| Статус этого определения или ороса (ρος) никак не претендовал на новый Символ Веры. Употребление в современных учебниках термина «Халкидонский Символ» ошибочно. Текст этот не предназначался для богослужебного, сакраментального или «символического» употребления и понимался лишь как определение, исключающее и несторианскую, и евтихианскую ереси. В преамбуле очень четко определена эта отрицательная, «опровергающая» цель создателей текста. В определение включен полный текст двух Символов—Никейского и Константинопольского—после чего следует заявление, что эти два Символа «достаточны» для познания истины. И только тогда, после этого консервативного и охранительного утверждения, определение упоминает несторианство, евтихианство и «Послания» Кирилла и Льва (называя каждого по имени), написанные «для установления истинной веры». Это упоминание Кирилла и Льва еще раз отражает убеждение собора, что православие выражено ими обоими, а не одним или другим в отдельности . Это постановление не имело целью заменить ни «Послания» Кирилла, ни «Томос» Льва как выражение истинной веры; оно должно было найти христологическую терминологию, соответствующую вере обоих. Поэтому совершенно неверно говорить, что Халкидон отрекся от Льва (в утверждении об ипостасном соединении). Вот параграф, который так бурно обсуждался на пятом заседании: «Итак, следуя святым Отцам, все мы единогласно учим, что Господь наш Иисус Христос есть один и тот же Сын, один и тот же совершенный по Божеству и совершенный по человечеству, истинный Бог и истинный Человек, один и тот же, состоящий из словесной (разумной) души и тела, единосущный Отцу по Божеству и тот же единосущный нам по человечеству, подобный нам во всем, кроме греха; рожденный от Отца прежде веков по Божеству, но Он же рожденный в последние дни ради нас и нашего спасения от Марии Девы и Богородицы по человечеству; один и тот же Христос, Сын, Господь, Единородный, познаваемый в двух природах (ν δο φσεσιν) неслиянно, неизменно, нераздельно, неразлучно; различие Его природ никогда не исчезает от их соединения, но свойства каждой из двух природ соединяются в одном лице и одной ипостаси (ες ν πρσωπον κα μαν πστασιν συντρεχοση) так, что Он не рассекается и не разделяется на два лица, но Он один и тот же Сын Единородный, Бог Слово, Господь Иисус Христос; такой именно, как говорили о Нем пророки древних времен и как Сам Иисус Христос научил нас, и как передал нам Символ Отцов». |
| Статус этого определения или ороса (ρος) никак не претендовал на новый Символ Веры. Употребление в современных учебниках17 термина " Халкидонский Символ " ошибочно. Текст этот не предназначался для богослужебного, сакраментального или " символического " употребления и понимался лишь как определение, исключающее и несторианскую, и евтихианскую ереси. В преамбуле очень четко определена эта отрицательная, " опровергающая " цель создателей текста. В определение включен полный текст двух Символов—Никейского и Константинопольского—после чего следует заявление, что эти два Символа " достаточны " для познания истины. И только тогда, после этого консервативного и охранительного утверждения, определение упоминает несторианство, евтихианство и " Послания " Кирилла и Льва (называя каждого по имени), написанные " для установления истинной веры " . Это упоминание Кирилла и Льва еще раз отражает убеждение собора, что православие выражено ими обоими, а не одним или другим в отдельности18. Это постановление не имело целью заменить ни " Послания " Кирилла, ни " Томос " Льва как выражение истинной веры; оно должно было найти христологическую терминологию, соответствующую вере обоих. Поэтому совершенно неверно говорить, что Халкидон отрекся от Льва (в утверждении об ипостасном соединении). Вот параграф, который так бурно обсуждался на пятом заседании: " Итак, следуя святым Отцам, все мы единогласно учим, что Господь наш Иисус Христос есть один и тот же Сын, один и тот же совершенный по Божеству и совершенный по человечеству, истинный Бог и истинный Человек, один и тот же, состоящий