| Он заботился о ее монахах, устраивал бесплатные столовые и гостиницы для приходящих бедных богомольцев, безуспешно пытался добиться освобождения принадлежащих ей торговых заведений от налогов. И. обратил внимание на ошибки в некоторых изданиях Синодальной типографии. По его инициативе в 1869 г. был учрежден возглавляемый им Комитет для пересмотра слав. текста Евангелия, Апостола, Следованной Псалтири, Требника и Часослова. Материалы работы комитета передавались в Синод. И. много сделал для московской паствы как просветитель. При его поддержке в 1869 г. была основана 1-я газета московского духовенства «Московские епархиальные ведомости» . И. наладил периодические выпуски изданий Общества любителей духовного просвещения - «Чтений в Обществе любителей духовного просвещения» и «Воскресных бесед» . При И. б-ка об-ва впервые стала публичной, были открыты собственная типография общества и типографская школа, работали народные читальни, созданы 2 новых отдела об-ва: по распространению духовно-нравственных книг и иконоведению. И. организовал издание в Троице-Сергиевой лавре «Троицких листков» для народа, которые начали выходить в 1879 г. Назначение И. на Московскую кафедру создало благоприятные условия для дальнейшего развития миссионерского дела в России. Еще 10 мая 1848 г. в письме Норову он высказал идею создания Миссионерского общества в России, подобного Миссионерскому обществу в Англии, для распространения и утверждения христианства на территории проживания подвластных народов. В 1869 г. вместо малоуспешного Миссионерского об-ва (в С.-Петербурге) И. основал Православное миссионерское общество (ПМО) (открыто 25 янв. 1870) с центром в Москве и стал его председателем. Привлек к сотрудничеству представителей деловых кругов, московского ученого духовенства и светской интеллигенции. Под руководством И. была создана разветвленная сеть местных комитетов ПМО, охватившая к концу его жизни более половины епархий в России. Под контролем И. оказывалась помощь как духовным миссиям (Алтайской, Иркутской, Забайкальской), так и действующим миссионерам (М. |
| Из трудов Протоиерея Ф. А. Голубинского по философии напечатано: а) Письмо первое о конечных причинах – в Прибавлениях к творениям свв. Отцов, 1847 г., стр. 176–205; перепечатано в 3-м изд. книги Дим. Григ. Левитского: „Премудрость и благость Божия в судьбах мира и человека“. М. 1885 г., – в первых изданиях книги письма Ф-а А-ча не было (можно думать, что и другие письма, помещённые в этой книге, – до четвёртого включительно, – писаны под руководством Ф. А., так как Дим. Гр. Левитский, по свидетельству Дим. Феод. Голубинского, приходил с рукописью этих писем, к его родителю и долго по поводу их советовался). б) В журнале „Странник“ в конце 1862-го года напечатана статья Ф-а А-ча: О Промысле Божием; эта статья принадлежит к числу тех, которые в былые времена в виде записок, обработанных самими профессорами, были ими сдаваемы студентам для публичных экзаменов. в) В 1867 г. Протоиерей Вл. Г. Назаревский, пользуясь как собственными записями лекций Ф. А., так и записями других слушателей его, напечатал Лекции по умозрительному Богословию (М. 1868 г., изд. „Общества любителей Духовного Просвещения“). Он же в 1871 г. напечатал при „Душеполезном Чтении“ Умозрительную Психологию Ф-а А-ча. д) Наконец, начиная с 1884 г. наследниками прот. Назаревского предпринято печатание лекций (по записям) Ф. А. в журнале „Чтение в Обществе любителей Духовного Просвещения“ (так напечатаны: Введение в философию и метафизику, Онтология, Умозрительное Богословие, Умозрительная Психология – не закончена; эти части системы вышли и отдельными оттисками, а к первому выпуску был приложен биографический очерк и характеристика лекций Ф. А.). Но на этом пока дело и остановилось. Нельзя не отнестись к издателям и полной признательностью и за то, что они сделали. Но нельзя так же не пожелать, чтобы издание было доведено до конца. – Более подробные сведения о Ф.А. Голубинском читатель найдёт в „материалах“ Я.П. Якубовского, в журнале: „Вопросы Философии и Психологии“, кн. 4-я. – Конечно, Лекции покойного философа, записанные его учениками с его слов, не могут дать надлежащего понятия о его обширной эрудиции (в этих Лекциях никаких цитат нет, да и быть, конечно, не могло, – по самому способу их составления). Но чтобы убедиться в этой эрудиции Ф-а А-ча. достаточно просмотреть хотя бы лишь вышеуказанное его письмо о конечных причинах, отличающееся весьма обильной и разнообразной цитацией |
