| Затем патриарх молит государя о некоем турчанине, который был в Москве и дал ему, патриарху, заемную кабалу на Милославского, каковую кабалу патриарх передал ему, государю, и получил тогда заверение, что деньги по этой кабале будут уплачены. Теперь турчанин требует от патриарха или деньги или кабалу, почему патриарх и просит государя послать те деньги турчанину, в противном случае, уверяет патриарх, мне недоехать до своего престола. В то же время патриарх прислал особое письмо к боярину Матвееву, в котором писал, что только один Господь Бог ведает сколько скорбей он имел и сейчас имеет, и что его в скорбях несколько утешила милостыня, присланная государем и султанская грамота о беспрепятственном возвращении его на свой патриарший престол. Сообщает, что до него дошли вести о смерти царицы Марии Ильиничны, о чем он много скорбел начал творить по ней сорокадневную службу. Затем патриарх пишет Матвееву: «сын мой благословенный! Прошу пречестность твою, да помянешь самодержавному царю, чтобы меня, богомольца вашего, не забыл, но как миловал нашего брата, александрийского, да помилует и нас: хотя часть невеликую милостыни, как ему Бог повелит, для душевного спасения царицы, ибо престол наш весьма убог». Патриарх жалуется далее, что там, где они теперь находятся, т.е. в Иверской земле, он терпит великие убытки. В Шемахе пришлось одарять великими дарами хана, его сына и ханских бояр. Патриарх хотел было продать «за добрую цену» соболи, пожалованные государем, но хан отобрал от него соболи и, позвав к себе торговых людей, велел им оценить соболи, как хотелось хану и оценщики, согласно желанию хана, оценили соболи на 3000 менее, нежели их ценили в Москве. Но и по этой малой оценке хан не дал денег патриарху, а велел ему готовиться ехать к самому шаху. А я, пишет патриарх, устрашившись того, чтобы не было услышано мое имя у турского султана, – что я хожу с царства на царство и чтобы турки не сказали, что антиохийский патриарх был у московского царя, а ныне царь с Москвы послал его к шаху и советует с ними, чтобы крепость учинить и восстать на турок, – по сей боязни я продал те соболи по той цене», но денег пока, не получил «и имею убытков от соболей и от вещей более нежели на 10,000». |
| Он написал толкование божественной литургии, не в пользу нововведений римской церкви. Еще он оставил после себя в рукописи, в 83-х тетрадях, историю патриархов Иерусалимских, которою мы довольно пользовались в настоящем своем сочинении. В ней он описал патриархов, бывших до Ираклия, а о патриархах после Ираклия не сказал ничего достойного внимания. Третья часть сего сочинения содержит историю патриархов-подвижников; две части написаны против восточной церкви, а особенно против Фотия и в защищение папской власти. Узнавши об сей истории и находя в ней тяжкое богохуление, Мефодий, патриарх Константинопольский и Нектарий иерусалимский, предали ее анафеме, а Лигарида, как еретика, отлучили». Хрисанф, племянник Досифея и преемник его на иерусалимской патриаршей кафедре» напечатавший его «Историю патриархов иерусалимских», по поводу приведенного нами отзыва Досифея о Лигариде, делает такое любопытное замечание: «Сей Паисий Лигарид, прежде действительно преданный латинству, пришедши в царствующую Москву, сделался ревностным поборником восточной церкви. Посему он много писал на латинском языке против лютеро-Кальвинистов, был противником Никона и, пришедши в Киев, много учил там в чистоте православия, и с пользою, и публично и частно; писал пространно на латинском языке о происхождении св. Духа от единого Отца и противу папской власти. Мы видели сии сочинения его в Киеве у боголюбезного митрополита сего города Варлаама Гианинского. Он умер в покаянии и исповедании и православные россияне в Киеве воспоминают об нем с любовию и уважением. А славный господин наш (т.