| Вероятно, туляк по происхождению, Стефан Вонифатьев по своему характеру значительно отличался от других лиц кружка – нижегородцев по происхождению. Первенствующее значение в кружке ему придавало, конечно, положение царского духовника, притом такого, которого царь любил, уважал и под влиянием которого отчасти находился. Но и личные качества Стефана Вонифатьева были таковы, что все, с кем приходилось ему иметь более или менее близкие отношения, душевно располагались к нему. Он был весьма благочестив, начитан, стремился к искоренению тех непорядков и пороков, которые были замечаемы тогда не только в церкви, но и в государственных делах, был заступником перед царём слабых и бедных. 11 При всём том, как надо полагать, Стефан отличался довольно мягким и уступчивым характером, что отчасти ослабляло значение его в кружке и выдвигало на более видное место других; отличался Стефан от своих провинциальных сотоварищей и тем, что он, при всей своей преданности русской старине, способен был к более широкому и правильному взгляду на церковные преобразования, а потому, впоследствии отстал от кружка, когда увидел непомерную и безрассудную, доходившую до фанатизма, ревность лиц этого кружка. Поэтому г. Бороздин совершенно справедливо замечает, что Стефан далеко не отличался такой огнепальной (мы бы сказали фанатичной) ревностью и упорством, как ближайшие его сотрудники – Неронов и Аввакум; и сохраняя к ним, впоследствии, хорошее личное отношение, в то же время сумел принципиально примириться с Никоновской реформой и отрешиться от старинного московского предубеждения против малороссов и греков». 12 Это последнее обстоятельство подавало расколоучителям повод упрекать Стефана в слабости: «всяко ослабел», говорит о нём протопоп Аввакум. Мы не думаем, что Стефан пошёл на уступки в деле Никона от страха потерпеть нечто подобное тому, что потерпели Неронов и Аввакум, или из опасения потерять своё видное положение. Нет, он просто стоял выше своих провинциальных друзей по своему развитию и по своим взглядам. Поэтому он потом многократно убеждал Неронова и других, покориться патриарху; но по своему человеколюбию и сердечной мягкости, продолжал сноситься с расколоучителями и даже ходатайствовать за них перед царём, – что нередко облегчало участь непокорников. О дальнейшей судьбе и кончине Стефана мы знаем мало; а об отношении к печатанию и исправлению книг, скажем ниже. |
| Патриарх Иосиф вполне подчинялся их духовному авторитету и в значительной степени передал в их руки самое управление церковью. С другой стороны, царь Алексей Михайлович, бывший сам человеком очень набожным и благочестивым и высоко ставивший эти качества в других, лично знал главнейших членов кружка Неронова и ценил их достоинства. Сам он среди различных окружавших его течений не выбрал себе твердого пути: толкаемый силою обстоятельств на дорогу преобразований, он в то же время не решался порвать связей со стариной, к которой его тянули сердечные симпатии. Таким образом в то время, как Аввакум из Юрьевца явился в Москву, кружок протопопов пользовался наибольшим влиянием в духовных делах, основывая его как на личном расположении к главным своим представителям царя и патриарха, так и на своем умственном и нравственном превосходстве над остальным духовенством. Дружбы этого кружка заискивали даже очень сильные люди. Сам митрополит новгородский Никон, царский любимец, в котором уже тогда прозревали будущего патриарха, дружил с протопопами и разделял их взгляды. Подобно Неронову и Вонифатьеву он считал Московскую Русь источником истинного благочестия и заподозривал правоверие греческого Востока: «гречане, – говаривал он в дружеских беседах с московскими протопопами, – потеряли веру и крепости и добрых нравов нет у них, своим чревам работают и постоянства в них не объявилося и благочестия нимало». Подобно другим членам кружка, и он мечтал тогда о частных исправлениях церковных неустройств, притом исключительно на почве русской старины. При таком совпадении интересов и взглядов и Неронов, и Вонифатьев видели в Никоне своего человека и не пытались препятствовать его все увеличивавшейся близости к царю. К этому-то кружку, тесно сплоченному и сильному своим влиянием, примкнул и протопоп Аввакум, явившись в Москву из Юрьевца. С членами его он раньше был уже знаком и находился в тесных приятельских отношениях; и его связывала с ними общность взглядов и намерений, один и тот же умственный кругозор, но помимо того у него установилась с Нероновым и Вонифатьевым еще и такая глубокая дружба, какой не было у этих лиц с Никоном. |
