| В 1358 г. на вече новгородцы «целоваша крест (т. е. принесли коллективную присягу.- М. П.) бочек не бити» (ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. 287), что может означать борьбу с ритуальными пережитками дохрист. эпохи, вполне вероятно, имевшую причиной проповедническую деятельность М. Пахомий Логофет в краткой редакции Жития М. сообщает, что этот Новгородский владыка во время своего вторичного пребывания на кафедре «повеление же и благословение прием от Филофея, патриарха Царяграда, и Алексея, митрополита всеа России, пасыи словесное стадо Христово, подвизався подвигом добрым противу стригольников и благочестие утвердив» ( Кушелев-Безбородко. 1862. С. 11). Имеется в виду отделившееся от Церкви под предлогом неприятия симонии движение стригольников (см.: Печников. 2001; Он же. 2004; Алексеев. 2012). В «Слове похвальном Моисею», скорее всего того же автора, читаем: «Радуйся, обличил злокозненных ересь стриголников» ( Кушелев-Безбородко. Памятники. 1862. С. 14). В Никоновской летописи 20-х гг. XVI в. в ст. 6863 (1354/55 г.) сообщается: «Того же лета прииде посол владыки Новогородцкаго изо Царяграда от пресвещеннаго Филофея патриарха и от сына его греческаго царя Ивана Катокузина, и принесе грамоты с златыми печатми о проторех на поставлениах, и о церковных пошлинах святительских, и иныа различныа указаниа; принесе же и ризы крестьчаты владыце Моисею Новогородцкому и благословение всему Новугороду» (ПСРЛ. Т. 10. С. 228). В этом тексте несомненно имеет место контаминация сообщения Жития М. о борьбе последнего со стригольниками и сообщения новгородского летописания о получении М. грамот от патриарха Филофея. Наиболее вероятно, что стригольничество возникло в 1352-1359 гг.; для утверждения о более раннем появлении движения не имеется ни прямых, ни косвенных аргументов (см.: Печников. 2001). По всей видимости, именно тогда основатель стригольничества Карп (см. прямые указания на это в «Списании на стриголникы» кон. XIV в.: Казакова Н. А., Лурье Я. С. Антифеод. еретические движения на Руси XIV - нач. XVI в.. М.; Л., 1955. С. 236, 237, 241), казненный новгородцами в 1375/76 г., был лишен своего диаконского сана и вместе со своими последователями отлучен от Церкви. |
| Но понеже мало время прииде, отнележе праздновахом честный праздник Рождества пречистыя Богоматере: тогда бо рождеством ея праматерняа клятва потребися , и Адам от вечных уз свободися , и Бог к нам примирися ; тогда бо Иаковля лествица утверждашеся, Богу хотящю по ней к человеком снити и человеком путь сътворити к небесным ; тогда бо и пророци възрадовашася, своему пророчьствию сбытие зряще ; тогда бо и Давид , видев от него правнуку родившуюся, бряцая в гусли , играя духом, глаголя: “Слыши, дщи, и виждь, приклони ухо твое” (Пс. 44: 11); тогда бо не токмо пророци, но превышьняа и земленая вся тварь съпраздноваше. Ныне же приспе чьстнейший новейший Владычици и Богородици Покрова празник. Да уверятся вси и познают, яко не токмо, егда в мире с нами бяше, ходатайственое к своему Творцю и Сыну милостивно предлагаше, молитвеное и милостивное показоваше, но паче и по преславнем Тоя преставлении от земленых в небеснаа, но и тогда не престает нас посещающи, милостивное показующи» [cxi] . В самом деле: «Праматерняа клятва потребися» — « праматерняя клятва разрешится » [cxii] . «Адам от вечных уз свободися» — «Преблагословена еси, Богородице Дево, Воплощшим бо ся из Тебе ад пленися, Адам воззвася, клятва потребися, Ева свободися , смерть умертвися, и мы ожихом…»; «Адам свободися , и Ева ликует…» [cxiii] . «Бог к нам примирися» — «…к новой пристахом неблазненной стези, вводящей в неприступную радость, единем приступну, имже Бог примирися » [cxiv] . «Иаковля лествица утверждашеся, Богу хотящю по ней к человеком снити и человеком путь сътворити к небесным» — «Доброту Тя Иаковлю и лествицу Небесную, по ней же Господь сниде на землю, тех же тогда óбрази Твою честь и славу, Богородице, проявляху…» [cxv] . «Пророци възрадовашася, своему пророчьствию сбытие зрящее» — «Всех пророк истинное сбытие , Ты еси, Богородице, покрый нас…» [cxvi] . «Давид, видев от него правнуку родившуюся, бряцая в гусли» — «…да радуется Давид , бия в гусли …» [cxvii] . Как видно, Логофет во всех отмеченных случаях прибегает к парафразе. |
