| Жажда общности и теперь приводит восторженно настроенных людей в левацкие коммуны, кибуцы и колонии битников, хиппи, панков или как там они именуются сегодня. На этом неистребимом стремлении спекулировали большевики, заманивая в колхозы лживыми обещаниями и угрозами; но шли ведь и сами, без конвоя, своей волей, семьями, со скотом и прочим имуществом, с песнями и искренней надеждой изменить мир к лучшему; горе человеку, когда он один, утверждает Маяковский, а вместе… Но вместе можно строить и вавилонскую башню. Слишком часто товарищество удерживается на взаимной выгоде, на разнообразном страхе, на авторитете вождя, на противостоянии остальному миру; последнее ярко отличает все образования сектантского толка. Цель, направление, идея определяет, что созидается: союз, группировка, компания или община. . Святой Игнатий Богоносец призывал святителя Поликарпа: «старайся о единении, лучше которого нет ничего… Вместе подвизайтесь, вместе совершайте путь свой, вместе терпите, вместе успокаивайтесь, вместе вставайте, как Божии домостроители и домочадцы и слуги» . Антиохийский епископ писал свои Послания на пути в Рим, к месту исполнения смертного приговора. В оковах, сопровождаемый десятью воинами, он прибыл в Смирну, где получил приветствия и дары от малоазийских христиан. «Вы совершенно исполнили в отношении ко мне родственное дело» , – благодарил он; конечно, дело родственное, ибо касалось единой семьи, не ограниченной рамками общины в Иерусалиме или Антиохии, в Риме или на Кипре. Часто повторяют, исходя из афонского образца, что общежитие есть только подготовка, обкатка острых углов в преддверии уединенного, более совершенного образа жизни. На самом деле монашество начиналось как раз с отшельничества, а уже Пахомий Великий, наученный ангелом, считал высшей формой иноческого подвига именно киновию и решительно выгонял, обрекая на анахоретство, нарушителей устава, неспособных к коллективизму: иди, живи один! В течение года он не поколебался избавиться от ста из трехсот насельников . |
| ЧТО ОСОБЕННО ВАЖНО В НАЧАЛЕ ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ Кто внимательно читал наставления святых отцов Церкви, тот, безусловно, заметил, что более всего в этих учениях говорится о покаянии, о смирении, о плаче пред Богом за грехи свои. Об этом так много написано отцами, что почти в каждой святоотеческой книге и на каждой странице ее можно найти подобное наставление. Но, как ни странно, в наше время христианами больше всего упускается, искажается и нарушается именно это учение, этот важнейший закон духовной жизни. И это не случайно! По мере того как век сей движется к страшному концу своему, приближаются времена всеобщего отступления от истины, всецелого обольщения мира дьяволом и всеобщей прелести, – люди все глубже погрязают во всех страстях своих, во всех грехах и заблуждениях. Первая же из всех болезней века сего – гордыня, она-то и поднимает все выше главу свою. Об этом ясно предсказывал апостол Павел, что в последние времена люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся ( 2Тим. 3:2–5 ) и т.п. И теперь уже каждый духовник, старающийся помогать приходящим к нему верующим врачевать душевные недуги, знает, какая сегодня это непростая работа, как въелись эти болезни в души людей, как все от мала до велика глубоко поражены безумной гордыней, тщеславием, самолюбием, как велеречивы, заносчивы, обидчивы, как все своевольны, непокорны, непослушны, недоверчивы. А в духовной жизни это самое тяжкое. Теперь очень редко кто доверяет своим наставникам, больше же каждый следует своему рассудку, к духовникам же обращаются только для виду, потому что так принято, на самом же деле во всем полагаются на себя. Вообще картина духовной жизни сегодня очень бедственная, если бы кто из древних отцов взглянул на нее своим очищенным взором, наверно, не вынес бы этого зрелища и горько рыдал бы о наших душах. Так, Пахомий Великий , живший еще в четвертом веке, имел видение от Бога о том, как будут жить последние монахи. После этого он долго плакал, скорбел, отказывался от пищи (житие преподобного Пахомия, 15 мая ст.ст.). Но мы так уже свыклись с этим положением, что вовсе даже и не видим этого нашего бедствия. Многие страсти так откровенно гуляют сегодня в среде христиан, к ним относятся как к самым безобидным и даже забавным чертам характера, никто не ужасается им, не пресекает их, хотя многие из этих «шалостей» прямо убивают душу и сеют духовную смерть вокруг того, кто выявляет эту страсть и заражает ею других. |
