| 1875 г. В первый день Нового года я в последний раз совершил в благолепном Кафедральном Соборе Божественную литургию, на которой возносилось моё имя не как Полоцкого уже и Витебского Епископа, но как Харьковского и Ахтырского. После литургии отправлен был мною по чину молебен новолетия. Затем, разоблачившись, вышел я из алтаря в мантии и начал прикладываться к местным иконам, при пении певчими священной песни: «Ныне отпущаеши». По окончании сего, я взошел на амвон с жезлом в руке и обратился к предстоящей пастве с следующею речью: «Когда оставляют домашний кров и отправляются в далекий путь, обыкновенно обращаются к своим присным и друзьям с таким знаменательным словом: простите. Что значит это слово; какая в нем особенная мысль? В нем заключается та мысль, что отправляющийся в путь не уверен, возвратится ли он в свой дом и увидится ли опять с своими ближними и друзьями; и потому на всякий случай просит у всех и каждого прощения в своих прегрешениях против них, дабы, в противном случае, не отойти непрощенным, по выражению Писания, в путь всея земли ( Нав.23:14 ; 3Цар.2:2 ), в тот путь, с которого нет уже возврата. Оставляя ныне, по изволению священной и Державной Власти, наипаче же по премудрой и всеблагой воле Божественного Провидения, сей святый дом, сию боголюбезную паству, и отправляясь в путь, хотя и не весьма далекий, но во всяком случае безвозвратный, с сердечною скорбью обращаюсь к тебе, возлюбленная моя Паства, с последним печальным словом: Прости... Простите меня, пастыри, коим я, по званию пастыреначальника, должен был служить примером в слове учения и благоговейном совершении священнодействий; коих я обязан был словом и примером руководить и назидать в правилах христианского благочестия, предостерегать от грехопадений и пороков страхом суда Божия, – и, может быть, не исполнил в точности сего пастырского долга. Простите все, кому я праздным словом или неосторожным, несвойственным моему сану, поступком подал когда-либо повод к соблазну и осуждению. Простите меня все, ближние и дальние, живущие и отшедшие, кого я, по немощи человеческой, огорчал и оскорблял словом или делом, намеренно и без намерения. Простите и напутствуйте меня вашими благожеланиями, вашими молитвами. |
| 2. Гимнография как вид творчества Первое существенное отличие поэзии Филофея, как и большей части церковной поэзии, от прозы состоит в обращении: разного рода трактаты, гомилии, жития, «слова» и т.п. всегда адресованы к современникам, к людям; а молитвы и гимны обращены преимущественно к Богу или к образам «человеко-вечности» – к Иисусу Христу, к Богородице, к святым. Можно сказать, что в средневековой пирамиде литературных жанров, увенчанной Священным писанием, гимнография и эвхография образуют непосредственно «подстилающий» Писание слой, покоящийся, в свою очередь, на богословии. Благодаря столь высокому положению – это уровень «подножия» Библии, на котором сходятся разные виды творчества, – гимнография играет самую узловую, наиболее связующую роль в том ансамбле, который средневековая литература образует в совокупности с другими родами искусств: гимн объединяет текст с музыкой, с некоторыми видами сценического действа и с живописью, т. е. с соответствующего содержания иконой или фреской. Являясь во многих отношениях связующей, гимнография, неизбежно, сама оказывается в сильной зависимости и «сверху» – от текстов Священного писания, и «снизу» – от богословской мысли, а также от каждой из соседних с ней областей творчества, не говоря уж о собственных и всего ансамбля традициях. «Христианская гимнография, – пишет ее историк, – начинается с возникновения первой христианской общины, а именно – с самого Христа и его учеников» 6 . Обычай религиозного стихотворчества и песнопения уходит своими корнями глубоко в ветхозаветные жизнь и храмовую практику и, следовательно, хорошо был знаком первому поколению христиан. В этом отношении перерыва традиции не было. В Новом завете насчитывается 137 цитат из Псалтыри 7 . Кроме того, здесь (в Евангелии от Луки) приведено 4 новых гимна: Елизаветы («Благословенна ты в женах. . .»– гл. 1, ст. 42), Марии («Величит душа моя господа...» – гл.1, ст. 46–55), Захарии («Благословен господь Бог Израилев...» – гл. 1, ст. 68–79) и Симеона («Ныне отпущаеши раба твоего, владыко...» – гл. |