| Что является бóльшей причиной данного различия — историческая связь текстов или же авторская целеустановка, сказать трудно. Но очевидна большая близость молитвы Богородицы по Анониму, нежели чем по Логофету, к тексту молитвы из краткого проложного Слова на Покров: «Царю небесный, приими всякого человека, славящаго тя и призывающаго имя твое на всяком месте, идеже бывает паметь имени моего, святи место се и прослави прославляющаго тя именем моим, приемля их всяку молитву и ответ» [cxxiv] . Дальнейшее сравнение гомилий вполне подтверждает выявленные выше особенности собственной ораторской манеры Святогорца. Показательны, в частности, разделы, заключающие его Похвальное слово празднику Покрова. Им опять-таки присуще характерное фразопостроение: текст сербского ритора синтаксически осложнён омонимичными союзными словами, инверсией, неопределённо согласующимися оборотами и потому лишён прозрачной ясности, изящной стройности, напевности и благозвучности. В самом деле: АПП «Се убо, възлюблении, настоящому празднику вина, се таковому торжеству притча! Сего ради подобаше и нам достойная таковому празднику торжествовати, ибо сие чюдное празднество божественаго Покрова пречистыа Богородица сугубо таиньство в себе имать: торжествующе же сие, обновляем древле бывшее схождение Богородица и чюдное видение Тоя; второе же, яко всегда требуем божественаго покрова Еа во всех советех вражиих, и всегда прибегати под сень крилу того нуждно нам есть, якоже дыхание животу и страшное всем съпротивным имя Ея призывати, еже защитити нас божественым покровом Еа от стрел, летящих во тме разделениа нашего, и от сряща беса в полудне уныниа нашего, осенити же и покрыти от мрачнаго събора страстьных началник и всяко разрешение злым даровати нам. В час же разрешениа телесных соуз, в час горкый и болезненый, молимся Той предстати и божественым покровом Еа покрыти душа наша и осенити честным амфором Еа, еже не видети мрачнаго лица злых бесов и невредно преминути темнаго въздуха воду и горкая мытарьства, и узрети лице Христово кротко, источающее свет милости, и спасеных части быти. |
| Каждый период имел свои формы, каноны — тем сложней и одновременно насущней задача понять эти периоды русского песнотворчества в прославлении Богоматери на протяжении различных стадий развития русской истории. Служба празднику Покрова Божией Матери Самой древней богородичной службой на Руси является последование на день Покрова Божией Матери. Согласно мнению А. Доброклонского, установление праздника относится к концу домонгольского периода. Он считает, что в этой службе русские “возносили Божией Матери благодарность за все благодеяния, оказанные Ею России”. Отсюда, по Доброклонскому, расширялось содержание и значение праздника и ему придавался “русский колорит” 4 . Действительно, событие, имевшее место в Греции, приобретает на Руси подлинно русское звучание, и не случайно в современном каноне русским святым уже в богородичне первой песни канона говорится о прославлении праздника Покрова в российской земле 5 . Имеются более точные указания современных исследователей, что праздник Покрова Божией Матери установлен святым князем Андреем Боголюбским в 1164 году, а в 1165 им сооружен “всемирно известный” храм Покрова на Нерли 6 . Тогда же и позднее появляются на Руси многочисленные храмы в честь Покрова Божией Матери. Служба на этот праздник составлена подробно по образцу тех последований русских песнотворцев, которые достоверно относятся к XI–XII векам, за тем лишь исключением, что канон составлен только один. В службе имеются те же детали, которые указывались как подлинно древние в русских службах в нашем разборе трудов песнотворцев Киевской Руси 7 . Так, в 3-й стихире на Господи, воззвах малой вечерни читаем: “Тобою хвалящиися присно, победы на поганыя носят” 8 . В первом тропаре 9-й песни канона свидетельствуется “даждь на поганыя победы” 9 . Подобное именование врагов Руси погаными имело место только в домонгольский период. Ф. Г. Спасский допускает, что в таком древнем произведении русской церковно-богослужебной письменности, как служба Покрову Божией Матери, могли быть и позднейшие добавления, относящиеся, возможно, к творчеству Пахомия Логофета. В целом и Ф. Г. Спасский придерживается мнения о раннем составлении данной службы 10 . |