| Отрок же поклонися ему до земля и рече: «великий авво, блаженный Сергие, посла мя к тебе, да сътвориши мя инока». Старец же не гладостне, ниже сладце, отвеща ему: «не можеши», рече «быти инок: не бо мала вещь есть дело инока. Ты юн еси, предание же старче жестоко есть – ничтож ино повеле снедати, разве хлеба и воды, и сего в меру: масла же и вана до конца ошаятись, и бдети, до полунощи в молитвах и в поучении Божии скончевая, есть же егда и всю нощ». И глагола ему отрок: «не всем человеком нрави суть равни: точию приими мя, отче, и время ти известит». Рече к нему старець: «мнози, пришедши зде обленившеся, не стерпевше труда постническаго и воздержаниа, отбегоша. И рех ти, яко не можеши: пойди инамо и постись». Отрок же, слышав словеса сиа, многими слезами лице свое омочая, желанием божественным распалив душю, и обещевается всяку скорбь терпети. Видев же старец усердие отрока и многиа слезы, введе его в келию свою и начат увещавати его, глаголя: «не скорби убо о сем, чадо, еже изрекох ти. Не мала бо есть вещ инока: иноцы бо самоволнии мученцы именуются и мучение их сугубейше есть. Мученцы бо мнози во единем часе временне страдавше скончашася: иноких же житие по вся дни страдании имать. Аще и мучитель мучениа не приемлют, но убо внутрь от естества плоти своеа и от врагов мысленых ратуеми и до последняго издыханиа стражут». Посем же глагола ему: «сыне! аще приходиши работати Господеви, уготови душу свою во еже терпети искушениа и страданиа, наводимая от врагов: да, претерпевше сих, приимеши мздовоздаяние на небеси велие». Отрок же поверже себе на ногу старчю, аки камень безгласен, ничтоже ино могый провещати, токмо: «помилуй мя». Старец же воздвиже его: «востани», рече, «чадо! Господь наставит тя на путь заповедей своих. Сего убо ради изрекох ти сиа, поне муж грешен есмь, аще и дело Божие восприах строити. Днесь убо желание твое исполнится». И се рек, сътворь молитву и облече его во святый ангельскый образ. Учаше же его добродетелем и наказоваше страданием, еже по Бозе, мужества и крепости смысл его исполняше, и в всем собою образ показоваше ему. |
| Кто внимательно читал наставления святых отцов Церкви – тот, безусловно, заметил, что более всего в этих учениях говорится о покаянии, о смирении, о плаче пред Богом за грехи свои. Об этом так много написано отцами, что почти в каждой святоотеческой книге и на каждой странице ее можно найти подобное наставление. Но как ни странно – в наше время христианами больше всего упускается, искажается и нарушается именно это учение, этот важнейший закон духовной жизни. И это не случайно! По мере того как век сей движется к страшному концу своему, приближаются времена всеобщего отступления от истины, всецелого обольщения мира диаволом и всеобщей прелести – люди все глубже погрязают во всех страстях своих, во всех грехах и заблуждениях. Первая же из всех болезней века сего – гордыня, она-то и поднимает все выше главу свою. Об этом ясно предсказывал апостол Павел 2 : что в последние времена люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся и т. п. И теперь уже каждый духовник, старающийся помогать приходящим к нему верующим врачевать душевные недуги, знает, какая сегодня это непростая работа, как въелись эти болезни в души людей, как все от мала до велика глубоко поражены безумной гордыней, тщеславием, самолюбием, как велеречивы, заносчивы, обидчивы, как все своевольны, непокорны, непослушны, недоверчивы. А в духовной жизни это самое тяжкое. Теперь очень редко кто доверяет своим наставникам, больше же каждый следует своему рассудку, к духовникам же обращаются только для виду, потому что так принято, на самом же деле во всем полагаются на себя. Вообще картина духовной жизни сегодня очень бедственная; если бы кто из древних отцов взглянул на нее своим очищенным взором, наверно, не вынес бы этого зрелища и горько рыдал бы о наших душах. (Так Пахомий Великий , живший еще в четвертом веке, имел видение от Бога о том, как будут жить последние монахи, после этого он долго плакал, скорбел, отказывался от пищи 3 ). Но мы так уже свыклись с этим положением, что вовсе даже и не видим этого нашего бедствия. Многие страсти так откровенно гуляют сегодня в среде христиан, к ним относятся как к самым безобидным и даже забавным чертам характера, никто не ужасается им, не пресекает их, хотя многие из этих «шалостей» прямо убивают душу и сеют духовную смерть вокруг того, кто проявляет эту страсть и заражает ею других. |