| Введение Начиная печатание «Лекций философии» знаменитого профессора Московской Духовной Академии протоиерея Ф. А. Голубинского, редакция «Чтений в Обществе Любителей Духовного Просвещения» считает нужным объяснить, что в настоящее время предполагается напечатать в журнале следующие отделы этих лекций: 1) общее введение в философию, 2) пропедевтику в метафизику и 3) онтологию, или гносеологию. Занимавшее в академических лекциях покойного Ф. A. Голубинского следующее за тем место «Умственное богословие» и «Метафизическая психология» изданы были в Москве под редакцией покойного протоиерея В.Г. Назаревского: первое (на средства Общества Любителей Духовного Просвещения) в 1868 году, а вторая в 1871 году. Оба эти отдела будут, как передают «Московские Ведомости», выпущены в свет вторым изданием. Таким образом, из полного курса академических чтений Ф.А. Голубинского до времени останутся ненапечатанными только лекци по Космологии, Нравственной философии, Истории философских систем, Эмпирической психологии. В распоряжении редакции «Чтений» в настоящее время имеются только краткие записки по этим отделам – частию на латинском, частию на русском языке. Но говорят, что в свое время слушателями Ф. А. Голубинского были сделаны подробные записи его лекций по Истории древней философии, а из новой – был записан обширный критический разбор философии Гегеля. Редакция «Чтений» была бы глубоко признательна за доставление ей этих записей. Для разъяснения того, почему предпринимается печатание философских лекций Ф. А. Голубинского, редакция дает место следующим предварительным сведениям о личности и философской системе одного из примечательнейших русских мыслителей. Федор Александрович родился в Костроме 22 декабря 1797 года и, окончив в 1813 году курс в тамошней семинарии с блестящим успехом, определен был информатором ее воспитанников по греческому языку, а в следующем году поступил в студенты Московской Духовной Академии. По окончании здесь в 1818 году курса со степенью магистра он был назначен бакалавром философских наук в Академии и занимал в ней кафедру Философии до 1854 года. |
| К сожалению, это был первый и последний пример заседания русского Общества Любителей Духовного Просвещения при такой же обстановке, как это было в Византии. Для большей ясности представления о характере и свойствах этих самых речей познакомимся хотя бы вкратце с содержанием некоторых из них, причем – где позволят то источники, укажем и те ближайшие обстоятельства, которыми сопровождалось произнесение их. По обыкновению – начнем с Константина Великого . От него сохранилась до нас большая речь, известная под именем «Речь к обществу святых», т. е. христиан 1159 . Приведем некоторые черты из этой речи для ее характеристики. Здесь Константин между прочим подвергает критике языческую ученость и литературу, которыми, к унижению христиан, превозносились язычники, но эта критика Константина чужда была пристрастия и односторонности. Рассуждая о языческой философии, Константин признавал значение Платона и говорил, что «Платон был наилучшим между философами», но христианский критик видел и недостатки этой философской системы, он с проницательностью отличает все главнейшие заблуждения, показывавшие, что философия Платона совершенно меркнет при сравнении с христианской истиной. Столь же правильных взглядов держится оратор и по отношению к языческим поэтам. Он не разделяет восторгов тех язычников, которые слишком высоко ставили своих поэтов. По его суждению, поэты древности не могут считаться учителями религиозной истины, которыми считали их язычники, потому что в их творениях он находил много очевидной лжи, не свойственной тому, кто возвещает действительную истину о божественной природе 1160 . Из языческих поэтов Константин отдавал решительное предпочтение Вергилию. Этого римского поэта он называл «мудрейшим из поэтов» и пользовался его произведениями для доказательства христианского учения о приготовлении всего рода человеческого к принятию Искупителя 1161 . С не меньшим усердием император занимается в своей речи разрешением различных вопросов, имеющих еще более близкое отношение к христианскому богословию. |
