| Например, как я реагировал на разные события. Когда нас только что призвали, мы были в постоянном страхе (как нам кажется сейчас) перед начальством: стоило какому-нибудь постороннему командиру прикрикнуть на нас, как мы уже трепетали. А теперь нам все нипочем: грози нам хоть арестом, бровью не шевельнем. Это не значит, что мы разболтались, наоборот, дисциплина окрепла, она срослась с нами и уже не зависит от отдельных случаев, им ее не изменить. Мы несколько раз были комендантскими патрульными в городе, и теперь знаем, как беспрепятственно ходить в город и на рынок без всяких увольнительных. Также поверхностное и легкомысленное отношение к своим обязанностям происходит от все растущего понятия о разделении себя на внутреннего и внешнего человека. Командир может сделать все, что хочет с «внешним» человеком, но «внутри» он остается неприкосновенным: это «внутреннее» изменяется очень медленно, оно крайне консервативно по отношению к себе и упорно сопротивляется воспитанию. Это очень вредная сторона такого создания, как человек. Это абсолютное предубеждение против всего, заложенное в душе человека. Помнишь «Ангела» Уэльса? Автор показывает, сколько несуразностей в жизни, о которых мы и не подозреваем. Я сейчас прочел все письмо и вижу, что очень неумело и неудачно выразил свои мысли. Хочется разорвать письмо и начать снова. Но пускай это останется. Я совершенно ясно чувствую, что порядочно отупел, разучился рассуждать, правильно излагать свои мысли, говорить литературным языком и т.д. Все это сделала среда, в которой я живу: ее интересы – еда и сон; гулять запрещено; ее разговоры – как мы раньше ели и как будем гулять в будущем, когда станем лейтенантами; ее остроумие – в сочетании ругательств, а высшая мудрость – в обмане начальства. Учиться тут нечему. Насколько я разучился говорить, насколько снизился мой запас слов (обиходный лексикон), как однообразна, варварски груба и по-дикарски примитивна стала моя речь, я могу судить по тому, что иногда, к своему ужасу, чувствую потребность выругаться, так как не нахожу другого способа для выражения своих чувств. |
| Конечно, мирской ответ простой: " Да вы понимаете, как ужасно?.. " Понимаю. Иначе неуместен глагол " щадить " . Я говорю не о социальных вещах, о них судить — не женщине, наше дело — умирять, мужское — не знаю. Речь идет о самом тоне споров. Почему некие " мы " , знающие " как надо " , должны быть удалыми, как у Федотова (помните, " нагуливать розовые щеки " ?) Почему мы так похожи на бравых дружинников? Кто опять предъявит право на одиночество, сомнение, боль? Кто поручится, что оно не станет другой ересью, ведущей (как все они) к другой беспощадности? Привести цитаты из Честертона, Льюиса, еще каких-нибудь " правильных " ? Скорее — не стоит. Найти их легко, взяты они — из Писания и Предания. …НАСЛЕДУЮТ ЗЕМЛЮ Журнал " Огонек " 1995 г. Сэр Пэлем, отец Дживса и Вустера И детская благодарность за все хорошее… Недавно, 14 февраля, исполнилось двадцать лет с тех пор, как умер Пэлем Грэнвил Вудхауз. Случилось это в Америке, под Нью–Йорком, но писатель он английский. Генри Джеймс и Томас Стернз Элиот жили в Англии, родились в Америке. Их современник очень долго жил в Соединенных Штатах, а последнюю четверть века провел там полностью; тем не менее он именно английский писатель, с удивительной тонкостью и точностью передавший дух этой странной и уютной страны. Пристли очень хорошо описывает такой дух в книге " Англичане " , и получается, что черты его, как бы " дифференциальные признаки " , — именно те, которые мы видим в рассказах и романах Вудхауза. В этом смысле его можно сравнить с Диккенсом, о котором Честертон писал так: " Никто, кроме англичанина, не может пропитать свои книги и пылкой насмешкой, и пылкой добротой. (…) Никто, кроме англичанина, не может изобразить демократию, состоящую из свободных и все же смешных людей " . При всей разнице масштабов, к Вудхаузу это подходит. Написал он неисчислимое множество книг, все списки — неполны, в ЕЩЕ ОДНО ПИСЬМО ВЛ. А. УСПЕНСКОМУ Оп.: Неприкосновенный запас, 3(5), 1999. http://www. infoart. ru/magazine/nz/n5/traub. htm 24 октября 1998 г. |
