| Существенный итог по второму этапу: при переходе к новому изводу текста Псалтири в обеих традициях, киевской и московской, сохраняется единый подход к принципам пунктуации в тексте. 2.3 Третий этап: до издания в Санкт-Петербургской Синодальной типографии исправленного издания Елизаветинской Библии (1900 г.) Публикацией Елизаветинской Библии открывается третий этап существования пунктуационной традиции печатной Псалтири. В свое время, при издании Московской Библии 1663 г., повторяющей в целом Острожскую Библию, текст Псалтири набран по богослужебному изданию М1658 (довольно тщательно скопирована и пунктуация, вместе с ошибками: см. приложение 1, maблuцa I2). Теперь наблюдается обратная ситуация — справщики Московской синодальной типографии (МСТ) за основу богослужебной Следованной Псалтири (М1771с, М1773с) взяли четий текст Псалтири из новой Библии. Это видно, во-первых, по наличию языковых глосс, во-вторых, по знакам препинания, которые дублируют издание Ел1751. Предисловие поясняет, почему исправления не внесены в текст: «ПСАЛТИРЬ: Въ ciй книз э нын э вновь изсл э дованной и снесенной съ греческимъ седмидесяти преводомъ мhoriя явилися несходства: обаче, аще они и исправлены, moчiю въ текстъ состава не внесены, но на положены: якоже Bыcoчaйшiй указъ Блаженныя и В э чнодостойныя памяти Петра Великаго Iмnepamopa Bcepocciйckaro повел э ваетъ». При завершении справы Славянской Библии профессорами Киевской академии иеромонахами Варлаамом (Лящевским) и Гедеоном (Слонимским) прототипом послужил текст Московской Библии 1663 г. , в составе которой воспроизведен текст Псалтири после справы при патр. Никоне (т. е. изданный Московским печатным двором в 1658 г.). На примере исследования Пс 50 можно подтвердить, что пунктуация издания Ел1751 генетически зависит от текста М1658. Здесь видим, с одной стороны, что изменения не носят кардинального характера — знаки пунктуации сохраняются на своих прежних местах: нет новых знаков, сняты лишь две запятые в ст. 3, которые носят интонационный характер и сохранялись благодаря традиции. С другой стороны, наблюдается много изменений за счет замены знаков: две точки в конце стт. 4 и 20, а также шесть запятых, отвечающих за поэтический ритм, заменены на двоеточие. Расширение использования двоеточия имеет свои негативные последствия. Рассмотрим примеры (см. приложение 1, maблuцa I2). |
| Под каким влиянием возник перевод Скорины и какова была цель появления этого перевода? Владимиров, специальный исследователь литературной деятельности Франциска Скорины, держится взгляда Викторова и других русских ученых, что Скорина был православный, что к переводу своему он приступил из желания просветить своих сородичей. До Владимирова загадочная личность Франциска Скорины освещалась неодинаково: одни, вслед за Добровским, почитали его католиком (митр. Макарий, Огоновский, Рус. Вестн. 1868. т. LXXVII, – «Белоруссь»), действовавшим в интересах католичества или унии, другие, по примеру Головацкого, относили его деятельность к проявлениям протестантства. Нам обстановка появления переводов Скорины представляется в ином виде. Не говоря уже о католическом имени Франциска, о пребывании Скорины в Кракове, и потом в Праге, где у Скорины появляется побуждение к занятию переводом Библии и где потом печатаются эти переводы – полное отсутствие в православной западно-русской среде какого-нибудь религиозного подъема или движения в это время мало говорит за то, что здесь идет дело об удовлетворении православных потребностей вроде того, что потом мы наблюдаем у князя Острожского. Здесь наблюдается что-то такое, что говорит о сторонней заинтересованности русским православием. Перевод опирается на чешскую Библию 1506 года. Это издание чешских реформатов – чашпиков и утраквистов дает основание говорить, что именно этим искателям новых путей в церкви, посредством Библии, следует приписать привлечение Франциска Скорины к переводческой деятельности в области библейских текстов. Дух миссионерской попечительности утраквистам был хорошо знаком. Библия 1506 года в своем предисловии содержит совершенно ясное указание, на то, что она назначалась не только для просвещения чехов, но и всех других стран, куда доступ для нее оказался бы возможным: «Buoh wiecný а nesmrtedlný: yako gest Cyerkew swú swatý ohradil zákonem a pismy swatými: aby z tee ohrady newystupowala: ale tu se pásla. Tee takee rosum nás poyal w sluby wijery: aby se tau zprawuge: mohl z pijsem swatých k blahoslawenstwij przygijti. |