| Если таков был Мануил по своим умственным талантам и образованию, то неудивительно, что имея наклонность составлять речи, он составлял их очень хорошо. Но деятельность Мануила в качестве человека, обладавшего даром витийства, заключала, к сожалению, много таких свойств, которых никак нельзя похвалить. Иногда Мануил поднимал тот или другой серьезный богословский вопрос вовсе не для того, чтобы добиться правильного его решения, а единственно для того, чтобы щегольнуть своей ловкой диалектикой. Благодаря своему красноречию он с необыкновенной, но лишь кажущейся убедительностью, мог произносить превосходные речи и в пользу, и против известного решения вопроса. Ораторский турнир доставлял необыкновенное удовольствие этому императору. При Мануиле заседания Общества Любителей Просвещения нередко утрачивали свой серьезный и важный характер. Один из современников Мануила говорит о нем: «Случалось, что этот царь при рассуждениях по вопросам веры принимал другую сторону, противоположную той, какой держались присутствующие в собрании, видоизменял вопрос и рассматривал спорный предмет с какой-нибудь другой точки зрения; дело получало другое направление, неожиданный оборот, неотразимая сила убедительности доводов Мануила скоро склоняла на его сторону и мысли слушателей. Эти последние, один за другим, не только соглашались с ним, но и все наконец одобряли его сторону. Обсуждение, по-видимому, заканчивалось: цель собрания казалась достигнутой». Но император под предлогом обстоятельнейшего уяснения дела, «еще раз возвращался к решению того же вопроса, оставлял неожиданно свою и вместе общую точку зрения и снова принимал другую сторону, снова взвешивал представленные доказательства, привносил нечто новое там, где вопрос казался вполне исчерпанным, и в конце концов опять с принудительной силой логики торжествовал победу» 1140 . Очевидно, остроумному и сильному своей диалектикой императору нередко больше всего нравился процесс словесных состязаний, и мало его интересовал исход состязаний, действительный их результат. Как иначе назвать такой образ действия, как не злоупотреблением своими талантами! Самоуверенность Мануила, который считал себя непобедимым диалектиком, доходила до того, что раз он объявил о своем намерении по одному богословскому вопросу переспорить всю византийскую интеллигенцию. Он говорил: «Вооружитесь и постарайтесь сразиться со мною, со мной одним, выступающим против всех вас, но только сразитесь не силою рук, а действенностью слова» 1141 . К чему все это приводило – легко понять. Вся Византия поднималась на ноги, везде слышались споры и шум; любители науки и просвещения только и делали, что собирали собрания – то у царя, то у патриарха, то у кого-либо из частных лиц. Суеверные люди обращались к магическим книгам и в них искали ответа на вопрос: да чем все это кончится? 1142 Но императору это-то и нужно было. Он желал быть центром общественных толков, желал аплодисментов, а до истины ему, если не всегда, то очень часто, мало было дела. |
| Об издании Остромирова Евангелия и о содействии Московского митрополита Филарета выпуску в свет этого издания Источник Записка П.И. Савваитова , действительного члена общества любителей духовного просвещения. Издание Остромирова Евангелия было чрезвычайно крупным явлением в области славянской филологии. Но появление в свет этого издания встретило такие затруднения, которые, по тому времени, казались непреодолимыми, если бы в этом деле не пришлось принять участия Московскому митрополиту Филарету. В предисловии к напечатанным в журнале Министерства Народного Просвещения бумагам высокопреосвященного Филарета профессор М.И. Сухомлинов говорит: «бесспорною заслугой Филарета останется навсегда его содействие учёным трудам, обогащавшим русскую науку драгоценными вкладами. Таков знаменитый труд Горского и Невоструева: „Описание славянских рукописей Московской синодальной библиотеки“. Таковы превосходные монографии в Прибавлениях к Творениям Св. Отец, издаваемых в русском переводе учёными Московской духовной академии. При этом следует упомянуть, что Филарету наука обязана до некоторой степени появлением в свет филологического сокровища славянства – Остромирова Евангелия, при издании которого встречались препятствия, как можно заключить отчасти из некоторых пояснений и оговорок учёного издателя» 1 . С какими препятствиями встретилось издание Остромирова Евангелия и в чём состояло содействие высокопреосвященного Филарета выходу в свет этого драгоценного памятника славянской письменности, показывает предлагаемая нами официальная переписка, содержащая в себе любопытные данные по этому предмету. 18 ноября 1840 г. A.X. Востоков обратился к тогдашнему обер-прокурору Святейшего Синода графу Н.А. Протасову со следующею докладною запиской: «Намерен быть издан в свет составленный мною список с древнейшей Словенской рукописи, хранящейся в здешней Императорской Публичной Библиотеке, – с Остромирова Евангелия, писанного в 1056 году, к которому я приложил Греческий текст Евангелий и грамматические объяснения, я покорнейше прошу Ваше Сиятельство исходатайствовать мне от Святейшего Синода дозволение к напечатанию сего списка. Цель издания сего есть учёная, относящаяся к исследованию древнего Словенского языка и к удовлетворению желания любителей древностей. |