| 2-я часть вечерни Дальнейшее последование вечерни, как сказано, более молитвенного, чем хвалебного содержания. Эта вторая и главная часть вечерни имеет много общего с литургией: те же (а на праздничной, древнейшей, вечерне и в том же порядке) ектении; в древней вечерне и утрене сходство это увеличивалось еще присутствием молитв за оглашенных, просвещаемых, кающихся и т. п. У вечерни сходство это еще более, чем в утрене: конец вечерни – Ныне отпущаеши, Трисвятое и тропарь – вполне совпадает с концом литургии, концом, который, впрочем, совершается священником уже про себя, после благодарственных за причащение молитв. Итак, вторая часть вечерни, как и конец утрени 2259 , – это, собственно, литургия без Даров, но не лишенная вполне молитвенной благодати настоящей литургии, так как священник здесь (после входа) приступает к тому же престолу благодати. И заключает она молитвы уже об одних верных. Сугубая ектения Ее содержание Начинается эта часть вечерни (как и утрени) с одного из самых усердных, какие знает устав, молений, называемого в просторечии сугубой ектенией 2260 , а в богослужебных книгах «прилежным молением» ( εκτενς δησις) 2261 . Вознесенные до сих пор короткие молитвы на нескольких ектениях в 12 (считая с возгласом) прошениях настоящей ектении возвышаются в своей силе: верующие приглашаются вознести их от всей души и всего помышления и начинают моление свое прошением об услышании и помиловании вообще. Сугубая ектения – это молитва об одних верных, как и определяет ее содержание св. Симеон Солунский : «о верных царях, о местном иерархе, о предстоятеле монастыря, о попечителях храма, о предстоящих православных и повсюду верных» 2262 . С особенною раздельностью ектения молится о царе, именно о 10 нуждах его: о силе власти его («державе», κρτους), победе (в сражениях), долголетии («пребывании», διαμονς), мире, здравии, спасении (вечном), еще большем («наипаче», επιπλον) содействии («пособити», συνεργσαι) Божием ему и полном успехе («поспешити», κατευοδσοα) 2263 во всем, совершенном («под нозе») покорении ему врагов внутренних ( χθρν) и внешних («супостата» πολμιον); затем отдельное прошение за царицу и отдельное о наследнике и царствующем доме (без соединения первого с прошением о царе, а второго с прошением о палате и воинстве, как на великой ектении), о духовной власти (Св. |
| Изнурительной своей, затянувшейся на долгие тринадцать лет болезнью, отец Кирилл, конечно же, подготавливал нас к своему уходу – слишком уж все мы нуждались в батюшке, слишком льнули к нему душою, чтобы лишиться его в одночасье. Знакомые врачи давно и серьезно предупреждали: здоровье его на пределе, на тоненьком, едва трепещущем волоске, еще немного – оборвется непоправимо. И в последние год-два перед инсультом это становилось все очевиднее: резко снизился слух, движения его, не суетливые, но всегда стремительные и легкие, сменились на более медлительные, осторожные… Он сильно ссутулился, а взгляд… Этот усталый взгляд, оставаясь неизменно доброжелательным и щедрым на ласку, все более казался сосредоточенным на чем-то своем, внутреннем – вневременном. Не привыкший показывать ни своих состояний, ни, тем более, духовных переживаний, батюшка все чаще не мог сдержать слез на правиле… Да и само правило – классические три канона с акафистом – уже перестал читать во время вечерней прогулки, как было заведено в Переделкине, а просил прочтения келейного – легче собрать внимание. Внимание… Мобилизуясь в клети своего сердца, он словно готовился к чему-то очень важному, ответственному. … Несовместимый с