| В Предисловии Епифаний обозначил программу своего сочинения, предполагая довести его до преставления преподобного Сергия: «Нын же, аще Богъ подасть, хотлъ убо бых писати от самого рожества его, и младеньство, и дтьство, и въ юности, и въ иночьств, и въ игуменьств, и до самого преставлениа». «Теперь же, если Бог подаст, я хотел бы написать, начиная с самого рождения его, и о младенчестве, и о детстве, и о жизни в юности, и в иночестве, и в игуменстве, и до самого преставления». Приехавший на Русь афонский монах сербского происхождения Пахомий Логофет, редактировавший епифаниевский текст несколько раз в середине XV в., в послесловии к своим редакциям Жития подтвердил, что Епифаний эту программу выполнил: «...Епифания... иже и по ряду сказаше о рожении его (Сергия. — А. Д.), и о возрасту, и о чюдотворении, и о житии же, и о Однако написанный Епифанием текст полностью до нас не дошел: сегодня известна лишь первая его часть, включающая Предисловие и начало текста, вплоть до главы «О худости порт Сергиевых и о некоем поселянине». Они вошли в состав более поздней редакции, называемой сейчас Пространной и созданной, видимо, не ранее начала XVI в. Вторая часть Пространной редакции является компиляцией глав из нескольких редакций Жития Сергия, созданных Пахомием Логофетом. По сей день ученые спорят о том, какой могла быть вторая часть написанного Епифанием текста и почему она не Исторические источники Жития Житие как литературный жанр строилось по определенным канонам, формировавшимся на протяжении веков. Призванное описать жизненный путь и подвиг прославляемого святого, житие не было собственно биографией — оно показывало духовную вершину, к которой должен был стремиться читатель, прославляемый должен был стать образцом для последователей и почитателей. Поэтому автор жития отбирал определенные доступные ему сведения, позволяющие, по его мнению, наиболее полно решить эту задачу. В результате такого отбора многие подробности оставались за рамками текста и навсегда утрачивались, не сохраненные письменностью. |
| в 1418–1419 гг. Стилистические признаки сближают Предисловие и последующий текст, кончая главой «О худости порт Сергиевых и о некоем поселянине» с другими произведениями Епифания Премудрого ... Остальная половина памятника представляет компиляцию из известных редакций Пахомия Логофета». И далее ученый приходит к заключению, что «фрагмент Пространной редакции Жития Сергия XVI в., начинающийся с Предисловия и кончающийся главой «О худости порт Сергиевых и о некоем поселянине», является первой частью епифаньевского Жития Сергия (вторая же половина, подвергшаяся тенденциозной переделке, вряд ли сохранилась до нашего времени)» 31 . Благодаря этому открытию Б. М. Клосса историки получили возможность воссоздавать первую половину жизни Сергия не по случайно набранным фактам из разных переделок его «Жития», а на основании наиболее надежных сведений, содержащихся в древнейших редакциях. Блестящий анализ всей совокупности сохранившихся материалов, проделанный Б. М. Клоссом, служит серьезной основой для всех последующих исследователей. К сожалению, современникам бывает порой трудно оценить значение того или иного открытия. В этом плане довольно характерна позиция авторов рецензии на книгу Б. М. Клосса с названием «Имитация науки», так свойственным для нашего не столь далекого прошлого. Весь смысл его открытия они видят лишь в том, что «он обнаруживает черты протографичности» в двух списках и датирует Пространную редакцию серединой 20-х годов XVI в. При этом они ставят ему в вину то, что он не учел при характеристике «Жития» Сергия двух списков. Правда, при этом они оговаривают, что «вряд ли следует упрекать исследователя в том, что он не учел все списки памятника. Это чрезвычайно трудно, если не сказать невозможно, поскольку Житие очень часто встречается в составе сборников, а огромная часть таких сборников не имеет постатейного описания» 32 . К археографическим выводам ученого мы можем добавить лишь пару незначительных уточнений. В частности, следует задать вопрос – если исследователю удалось обнаружить текст первой части «Жития» Сергия, принадлежащий перу Епифания Премудрого , то нельзя ли отыскать под позднейшими напластованиями следы и другой части труда первого биографа преподобного? На эту мысль наталкивает высказанное Б. |
