| Понятно, что содержание патриархов ти их свиты стоило нашему правительству очень дорого 14 . Патриархи получали еще значительные денежные выгоды от сопровождавшей их свиты. Делалось это таким образом: патриархи всячески старались набрать для себя многочисленную свиту, не только из духовных лиц, но и из светских. Духовные лица, часто набиравшиеся из людей случайных, получали при патриархах титулы патриарших архимандрита, эконома, казначея, ризничего, протосинкелла, игумена, архидиакона, просто дьякона и т.п. Каждое из этих лиц, вошедшее в состав патриаршей свиты, получало и на пути в Москву, и обратно, и в самой Москве не только казенные подводы и полное казенное определенное содержание, но и подарки от государя и других лиц, привозило обыкновенно с собой разные священные предметы, за подношение которых и правительством, и другими лицами давалась подносителям особая плата. Кроме того, они привозили с собой некоторые товары, которые выгодно продавались в Москве. От всего получаемого члены патриаршей свиты должны были известную часть отдавать патриарху, под флагом которого они приезжали в Москву. Но особенно выгодна была для патриархов вторая группа их свиты – мирская. Ее составляли так называемые «племянники» и вообще родственники патриархов и разные необходимые в пути лица. Эти патриаршие племянники, родственники и служилые лица в действительности были обыкновенными греческими купцами, которые запасались нужными товарами для продажи их в Москве. В качестве патриарших племянников и служилых патриарших людей эти купцы беспошлинно провозили свои товары через русскую границу на казенных подводах, при полном казенном содержании привозили их в Москву, где выгодно их распродавали, получая в прибавку, как родственники патриархов, подарки от государя. Проживая в Москве, они приобретали здесь разные русские товары и опять на казенных подводах, при полном казенном содержании, беспошлинно провозили их через границу и за границей распродавали их, где находили более выгодным. Этим объясняется, почему патриархи, направляясь при своем приезде с Волги в Москву сухим путем, потребовали для себя 400 подвод. |
| А что патриархи, проживая в Москве, и на свой только страх вели торговые операции, это с несомненностью можно сказать, по крайней мере, об антиохийском патриархе Макарии. Выехав из Москвы на родину и достигнув Касимова, Макарий пишет государю: «послан от нас, по твоему государеву указу, в Польшу старец Феоклит с двумя человеки, да третий толмач – Григорий Усач, за нашими целы, к бывшему мультянскому владетелю Константину воеводе, но по сие время от них к нам никакой ведомости нет. А ныне мы опасаемся, как они проведают, что я, богомолец твой, с Москвы съехал, чтобы не прельстились дьявольским навождением и не учинили бы какого лукавого дела, чтоб там не остались, или куда-либо в другое место не отъехали, так как, кроме дела, что у Константина воеводы, отдали мы им, старцу с товарищи, некоторые вещи продать в тамошней стране,и чаяли, что они возвратятся, покамест мы на Москве будем. Потом милости прошу у вашего царского величества, чтоб велел отписать об них в Смоленск воеводе, а воевода чтобы об них проведал и прислал бы их к Москве тебе, великому государю, без мешкоты, а с Москвы вели их, государь, прислать к нам без замедления со всякими вещами, какие у них будут» 243 . Таким образом патриархи получили в Москве огромные суммы и непосредственно от царя и членов царской семьи, и от разных духовных и мирских лиц, и от сделок с членами своей свиты и греческими купцами, и от собственных торговых операций, так что их пребывание в Москве в денежном отношении несомненно было очень тяжело для нашего правительства, тем более, что оно отправляя, например, особое посольство в Турцию, чтобы звать патриархов в Москву и потом особое посольство, ради восстановления патриархов на их престолах, тратило на это дело большие суммы, так как кроме непосредственных трат на самое посольство, приходилось еще посылать с послами дары разным лицам, которые принимали так или иначе участие в деле и могли содействовать его благополучному исходу. И, конечно, наше правительство вздохнуло свободно, когда патриархи оставили Москву и направились домой, по-видимому, материально вполне удовлетворенные. |