жизнью инсульт – таков был приговор медиков. Изрядно промерзшие во фронтовых окопах легкие должны были сыграть свою роковую роль в угасающей жизни старца. Так обычно и бывает – прикованный к постели человек, если и живет еще какое-то время, то ровно до той поры, пока не дадут сбой его легкие, нуждающиеся в движении, – это и подводит последнюю черту… Но его ситуация не стала «обычной». Как не был «обычен» в своей премудрой простоте и он сам. Первые месяцы после инсульта… Парализация всей левой стороны, высокая температура… Батюшка часто бредил…. Казалось, болезнь украла у нас нашего духовника, навсегда и непоправимо изменив его внешний облик, исказив и двигательные, и речевые функции. И вот мы, испуганные и растерянные, в какой-то момент спрашиваем его о том, где бы он хотел быть погребенным, если день смерти окажется не за горами. |
| Область духовная – очень серьезная, поэтому нужно помнить ту простую истину, что на все вопросы здесь ответить невозможно. Даже наука, разрешая одну проблему, ставит десять новых. Слово «кругозор» означает взгляд на окружающий мир из круга наших знаний; внутри находится известное, а снаружи – неизвестное. Поэтому, когда вопрос касается вещей духовных, то, естественно, неизвестного больше. Не говоря уже о том, что в любой области нужно учиться, а учение, как вы знаете, это не просто информация. То, что человек познает, он еще должен пройти опытом, тогда это – некоторые знания. Слышали это замечательное изречение Аристотеля: «Множество знаний еще не предполагает наличие ума»? А духовная область, естественно, сложнее всего, поскольку в других вещах можно что-то пощупать, а здесь нет. Господь явил мне такую милость: я общался с людьми духовными и очень образованными. Мой духовник, отец Сергий Орлов в 1911 г. окончил Московскую духовную семинарию, потом Варшавский университет, потом Киевский политехнический институт, ну и наконец, Московскую духовную академию. Иногда я его спрашивал о чем-нибудь, он задумывался, потом говорил: «Да, ну, это как сказать… Всяко бывает…» И я поражался: при такой-то эрудиции, при таких знаниях он не часто давал безапелляционные ответы. Я помню, как во время песнопений сегодняшнего праздника у отца Сергия из глаз текли слезы: «Богородице Дево, упование христиан…» В этом умиротворенном молитвенном напеве слышится звучание успения, такая тишина. Конечно, эти праздники говорят о том, что духовная жизнь – самое главное. Все остальное тогда отходит, мир отступает. То, что сущностью всего является духовная жизнь, прекрасно выражено в словах Симеона Богоприимца, который говорит Спасителю: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыка, по глаголу Твоему с миром…» Вы помните замечательные слова: «Не старец Мене держит, но Аз держу его: той бо от Мене отпущения просит». Вот сущность нашей православной веры, она здесь ясно и просто выражена. То есть все содержит в Своей руке Всемогущий Бог. А мы – только Его творения, и по Его любви живем. И будем жить – пока здесь, а потом уже в ином мире – тогда, когда нас отсюда отпустят. |
| Введение в Ветхий Завет Опубликовано в альманахе “Альфа и Омега”, 8, 1996 23 марта, 2012 Опубликовано в альманахе “Альфа и Омега”, 8, 1996 Псалтирь, Притчи Соломона, книга Екклесисаста, или Проповедника, Песнь песней Соломона, книги Премудрости Соломона и Иисуса, сына Сирахова Псалмы В Израиле, как и в соседствующих культурах Египта, Месопотамии и Ханаана, изначально существовали многочисленные формы песенного поэтического творчества. Некоторые из этих произведений включались в текст исторических книг (начиная с “морской песни” Моисея в Исх 15, “песни источника” в Числ 21:17–18, победной песни Деборы в Суд 5, плача Давида о Сауле и Ионафане в 2 Цар 1 и т. д. и вплоть до похвалы Иуде и Симону Маккавеям в 1 Мак 3:3–9 и 14:4–15); то же самое наблюдается и в Новом Завете, — вспомним Песнь Богородицы, Благословен грядый… и Ныне отпущаеши. Многие тексты пророческих