из словесной (разумной) души и тела, единосущный Отцу по Божеству и тот же единосущный нам по человечеству, подобный нам во всем, кроме греха; рожденный от Отца прежде веков по Божеству, но Он же рожденный в последние дни ради нас и нашего спасения от Марии Девы и Богородицы по человечеству; один и тот же Христос, Сын, Господь, Единородный, познаваемый в двух природах (εν δο φσεσιν) неслиянно, неизменно, нераздельно, неразлучно; различие Его природ никогда не исчезает от их соединения, но свойства каждой из двух природ соединяются в одном лице и одной ипостаси (εις εν πρσωπον και μαν υπστασιν συντρεχοση) так, что Он не рассекается и не разделяется на два лица, но Он один и тот же Сын Единородный, Бог Слово, Господь Иисус Христос; такой именно, как говорили о Нем пророки древних времен и как Сам Иисус Христос научил нас, и как передал нам Символ Отцов " . |
| Методист. общины используют в богослужении разные литургические формы - начиная с т. н. высоких форм, унаследованных от англикан. церкви, и заканчивая максимально простым богослужением. Культовая практика М. близка к англиканской, вместе с тем существует значительная свобода в выборе молитв, различаются между собой и воскресные службы, разработаны методист. сборники церковных гимнов (многие сочинены Ч. Уэсли) и книга богослужений. Совершение таинств, ритуал посвящения в священнослужители, свадебная и похоронная церемонии сходны с англиканскими, но обряды их проще, и наряду со священниками миряне активнее, чем англикане, участвуют в богослужениях. М.- единственная протестант. деноминация в Великобритании, организовавшая воскресные школы для взрослых прихожан. Во время богослужений в методист. церквах обычно упоминается Апостольский Символ веры. Признают М. и Никейский Символ веры, относясь с нек-рым скептицизмом к Афанасиеву Символу. В ряде церквей используются в определенных целях и более поздние Символы, прежде всего т. н. Социальный символ, принятый на Генеральной конференции Методистской епископальной церкви в 1908 г. в США. Богословие таинств и литургии в методизме следует тенденции исторической интерпретации учения англикан. церкви, к-рое хорошо знали основатели методизма. М. признают Крещение и Евхаристию (Вечерю Господню, или Св. Причастие). При совершении Евхаристии причастию предшествует общая исповедь в форме установленной молитвы. Крещение совершается обычно окроплением (хотя по желанию крещаемого оно может быть совершено через обливание или погружение). Крестят обычно младенцев, но крещение может быть отложено и до зрелого возраста. Крещеные дети не учитываются церковной статистикой как полноправные члены церкви. Причащающийся обычно стоит коленопреклоненным перед перилами алтаря и получает хлеб и вино в память о смерти Христа и Его жертве. Не определяя, каким образом происходит пресуществление, М. считают, что они «принимают Тело и Кровь Христа, Который дает искупление в Святом Причастии», т. |
| б) Писания Отцев Церкви и других церковных писателей, особенно первых девяти веков. Писания Отцов суть и свидетельства Церковной действительности, и источник преданий, служащих к изъяснению Писания, и Самые изъяснения Писания, составляющего главную цель и предмет писаний отеческих. в) Постановления Соборов. На Соборах сведения о Вере и Церкви сносимы были со всего Христианского мира и поверяемы общим совещанием представителей его. В собраниях тех, сверх благочиния Церкви, главным образом всегда рассматриваемы были коренные догматы , и следственнокоренные места Писания. Символы и Веры изъяснение их Катехизисы, прямо суть образ учения ( Рим. 6, 17 .) Церкви, извлеченные из Слова Божия. Первый Символ был, как известно, Апостольский. Он, без сомнения, служил знамением Веры со стороны тех верных человеков, коим предаваемо было право правит слово истины (Тим. 2:2,2.), когда такое препоручение делалось, особливо в те времена, как благосостояние каждого Христианского общества зависело почти единственно от пастыря каждой церкви. Когда усматривалось, что некоторые неблагонамеренные люди