| Следовательно, Даниил явился в Москву незадолго до прибытия сюда Аввакума, т.е. в последние месяцы патриаршества Иосифа. Логин был взят в Москву из Рязани уже при патриархе Никоне . Лазарь и Никита в то время еще вовсе не были в Москве. Таким образом, предполагаемые книжные справщики при патриархе Иосифе, протопопы Неронов, Аввакум, Даниил, Логин, появились в Москве – первый никак не ранее 1646 – 1647 года, Аввакум в последние только месяцы патриаршества Иосифа, а Логин и Лазарь – уже при Никоне. Теперь спрашивается: каким же образом эти лица могли принимать прямое или непрямое участие в книжных исправлениях, могли вносить старообрядческие мнения в наши церковные книги, напечатанные еще при Михаиле Феодоровиче в 1642 году, когда их в это время и в Москве-то вовсе не было? Каким образом, например, Аввакум, бывший до пятидесятых годов простым, никому не известным сельским священником, мог влиять из своего села в Нижегородской области на печатание в Москве церковных книг, на внесение в них разных неподобающих статей? Ясное дело, что считать Неронова, Аввакума, Даниила и Лазаря справщиками книг при Иосифе или верховными руководителями книжной справы, видеть именно в них виновников появления в наших церковных книгах различных старообрядческих мнений, значит допускать нечто совершенно несообразное и совсем невозможное. Да и вообще странно было бы какого-нибудь Аввакума видеть в роли книжного справщика, а тем более верховного руководителя книжной справы, когда он, по словам его единомысленника и почитателя, известного дьякона Федора, не мог грамотно прочесть даже и свою собственную имевшуюся Псалтырь и отличить в ней простую опечатку от подлинного текста, когда он даже относительно основного христианского догмата, в учении о Св. Троице, впадает в еретическое мудрование. Как ни бедна была древняя Русь образованными людьми, все-таки дело в этом отношении не доходило до того, чтобы у нас справщиками книг делали лиц, не могущих читать грамотно, не могущих заметить в книге простой опечатки и не имеющих правильного представления даже о Св. |
| В тоже самое время Аввакум всегда и всем неустанно проповедывал о гибели православия на Руси вследствии церковной реформы Никона, о необходимости всем истинно-верующим стать за родную святую старину, ни под каким видом не принимать никонианских новшеств, а во всем твердо и неуклонно держаться старого благочестия, если потребуется, то и пострадать за него, так как только оно одно может вести человека ко спасению, тогда как новое – никонианское ведет к неминуемой вечной гибели. Эта проповедь святого страдальца и мученика за правую веру и истинное благочестие, везде имела успех, везде Аввакум находил себе многочисленных учеников и последователей, которые всюду разносили молву о великом страдальце и крепком поборнике истинного благочестия. Так было даже с семьей его мучителя Пашкова. Если сам Пашков не терпел Аввакума, всячески гнал и преследовал его, за то жена Пашкова, его взрослый сын и жена последнего были всецело на стороне Аввакума, считали его за человека святой жизни, за невинного страдальца, за угодника пред Богом и, в трудных обстоятельствах, прибегали к его молитвенной и чудодейственной помощи, и старались, тайно от самого Пашкова, материально помогать ему и его семье, особенно в голодное время. По сознанию самого Аввакума, эта их помощь для него и его семьи имела очень большое значение. Когда чрез одиннадцать лет ссылки, Аввакум был возвращен в Москву, то он явился сюда уже окруженный ореолом страдальца и мученика, с прочно установившейся репутацией мощного, непоколебимого борца за поруганную и извращенную Никоном правую веру, за старое истинное русское благочестие. Стефана Вонифатьевича давно не было в живых, Неронов, теперь старец Григорий, ранее признанный глава всех недовольных реформой Никона, примирился с церковью и даже его борьба лично с Никоном потеряла всякое значение, так как Никон оставил патриаршую кафедру и более не имел отношения к церковному управлению. Значит, у противников церковной ре- —394— формы Никона тогда не было главы и всеми признанного общего руководителя, а следовательно в их действиях не могло быть строгого единства, определенного плана, а вместе и той энергии, какую развивает масса, когда ею управляет определенное, авторитетное в ее глазах лицо, руководящее всеми ее действиями, и направляющее их к одной определенной цели. |