е. Досифей), знавши только прежнюю жизнь сего мужа, а не последующее покаяние и исправление его, и здесь, я в предисловии к книге о любви, показывает, как ревнителям православия писать против его сочинений». (Кн. II, гл. X, пар. 6). 257 «Да митрополиту ж дано с дворца: 4 ведра и 2 кружки ренского, да рыбы два прута белужьих, да два прута осетрьих, связка сухих белых рыбиц; людям его: пять ведер вина, да десять полоть ветчины». 260 Реестр греческим грамотам – 137, 1673 г. ноябрь 8 и декабрь 15; 1674 г. июль 16. (В Москов. архиве мин. иностр. дел). Читать далее Источник: Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович: Т. 1-2/Проф. Н.Ф. Каптерев. - Сергиев-Посад : тип. Св.-Троиц. Сергиевой лавры, 1909-1912./Т. 2. - 1912. - VIII, 548, XX, XL с. Поделиться ссылкой на выделенное |
| 766 Впрочем, Никон не обнародовал своих возражений, подражая, как он сам говорит, примеру Господа, который не отвечал на суде, хотя «тысящи мог предложити на отвещание». «Научимся же и мы от сего, – продолжает Никон, – егда растленно судяще зрим, ничтоже глаголати, да не молву множайшу сотворим, ниже множайшему осуждению вина будет не хотящим послышати глаголы наши». См. возражение на 26 вопрос Стрешнева. 768 Этот иподьякон был впоследствии архимандритом Воскресенской обители, и имел счастье исходатайствовать Никону возвращение в свою обитель. 771 «Взяша, – говорит о себе этот клирик, – под обе пазухи и понесоша, аки на воздусе, не успевах ногами достигнутися». Шушерин. 772 Этот иподьякон – тот самый Шушерин, который первый описал жизнь своего патриарха. Он пользовался особенной близостью к Никону. «Во дворце, – говорит он о себе, – спрашивали его и недоведомых вещах». Он отвечал, что ничего не знает, о чём его спрашивают. Ему угрожали пытками, но он оставался твёрдым в своём слове. Итак, 11 дней содержали его под караулом в приказе тайных дел; затем – в московской тюрьме более трёх лет, и наконец сослали в Новгород, где ещё 10 лет он томился в оковах. Слов. писат. дух. чина. в статье: Шушерин Иван Корнильевнч. 776 В передней стороне комнаты устроен для царя высший трон со ступенями. Вблизи его, с той и другой стороны, приготовлены места для восточных патриархов; далее, поодаль от мест патриарших, находились места: на правой стороне для духовенства, а на левой – для бояр. Между последними занимал место и царский духовник. Пред лицем патриархов поставлен был стол, украшенный «златокованным ковром», на нём лежало несколько книг. 781 Впрочем, Шушерин об этом событии на соборе не говорит; трудно согласить это и с благоразумием Никона. 782 «Яко зверие дивии обскачуще блаженнаго Никона, рыкающе и вопиюще нелепыми гласы, и безчинно всячески кричаху лающе». Шушерин. 783 Может быть, в этом случае имели в виду ответы восточных патриархов о поступках Никона. Но известно, что александрийский патриарх Паисий был ннзложен в это время с престола константинопольским патриархом, и значит, никак уже не мог иметь от него согласия на осуждение Никона. Вина этого низложения Паисия не известна. Но уже впоследствии, по ходатайству царя Алексея Михайловича, Паисий был восстановлен на патриарший престол константинопольским Мефодием. См. в рукоп. воскр. мон. защит. грамоту к царю – Паисия Лигарида. |
| Последний слывет у нас за человека опытного в казуистике и Церковном законоведении: ответы Стрешневу и самые вопросы (конечно, Лигаридою же писанные) обличают в нем человека более знакомого с светскою, чем с духовною литературою греческою, особенно с мифологиею, в чем неоднократно упрекал его Патриарх Никон , и почти всегда справедливо. Теперь любопытно знать: принят ли был к соображению царем-законодателем отзыв Патриарха Никона об Уложении. Еще в прошлом столетии некоторые с Г. Бакмейстером утверждали, что самым первым поводом и главною причиною неудовольствия между царем Алексеем Михайловичем и Патриархом Никоном была XIII глава Уложения, о Монастырском приказе, для сужения всего духовенства, против коего Никон восставал, утверждая, что духовные и должны быть судимы