| И в России также всегда читатели ее были, почему она издавна переведена на славянский язык. В уважение к ним и этому древнему переводу русские богословы, собиравшие и издававшие славянскую Библию, поместили ее в библейские списки, хотя и отступили через это от состава греческой Библии, не имеющей ее. Но все эти исторические факты и соображения не освобождают современного православного богослова от обязанности научного православно-богословского суда об этой книге. При этом нелишне припомнить, что славянские издатели Библии (в Острожском изд.) нарочито поместили перед ее текстом отрывки из письма Иеронима к Дамниану и Роганцию, в коем он относит эту книгу к «апокрифам.» А в другом сочинении он видит в ней еретическое учение о бесполезности молитвы за умерших, хотя и сам сознается, что не читал ее. И в ней, действительно, такого учения нет (С. Wigil. Migne. XXIII, 344—345 рр.). У современного православного богослова есть еще и более поздний в этом вопросе руководитель, митрополит Филарет. По глубоко богословским замечаниям митр. Филарета «третья книга Ездры подает столь странные мысли о двух чудовищах бегемоте и левиафане (3Езд.6:49—52), о разделении времен мира на двенадцать частей (14:11), о чудесном 40-дневном писании 204 книг, и в числе их 70 тайных (14:21—48), что трудно примирить ее с неподверженными сомнению Священными книгами». Кроме того, можно указать на предвозвещение 400-летнего периода будущей жизни (3Езд.7:28); упоминание о «древнем молчании» (7:30); символ «царствования перьев орла на земле» (11:12—25), и много других частностей, отличающих эту книгу от канонических писаний. Наконец, общий дух и характер ее воззрений, а равно и символизм ее изложения приближают эту книгу к позднейшей иудейской апокрифической литературе, очень значительно уклонившейся в своем богословском направлении, духе, характере и идеалах от канонической ветхозаветной и новозаветной письменности. В апокрифах найдется объяснение символизму, воззрениям и идеалам этой книги. Но, не скрывая отличий этой книги от канонических писаний, не можем не упомянуть о достоинстве ее. |
| 16 февраля 1736 года Иванов и Гембицкий со всем своим материалом прибыли в Петербург, а к апрелю типографские работы совсем были заготовлены, но Феофан приказал «повременить» началом печатания ветхозаветной Библии, а пока заняться лишь Новым Заветом с «кавычного списка,» взятого из синодального архива. Печатая Новый Завет, эти справщики в то же время занялись и Ветхим Заветом и встретили много недоумений: как печатать разные сокращения, исправления, дополнения и значительные перемены в исправленной Библии, а также новую расстановку в ней стихов, глав, чисел, вполне отличную от древнего Московско-острожского издания, а иногда не согласную и с греческим текстом перевода LXX? На формулированное в сем духе донесение Феофана Св. Синод ответил: «не весьма веруя исправительным примечаниям (Петровских справщиков), прежде напечатания снести с библейским греческим LXX толковников текстом и с ним лишь согласить,» считая Вульгату папежским изданием, а другие греческие переводы не церковными, «из еврейского также некоторые примечания брать и печатать.» Словесное распоряжение Императрицы подтвердило прежнее постановление Св. Синода о печатании в тексте прежнего Московско-острожского издания, а новоисправленного