| Если бы Никон действовал осторожно и тактично, все могло бы кончиться хорошо, но, к несчастью, он не был тактичным человеком. Он бескомпромиссно настаивал на своей реформистской программе, несмотря на несогласие Неронова и Аввакума, а также множества других приходских священников, монахов и мирян. Противники никоновской реформы жестоко преследовались, подвергаясь ссылке, тюремному заключению, а порой и смертной казни. В конце концов Неронов уступил, но Аввакум (1620—1682) отказался уйти с дороги Никона. После десяти лет ссылки и двадцати двух лет темницы (двенадцать из которых он провел в яме) Аввакум был сожжен на костре. Его сторонники видели в нем мученика за веру. Аввакум подробно рассказал о своих страданиях в необычайно экспрессивной автобиографии, принадлежащей к шедеврам русской религиозной литературы. Спор Никона и противников реформы в конце концов привел к расколу. Тех, кто, подобно Аввакуму, отвергал никонианские богослужебные книги, стали называть раскольниками или староверами, хотя точнее было назвать их «старообрядцами». Так в России семнадцатого столетия возникло раскольническое движение. Но если сравнить его с аналогичным движением в Англии, можно заметить два существенных отличия. Во-первых, русские раскольники расходились с официальной церковью только в вопросах обряда, но не в вероучении. Во-вторых, в то время как английские раскольники отличались радикализмом (протестуя против официальной церкви из-за недостаточности реформ), русские староверы протестовали с консервативных позиций против реформ, зашедших, с их точки зрения, слишком далеко. Раскол староверов продолжается по сей день. До 1917 года официально их насчитывалось 2 млн чел., но реальное число было в пять раз больше. Староверы делятся на две большие группы: поповцы, сохранившие институт священства и с 1846 г. имеющие преемственность епископов, и беспоповцы, у которых нет священников. Многое вызывает восхищение в староверах, воплотивших в себе самые утонченные элементы средневекового русского благочестия. |
| Только что рассказанные события – назначение Аввакума протопопом в Юрьевец, жизнь в этом городе и вторичное бегство в Москву – происходили в 1651 году. Со времени поставления в священники восемь лет провел Аввакум в попытках осуществления своих взглядов и идеалов на практике, во всей их полноте и цельности. Все эти попытки остались бесплодными, восемь лет прошло в упорной борьбе проповедника аскетической морали, сурового ригориста, стремившегося переделать мир по-своему, с окружающими – борьбе, не принесшей, по-видимому, никаких результатов, кроме ряда поражений. Но это не пугало и не изменяло его: он смотрел на такую борьбу, как на неизбежный подвиг, и она только закаляла его характер, сообщая ему новые силы и энергию. Между тем, с окончательным переездом в Москву течение жизни Аввакума повернуло на иное русло: и окружившая его здесь духовная атмосфера, и личная его деятельность были уже не те, что прежде. Чтобы вполне понять эти новые условия его жизни, нам надобно сделать небольшое отступление и сказать нисколько слов о тех кружках московского духовенства, с которыми Аввакум пришел в близкое соприкосновение. Один из таких кружков, наиболее видный и влиятельный, группировался около двух знакомых уже нам лиц – Стефана Вонифатьева и Ивана Неронова. Духовник «тишайшаго и благовернейшаго» царя Алексея Михайловича, Стефан Вонифатьев, славился своим благочестием и ревностью по вере и был известен как человек строгой жизни. Сурово смотрел он на распущенную жизнь многих мирян, которой часто подражали и духовные лица, склонен был видеть причину таких явлений в нови и в отступлении от старины и, будучи большим знатоком церковного устава, от всех, в том числе и от царя, у которого он пользовался немалым расположением, требовал неуклонного соблюдения обрядового благочестия. Его друг, протопоп Неронов, был человеком такого же закона, такой же знаток и ревнитель церковной обрядности, такой же проповедник нравственной жизни и строгого благочестия, пользовался в силу этих своих качеств весьма значительным авторитетом над окружавшими его лицами. |
