан. 3: 1-97). Ангел, покрывающий отроков своими крыльями. Мозаика в монастыре Осиос Лукас, XII век Три еврейских юноши попали в Вавилонский плен к царю Навуходоносору. За отказ поклониться идолу они были брошены в печь, но огонь их не тронул. Отроки горячо молились, и Господь послал им Своего Ангела, который обратил невыносимый жар печи в прохладную росу. Царь был поражен этим великим чудом и признал величие истинного Бога. Анания, Азарий и Мисаил были поставлены главными начальниками над всеми иудеями, жившими в пределах Вавилонской империи. также: Прямо в храме ставят печь и… отправляют в нее трех мальчиков! История необычного обряда, запрещенного Петром I В православной богослужебной традиции чудесное спасение трех вавилонских отроков считается прообразом сверхъестественного воплощения Бога-Слова, не опалившего утробы Пречистой Девы. Как поют: Послушать на YouTube c ирмоса седьмой песни Греческий распев. Ирмос 7 песни, ноты, скачать . Все ирмосы, ноты, скачать . Послушать на YouTube c ирмоса седьмой песни Византийский распев Все ирмосы: Сохранить Поделиться: Поддержите журнал «Фома» Журнал «Фома» работает благодаря поддержке читателей. Даже небольшое пожертвование поможет нам дальше рассказывать о Христе, Евангелии и православии. Особенно мы будем благодарны за ежемесячное пожертвование. Отменить ежемесячное пожертвование вы можете в любой момент здесь Читайте также © Журнал Фома. Все права защищены, 2000—2024 Наверх |
| Постепенно, по мере развития российской государственности, приближения ее цивилизационных параметров к византийским, создавалась всё более благоприятная почва для актуализации византийского политического опыта. Ярким примером такой удивительно продуктивной «регенерации» многих ключевых аспектов византийской православной государственности стало, по мнению многих исследователей, Московское царство. Однако считать Россию XV–XVII веков прямым продолжением византийской политической традиции едва ли корректно: в первую очередь потому, что рецепция «имперского наследия» проходила, главным образом, во внешних атрибутах, в меньшей степени – в сфере идеологии и практической политики; но в своих общественно-политических основаниях московское «самодержавие» коренным образом отличалось от «автократии» римлян-ромеев. Еще дальше от бесценного опыта Второго Рима ушла Российская империя XVIII–XIX веков, сознательно выстроенная Петром Первым с ориентацией на западноевропейские образцы. Лишь на рубеже XIX и XX веков, в эпоху глубокого кризиса западного мира, неуклонно набиравшая политическую, военную и экономическую мощь Российская империя подошла вплотную к тем социальным проблемам, которые решала в свое время империя Римская. Главной из них был вопрос: как гармонично сочетать сильную и эффективную государственную власть с бессословным гражданским обществом, централизованный административный аппарат – с высокоразвитой правовой культурой и эффективной экономикой? Трагедия состояла в том, что в условиях того времени византийский опыт не был – да и не мог быть – востребован и освоен, прежде всего, в силу его недостаточной изученности. Советский период, ознаменовавшийся невиданным взлетом и неожиданным крахом мощного государства, воспроизвел некоторые черты дохристианской имперской модели (культ государства, обожествление вождей, высший идеал служения Отечеству и др.), лишь камуфлируя западными идеями материализма и атеизма яркие формы стихийного идеализма и квазирелигиозного народного энтузиазма. Внутренние духовные ресурсы православной цивилизации, лишенные своего сакрального основания, были быстро исчерпаны, и общество захлестнула волна апатии и цинизма. Задачи построения подлинно гражданского общества и эффективной политической системы, на наш взгляд, невозможно решить без привлечения политического наследия тысячелетней Империи ромеев. Однако для его творческого освоения на современном историческом этапе необходимо отмежеваться от штампов и выявить системные основания византийской политической культуры. |
|
|