внизу под строкой. Верховный надзор и руководство исправительным делом поручены Стефану Казановскому, Псковскому епископу. Новая комиссия принялась усердно за дело и в 1738 году напечатано было уже Пятикнижие, но вскоре натолкнулась на новое недоумение: варианты в переводе LXX и разности между печатными изданиями его и рукописями. Св. Синод ответил, что нужно избирать чтение, которое окажется более близким к Острожскому изданию. В 1740 году справщики дошли (вероятно в просмотре) до книги Товит и встретились с новым недоумением: книга Товит и некоторые другие в Острожском издании были переведены с Вульгаты. Как с ними быть? Петровскими справщиками они правились по Вульгате, а Св. Синод требовал, очевидно, совершенно нового перевода с LXX. Св. Синод повелел вновь перевести их с LXX и поместить параллельно оба текста: древний Острожский и новый с греческого по полиглотте Вальтона. Порядок расположения исправленных чтений комиссия нашла неудобным для читателей (принужденных за каждым словом «спускаться вниз» — под строку и разыскивать его там, а потом снова подниматься вверх и продолжать чтение текста). Постановлено: на одной стороне листа печатать старое Острожское издание, а на другой новоисправленное. — Что после этого делалось этой комиссией, неизвестно, только 14 января 1741 года она была сменена; дело исправления перенесено снова в московскую синодальную типографию. Стефан Казановский, по множеству епархиальных дел, уволен из состава комиссии, а вместо него назначены архимандрит Фаддей Кокуйкович и иеромонах Кирилл Флоринский. Новым членам приказано было «самим пересмотреть снова всю Библию,» потому что бывший председатель комиссии епископ |
| Латинская Вульгата непосредственно или через ГБ оказала влияние на порядок расположения книг в ОБ, на установление состава отдельных книг (как это в случае с 1–2 Ездры и Неемии), членение книг на главы. По-видимому, из Вульгаты же были заимствованы указания на параллельные места, изредка помещаемые на полях ОБ. Греческий текст LXX, не использованный при создании ГБ, нашел себе применение в работе острожских издателей по его венецианскому изданию 1518 г. или в одной из перепечаток этого издания. В переводе с греческого появились 3 Маккавейская книга и Есфирь, отдельные части других книг. Основная часть библейского корпуса была проработана по греческому оригиналу, в том числе и книги, переведенные прежде с латыни. Острожские филологи стремились вернуть славянскую Библию к ее первоначальному истоку – греческому тексту, но на этом пути им не хватило решительности. Гораздо меньшим для выработки славянского текста в ОБ было значение двух других источников – чешской Библии в издании Мелантриха и Библии русской Франциска Скорины. Из этих источников острожские издатели усвоили некоторые приемы обработки текста, характерные для ренессансных изданий (см. Горфункель 1985, с. 66–76). Это выразилось в ОБ введением комментированного перевода и эвфемистическим сглаживанием отдельных выражений. Несмотря на достаточно высокий для своего времени уровень филологического исполнения ОБ, несмотря на хорошую обеспеченность всего предприятия печатными библейскими изданиями, несмотря на подбор славянских рукописей из южнославянских собраний, – несмотря на все это, лишь использование копии ГБ в качестве основного источника позволило успешно решить задачу издания такого библейского свода, который воплощал в себе главную текстологическую традицию славянского текста Св. Писания. Объемом своего рукописного фонда острожская комиссия не могла соперничать с новгородским владычным скрипторием. Следовательно, за немногими исключениями, текстологическое значение ОБ в истории славянского Св. Писания оказывается производным от текстологического значения ГБ. Использование острожскими издателями дополнительных славянских источников производилось свободно и непоследовательно, судить о качестве этих источников в том случае, когда они до нас не дошли, по тексту ОБ не представляется возможным. ОБ не может рассматриваться как свидетель доострожской рукописной традиции. Если же эта традиция известна из других источников, независимых от ОБ, оказывается возможным определить отношение к ней текста ОБ (как в случае с Песней песней). |