книг также относятся к различным литературным формам песен. Существовали древние собрания песен, от которых сохранились только названия и некоторые фрагменты: “книга браней Господних” (Числ 21:14) и “книга Праведного” (Нав 10:13; 2 Цар 1:18). Но всю полноту шедевров религиозной лирики Израиля сохранила для нас Псалтирь. Названия Псалтирь ( от греч. yalt»rion — название струнного музыкального инструмента, на котором аккомпанировали песням-псалмам) — это сборник из ста пятидесяти псалмов (в русской Библии — из 151 псалма. — Пер. ). В еврейской Библии нумерация псалмов с 10 по 148 на единицу опережает греческий и латинский переводы, в которых объединены Пс 9 и Пс 10, а также Пс 114 и Пс 115, а Пс 116 и Пс 147 каждый разделены на два 1 . По-еврейски Псалтирь называется tehillim, что означает ‘хвалы’, ‘гимны’; однако это название, строго говоря, подходит только к первой части псалмов. В названиях, которыми снабжено большинство псалмов, это определение встречается только в Пс 145/146. Чаще всего в этих названиях встречается слово mismor, которое подразумевает аккомпанемент и самым точным образом переводится словом псалом. Многие из этих “псалмов” обозначаются также как [ir ‘песня’, и с этого же обозначения начинается без всяких дополнений каждая из “песней восхождения” (Пс 119/120–133/134). Другие названия встречаются реже, и подчас их трудно объяснить. Литературные жанры |
| Закрыть Завещание любви «Весенний воздух Вечности» Марина Бирюкова 07:47 24.03.2024 102 Источник: блог автора «Я живу скупо, скудно, трудно, но я живу и даже иногда о чём-то мечтаю, и еще собираюсь увидеть близких людей, может быть, для того, чтобы проститься с ними, может быть, чтобы ещё что-то сделать для них...» Сергей Иосифович Фудель, из письма сыну Николаю, 1975 года, автору письма 75 лет. Я дочитываю толстенную книгу писем Фуделя, вышедшую в издательстве ПСТГУ. Вместе с автором писем я прожила огромный кусок его жизни, начиная с третьего десятка лет и кончая последним, восьмым. Ранее я прочитала практически все книги Фуделя, они дали мне много, но не столько, сколько письма. Ведь письма - это прямо и непосредственно САМ ЧЕЛОВЕК. Человек и его близкие - адресаты. В первой половине книги «Весенний воздух Вечности» я видела человека зрелых, но далеко не преклонных ещё лет, очень уставшего, но не утратившего сил, упорного борца за будущее своей семьи, за души детей, человека с большими семейными и творческими планами - вопреки совершенно безнадёжным, казалось бы, обстоятельствам. А в последней трети книги я встретилась с Фуделем-старцем, с человеком, жизнь которого подошла к концу, который сделал уже всё, что дано ему было сделать на земле; которому остается только осмысливать, благодарить и готовиться к своему «ныне отпущаеши»: «Иду далее, замолкая (пресекая в себе ропот - М.Б.), получая большую радость от осеннего солнца, закончившегося ремонта и заканчивающейся. слава Богу, жизни. Великая благодарность в сердце у меня и за всех вас, детей. Тебе нужно только одно: никогда не засыпать духовно, пробиваться к живому духу через толщу быта, службы, страха, лени, всего. Узок путь, ничего не поделаешь» (из письма сыну Николаю Сергеевичу). Однако осень жизни Сергея Фуделя тихой и солнечной назвать нельзя: семью не оставляли несчастья и болезни. Сам он перенес инфаркт, тяжелейшую пневмонию (при том, что ему нельзя было принимать антибиотики) у него были проблемы с желудком и много ещё с чем... И с тем большей скорбью наблюдал Сергей Иосифович, как стареет и болеет его верная героическая подруга Вера Максимовна; боялся того времени, когда кто-то из них двоих останется один - «не знаю, кто, но оставшемуся будет горько». Словом, жизнь по-прежнему требовала от него терпения, стойкости, житейской мудрости... и любви. Любовью к близким и заботой о них проникнуты все письма Фуделя, начиная с самых ранних, но именно последние его письма содержат высшие осознания любви: |