| И держат ныне нас в великом береженьи, обаче прежде пришествия нашего вседержитель Бог и высокоумие величайшего нашего царя и мудрость и правосудие вельможного визиря сотворили ему праведное отмщение: и ради некакой скверной вины посажен на каторгу. По пришествии же нашем мудрейший визирь глаголал нам, яко аще он, лукавый, не приидет, предстояти тебе на суде невозможно. И абие послал привести (Архипа), судитися с ним нам, невиноватым. О горе, кто не будет плакать о нас! О горе, кто слыша, кто да не будет дивитися о такой неправедной на нас клевете, еже сотворяша лукавый человек! Елико страдал, державнейший царю, аз отец твой и стражду, кто иной претерпел, – и старые святые не терпеша! Писати по едином несть ми времени и смею глаголати яко вторый Павел и вторый Иев, – ей, ей, клянуся царствию твоему, яко не лгу». Затем Паисий извещает государя, что так как он был арестован и ничего не имел при себе, а между тем расходы для него и всякие траты были необходимы, то он и дал на себя кабалу греку Ивану Репете в 1500 талеров. Теперь этот грек отправился с кабалою к Москву и потому патриарх просит государя «распростерт милосердия своего руку и сии деньги дати (Ивану). Ащеж, пишет патриарх, являемся тяжкий, но обаче где к иному прибегати в сей неправедной клевете, но в твоей великой милости, еже жаловал нас ты, великий государь. Бог ведает: все отдали и свободили от долгу престол наш и пребываем ныне обнажены и без насыщения хлеба» 245 . Жаловался на свою скудость, на те великие протори и убытки, какие он терпит на возвратном пути из Москвы, и антиохийский патриарх Макарий, и потому снова просит государя помочь ему. Еще из Нижнего Новгорода Макарий писал царю, что от него к нему, Макарию, было жалованное слово великого государя о даровании местных икон, но никакого известия о них он доселе не получил, о чем сильно печалится. От 24 февраля 1669 года Макарий писал государю с Кавказа: «пребываю в Иверской земле, ожидая от вашего царского величества салтановой грамоты, и за тем ожиданием во многих проторях живу, понеже мне невозможно к своему престолу без салтановой грамоты ехать, и сего ради молю ваше царское величество, чтобы вы, великий государь, меня, богомольца своего, пожаловал: велел салтанову грамоту прислать ко мне вскоре». |
| 22 декабря послы получили приглашение ехать в Адрианополь, где тогда находился султан, и прибыли туда 7 января 1668 года. Прежде всего послы представились Каймакану паше, который тогда заменял собою отсутствующего визиря, вручили ему царскую грамоту к визирю и говорили ему о патриархах, чтоб им по прежнему держать свои патриаршие престолы. 14 января послы представились султану, а 19-го были на совещании у Каймакана, который принял их вместе с муфтием. По поводу патриархов Каймакан говорил нашим послам: «в которых государствах то велось, что духовного чину начальным людям, также и иных чинов начальным людям бесповеления государя своего в иные государства ездить?» С своей стороны и муфтий говорил послам: «я муфтей, по милости исконного Бога и повелением салтанова величества в турском государстве в духовном чину учинен первым человеком, а без повеления салтанова величества нетокмо что в иное государство, и в ближнюю деревню не смею ехать и на малое время, а Паисей патриарх александрейский и Макарий патриарх антиохийский в греческой вере христианского закона духовного чину начальные люди – патриархи и, самовольством оставя свои места и престолы, без указу салтанова величества, утаясь, поехали в московское государство, а для каких дел, о том салтанову величеству неведомо, и впредь им на своих патриарших местех быти непристойно, а во Александрии на месте Паисея патриарха, по указу салтанова величества, послан новой – Иоаким патриарх». Послы ответили на эти речи, что и ранее разные восточные патриархи в Москву приезжали, жили в ней подолгу и, возвращаясь домой, оставались по прежнему патриархами, что так де следует поступить и теперь, Турки говорили, что те патриархи ездили в московское государство с ведома и разрешения султана, а эти нет и потому им оставаться на своих патриарших престолах непристойно. Но ради ходатайства и дружбы царя султан повелит Паисию и Макарию быть по-прежнему на их патриарших престолах. Тогда послы стали настаивать, чтобы грамоты султана о патриархах даны были им, послам, что и было им обещано. Действительно, 15 апреля послам дана была грамота султана к государю о патриархах и особая грамота султана к наместнику Египта Ибрагим паше об александрийском патриархе Паисие 233 . |