| 25. Начало секуляризации Зеньковский С.А. Русское Старообрядчество Проводя разгром боголюбцев, патриарх Никон опирался на “аппаратчиков” церковной администрации — мирских чиновников патриаршего и епархиальных управлений, отчасти на самих епископов и на некоторых представителей придворных кругов, которым надоело постоянное морализирование Неронова и его друзей. Эта поддержка представителей двора в значительной степени обеспечила ему нейтралитет правительства, а может быть, и самого царя во время ареста старика протопопа, Аввакума и других боголюбцев. Но помимо нескольких представителей духовенства, как например будущих митрополитов Рязанского Илариона (с 1657 г.) и Павла Сарского и которые были искренними сторонниками независимости церковной иерархии от светской власти, большинство союзников Никона во время событий 1653 года вовсе не интересовалось церковной идеологией, а просто хотело развязаться с надоевшими им проповедниками-моралистами. Эти же самые группы в 1657—1658 и следующих годах легко выступили против самого патриарха, который еще энергичнее, чем боголюбцы, проводил примат церковных властей и старался навести порядок в церкви. Это и понятно, так как в своих конечных целях духовного подъема православия и торжества духовного начала над светским никто не был так близок Никону, как ставшие теперь его врагами Неронов, Аввакум и другие боголюбцы, хотя они радикально расходились в методах осуществления своих идеалов. Поэтому разгром боголюбцев патриархом, а затем падение самого патриарха Никона в корне подорвали силы сторонников оцерковления Руси, раздробили и ослабили церковно-консервативное крыло русского общества и умалили влияние церкви на государство. “Церковники” — боголюбцы, патриарх и епископат — вышли из взаимной борьбы очень ослабленными. Занявшись взаимным самоуничтожением, они открыли дорогу для быстрой секуляризации страны, в особенности ее правящего класса, дворянства, которое всегда стремилось ограничить влияние церковных властей в стране. Но в 1658 году Неронов и его друзья, конечно, не могли учесть последствий этой внутрицерковной борьбы и рассматривали поражение патриарха как удар по предпринятым им нововведениям, как предвестие возвращения к старым порядкам. |
| Неронов Иван, протопоп. Другое письмо Неронова к протопопу Стефану Вонифатьеву из Спасокаменнаго монастыря, от 2 мая 1654 г. (VIII)./Материалы... Т.1, с.104. Аввакум... Житие, редакция П, с.315. Аввакум... Челобитные царю Алексею Михайловичу. «Пятая» челобитная./Житие Аввакума...Указ. соч., с.94. Аввакум... Письма и послания семье (1-4). 1./Житие Аввакума...Указ. соч., с.103. Карташев А.В., проф. Очерки по истории Русской Церкви: в 2 т. М.: Издательство «Наука», 1991. Т.2, с.114. Аввакум... Житие, редакция А, с.56-57. Аввакум... Житие, редакция В, с.27-28. Аввакум... Челобитные царю Алексею Михайловичу. «Первая» челобитная./Житие Аввакума...Указ. соч., с.83-84. Мнение - «Признание за собою добродетелей и достоинств есть пагубное самообольщение, называемое Святыми Отцами мнением. Мнение отчуждает человеков, зараженных им, от Искупителя». Игнатий Ставропольский (Брянчанинов), свт. Отечник... Указ. соч., с.14 (Авва Антоний, изречение комментарий). Аввакум... Житие, редакция В, с.44. Там же. Аввакум... Житие, редакция А, с.89. Там же. Аввакум... Житие, редакция В, с.44. Аввакум... Житие, редакция А, с.89. Аввакум... Житие, редакция В, с.44. Там же. Аввакум... Житие, редакция А, с.89. Аввакум... Житие, редакция В, с.43. Аввакум... Житие, редакция А, с.114. Аввакум... Житие, редакция В, с.64. Цит. по: Игнатий Ставропольский (Брянчанинов), свт. Слово о чувственном и о духовном видении духов./Указ. соч., m.III, с.39. Аввакум... Житие, редакция А, с.115. Аввакум, протопоп. Житие./РГБ, собр. Е.Е.Егорова: ф.98, 1898, 4°, лл.190об - 253об. Полуустав, 20-е годы XIX века (бум.с датой 1826 г.), л.248об. (в дальнейшем: Аввакум... Житие, редакция Б). Аввакум... Житие, редакция Б, л.249об. Там же, л.249. Там же, л.250. Там же, л.249. Там же, л.249об. Там же. Там же. Там же, л.250. Царь Иоанн Грозный, который наверняка свою точку зрения согласовывал с мнением святителя Макария, а, возможно, и преподобного Максима Грека, пишет в своем послании к Курбскому о «германцах и литовцах» следующее: «...Но сейчас, как нам известно, в этих странах нет христиан, кроме мелких служителей Церкви и тайных рабов Господних». Иван IV Грозный. Первое послание Курбскому (1564)./Сочинения. СПб.: Издательство «Азбука», 2000, с.36. Как видим, о том, что все люди «римской веры» осуждаются в «огнь», он говорить не дерзает, такая категоричность появилась, похоже, под влиянием смуты. Для нас в данном контексте является важным нездоровое экзальтированное состояние Евдокии Цехановицкой. |