| Историческая судьба их 1 , положение в древнейших евхологиях славяно-русских и греческих и нынешнее место в Служебнике. Историческая судьба вечерних молитв или, так называемых, светильничных 2 , читаемых священником во время предначинательнаго псалма 3 «Благослови душе моя Господа» ( Пс. 103 ), одинаково и ничем не разнится от молитв утренних. Совершенно при одинаковых условиях в судьбе их происходили совершенно однородные перестановки, добавления, сокращения и изменения. Одинаковые исторические условия оказали влияние и на их нынешний состав, и на то положение, какое они занимают в современном Служебнике и во вседневном богослужении. Состав вечерних светильничных молитв, их распорядок и положение в богослужении до Х в. нам совершенно неизвестны, потому что славяно-русские Служебники, содержащие в себе эти молитвы, до нас не дошли от времени раньше этого столетия. Что же касается X в., то верных и определенных суждений по этому вопросу тоже нельзя высказать, потому что и от этого времени мы имеем немного положительных данных, да и те, которые имеются на лицо, не отличаются однообразием и устойчивостью в показании состава и распорядка светильничных молитв. Исследователь «Порядка общественного и частного богослужения в Русской Церкви до XVI в.» Н.Одинцов, имевший под руками несколько рукописных служебников этого времени, высказывает заключение, что эти памятники дают нам основание думать, что в это время читались только «четыре светильничных молитвы». По его словам, из них первые три те же, которые в нынешних служебниках занимают первые три места. Четвертая же была молитва , или занимающая между вечерними молитвами шестое место и читавшаяся в то время непосредственно после первых трех 4 , или же молитва , занимающая в нынешних вечерних молитвах место седьмое, и, читавшаяся священником во время чтения на клиросе «Ныне отпущаеши» 5 . Кроме этих молитв на вечерни XIII в. читалась еще молитва входная, та самая, которая читается и теперь 6 . Более точные и верные суждения относительно светильничных вечерних молитв можно высказывать на основании памятников XIV в., так как от этого времени уже имеется весьма много данных для этого. На основании этих последних можно видеть, что в XIV в. вместе с прежними списками молитв стали употребляться и новые, в которых, по словам того же Н.Одинцова 7 , число молитв в служебниках достигает уже до десяти и даже одиннадцати. При этом нужно иметь в виду, что по расположению молитв эти списки были разнообразны. В списке, например, с семью молитвами – первые четыре те, что имеются на тех же самых местах и в современном нам Служебнике, пятое место занимает молитва: «Благословен еси, Господи Вседержителю, сведый ум человечь», шестое – нынешняя молтива входа и седьмое – молитва на главопреклонение 8 . В списках, имеющих 10 и 11 молитв, нынешнее девятеричное число молитв добавляется молитвами: «Благословен еси, Господи Вседержителю» и молитвой прилежного моления 9 . |
| «К последним месяцам жизни относится окончание «Размышлений о Божественной Литургии», задуманных в 1845 году. Много лет изучал Гоголь богословскую литературу и чин Литургий Восточной Церкви. По словам доктора Тарасенкова, незадолго до смерти «он окончательно отделал и тщательно переписал свое заветное сочинение, которое было обрабатываемо им в продолжение почти 20-ти лет (?); наконец, после многих переделок, переписок, он остался им доволен, собирался печатать, придумал для него формат книги: маленький, в осьмушку, который очень любил, хотел сделать это сочинение народным, пустить в продажу по дешевой цене и без своего имени, единственно ради поучения и пользы всех сословий. Это сочинение названо «Литургия». Работа Гоголя и до наших дней является одним из самых проникновенных и духовных толкований Литургии. Автор «Мертвых душ» шел к Богу не путем любви, а путем страха. Он видел в Нем грозного карателя и боялся вечного наказания. Но после религиозного