| И так при этом пересмотре и разделении двух библиотек, собственно Патриаршей и монастырской, в последней, по выше сделанному нами исчислению, должно было остаться не менее 500 рукописей и книг. И точно, в древнейшей из уцелевших Описей этой библиотеки, относящейся к 1680 году, значится в ней рукописей 128 (из низ 59 харатейных и 69 бумажных), книг печатных 346 а всего рукописных и печатных книг 474 номера, и, следовательно, довольно близко к упомянутой цифре (500 Следя по уцелевшем до нас Описям за приращениями и убылями из монастырского книгохранилища рукописей, от первой его Описи 1680 года, до настоящей 1846 года, находим следующее: По Описи 1680 года состояло: рукописей 128, харат. 58 бум. 70 Из того числа убыло с 1680 по 1846 г. 47 » 28 » 19 За тем состоит на лицо …. 81 » 30 » 51 Прибыло с 1680 по 1846 год. 47 » 2 » 45 Состоит на лицо. 128 » 32 » 96 И так, независимо от всех убылей и приращений, в монастырской библиотеке, по замечательно счастливой случайности, сохранилось и по настоящее время то самое число рукописей, какое значит в ней по Описи 1680 года, 128 номеров, то есть, прибыль совершенно равняется убыли, изменилось лишь первоначальное отношение числа харатейных рукописей к бумажным, а именно: первоначально число бумажных превышало число харатейных лишь 10, а ныне число бумажных превышает число харатейных 58. Проследим, по возможности, прибыль и убыль книг и рукописей монастырской библиотеки по уцелевшим Описям и делам монастырского архива. В 1722 году, по Указу Синодального Духовного Приказа, за приписью Дьяка Димитрия Шупинского, «о присылке курьезных книг» послано в Москву (1722 года, Мая 18) из Воскресенского книгохранилища три книги: 1. Книга Гранограф, в переплете в досках, наугольники и средина медная, в десть, толщиной в ¼ аршина. 2. Книга Космография, описание всего света, в переплете в досках, в десть, писана скорописью. 3. Книга Летописец, в десть, в переплете в досках, писана полууставом. При проверке монастырского книгохранилища в 1725 году, противу Описи 1701 года не оказалось следующих рукописей, с показанием причин их убыли: 1. Устав письменный. Был отдан для почитания и списывания в Москву слободы посацкому человеку Илариону Никитину. 2. Острожская Библия (печатная). Лет 10 тому назад, по повелению бывшего Архимандрита Антония (1710–1722), отдана была в Москву Алексеевской слободы посацкому человеку, Сидору Маркову, и оной Сидор умер, а та книга Библия по нем не возвращена. 3. Библия Московской печати. Та книга была Польской, а не Московской, печати, о чем значится в описной книге 1700 года, и ту Библию бывший Архимандрит Антоний отдал для почитания бывшему Рязанскому Стефану Митрополиту, и от него та Библия не возвращена. |
| Одного из них держали у нас недели три, и приходилось просто бежать из палаты. Как нарочно, в это время привели еще сумасшедшего. Этот произвел на меня особенное впечатление. Случилось это уже на третий год моей каторги. В первый год, или, лучше сказать, в первые же месяцы моей острожной жизни, весной, я ходил с одной партией на работу за две версты, в кирпичный завод, с печниками, подносчиком. Надо было исправить для будущих летних кирпичных работ печи. В это утро в заводе М-цкий и Б. познакомили меня с проживавшим там надсмотрщиком, унтер-офицером Острожским. Это был поляк, старик лет шестидесяти, высокий, сухощавый, чрезвычайно благообразной и даже величавой наружности. В Сибири он находился с давнишних пор на службе и хоть происходил из простонародья, пришел как солдат бывшего в тридцатом году войска, но М-цкий и Б. его любили и