| Но скоро их ждало ещё большее огорчение. Как-то Великим постом 1653 года Аввакум сидел у себя дома среди семьи, читал по обыкновению священное писание, как в дверь кто-то поспешно и нервно постучал. Вошёл протопоп Неронов. Он был взволнован, отчего лицо его побледнело и местами покрылось красными пятнами. – Что с тобой? – спросил встревоженный Аввакум. Неронов молча подал указ Никона, где предписывалось не творить земных поклонов в Четыредесятницу, исключая лишь четырёх больших при чтении молитв Ефрема Сирина , и креститься тремя перстами, а не двумя. – Что он пишет? – взволнованно сказал Аввакум, – да ведь он сам до сих пор крестился двумя перстами, и все наши святые крестились также!.. Друзья были потрясены и долго молчали. – Что же теперь делать? – спрашивал в тоске Аввакум. – Молиться, – ответил Неронов. – Поручаю тебе мою церковь , а сам пойду в Чудов и буду молиться, пусть Бог внушит мне, что делать. Неронов ушёл. Долго не спал в эту Ночь Аввакум. Когда же засветилась заря, пал на колени и стал молиться. – Время приспе страданья! – сказал он себе, кончая молитву, – подобает вам неослабно страдати!.. Волнение кружка Неронова передалось в женскую половину царского терема. Там ценили и уважали как Неронова, так и Аввакума и вполне сочувствовали их взглядам. Страстные речи Аввакума производили неизгладимое впечатление. Сам царь Алексей Михайлович не раз приходил послушать беседы протопопа и уходил всегда в большом смущении: в глубине души он сочувствовал Аввакуму, преклонялся перед его фанатической преданностью церкви и готовности пострадать за веру, но с другой стороны он ещё верил своему «собиному другу» и находился под его влиянием. – Где же правда? – не раз с тоской он спрашивал себя и не находил в своей душе ответа. Вскоре после указа Аввакум пришёл на женскую половину. Там уже знали обо всём. – Что, как вы теперь? – засыпала его вопросами царица. – Тяжёлые дни, матушка-царица, тяжёлые дни пришли!.. – ответил протопоп, здороваясь с ней. –А вы-то как же? – Что же мы? Собрались все, задумались; видим, как будто зима пришла: сердце озябло, и ноги задрожали. Неронов приказал мне взять на себя церковь , а сам один ушёл в Чудов – седьмицу в палатке молиться. И там ему от образа глас был во время молитвы: время приспе страдания… Подобает нам неослабно страдати… |
| по указу патриарха отправлен ещё дальше – в Кандалакшский Рождественский монастырь на Кольском полуострове. Оттуда Иван Неронов с тремя верными единомышленниками бежал, на лодке достиг Соловецкого монастыря, где был сердечно принят игуменом Ильёй, добрался с помощью своих многочисленных приверженцев и друзей до Москвы и некоторое время жил в Кремле тайно от патриарха в келье Стефана Вонифатьева. По совету царского духовника и по его «отписке» Иван Неронов был пострижен в монахи, приняв имя Григория, в Даниловой монастыре Переяславля-Залесского (1655 г.). Вернувшись в Москву, скрывался от Никона в кремлёвских храмах Благовещения и Св. Георгия, затем ушёл в Игнатьевскую пустынь в вологодской земле. На церковном соборе 1656 г. Иван Неронов был заочно осуждён и проклят, но не перестал обличать патриарха за самоуправство и деспотизм. Пошатнувшееся положение Никона вынудило его снять проклятие с Неронова (1657 г.), разрешить ему жить в Москве и пользоваться старым Служебником. После ухода Никона с патриаршества (1658 г.) Неронов продолжал защищать старые книги и обряды, обличал церковных иерархов и отказывался подчиняться им. Давление властей становилось все более жёстким и последовательным: Неронова сослали «под строгий начал» в Спасо-Ломовский монастырь (1665 г.); а затем – в Иосифо-Волоколамский (1666 г.). На церковном соборе 1666 г. Неронов принёс покаяние, принял нововведения в обрядах и книгах и – по указу царя Алексея Михайловича – был поставлен архимандритом Данилова монастыря в Переяславле-Залесском. Умер Иван Неронов 2 января 1670 г. Отступничество Неронова вызвало уныние и обиду его бывших единомышленников, преданных идеям защиты старой веры, однако протопоп Аввакум воздержался от какого-либо обличения своего учителя. Ещё в 1665 г. Аввакум писал москвичам с Мезени: «...не могуть мои уши слышати о нем хулных глагол ни от ангела...» (см.: Письмо игумену Феоктисту, с. 178). Хотя Иван Неронов был известен прежде всего как проповедник, обстоятельства жизни и ситуация 16501660-х гг. |
|
|