превращали смысл Писаний; Символ Апостольский распространялся пояснениями нужных истин, подобно тому как и Символ Никейский распространен на Соборе Константинопольском, 2м вселенском, и как распространялись частные присяги Епископов, при вступлении в должность приносимые в церкви, соответственно местным нуждам 53 . Какие же были источники Символа Никейского, ставшего потом общим для всех Церквей и доныне повсеместно содержимого, о том в подробности говорено было Отцами Собора так: «Как приняли мы от прежних Епископов и в первом огласительном учении, и тогда, как принимали омовение (Крещение), и как научились мы из Божественных Писаний, и как уже в Пресвитерстве и в самом Епископстве мы веровали и учили; так и ныне, веруя, предъявляем вам сию Веру нашу» 54 . 84. Удостоверение в преданиях За неизменность Апостольских преданий в Церкви до отделения Запада служат споручательством единство ее и святая строгость блюстителей Церкви, с какой тотчас восставали они против всяких, даже малых, нововведений, не щадя себя, и ужасаясь каких либо прещений. История свидетель тому. Для нас удостоверения в том, истинно ли Апостольское какое-либо предание, довольно, 1) когда предмет предания, состоящий на самом деле в Церкви, находится с самой глубокой древности во всеобщем, употреблении. «Что у многих находится, в том не погрешено,» говорит Тертуллиан 55 , а значит, то так предано. «Предание Апостольское, во всем мире провозвещенное, пишет св. Ириней 56 , в Церкви можно усмотреть всем, кто только хочет слышать истину». 2) Когда Предмет предания изъяснительного свидетельствуется единогласно всеми писателями первых девяти веков, когда они говорить о нем имели нужду или случай, что и называется великим согласием 57 св. Отцев Церкви в истолковании или разумении Писания. См. 7, ч. 1. 85. Замечание о свободе мыслей в разумении Писания |
| Таким образом, на Никейском соборе были представители четырех догматических фракций: 1) ариане — партия немногочисленная и несогласная между собою; 2) строгие противники ариан, умевшие оспаривать и самые исходные пункты арианского учения; 3) партия богословски образованных епископов, но придерживавшихся старых воззрений субординационизма, которым были неприятны воззрения ариан за выводы, но нравились их посылки; и, наконец, 4) многочисленная партия простых епископов. Эта партия, убедившись, что арианство несостоятельно уже потому, что в своих воззрениях дошло до ужасных выводов, без колебаний примкнула к защитникам православия. Из известий Афанасия александрийского видно, как отцы собора путем полемики пришли к сознанию полной необходимости таких терминов, как χ τς ουσας и μοουσιος. Евстафий антиохийский передает ход собора от выступления ариан с символом открыто до той минуты, когда сторонники их (Евсевий кесарийский?), под предлогом заботы о мире, заставили было замолчать тех, которые всегда говорили наилучшим образом. Евсевий описывает ход заседания в присутствии Константина с того момента, как Евсевий предложил вниманию отцов кесарийский символ, до того, когда установлен символ никейский. Наконец Созомен (I, 17) рассказывает, как отцы собора установили общую программу деятельности: одни советовали не вводить ничего нового; другие настаивали на том. что нельзя следовать и древним выражениям (τας παλαιοτεραις δξαις) без всякого расследования. Предполагать, что эти последние были только ариане, нет оснований; и православные, наиболее проницательные и вполне последовательные, находили, что спорные вопросы не в древних символах, поэтому представляется каждому возможность понимать учение веры в древних символах по своему, что задача собора оказывалась не так проста, как предполагали многие епископы, не имевшие богословского образования. Расследования велись на предварительных заседаниях собора. Вероятно, сюда не раз приглашали самого Ария и его сторонников не епископов и расспрашивали кротко и любовно об их учении. Таким образом выработались те диалектические приемы и те данные, которыми пользовались в присутствии императора, который сам принимал участие в спорах. В торжественном заседании в присутствии Константина произошла, можно сказать, только генеральная битва между спорящими сторонами. Все даты относительно времени собора колеблются между 22 [?] мая и 25 августа . Эти цифры, вероятно, выражают различные моменты соборной деятельности. Открытые заседания начались после 3 июня, может быть, 14; символ веры подписан 19 июня, а к 25 августа епископы разъехались. |