кризиса, на конце жизненного пути он пришел ко Христу — Искупителю. Во вступлении к «Размышлениям о Божественной Литургии» Гоголь пишет: «Вопли услышались: явился в мир, Им же мир бысть: среди нас явился в образе человека…не в гордом блеске и величии, не как каратель преступлений, и не как судия, приходящий истребить одних и наградить других. Нет, послышалось кроткое лобзание брата…» В этих словах — «Ныне отпущаеши» Гоголя. Чувство Христовой милости и всепрощения наполняет его духовной радостью. Второй своей сестре, Ольге, Гоголь пишет за два месяца до смерти: «Нам следует ежеминутно благодарить Бога, благодарить Его радостно, весело. Не быть радостным, не ликовать духом — даже грех.…Вся наша жизнь должна быть неумолкаемой, радостной песнью благодарения Богу». Нельзя без волнения читать слова, писанные Гоголем Жуковскому за три недели до кончины: «Помолись обо мне, чтобы работа моя была истинно добросовестна и чтобы я хоть сколько-нибудь был удостоен пропеть гимн Красоте Небесной». В этот день, 2 февраля 1852 года, Гоголь достиг вершины своего духовного пути. В его торжественных словах — увенчание дела всей жизни: «пропеть гимн Красоте Небесной…»» |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла «MAGNIFICAT» жанр католич. и протестант. церковной музыки, песнопение на текст библейской песни Богородицы (Лк 1. 46б - 55, начало: «Magnificat anima mea Dominum» - «Величит душа моя Господа» ) в лат. переводе блж. Иеронима Стридонского . Помимо 10 библейских стихов в состав «М.» входят 2 стиха заключительного краткого славословия («Gloria Patri, et Filio...», «Sicut erat...» - см. «Слава:» ). Относится к ординарию (неизменяемой части) вечерни; исполняется в конце этой службы, образуя ее смысловую и муз. вершину. Обрамляется антифонами на изменяемые тексты, в т. ч. «большими», или О-антифонами, предназначенными для богослужения последних дней Адвента . В лютеран. церкви наряду с лат. текстом широкое распространение получил нем. перевод М. Лютера («Meine Seele erhebt den Herrn»). В англикан. Церкви после 1549 г. принято использовать текст «М.» на англ. языке, а также прослеживается тенденция сочинять циклы из 2 библейских песней вечерни: «М.» и «Nunc dimittis» ( «Ныне отпущаеши» ). Традиц. способ исполнения «М.» - одноголосный распев каждого из 12 стихов на один из 8 «тонов Magnificam», аналогичных псалмовым тонам , но более развитых мелодически. Для богослужения в главные праздники церковного года применялись особые, торжественные, варианты этих формул. Для распева текста нем. «М.» использовался заимствованный из католич. церковно-певч. традиции «блуждающий тон» (tonus peregrinus). В XV-XVI вв. во время торжественных служб на текст «М.» было принято исполнять полифонические произведения. Ранние образцы написаны для небольшого числа голосов (в «М.» Дж. Данстабла нечетные стихи предназначены для терцета, четные - для дуэта). Впосл. в результате распространения манеры исполнения alternatim (попеременно 2 хорами) композитор сочинял музыку, как правило, или для четных, или (реже) для нечетных стихов, к-рые звучали, чередуясь либо с монодическим распевом необработанных стихов, либо со стихами органного «М.». Если полифонический «М.» начинался с 1-го стиха, то слово «Magnificat» исполнялось одноголосно, согласно начальной мелодической формуле (initium) соответствующего тона. Обычно полифонические «М.» основывались на муз. материале тонов «М.», часто использовавшемся в качестве cantus firmus, однако во 2-й пол. XVI в. получили распространение и «М.» - пародии на популярные мотеты и светские полифонические песни (О. ди Лассо, Б. Хойаул и др.). В названии полифонического «М.» всегда указывался тон, к к-рому он относится (Magnificat primi toni и т. д.). Исходя из потребностей богослужения, многие композиторы создавали циклы из 8 обработок «М.»; первые авторские образцы полных циклов принадлежат С. Дитриху (1535) и Л. Зенфлю (1537). |
|
|