| Император Феодосий Великий в окружении святителей Итак, он надел плащ и направился в Константинополь к императору Феодосию. Тот милостиво принял его и оказал ему почтение, так как был «большим другом монахов». Старец спросил его: «Как ты спасаешься?» Но Феодосий сперва не хотел отвечать, говоря, что он обычный человек, живущий в миру грешник и ни в какое сравнение не идет с такими великими аскетами, как Антоний, Макарий, Пахомий и Пимен. Но так как пустынник продолжал приступать к нему, император, наконец, признался: «Я правлю империей вот уже 39 лет, и 30 из них я ношу под царской мантией власяницу». «Это еще ничего не значит», – ответил старец. «Вот уже 32 года я не вхожу к жене и живу в целомудрии и чистоте». «Это еще ничего не значит», – ответил старец. Затем император рассказал, что он постится и не моет тела. «Это еще ничего не значит», – опять произнес старец. После того, как Феодосий поведал старцу о своих аскетических подвигах, он перешел к рассказу о своей благотворительности: о том, как он помогает тем, кто претерпел несправедливость; о том, как он защищает сирот и вдов; о том, как каждый вечер он ходит по улицам и посещает тюрьмы, чтобы подать нуждающимся; о том, как он своими руками омывает раны и иссохшие руки и ноги больных и калек. «Все это, конечно, хорошо и достойно восхищения», – сказал старец, – «но это все – ничто в сравнении с тем, какие лишения терпим мы». В заключение, император рассказал, как сидя в императорской ложе на скачках в венце и мантии, он переписывал древние манускрипты, не обращая никакого внимания на то, что происходило вокруг. Когда толпа приветствовала его и воздавала ему хвалу, он не позволял гордыне проникнуть в свое сердце, но продолжал писать, даже не поднимая глаз. Это поразило старца. «Благословен ты, сын мой», – воскликнул он, – «Я не сподобился достичь такой высоты добродетели. Помолись за меня Господу». Феодосий, со своей стороны, попросил у монаха благословения, и старец пошел своей дорогой. Помимо того, что эта удивительная история свидетельствует о том, что Феодосий пользуется у монахов большим уважением, она очень оптимистична в отношении святости в миру. Несмотря на то, что император-христианин занимается государственными делами и окружен роскошью, он может превзойти пустынника, терпящего лишения. |
| «Я ни на кого не обижаюсь, а если они сердятся, то говорю: «Вы не годны сегодня со мной разговаривать» — и молчу» (С.62). Нечто вроде: «что с вас взять?». Однако, это не признак смирения, а скорее наоборот; «Я, во-первых, ни чего не нарушаю и небесных стараюсь не обижать, а во-вторых, ставлю себя ниже всех». Как известно, величайшие святые видели себя не исполнившими ни единой заповеди, и ставили себя ниже всех, но никому не говорили об этом; «Я всех ко Господу приведу, — говорила она о тех, кого лично знала. — Господь, вероно, скажет: «Ну и Макария, привела ты ко Мне кого ни поподя: одни тебя обирали, другие обижали, третьи грабили» (С.62). Святые огромным счастьем признавали спасение всего одной — собственной — души. Многие из них (такие как Пахомий Великий ) и свое то спасение ставили под большое сомнение; «Во всей России ни один человек не страдает так, как я. Своими болезнями я всю Россию загородила» (С.86). «- Матушка, есть ли в России еще человек, который, как ты, исцеляет людей водичкой и маслицем, кого так быстро может услышать Царица Небесная? — Не дал Бог такого человека, — сказала она с сожалением» (С.86). «Москву я дюже берегу, как я молюсь за каждого; там весь народ, там народу много» (С87). «Не раз молила Владычицу схимонахиня Макария освободить ее по телесной немощи от данного ей подвига. В ответ она слышала: «Матушка, Я тебя давно бы взяла, да на твое место никого не подыщу». И в другой раз: «Я весь христианский народ прошла, а замены тебе не нашла» (С.100). Не этой ли «скромной» самооценки как огня боялись Святые? 5. В книге Дурасова встречаются высказывания, подтверждения которым мы не найдем ни в Священном Писании ни у Святых отцов: «После десяти вечера есть нельзя, потому что начинаются «Страховые часы»; на небе идет большое пение» (С.53). 6. Вызывают удивление и некоторые молитвы Макарии: «Упокой, Господи, души усопших раб Твоих (называй их имена) за теплыми пирогами, за святыми просфорами, за мирским каноном и сотвори им вечную память» (С.54). Это больше похоже на народный заговор. |