| На сих днях я имел удовольствие получить от Московского Общества Любителей Духовного Просвещения диплом на звание Почётного Члена сего Общества, подписанный рукой Вашего Преосвященства. По всей вероятности, эта честь оказана мне по внушению Вашего Преосвященства, и потому я, воздавши обычное благодарение за оказанную мне честь Обществу, спешу выразить Вашему Преосвященству мою особенную искреннюю благодарность. Желал бы я непраздно носить присвоенный мне Обществом титул, но, к сожалению, при моих обстоятельствах и при моём поистине затруднительном во многих отношениях положении, не имею возможности заниматься ни науками, ни литературой. Едва достаёт мне времени и сил исполнять обязанности своего звания и отражать постоянные нападения врагов, как внешних, так и внутренних“. Преосвященный не замедлил ответить мне, и 4-го марта писал: „Вашим любезным посланием от 21 февраля, с приветствием по случаю возведения меня в сан епископский, Ваше Преосвященство доставили мне истинное утешение. Искреннейше благодарю Вас за такое воспоминание о мне. Не Вам, а мне бы следовало наперёд просить Ваше Преосвященство о принятии меня в общение, как новопосвященного, и я помышлял о сём, но по стеснённым обстоятельствам никак не мог исполнить своего сердечного желания. Простите меня. Знаю, что Муром нечужой для Вас город; знаю и то, —273— 1870 г. что память о Вас там честно хранится. Ваши милостивы отношения к тёще и её семейству обновляют воспоминание о Вас и ставят Вас в особом свете. Вот это истинный свет! Когда Господь приведёт меня посетить Муром, я не премину посетить дом, в коем Вы жили, и увидеть Вашу тёщу, если будет жива. Что касается молитвы, я и без особых напоминаний считал и считаю долгом сердца молиться о Вас на ряду с Иерархами, мною досточтимыми; могу ли забыть о Вас в Муромском Соборе? Ваше Преосвященство, как и неких других Иерархов, давно бы надобно включить в число Почётных Членов Общества Любителей Духовного Просвещения, но сего сделать мы не могли по заповеди в Бозе почившего Владыки, нашего незабвенного попечителя. Он удерживал нас, говоря: „наперёд заявите свою деятельность, потом вводите в своё Общество Почётных Членов“. Послужить Обществу можете, если захотите, распространением изданий Общества. И это будет услуга. Ваше духовенство, полагаю, богаче здешнего, и образованнее. |
| ных вопросов оно сообщает сведения и дает решения, совершенно несогласные с тем, что говорится у Денни и Ласи. Как же в таком случае назвать обличительные выходки моего критика? Очевидно, имя им – ложь, но какая? Происходит ли эта ложь только от незнания и недомыслия, или она сознательная и намеренная? Первое предположить трудно, ибо критик мой не чужд некоторого образования, книги – и мою и Денни и Ласи – очевидно читал и потому не мог-же совсем не понимать значения того, что в них написано. Остается предположить с его стороны ложь сознательную и намеренную, каковая обычно именуется клеветою. Считаю себя вправе назвать моего критика клеветником, с каковым заслуженным титулом его и поздравляю. Что мне сказать теперь Московскому Обществу любителей духовного просвещения, администрация которого допустила в публичном собрании, без должной проверки, грубую клевету на действительного члена Общества, всегда дотоле относившегося к нему лишь с истинным уважением и полною готовностью содействовать, по мере сил, осуществлению его высоких задач, – и не только допустила клевету, но и содействовала её беспрепятственному распространению, не печатая реферата и не давая мне возможности к его опровержению? – Произносить какой-либо суд в данном случае я не считаю себя в праве; но со своей стороны нахожу невозможным оставаться долее в составе того Общества, администрация которого так небрежно относится к доброму имени своих сочленов, а потому слагаю с себя принадлежащее мне звание действительного члена Московского Общества любителей духовного просвещения и прошу Общество в числе своих членов меня более не считать. 1803 В заключение – несколько слов о Душеполезном чтении. В этом журнале с февральской книжки текущего года стала печататься статья под фамилией Чистякова и с —391— громким заглавием: «Единственный путь к единению англиканской епископальной церкви с православною». Судя по заглавию, я с большим интересом ожидал увидеть в этой статье что-либо новое по изучаемому мною вопросу и во всяком случае – что-либо научное и серьезное. |