| Отцы Собора переслали западным епископам для ознакомления 530 томос догматического содержания, однако не сочли нужным официально поставить их в известность относительно изданных Собором правил 531 . То обстоятельство, что принятые в Константинополе решения приняты были без какого-либо участия с их стороны, не понравилось ряду западных епископов, и в особенности Амвросию Медиоланскому 532 . В свете таких событий неоднократно ставился вопрос, как может Константинопольский Собор 381 г. считаться Вселенским. Уже отцы, собравшиеся в Константинополе в 382 г., именно так именуют Собор, состоявшийся в этом городе в предшествующем году 533 , однако очевидно, что они не придавали этому прилагательному того точного и технического значения, которое оно приобрело впоследствии. Мы располагаем доказательством этому в виде составленного ими правила, где термин «Вселенский Собор» относится к любому собранию епископов на более высоком уровне, нежели пределы одного гражданского диоцеза 534 . В IV в. отсутствовало еще четкое представление о том, что Вселенские Соборы относятся к совершенно особой категории, имеющей вполне определенные признаки 535 . Переоценка значения Собора 381 г. была проведена семьдесят лет спустя отцами Халкидонского Собора. Действительно, тогда практически одинаково высоко был оценен Никейский Символ веры и символ, приписываемый Собору 381 г. 536 Кроме того, решение относительно привилегий кафедры нового Рима, принятое ограниченным количеством отцов 29 октября 451 г., представлено было в качестве пояснения 3 правила Собора 381 г. 537 Инициатива прочтения Константинопольского Символа исходила от императорских представителей, без сомнения, не без скрытых причин. Император Маркиан был убежден, что для прекращения богословских споров Халкидонскому Собору необходимо было издать догматическое постановление ad hoc, тогда как большинство участников Собора желало ограничиться Никейским Символом 538 . Ссылаясь на Константинопольский символ, представители императора намеревались показать, что ввиду новых догматических отклонений возникла необходимость принять соответствующее определение, как поступили и 150 отцов в 381 г. для опровержения ереси пневматомахов. Что же касается второго пункта – утверждения и разъяснения привилегий Константинопольского престола – император Маркиан мог рассчитывать на полную поддержку архиепископа Анатолия и столичного духовенства. Однако необходимо было показать, что здесь не было никакого нововведения. Речь должна была идти об утверждении, с соответствующими разъяснениями, решения, принятого Собором 381 г. А это в свою очередь подразумевало, что Собор 381 г. действительно был Вселенским Собором. |
| Аминь. – Говорящих же, что было, когда не было... Далее воспроизводится анафемствование Никейское. Пора подвести итоги нашим вышеизложенным piis desideratis. Символ Иерусалимский в научном смысле есть фикция или полуфикция и не должен находить места в рассуждениях о происхождении символа Константинопольского, потому что к этому он не имеет никакого определенного отношения. А т. н. символ Епифаниев есть, если угодно, кунстштюк, а правильнее: псевдосимвол. Он обязан своим появлением на свете простой случайности, и ни для чего он не нужен. Не из него возник наш Константинопольский символ, а он сам из этого последнего. Забудем о нем навсегда. Можно допустить одно: будем вспоминать об этих двух символах (?) при таких же обстоятельствах, при каких принято вспоминать о славном Царе-Горохе. Горт умер († 1892 г.), и до него не дойдут сведения о нашем мнении относительно сейчас поименованных символов 44 . Иное дело Гарнак 45 . Вполне возможно, что он прочтет нашу работу: он прекрасно знает по-русски 46 , читал в свое время нашу докторскую диссертацию 47 ; а теперь, очень вероятно, прочтет и это рассуждение и, конечно, захочет подать о нем свой авторитетный голос. Не обольщаем себя надеждою, чтобы он одобрил нашу работу. Он презирает своих критиков 48 . Очень возможно, что с высоты своего теологического трона, Гарнак проречет: dieser Versuch ist gescheitert! «Не стоить внимания!» Пусть так. Но ведь над нашим временем настанет суд грядущих поколений. Верим в наступление Светлого будущего. Очень желалось бы, чтобы о наших взглядах узнал и проф. Шмидт, благодаря статье которого мы решились сделать новый пересмотр вопроса о нашем символе. Но рассчитывать на это очень трудно: бреславский профессор, конечно, и понятия не имеет о русской литературе. Заговорив о Шмидте, воспользуемся этим удобными случаем к следующему разъяснению: он и я представили одинаково православное решение вопроса о символе Константинопольском, но разница между его и нашими решением во 1) та, что не взирая на единство достигаемой цели, мы приходим сюда далеко расходящимися один от другого путями; во 2) та, что он строить свою работу на шаблонных, узко-протестантских началах, остается верен условным Горто-Гарнаковским приемам исследования 49 , а мы старались стоять на чисто эмпирической научной почве, не рабствуя ни пред кем и ни пред чем. Вот наши pia desiderata! Нами скажут: «ваши желания неумеренны, нескромны». |
| Не обсуждавши вопроса о происхождение двух школ, проф. Лебедев допускает некоторые несообразности при раскрытии деятельности и влияния этих школ на события времени. Так, напр., по его мнению, символ Константинопольский был составлен под влиянием антиохийского направления (119–145 стр.); тогда как защитники неизменности Никейского символа, вооружавшиеся против самой мысли о возможности составлять новые символы, каковы были александрийцы, потерпели на втором Вселенском соборе поражение, и глава их, знаменитый Григорий Богослов , разошелся с собором по вопросу о составлении нового символа настолько, что вынужден был удалиться с собора. На указанных страницах проф. Лебедев приводит доказательства того, что символ Константинопольский был составлен под влиянием антиохийцев. Но, к сожалению, он не выясняет, каким образом могло это случиться. Описываемое им течение исторических событий и жизни, по-видимому, должно было привести или к победе александрийцев над антиохийцами, или к полному соглашению тех и других на соборе, с преобладанием притом александрийцев над антиохийцами, но отнюдь не наоборот. В самом деле, ко времени второго Вселенского собора арианство начало разлагаться, ослабевать, а вместе с тем православие конечно усиливалось и взяло решительный перевес над этой, некогда страшной по своей распространенности и могуществу, ересью. Никейский символ, как противоарианский, всюду был принят и утвердился. Таким образом, ко времени второго Вселенского собора александрийцы в делах веры были решительными победителями, а антиохийцы – побежденными, с точки зрения автора; так как, по его мнению, начиная с первого Вселенского собора держались православия и были защитниками Никейского символа именно александрийцы, антиохийцы же этого символа не принимали и были заражены духом арианства. Если же александрийцы взяли верх на Никейском соборе, когда они были теснимы многочисленными и сильными в то время антиохийствующими или арианами, то еще более обеспечено было первенство их на Константинопольском соборе, когда арианство доживало свои последние дни, а следовательно и державшиеся одних с ним принципов антиохийцы должны были присмиреть. Однако, по воззрению автора, на Константинопольском соборе оказывается совсем иное отношение между александрийцами и антиохийцами: первые борются против антиохийцев, но вынуждаются уступить им первенство. Каким образом могло произойти такое неожиданное для читателя взаимоотношение между александрийцами и антиохийцами, этого автор не объясняет. |
|
|