только духовными. Но едва ли это можно признать за истину, как всякий легко убедится из следующих соображений. Мы знаем, что вопросы Стрешнева и ответы Паисия Лигариды составлены 15 августа 1661 года. Когда же писано возражение на них Патриархом Никоном ? Много спустя после. Здесь уже упоминается (как мы видели) об орле двоеглавом, изданном на фронтисписе Московской Библии в 1663 году (декабря 12 дня), но и прежде 13 генваря 1665 года, поскольку здесь ни разу не упомянуто о приезде чудовского архимандрита Иоакима с дьяконом Дементием Башмаковым для изыскания по делу Зюзина (см. примечание 53). Так описывает Шушерин последний въезд Патриарха Никона в Москву: «По правиле же повелевает взяти с собою книг к Москве: Правила святых апостол и святых отец (т. е. Кормчую), Псалтирь со возследованием и книгу на тридесять вопросов болярина Симеона Лукиановича Стрешнева, и на ответы Газского митрополита Паисия о разорении Патриарших дел. Иного же ничтоже повеле, токмо един крест, сяк бы пред ним нести». Ни из жития Шушерина, ни из актов соборных, ни из других памятников не известно, чтобы Возражения Патриарха Никона рассматриваемы были на Соборе. Да и по самому содержанию Возражения и по резкому его тону заметно, что оно не было в виду у обвинителей Никона. Иначе некоторые вины, здесь основательно и документально опровергнутые, не были бы поставлены ему в обвинение. С другой стороны, многие места, где Патриарх Никон восстает против духовных и светских властей, легко могли дать повод отцам Собора к новым обвинениям, которые они изыскивали с таким старанием 54 . Но неужели же отзыв такого человека, как Патриарх Никон , человека необыкновенного, бывшего полным выражением своего века, и впоследствии оставлен без внимания? Неужели русские люди и само правительство так были равнодушны к улучшению своего законодательства? |
| В Москве, быстро оценив конфликтную ситуацию, сложившуюся между царём и патриархом, и приняв сторону царя, уже 18 мая 1662 г. Паисий писал царю, побуждая его к скорейшему рассмотрению «дела» Никона, рассказывая, будто Никон бежал от грозившей опасности тайного убийства, и предлагал обратиться к константинопольскому патриарху как вселенскому судии, причём написать по-гречески ради тайны 370 . 29 мая Паисий виовь обратился к Алексею Михайловичу с письмом; теперь он предлагал судть патриарха Никона за то, что тот оставил свою кафедру 371 . Способ устранения Никона, сохраняющего свой сан, через осуждение его на церковном соборе позволил бы разрешить ситуацию «беспатриаршества» и избрать нового патриарха. 21 декабря 1662 г. царь издал указ о приготовлении к Собору по «делу» патриарха Никона в мае или июне 1663 г. и приглашении вселенских патриархов прибыть в Москву 372 . 29 декабря 1662 г. в патриаршей Крестовой палате состоялось первое заседание Собора под руководством Паисия Лигарида, посвящённое ознакомлению с действиями и постановлением московского Собора 1660 г. 373 . Тогда же, в конце декабря, газский митрополит составил на греческом языке двадцать пять вопросов восточным патриархам, в которых излагалось «дело» Никона. Эти документы в январе 1663 г. повёз в Константинополь иеродьякон Мелетий Грек; грамоты ко вселенским патриархам содержали в себе просьбу уполномочить Паисия Лигарида или прислать другое лицо для присутствия в качестве патриаршего наместника на соборе 374 . Долгое отсутствие известий от Мелетия беспокоило Лигарида 375 , и в апреле он спрашивал Алексея Михайловича, не стоит ли повторить послания восточным патриархам 376 . В мае 1663 г. соборные заседания продолжились 377 , а в июне Паисий Лигарид в письме к царю советовал поспешить с решением по «делу» Никона 378 . Подготовка к церковному суду над патриархом Никоном шла в определённом направлении: особое внимание уделялось свидетельским показаниям, явно компрометировавшим патриарха, и документам, обличавшим Никона как «немилосердного разорителя», который монастырским старцам и крестьянам «чинил грацкое наказанье» 379 . |