| Обращение к этому стилю связывают с так называемым вторым южнославянским влиянием. Сербия и Болгария переживают в XIV в. период своего политического и культурного расцвета. Развитию литературы в этих странах способствовала реформа в области книжности, проведенная патриархом Тырновским Евфимием. Эта реформа коснулась принципов перевода на славянский язык греческих текстов. Было выдвинуто требование неукоснительного следования греческим образцам. Большое внимание уделялось форме: особенностям графики, написания. Евфимий и его ученики полагали, что слово неразрывно связано с сущностью называемого предмета, явления. Понять предмет – значит правильно назвать его; каждая буква имеет определенное значение, и ее изменение меняет смысл слова. Возвышенный древнеславянский язык противопоставлялся живой разговорной речи. Реформа Евфимия воплотилась в новых переводах текстов «писания» и в созданных им и его учениками агиографических произведениях, превратившихся в торжественные панегирики. Этот новый стиль «извития», или «плетения» «словес», и был якобы перенесен на Русь в конце XIV – начале XV в. выходцами из южнославянских стран митрополитом Киприаном, Григорием Цамблаком, Пахомием Логофетом. В свою очередь русские книжники, пребывая на Афоне и Константинополе и общаясь в этих культурных центрах православного Востока с болгарскими, сербскими и греческими монахами, усваивали нормы этого стиля. Риторическо-панегирический стиль первоначально получает распространение в агиографии, где житие становится «торжественным словом», пышным панегириком русским святым, являющим собой духовную красоту и силу своего народа. Изменяется композиционная структура жития: появляется небольшое риторическое вступление, центральная биографическая часть сокращается до минимума, самостоятельное композиционное значение приобретает плач по умершему святому и, наконец, похвала, которой отводится главное место. Этот стиль еще игнорирует психологию человека в целом, его характер, но писатели начинают описывать различные чувства, которые как бы живут вне людей. |
| В этом руководстве помощниками митрополитов были епископы, которые в свою очередь действовали на народ чрез священников и особенно монахов, строгих аскетов. Благодаря такому руководству, вся Россия оглашалась святоотеческими писаниями и нравственно-аскетическими беседами. Подобные наставления слышались с церковных кафедр, распространялись по России в пастырских посланиях, в речах при посещении епархий, в беседах иноков и священников. Самая обыкновенная речь духовных лиц подкреплялась текстами, изречениями отцов и молитвенным тоном. При рассуждении о самых обыкновенных вещах, даже в светском кругу, можно было слышать проповеднические сентенции, выражающие аскетический взгляд на жизнь, самоотвержение и полную преданность Промыслу. «Суета сует!» «Возненавидим плоть». «Блюди себе, чадо, и уповай на Бога», «Все в руце Божией, как Он восхощет», «Буди Его святая воля! ...» Подчинение русской митрополии константинопольскому патриарху сблизило Россию с Грецией не только духом, но и словом. Оно заставило русских учиться греческому языку, для обмена идей и мыслей, и таким образом открыло им богатейшую греческую литературу и проповедничество. Греческие митрополиты и епископы, приезжавшие в Россию, привозили с собою и произведение греческих проповедников, а также ученых людей, помощников в слове. Особенно много рукописей привез митр. Киприан из Греции и Болгарии. Из ученых греков и болгар, или сербов, оказавших услугу русской литературе и проповедничеству, следует также упомянуть о Пахомие Логофете, Максиме Греке и Арсение Греке. Но пастыри греки были недовольно вразумительны для русских в своих наставлениях и писаниях, так митр. Никифор писал поучение на греческом языке, которые сообщались слушателям в славянском переводе. Митр. Киприан писал весьма неправильно по-русски, и по причине темной речи был маловразумителен для современников. Митр. Фотий тоже отличался неясною речью. Эта неудовлетворительность речи пастырей греков, и просвещение, доставляемое ими в Россию, были ближайшим побуждением для русских знакомиться с греческим языком. |