| Двум патриаршим монастырям даны были жалованные грамоты с правом приезжать в Москву за милостынею чрез шесть лет. Патриарх просил посмотреть эти грамоты и ходатайствовал, чтобы в них было обозначено, сколько именно будет выдаваться милостыни посланным и чтобы им дано было право являться в Москву за милостынею не чрез шесть, а чрез три года. Эти ходатайства патриарха были удовлетворены. – При своем возвращении из Москвы, из Карачева, от 4-го августа, патриарх Паисий просит государя дать патриаршему посланному Леонтию побольше милостыни, так как Леонтий, ради патриарших дел, издержался на 300 рублей, а ему дан только один сорок соболей, себе же патриарх просит государя прислать три пуда рыбьего зуба, а общему работнику – греческому иверскому архимандриту Дионисию выслать царское жалованье и, затем, еще просит: освободить от правежа бедных заключенных в посольском приказе греков и отпустить их к нему, патриарху, в Киев. 9-го сентября Паисий в письме благодарит государя за присланное ему царское жалованье – соболи и рыбий зуб (слоновая кость) и пишет еще, что боярин и воевода П.Б.Шереметьев взял взаймы, под свою расписку, да государево дело, 160 рублей у Киевского мещанина Федора Титова, которого убили татары, и после него осталась жена в крайней бедности, почему патриарх и просит, чтобы ей возвратили деньги из государевой казны в Киеве 244 . Патриарх Паисий благополучно прибыл в Александрию и занял здесь, согласно фирману султана, свой патриарший престол. Но скоро здесь, по каким-то коммерческим сделкам, над ним стряслась большая беда. Сам патриарх Паисий в особой грамоте государю, сообщает об этом, что, по повелению султана, «привезен есмь, узами железными обвязан, в Адрианополь, по подобию Павла апостола, по оклеветанию безбожного Архипа, еже ныне дьяволом пребывает, отрекся бо нашей непорочной веры, (и привезены, да будем судитися с ним пред праведным судом великого нашего царя) – о котором это многих слышало святое царство твое, а наипаче от Мануйла, яко он беззаконный глаголет и ищет 70,000 золотых и многих драгих запон, которым вещем мы не виноваты есмы, и не видали и не слыхали. |
| Но патриархи, прибыв в Москву, признали себя действительными, настоящими патриархами, и, как таковые, произвели здесь суд над Никоном и составили свои определения по разным церковным вопросам и делам. И вот во время самого соборного заседания, Никон, обращаясь непосредственно к двум сидевшим пред ним, в качестве его правомочных судей, восточным патриархам, стал говорить: «архиепископ-де резанский Иларион говорит, что-де он, Никон, говорил про вселенских патриархов, что-де неистинные патриархи, и он-де, Никон, то говорил слышачи от греков, что на их престолах иные патриархи есть, чтоб про то великий государь указал свидетельствовать, и чтоб вселенские патриархи велели положить святое евангелие». – «И вселенские патриархи говорили, что они истинные патриархи и неизверженные и не отрекались престолов своих. Разве-де турки что без них учинили. А буде-де кто и дерзнул на их престолы чрез правила, или принуждением турскаго, и то-де не патриархи, прелюбодеи. А святому-де Евангелию быть не для чего, – а что на него Никона, свидетелей много, как престол оставил с клятвою, – архиерею-де не подобает в Евангелии клятися». – «И Никон патриарх говорил: от сего-де часа, свидетельствуюсь Богом, не буду де пред ними, патриархи, говорить, дóндеже константинопольский и еросалимский патриархи будут». – «И архиепископ Иларион говорил Никону патриарху ; как он не убоится суда Божия и вселенских патриархов безчестит» 229 . Понятно, как сильно должно было смутиться наше правительство, услышав от Никона, что в Москву для суда над ним и устройства русских церковных дел прибыли не настоящие, а отставные патриархи. И действительно было от чего смутиться! После многих неудачных попыток привести дело Никона к концу домашними средствами, решились наконец пригласить в Москву самих восточных патриархов, что сопряжено было со множеством хлопот, неприятностей и издержек. Наконец всякие трудности были препобеждены, и если не все, то два восточные патриарха лично прибыли в Москву. Все прежние сомнения, неудачи, тревоги были забыты, царь несказанно радовался, радовались с ним все архиереи и друг пред другом старались всячески ублажать и прославлять приехавших патриархов за их великий подвиг путешествия в отдаленную Москву. |