| С низложением и ссылкой для Никона, действительно, все было кончено: в ферапонтовском и белозерском заточнике трудно узнать прежнего Никона, каким был он в эпоху своей исторической деятельности. Мы не станем входить и в рассмотрение вопроса о значении такого необыкновенного в нашей истории явления, как распря русского патриарха с русским царем. Укажем в заключение только один весьма любопытный факт, объясняющий отчасти, как смотрели на дело современники, какое они приписывали ему значение. Когда судьба патриарха Никона была решена, когда этот всемогущий человек, которого все так боялись, сошел со сцены: тогда некоторые из властей русских взглянули на совершившееся дело спокойнее и прямее, и к крайнему огорчению своему увидели, что действуя так решительно и упорно против Никона, они действовали против самих себя, что в деле Никона с Алексеем Михайловичем решался очень близкий к ним вопрос, вопрос – о сравнительном превосходстве властей церковной и гражданской, увидели, что с падением Никона восторжествовала эта последняя, чему сами они так много содействовали, и что из этого надобно ожидать в будущем многих неблагоприятных последствий для церкви, об интересах которой они обязаны заботиться. Все это представилось теперь со всею ясностью русским архиереям и они решились поискать средств исправить как-нибудь свою ошибку: стали просить, чтобы точнее были определены взаимные границы власти гражданской и церковной. Нашлись между ними даже и такие, которые без этого не хотели подписать соборного определения о низложении Никона, – как напр., архиепископ Рязанский Илларион, один из наиболее умных и деятельных архиереев того времени, бывший прежде горячим противником Никона. Открыты новые соборные рассуждения; в жарких прениях решались вопросы: может ли совмещаться архиерейство с царским достоинством? может ли патриарх подлежать царю? и т. п. Паисий Лигарид истощал все свое красноречие, доказывая превосходство царской власти пред патриаршею; – случай услужить щедрому и страннолюбивому царю был самый близкий, – и речи его были действительно, так блестящи и одушевленны, как никогда прежде. Дело кончилось, разумеется, тем, что архиереи более решительно отстаивавшие свои мнения, были подвергнуты запрещению, а потом, когда принесли раскаяние, разрешены снова. 42 Всех больше выиграл, как и прежде, греческий оратор. За такую великую услугу, «что святое его царство привел в добрый конец, яко разумнейший и премудрейший», Алексей Михайлович считал недостаточным наградить Паисия только своими царскими дарами: он ходатайствовал за него пред патриархом иерусалимским, чтоб сняли с него запрещение. И патриарх «ради прошения и любви» самодержца русского освободил Паисия от всего отлучения и проклятия, хотя он имел «многие и великие вины и согрешения», и хотя в то самое время, когда русский царь так усердно хлопотал за него пред патриархом иерусалимским, он писал в Палестину дерзкие письма, наполненные укоризнами патриарху Нектарию 43 ... Приложения |
| По этому, на всякий случай, полезно было вручить государю прошение об отпуске на родину, и предварить его о могущих случиться с ним неприятностях, когда все съедутся на собор. Еще полезнее была его просьба в другом отношении. Паисий просится домой в такое время, когда его присутствие в Москве особенно необходимо: он держал в руках все дело Никона и хочет бросить его в самую решительную минуту! – Что же будут делать без него царь Алексей Михайлович и его святая палата, которой доселе служил он так усердно? Паисий, подавая свое прошение, очень основательно рассчитывал, что Алексей Михайлович употребит все средства удержать его в Москве, во время предстоявших соборов и перед самими патриархами будет лучшим его защитником, если бы потребовалась нужда в защите. Какими средствами царь мог удержать в Москве Паисия, так нетерпеливо стремившегося в