| Весьма замечательно, что видение сие пало на такое время литургии, в которое входом священнослужителей в алтарь изображается вшествие их как бы в самое небо; когда в тайной молитве священник просит Господа: сотвори со входом нашим входу св. ангелов быти сослужащих нам и сославословящих Твою благость, когда поется и Ангельская песнь: Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас. Это видение показало, что не всуе мы веруем, что силы небесные с нами невидимо служат при Божественной литургии... И всякий, молящийся в храме Божием, должен думать, что он молится как бы на небе вместе с Ангелами. Нет сомнения, что ревность отца Серафима такими небесными утешениями, сильнее укреплялась в трудных подвигах иноческого доброделания. Они воскрыляли в нем больше и больше желания к житию созерцательному. Видение могло иметь и печальные последствия для нравственности отца Серафима. Подумай только он о себе, будто теперь уже свят, достиг высокого совершенства жизни и не имеет нужды в дальнейшем преуспеянии, – тогда все его труды пред Богом превратились бы в тщету и ничтожество, рассыпались как прах, взметаемый ветром... Но о. Серафим имел хороших руководителей, к которым питал совершенное доверие и которые были его воспитателями в иноческой жизни. Служившие литургию старцы Пахомий и Иосиф спрашивали: «что такое случилось с ним»? Им казалось, не почувствовал ли он неожиданно слабости сил, которая так естественно могла случиться во св. великий четверток после продолжительного поста, при том уважении, какое питал к нему издавна о. Серафим. О. Серафим привык относиться к этим двум старцам с детскою доверчивостью: он поведал им свое видение, как было. Опытные в духовной жизни старцы сложили рассказ сей в сердце своем. А отцу Серафиму внушили, чтобы он не возгордился, не дал в своей душе места пагубной мысли о каком-нибудь своем достоинстве пред Богом, и утвердили его в духовном настроении самоуничижения и смиренномудрия. Видение старцу Серафиму во св. храме Ограждаемый смирением, о. |
| В среде студитов стали распространятся мысли о незаконности епископов, поставленных от еретиков – патриархов, хотя бы сами они и были православны, и необходимости лишения сана тех епископов, которые были иконоборцами, затем покаялись, а также епископов, поставленных за деньги. Истинными иерархами студиты признавали лишь тех, которые получили посвящение от православного патриарха Германа (715–730) или от его ставленников 1511 . Таким путем наиболее строгое византийское монашество иконоборческой эпохи совершенно естественно доходит до сомнения в состоятельности и законности большинства наличной иерархии. А вместе с тем оно невольно и бессознательно и сознательно мысленно возвышало свой класс, „чин ангельский“, „избранный народ Божий“, который оказался опорою православия. Отсюда оставался уже один только шаг до признания того, что за грехи свои иерархия лишается апостольского права вязать и решить и покаянной практики в церкви, что эти право и практика делаются достоянием монашеского класса. И такое воззрение, по источникам известное от X и XI вв., если и не было высказано теперь ясно, то несомненно созревало в иконоборческую эпоху, в период острой смуты и разлада между монашеством и иерархией. Для выяснения его вернемся несколько назад и посмотрим, не было ли почвы для обнаружения указанного разлада строгой монашеской партии с иерархией. Почва эта давно —16— была готова. С самого своего начала к иерархии и клиру монашество относится как-то двойственно. Антоний Великий был почтителен к иерархии 1512 . И Пахомий также оказывал почтение к епископам и пресвитерам, но своим ученикам – киновитам он запретил принимать священные степени, опасаясь раздоров, зависти, недоброжелательства в братии. Тоже повторял знаменитый палестинский подвижник, Савва Освященный 1513 . Эти опасения, высказанные столпами монашества, свидетельствуют о некотором недоверии к нравам духовенства. Действительно в монашеской среде рано возникает критическое или даже порицательное отношение к служителям алтаря, которые ясно обнаруживают классовый антагонизм монашества. Блаж. Иероним так упрекает современных ему монахов. „Стыдно сказать, пишет он, – из глубины своих келий мы судим мир. Поверженные во вретище и пепле, мы произносим приговор о епископах. К чему под одеждою кающегося властолюбивый дух“? 1514 В древних писаниях восточных аскетов встречаются наставления о почитании иереев, о не осуждении пресвитеров даже порочных 1515 . Но это-то может быть и значить, что монашество не умело почитать носителей священного сана за самый сан и осуждать, даже не признавало епископов и пресвитеров недостойной жизни. Мы здесь не будем говорить о том, что из среды монашества недостойная иерархия и клир слышали справедливые обличения и осуждения, – как например, от |
|
|