| В грамоте к бывшему константинопольскому патриарху Паисию царь прямо просил его, чтобы он прислал в Москву грамоты «приговор имущая и полномочная, уряжающые и поставляющые наместника или посланника престола апостольскаго – митрополита газского Паисия, зде во граде нашем пребывающего, или иного, аще восхощеши, мужа приличного, добродетелию и учением украшенного, святыни твоея именем законоположи». В грамоте к антиохийскому патриарху Макарию царь писал: «помощи твоего блаженства требуем письмены, сиречь исправленными, к нам изявляющими, митрополита газского Паисиа, зело знаемого и друго твоего, в свое место посланника и судию, оную прю да имать определить благоразсудне, и сие напишем во благодеяние место». В грамоте иерусалимскому патриарху Нектарию царь писал: «понеже в нашем царствующем граде Москве газский владыка пребывает нам приятный, сему – аще известная письмена вдаси, яко наместнику твоего блаженства, вещь нам сотвориши прелюбезную, егда той воистину иерусалимского стола бремя честне может держати». Но эти грамоты о Лигариде, очевидно им же и составленные, в то время не были посланы к патриархам. Теперь же, когда возникло сомнение в подлинности привезенных Мелетием патриарших ответов, решились опять настойчиво приглашать самих патриархов прибыть в Москву. А так как константинопольский патриарх без разрешения турецкого правительства не мог отправиться в Москву или послать кого-либо из местных архиереев в качестве своего экзарха, то наше правительство и решилось предложить ему, чтобы он назначил своим экзархом проживающего в Москве Паисия газского, чем бы устранялись все затруднения о посылке экзарха и вместе с тем было бы не нужно обращаться по этому поводу к турецкому правительству, почему заготовленная грамота к султану и не была послана. Других же восточных патриархов, за которыми турецкое правительство наблюдало менее строго, чем за константинопольским патриархом, решено было уговорить лично явиться в Москву. Чтобы застать иерусалимского патриарха Нектария в Молдавии, где он тогда находился, к нему уже в июле 1664 года нарочно отправлены были, как мы видели, два грека с приглашением от царя прибыть в Москву. |
| Так Никон усиливался оправдать себя и всячески очернить царя в глазах Паисия Лигарида. При этом Никон, увлекаясь своею враждой к царю, вовсе не подумал о том, что его письмо к Лигариду представляет из себя крайне бестактный и очень некрасивый поступок для столь гордого ранее патриарха, который теперь старался забежать к выезжему иностранцу, сообщал ему неверные сведения о поступках царя и его отношениях к церкви, сообщал какие-то грязные сплетни о подкупах и застращиваниях царем членов собора 1660 года. Не подумал Никон и о том, что ведь письмо он пишет почти совсем неизвестному ему иностранцу, может быть, человеку очень сомнительному и не заслуживающему доверия, что он приглашает этого иностранца быть судьей в распре патриарха с царем, приглашает нанести над ними свой судейский приговор. Так непозволительно необдуманно мог поступать только увлекающийся Никон, и за это он был скоро жестоко наказан. Уже из содержания и тона письма Никона Паисий Лигарид прекрасно понял, что за человек был Никон, понял, что по своему крайне невыдержанному характеру и чрезмерной притязательности Никон никак не может быть более патриархом, а отсюда для него было ясно, на какую сторону ему следует стать, чтобы получить для себя в Москве всякие выгоды и блага, почет и влияние: Никон уже не мог ничего дать ему, а царь мог дать все. Значит ему, во имя своих личных интересов и выгод, следовало стать на сторону врагов Никона и добиваться не возвращения его на патриаршую кафедру, а конечного низвержения. Так и поступил Паисий. Он ответил на письмо Никона очень сдержанно и дипломатично. Он пишет Никону: «посреде двух бодрствующих стоя, не вем, камо обращуся? Яко никто же может двум господем работати: или бо единого возненавидят и другого возлюбит, идя единого удержится и другого пренебрежет». И Паисий немедленно доказал это самым делом. В своем ответе на письмо Никона, несмотря на всю свою сдержанность и изворотливость, несмотря на то, что он как будто даже призывает Никона возвратиться на оставленный им патриарший престол, он вполне заметно выступает сторонником и хвалителем царя и, в то же время, хотя не резким и решительным, но все-таки заметным порицателем поступков и всего поведения Никона. Последний из этого письма Паисия тоже ясно понял, что в его лице он приобрел себе очень опасного врага. Так и было в действительности, как показал ход всех дальнейших событий 153 . |