свое отечество, в письме были и на это тонкие намеки. Недаром же Паисий напоминал государю, что пришел в Россию «не спорить с Никоном и судить его, а для облегчения своей епархии от долга», и что Иуда-Агафангел, украл у него целую половину щедрой царской милостыни. Как бы то ни было, только несомненно, что Паисий, во время соборов против Никона, жил в Москве и на соборных заседаниях присутствовал вместе с прочими архиереями, о чем и сам не раз упоминает в своем сочинении о суде над патриархом Никоном . Правда, на соборе, сколько мы знаем, Паисий не являлся в качестве обвинителя Никонова (в чем показал много осторожности и благоразумия), – и в этом смысле г. Соловьев сказал справедливо: «между многими голосами, поднимавшимися против Никона на соборе, мы не слыхали голоса Паисия Лигарида». Но сильного участия его в том, что происходило на соборе, отрицать нельзя, – можно сказать даже, что некоторые из тех, которые говорили на соборе против Никона, говорили именно с его голоса. Мы заметили выше, что происходившее на соборных заседаниях было выполнением того, что было условлено и решено на предварительных совещаниях по делу Никона, так как здесь именно патриархам сообщено было такое, а не другое понятие о деле и что так, а не иначе они должны решить его: а на этих предварительных совещаниях Паисию предоставлено было самое значительное место, – он является главным деятелем, как сознается в этом сам и как мы надеемся показать это сейчас из его собственного рассказа. |
| Затем патриарх молит государя о некоем турчанине, который был в Москве и дал ему, патриарху, заемную кабалу на Милославского, каковую кабалу патриарх передал ему, государю, и получил тогда заверение, что деньги по этой кабале будут уплачены. Теперь турчанин требует от патриарха или деньги, или кабалу, почему патриарх и просит государя послать те деньги турчанину, «в противном случае, – уверяет патриарх, – мне не доехать до своего престола». В то же время патриарх прислал особое письмо к боярину Матвееву, в котором писал, что только один Господь Бог ведает, сколько скорбей он имел и сейчас имеет и что его в скорбях несколько утешила милостыня, присланная государем и султанская грамота о беспрепятственном возвращении его на свой патриарший престол. Сообщает, что до него дошли вести о смерти царицы Марии Ильиничны, о чем он много скорбел, начал творить по ней сорокадневную службу. Затем патриарх пишет Матвееву: «Сын мой благословенный! Прошу пречестность твою, да помянешь самодержавному царю, чтобы меня, богомольца вашего, не забыл, но как миловал нашего брата, Александрийскаго, да помилует и нас: хотя часть невеликую милостыни, как ему Бог повелит, для душевнаго спасения царицы, ибо престол наш весьма убог». Патриарх жалуется далее, что там, где они теперь находятся, т.е. в Иверской земле, он терпит великие убытки. В Шемахе пришлось одарять великими дарами хана, его сына и ханских бояр. Патриарх хотел было продать «за добрую цену» соболи, пожалованные государем, но хан отобрал от него соболи и, позвав к себе торговых людей, велел им оценить соболи, как хотелось хану, и оценщики, согласно желанию хана, оценили соболи на 3000 менее, нежели их ценили в Москве. Но и по этой малой оценке хан не дал денег патриарху, а велел ему готовиться ехать к самому шаху. «А я, – пишет патриарх, – устрашившись того, чтобы не было услышано мое имя у турскаго султана, что я хожу с царства на царство и чтобы турки не сказали, что Антиохийский патриарх был у Московскаго царя, а ныне царь с Москвы послал его к шаху и советует с ними, чтобы крепость учинить и возстать на турок, – по сей боязни я продал те соболи по той цене, но денег пока не получил и имею убытков от соболей и от вещей более нежели на 10 000. |