| 362. (974.) Часослов, полууст. четкий, XVII века, в осьмую долю, 136 листов. Листы 39–108 печатные (ок. 1600 г.), нижний угол их истерт, а некоторые утрачены. На обор. л. 102 внизу: Часовник Олексея Григорьева попа. 363. (1266.) Святцы, полууст., исх. XV века, в осьмую долю, 210 листов. Кондак препод. Сергию сент. 25 читается так: Яко бесплотных равножитель всех преподобных превозшел еси постничьскыми труды и бдении молитвеными, мудре Сергие, тем восприал еси от Бога исцелити недугы и прогонити бесы, того ради впием ти: радуйся отче преподобне Сергие (то же 345 л. 101). Какой тропарь был впереди, за утратою предыд. листа, неизвестпо; вероятно, такой же, какой под 308 л. 274. Когда и кем они составлены, так же неизвестно; только Пахомия Логофета нельзя признать автором их; в службе его св. Сергию 25 сент. тропарь и кондак те же, какие печатаются и ныне (см. 116 л. 397); тем менее можно приписывать их кому-нибудь другому после Пахомия: к чему было на то же 25-е число сочинять новые тропарь и кондак? По всей вероятности, они написаны после обретения мощей Сергия (1422 г.) до Пахомиевой службы (1459 г.) кем-нибудь из учеников его. А Пахомий серб не включил их в свою службу может быть из-за выражения: всех преподобных превозшел еси, которое в XVI и XVII в. действительно заменяли выражением под 5 июля: всем преподобным сопричастник, (см., напр., ркп. 1511 г. 597, Устав церк., изд. в М. 1610 г., след. Псалтирь, изд. в М. 1642 г.). 364. (1206.) Святцы с прибавлениями, полууст, средины XVI века, в четверть, 313 листов. Заглавие: Последование церковнаго пения и собрания вселетняго от мес. сентеврия до мес. августа. л. 269. Указ последованию Четыредесятници и Пятидесятницы, без надписи. л. 285. Пасхалия и мелкие отрывки. Впереди на белом листе: Книга архиепископа Великово Новагорода и Пскова Серапиона Курцова. Судя по записи русских Святых в месяцеслове, рукопись писана не ранее 1547 г., а по подписи владельца не позже 1553 года. См. 86. 365. (1218.) Святцы с прибавлениями, полууст. разный, XVI века, в четверть, 164 листа. |
| Итак, для первых 10-ти глав Пространной редакции «Жития» Сергия Радонежского не типично употребление имени « святой» применительно к главному персонажу. Напротив, в тексте последующих 20-ти глав означенное слово в функции эпитета становится заметно превалирующим над всеми остальными эпитетами, причем и выступает чаще всего в паре с именем персонажа: « святой Сергий», или же само выступает как имя-транспозит: « к ним же святый отвещаваше», и т. п. Независимо от того, употребляется ли здесь оно со значением титула или нет, данное обстоятельство, полагаю, следует квалифицировать как результат позднейшего редактирования «Жития» – по крайней мере, уже после установления местного празднования памяти преподобного Сергия. Подтверждением сказанного могут служить созданные позднее редакции Пахомия Логофета, в которых герой «Жития» последовательно и регулярно называется « святым» 580 . Подобное же отношение к Сергию демонстрировали иконописцы: в клеймах житийных икон он всегда, начиная со сцены рождения, изображался в нимбе 581 , то есть – как праведник, прославленный на небесах еще при жизни. Наконец, о третьем отличии рассматриваемого текста. Как известно, Епифаний Премудрый обильно снабжал свои сочинения библейскими цитатами и ссылками на Священную и Церковную историю 582 . Это свойство, например, ярко проявляется в «Житии» святителя Стефана Пермского 583 . То же самое можно сказать о Предисловии, первых 10-ти главах Пространной редакции «Жития» преподобного Сергия Радонежского и «Похвальном слове» ему. Цитаты и исторические аналогии здесь так же преизобилуют, пронизывая и текст от автора, и речи персонажей; при этом они нередко подаются целыми группами – например, часто в виде триад или двенадцатичленных цепочек 584 (что согласуется с нумерологическими принципами творчества Епифания). В функционально-содержательном отношении и цитаты, и аналогии, с одной стороны, украшают, орнаментируют изложение, а с другой – задают определенную сакральную высоту, которая служит, по сути, критерием истины и для автора, и для персонажей его рассказа, и для читателей последнего. И вот при всем богатстве цитатно-аналогийного материала в Предисловии, первых 10-ти главах и «Похвальном слове» Пространной редакции приходится наблюдать почти полное отсутствие такового в ее последних 20-ти главах. На мой взгляд, это также весьма показательно и свидетельствует о руке другого литератора или, во всяком случае, о другой стадии литературной обработки фактических данных из жизни преподобного Сергия. |
|
|