| Одни из этих ораторов, преимущественно те, для которых нельзя было придумать какой-либо осязательной награды, – каковыми были венценосные витии, – довольствовались шумными знаками восторга со стороны слушателей, разумеем – аплодисментами, в которых выражала свое удовольствие и восторг признательная аудитория. Об этой дани талантам оратора нередко читаем в исторических источниках. 1159 Другие ораторы были поощряемы в своем искусстве более осязательным образом. Императоры осыпали их да–рами и удостаивали лестных почестей. 1160 Случалось, что иные из ораторов приобретали такую славу, что для них открывалась немечтательная возможность украситься высоким саном византийского патриарха. 1161 Попробуем теперь начертать образ некоторых более выдающихся витий византийского Общества Любителей Просвещения. Мысль невольно обращается к основателю этого византийского общества, Константину Великому , – тем более, что известия о деятельности его, как талантливого представителя этого самого общества, не скудны. Обратившись к христианству, по долгому и глубокому размышлению о суетности язычества, Константин вседело проникся идеалами христианской религии и чувствовал истинную потребность разъяснять эти идеалы для других. Евсевий говорит о нем, что он «душой своей преуспевал в мудрости слова», 1162 и это побуждало Константина не скрывать своей мудрости, а употреблять ее на пользу окружающих его. Вот происхождение его речей, которыми он очень часто услаждал слух своего Общества Любителей Духовного Просвещения. Более точную и полную характеристику религиозного витийства Константина находим в следующих его словах, с которыми он обращается к своим слушателям: «Внимайте благосклонно вы, искренние почитатели Бога (т. е. христиане), внимайте не столько слову моему, сколько истине слов и взирайте не на меня, лицо говорящее, а на благочестивое мое расположение. Может быть, я решаюсь на дело трудное; но причиной этой решимости служит любовь моя к Богу – она подкрепляет робкого. Поэтому я прошу помощи у вас, особенно – сведущих в божественных таинствах (обращение к епископам и прочим духовным лицам. |
| Болея за единство земли русской, Елпидифор Васильевич уделял много времени изучению раскола и собиранию рукописей старообрядческих писателей. У него составилась единственная в России коллекция рукописей по истории русского раскола и старообрядческих произведений. Барсов состоял в Обществе любителей духовного просвещения и полагал, что только усвоение евангельских истин создает основу для нормального развития общества. На открытии в Москве памятника первопечатнику Ивану Федорову, он говорил: «Новая «религия хлеба» опустошает человеческий дух и заставляет человеческую мысль ползать по земле. Не насилием возрождается человечество…Только Евангелие создает это возрождение». Елпидифор Васильевич мог познакомиться с о. Василием Рудневым на заседаниях Общества любителей духовного просвещения. Но его прихожанином он стал в 1896 году, если верить справочнику «Вся Москва». Переселение Барсова с Малой Бронной, где он жил после приезда в Москву, на Шаболовку совершилось совершенно сказочным образом и описано бытоописателем Москвы конца XIX – начала ХХ века В. А. Гиляровским. Елпидифор Васильевич сотрудничал с газетой «Московский листок», издателем-редактором которой был писатель Пастухов Николай Иванович 1831–1911). Уроженец Смоленской области, из бедной мещанской семьи, Николай Иванович добывал свой кусок хлеба, переменив множество занятий. Знание народной жизни позволило ему стать «первым репортером Москвы». «Московский листок», основанный им в 1881, быстро завоевал популярность в среде небогатых купцов, ремесленников, мелких торговцев. В 1882 году он приобрел типографию и в конце жизни стал миллионером. Сотрудник ряда газет А. И. Соколова так характеризовала личность Н. И. Пастухова: «Это был представитель русской черноземной силы, унесший с собой в недра родной земли весь самобытный и оригинальный склад русского человека…Честный и беззаветно-добрый русский человек, в котором не было ни злобы, ни зависти к чужому успеху, ни ненависти к чужому счастью». Однажды Николай Иванович посетил квартиру на Малой Бронной у Патриарших прудов в доме Ермолаева, которую Елпидифор Васильевич снимал после приезда в Москву. Как сообщает В. А. Гиляровский, она «была на нижнем этаже, с малыми оконцами, глядевшими из толстенных сводов, как из глубокой ниши». Всю свою скромную зарплату библиотекарь Румянцевского музея тратил на приобретение рукописей. Как мы видели, помощник М. П. Иванова получал на строительстве храма 40–50 рублей в месяц, а Елпидифор Васильевич платил за список «Поморских ответов» 100 рублей, за «Книгу о молении царстем» – 200 рублей, за «Творение об Антихристе» – 450 рублей. Ему иногда не хватало средств, и тогда московские антиквары давали ему желанные рукописи в счет будущего жалованья. |
|
|