| ниже Приложение II). В таком духе и тоне продолжаются вопросы Стрешнева с ответами Паисия Лигарида; таковы же жестки и возражения на них Патриарха Никона , до вопроса 26, в котором рассуждается о нашем предмете: об Уложении царя Алексея Михайловича. Сначала приведем вполне вопрос боярина Семена Стрешнева с ответом Паисия Лигарида по упомянутому (принадлежащему нам) списку. В нем на листе 227 читаем: «ВОПРОС, глава 26. Никон бранил и бранит ныне, что учинил государь Монастырский приказ, и посадил на том судить мирских людей и что поставляет (sic!) по монастырем архимандриты и игумены, которого он похочет. ОТВЕТ: Пускай бы то было, что пред сего не бывало Монастырского приказу или и был, то подлинно наш всещастливый царь Алексей Михайлович учинил, что привел к сущему делу как тот который любит лутчи порядок, и умеет к доброму и достойному речи приводить паче иных речей 28 надобнейши суть. Оправдания надобе, чтоб сидел судия на своем месте и слушал бы челобитья, и рассмотрял бы который имеет обиду, и чья правда и указ бы чинил, добрых оправдать, а виноватых смирять. Тем же обычаем что Бог благословит венчает праведных и смиряет грешных, прошу учинил ли коли-нибудь таков суд Никон? Сидел ли коли-нибудь на своем судебном месте, чтоб слушал жалобы и зависти чьи-нибудь? Николи, ни токмо он держал мирских, которые судили в его приказах и челобитные раздавал людем своего двора. И они некогда прямое кривым, а кривое прямым чинили. Так ли делают судии? Так ли Патриархи и сыном своим, которые суть отцы отцем? Блажени алчущие и жаждущие правды, яко тии насытятся. Правда живет во веки, которая, когда она есть, то все может справедливый Господь, есть бо светлейший паче солнца. Все добродетельства имеют цари и Патриархи, для того, что они суть образцы всем, а наипаче правде и всех добрых дел царицу: для чего старинные людие хотели назвать все добрые дела одним словом – называли правдою. А что может наставливать государь архимандриты и всякие власти, и то есть одно с привилии царских, и звычай общих народов уряды 29 раздавать. Сердце царево в руце Божий. Не ищи от Господа власти, нижé от царя достоинства, пишет Сирах. Так что имать царь владения дати власти и чест(н)ыя которыя суть вышния – суд Божий; а которые суть земныя – суд царский. Для чего двоеглавный орел пишется, что он расширяется достоинством церковным и мирским. Матфей Властариус толкуючи: для чего царь ходил во олтарь к Тайным таинствам, глаголи ми, меж иными речи и спя: для того, что наставляют Патриархи могут выбирать и архимандриты и игумены не могут ли выбирать?» |
| Отдельный комплекс рукописных материалов в архиве Троицкого составляют выписки и записи, касающиеся истории сношений России с православным Востоком в XVII в. Сделаны они в «малые тетради» (всего 8), тщательно пронумерованные и озаглавленные Иваном Егоровичем. В архиве они хранятся в отдельной коробке. В основном эти материалы были собраны ученым в московских архивах в 1878–1889 гг. К ним относятся: Тетрадь 1: Выписки из статейных списков Московского главного архива Министерства иностранных дел, сделанные в июне и июле 1880 г. (об организации в России греческой типографии и школы, статейный список Арсения Суханова и др.). Тетрадь 2: Выписки из рукописей Московской Синодальной библиотеки, сделанные в 1878 г. (л. 1–20) и 1880 г. (л. 21–68) (грамоты патр. Паисия Александрийского и Макария Антиохийского, патр. Никона и др.). Тетрадь 3: Выписки из рукописей Московской Синодальной библиотеки в 1886 г. (указатель рукописей библиотеки Московской синодальной типографии) (л. 48–49), акты Собора 1667 г., дело о Паисии Лигариде, списки государевых и архиерейских грамот об Артемии Веркольском (л. 34– 4 0). Тетрадь 4: Выписки из рукописей МСБ в 1881 г., обзор свитков. Тетради 5, 6: Выписки из рукописей Московского главного архива Министерства иностранных дел, сделанные в 1881 г. (статейный список греческим делам с 1645 по 1647 г., дополнения к проскинитарию Арсения Суханова , реестр греческим грамотам с Востока в Россию). Тетрадь 8: Выписка из рукописей МСБ в 1882 г. (дела, касающиеся Паисия Лигарида). Дополнения к тетрадям написаны на отдельных листах того же формата. По этим порой разрозненным запискам можно судить об объеме собранного и обработанного Троицким материала из рукописей, сочинений византийских писателей – историков и полемистов, который должен был стать основой его научных исследований. Интересы ученого охватывали самые разные сферы и периоды византийской церковной истории; остается только сожалеть о том, какую малую часть из своих обширных научных планов ему удалось осуществить. Троицкий был чрезвычайно аккуратным человеком: несмотря на то что его архив подвергался неоднократным перемещениям, до сих пор вызывает восхищение тот порядок, в котором находятся, к примеру, материалы о Варлааме Калабрийском (карточки по каждой теме вложены в отдельные конверты, для отрывочных записей заведены специально сделанные картонные обложки). Так же педантично оформлял ученый и вырезки из русских и греческих газет: он наклеивал их в тетради соответствующего меньшего или большего формата и обязательно подписывал дату, название газеты и статьи. Все это значительно облегчает работу с архивом и дает возможность в будущем грамотно составить его опись. |
|
|