уважали. Он всё читал католическую Библию. Я разговаривал с ним, и он говорил так ласково, так разумно, так занимательно рассказывал, так добродушно и честно смотрел. С тех пор я не видал его года два, слышал только, что по какому-то делу он находился под следствием, и вдруг его ввели к нам в палату как сумасшедшего. Он вошел с визгами, с хохотом и с самыми неприличными, с самыми камаринскими жестами пустился плясать по палате. Арестанты были в восторге, но мне стало так грустно… Через три дня мы все уже не знали, куда с ним деваться. Он ссорился, дрался, визжал, пел песни, даже ночью, делал поминутно такие отвратительные выходки, что всех начинало просто тошнить. Он никого не боялся. На него надевали горячешную рубашку, но от этого становилось нам же хуже, хотя без рубашки он затевал ссоры и лез драться чуть не со всеми. В эти три недели иногда вся палата подымалась в один голос и просила главного доктора перевести наше нещечко в другую арестантскую палату. Там в свою очередь выпрашивали дня через два перевести его к нам. А так как сумасшедших случилось у нас разом двое, беспокойных и забияк, то одна палата с другою чередовались и менялись сумасшедшими. |
| Кулюкин С. Идея пастырского душепопечения в Ветхом и Новой Завете//Христианское чтение, 1901, III, – С. 341–559, 467–481. Кулюкин С. Когда и как возникло ветхозаветное священство?//Христианское чтение, 1900, II, – С. 393. Кустодиев, свящ. Из истории библейской женщины//Христианское чтение, 1868, I, – С. 44. Кычигин А. Библия и наука. К вопросу о том, есть ли противоречие между истинной наукою и библейский сказанием о мироздании, преимущественно о сотворении прежде света потом уже светил?//Странник, 1903, II. Л Лавров А.Ф. Обетования и пророчества о Христе в Пятикнижие Моисеевом//Прибавления к творениям святых отцов, 1856, Ласкеев А. [Рец. на:] Книга Божия. Мужи Ветхого Завета. По Исааку Ульямсу. СПб., 1901//Странник, 1902, I. Ласкеев Г. [Рец. на:] Религиозно-философская библиотека. Выпуск XII. Что такое Библия? Выпуск XIII. Как читать Библию ? 1907//Странник, 1907, III. Лашкарев. Религиозная монументальность//Труды Киевской духовной академии, 1866, т. I, – С. 44–85, 231–292. Лебедев А., прот. Современные потребности в задачи историко-догмаческого изложения библейского верования с православно христианской точки зрения//Христианское чтение, 1886, II, – С. 443. Лебедев А. Библиографическая заметка//Вера и разум, 1915, Лебедев Б., А. П-в. Кирилло-Мефодиевский перевод Библии не славянский язык и что от нас требуется в отношениях к нему?//Странник, 1885, I, апрель. Лебедев Б. К истории Кирилло-Мефодиевского славянского перевода Библии на Руси//Странник, 1885, I, январь-март. Лебедев А.П. Выводы материализма в вопросе о происхождении мира перед судом строго-научного естествознания//Прибавления к творениям святых отцов, 1872, Лебедев В.К. Речь перед защитой диссертации: «Славянский перевод книги Иисуса Навина по сохранившие рукописям и Острожской Библии»//Христианское чтение, 1890, II, – С. 739. Левитов. Библейское учение о природе и отношение ней человека//Христианское чтение, 1907, II, – С. 599–611. Леонардов Д.С. Учение о богодухновенности Священного Писания мужей апостольских //Вера и разум, 1898, |
| 94 Лящевский в предисловии говорит еще, что Феофилакт при первом исправлении (при Петре) брал во внимание еврейский текст (в переводе) и Вульгату: это еще более показывает отличие последнего исправления. Издание Лящевского хотя часто говорит об александрийском тексте: но оно, как и древний славянский перевод, следует преимущественно римскому тексту греч. Библии, а не александрийскому; много вошло в это издание, как и в острожское, из Альдова издания греческой Библии, а частью и из Комплютского. Огромное число ошибок острожского издания требовало от исправителя трудов долгих; тяжесть труда увеличивали чтения, вошедшие в острожское издание из разных Библий и рукописей. Пособия для желающих изучать славянскую Библию последнего издания сличением ее с греческим текстом: Vetus Testam. Graecum cum variis lectionibas, ed. R. Holmes T. 1.2.3.4.5. 