| Несомненно, что суд над Никоном и устройство русских церковных дел не играли в их поездке решающей роли; необходимо признать, что ехать в Россию они рискнули главным образом в тех видах, чтобы получить для себя от русских возможно богатую и обильную милостыню, которую, конечно, обещал им грек-иеродиакон Мелетий, уговоривший их ехать в Москву. И патриархи достигли своей цели. Когда они еще находились в пути из Астрахани в Москву, государь послал им «по 200 рублей денег (тогдашний рубль равнялся почти двадцати нынешним), по атласу таусинному по 141/2 аршин, по тафте по 6 аршин в портище, по меху песцовому черному, да по другому по белью». Когда патриархи приехали в Москву, то на первом их представлении государю им было дано «по кубку серебряному золоченому в 8 гривенок (гривенка полфунта) и 47 золотников кубок, по портищу бархата черного, по портищу бархата вишневого рытого, по портищу бархата зеленого, по два портища атласу, по два портища камки, по два сорока соболей по 120 рублей сорок, денег по 300 рублей». Кроме того, царь дарил патриархов по разным случаям. Например, на 1 января царь одарил каждого патриарха на 200 рублей; на Сретение, когда Макарий служил у государя (Паисий был болен) и обедал у него, он получил подарков от государя на 200 рублей. И в других случаях во все продолжительное пребывание патриархов в Москве царь делал им ценные подарки, т.е. дарил им деньги, серебряные кубки, разные меха и дорогие материи, так что подарки государя каждому патриарху на тогдашние деньги оценивались в 2000 рублей, а на нынешние около сорока тысяч рублей. Кроме царя, патриархам дарили: царица, царские дети, царские сестры, а вслед за ними бояре и разные знатные и богатые лица. Обязательно дарили патриархов все архиереи и настоятели всех московских и других известных монастырей: дарили их иконами в серебряных ризах, деньгами, серебряными кубками, материями. Кроме этих даров, которые шли лично самим патриархам, на отпуске государь давал им особую милостыню, которая, как предполагалось, должна была идти на нужды патриархатов. |
| Молим и мы, да даст Господь-Бог, Спаситель Иисус Христос боговенчанному вашему царству с благородными чадами вашими государи и великими князьми Алексием и Феодором, Симеоном и Иоанном Алексеевич и. Аминь. Многажды восхотехом известити боговенчанному и святому вашему царству путешествие наше от Египта, во еже мним ничесого, еже не веси, обаче зане не возмогохом наедине сказати святому царству вашему, или чрез вернаго переводчика, да дадим чрез писание боговенчанному вашему царству, яко да не покажет кто писание и число, яже сотвори ради нас безчисленную проторь и будут стужать боговенчанному вашему царству, или инаго коего. Яко прииде иеродиакон Мелетий к нам и како изыдохом из Египта по морю в Триполь, и в Хампы, Месопотамию и во весь Восток, во Издриом и до Тифлиз, у пашей, и в наем, и в пошлинах, и во иных нужных потребах, откупах главы вашея от нечестивых понужных местах, и корму нам и скоту вашему, и Мелетия и трех челядников его, и четырем лошадем – все нашими проторьми откупалися до Тифлиз. И, по росписи, что, повелением нашим, писал наш человек всякий проторь, пять тысяч талерей с лишком пошло, опричь того, что и паши люди попроторилися ради долготы путныя. А от Тифлиз Мелетий за себя и за своих людей и лошадей харч учинил от себя до Шемахи, а мы и до Шемахи своим харчем дошли, а в Шемахи нам своего харчу не стало ничево и в Шемахи дал нам Мелетий двесте пятьдесят рублев, и людем нашим давал 12 рублев с полтиною, и двадцать аршин сукна десяти человекам, по два аршина человеку. А от Шемахи он, Мелетий, сотвори проторь от себе за нас, дóндеже приидохом на берег моря и по морю и по воде, дóндеже приидохом к царствующему и великому граду Москве – обаче рыбы и иные многие потребы от Астрахани и по прочих градех от воевод было нам довольно. Сие убо изъявляем боговенчанному и святому вашему царству, чтоб ведомо было о нашем харчи, что учинилося в пути. Благодать же Всесвятаго Духа, мир и благословение нашего умерения буди с боговенчанным и святым царством вашим в безконечные веки. |
|
|