1798–1827 f. Oxoniae. Vet. Test. Graec. sec. exemplar Vaticanum, ed. Lamb. Bus, Francof. 1709. Vet. Test. Craec. ad. fid. cod. Alexandrini, collat. lect. Vatic. aliorumque cod. ed. Breitingeri, Zür. 1730–1732 vol. 4. Schleusneri, Opusc. Critica ad versiones craec. Vet. Test. Lips. 1812. Novum Test. Craecum e cod. Mosquensibus, cura Matthaei, Tom 1–12. Rigae. 1782–788. Vettenb. in 3 tom. 1803–806. Novam Testam. graece, ed. Aug. Scholz, Lipsiae, 1830. 96 Кроме Лящевского и Слонимского Симона слушал в Киеве Георгий Конисский . Сама академия не много обращала внимания на успехи в греческом языка, а еще меньше на успехи в еврейском; слушателей последнего редко бывало более 20 человек. Так говорили: «с еврейским не приглашают к себе господа на кондиции». Варлаам Лящевский положил в банк (в 1773 г.) 4000 р. на содержание учителей еврейского и греческого языков в Киевской Академии. См. Булгакова Историю Киевской Академии, Спб. 1843 г. стр. 56. 57. 117. В новгородской семинарии с 1758 преподавал еврейский язык Иоанникий Мокрицкий, слушавший в той же семинарии одного из учеников Симона (Ист. Иер. 6, 813). 97 Толкование на посл. и Коринфянам и Солунянам изд. в М. 1786 г.; к Филиппянам и Колоссянам – там же, в 1785 г.; к Ефесянам и Галатам, там же, 1785. |
| По существу, вопросы архимандрита Стефана разрушали априорные представления отечественного церковного сознания о греческом тексте Семидесяти, как истинном и достоверном тексте Священного Писания, ставя, таким образом, под сомнение саму цель справы по достижению полного соответствия славянского текста с греческим, которая как идеал была движущим мотивом издателей славянской Библии, начиная с Острожского. Завершила труд плеяды справщиков шестая комиссия, которую составили два ученых иеромонаха из Киева - Варлаам (Лящевский) и Гедеон (Слонимский). Как окончательный был принят следующий принцип редактирования: при расхождении греческих источников предпочтение отдавали чтению, присутствующему в большинстве греческих текстов; исходный вариант Первопечатной не меняли при его подтверждении хотя бы одним греческим источником. Таким неоднозначным путем и решалась главная задача издания по последовательному приведению славянского библейского текста в соответствие тексту греческому. И хотя даже Елизаветинскому изданию не удалось до конца преодолеть исходную текстовую эклектику славянской Библии, формально ее можно считать выполненной. Елизаветинская Библия 1751 г. подвела итог растянувшейся на два с половиной столетия издательской работы. Как оценить достигнутый результат? За стремлением согласовать славянскую Библию с переводом Семидесяти усматривается более фундаментальная цель обретения ясного, понятного в языковом выражении библейского текста. Подразумевалось, что именно таков текст греческий, освященный его употреблением в Древней Церкви. Вскрытые при подготовке Елизаветинского издания серьезные проблемы самого греческого текста ставили издателей славянской Библии в очевидно тупиковую ситуацию. По сути, ложной оказывалась сама исходная посылка осуществляемого редактирования. Последовательная правка по Септуагинте принципиально не решала проблему «темноты» славянского текста, поскольку от нее не был свободен и греческий текст. В этом отношении обращение петровских справщиков к другим текстовым источникам и святоотеческому экзегетическому наследию выглядит гораздо более зрелым решением, чем «натужное» стремление их преемников любой ценой добиться поставленной цели. Собственно, Елизаветинское издание, как и предшествующие, оставалось далеким от исполнения главного требования как к славянской, так и любой другой Библии - быть ясным (по выразительным средствам языка) текстом Божественного Откровения. |
|
|