| Сквозь чащу не продраться. Сучья лезут в лицо, паутина застилает глаза, в уши и под шапку лезут летучие клещи — отвратительная нечисть. По чавкающей под ногами земле ползают змеи. Да, гиблое место это Погостье! Таким оно осталось и сейчас. Наши землянки и могилы исчезли, но множество других, перемежаемых воронками, рвами, котлованами, сохранилось повсюду. Идти по такому лесу — сущее мучение: то и дело куда-то проваливаешься. Кое-где встречается истлевший бревенчатый настил — остатки старой дороги, проложенной нами в 1942 году. Однако следов котлована в железнодорожной насыпи, через который эта дорога проходила в Погостье, я не нашел. А между тем, это была огромная яма, в которой мы нередко спасались от артобстрелов. Однажды, помнится, сидели там с комфортом и пожирали двухдневный неприкосновенный запас продовольствия, выданный перед атакой — консервы, сухари, сало. Нехитрая голодная солдатская мудрость учила: надо съесть все запасы до боя — а то убьет, и не попробуешь! Вот мостик через речку Мга. Здесь в 1943 году меня застал жестокий обстрел. Крупнокалиберные снаряды рвались кучно, но я успел нырнуть в узкий окопчик. Сверху на меня навалился тяжело, со свистом дышащий гвардии капитан Рыженко, долговязый белобрысый детина. Я был более или менее привычен к обстрелам, а он, редко бывавший на передовой, очень испугался. Я почувствовал, как коленные чашечки капитана дергаются вверх и вниз. Это было то, что называют: «коленки дрожат». Капитан Рыженко был нашим замполитом и вел среди нас воспитательную работу. — А ну, хлопцы, давайте спивать! — говорил он, и мы запевали: «Из-за лесу солнце всходить, Ворошилов едеть к нам», еще про Галю, которая была молодая, и которую привязали «до сосны косами» и там еще был «по-пид горою гай». Пели также идейные частушки про старого неспособного мужа. Капитан Рыженко вел свою работу не абстрактно, не слишком много говорил о высоких идеалах. Он применялся к конкретным обстоятельствам, и его усилия были действенны. Например, когда мы совершенно выдохлись после шестидесяти километрового марша и падали от усталости, он сказал: — А ну, хлопци, слухай сюда! Мы слухали. |
| Как бы ни решал Кант этого вопроса и какие бы выводы ни делал из своего решения - совершенно очевидно, что в продолжение всего своего трансцендентального исследования он ни разу не усомнился в реальном существовании математики, естествознания и метафизики, и в существовании именно в том виде, в каком они являются объектом трансцендентального анализа в " Кри ч разума " . Для Канта всегда и постоянно математика, естествознание и метафизика суть твердые, устойчивые объекты (можно сказать, вещи в себе), которые адекватно им познаны, так что все сказанное об них Кантом относится к той математике, к тому естествознанию, к той метафизике, которые существуют вне Канта, скажем для краткости, как феномен психической жизни человечества. В этом и заключается неосознанное " что " исходного пункта " критицизма " . Тут одна из огромных предпосылок кантовской философии. В самом деле, откуда Кант знает, что есть математика и естествознание именно в том культурно-психологическом виде, в каком он принимает их как объект своего исследования, что есть метафизика, в которой работали " прекрасный аналитик Баумгартен " , " самый значительный философ догматизма Вольф " , в которой " с самого ее возникновения не появлялось ничего более значительного, чем скепсис Юма " ? Несомненно, все эти утверждения представляют из себя сложную комбинацию весьма сложных и различных познаний, уже приобретенных, уже данных до начала трансцендентального исследования. Не ясно ли, что начинать " критику " всех видов познания, имея в запасе в качестве безусловно неотчуждаемого капитала такие сложные познания, - это позиция в высшей степени диалектически выгодная, но вместе с тем глубоко некритическая? Что это запас действительно неприкосновенный, остающийся неиспользованным, как опознанная ценность во все время исследования, явствует из того, что все положения критицизма им обусловлены; попробуйте эту твердую почву мысленно удалить, и ни в одном пункте кантовской философии вы не найдете определенного, уловимого смысла. |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| Св. Синод сделал распоряжение о снабжении Минского архиепископа способными к научению и обращению таковых духовными людьми из шести епархий: Киевской, Черниговской, Новгородо-Северской, Могилевской, Смоленской и Белоградской; отправлено туда для православных и возвращенных от унии церквей около 2500 антиминсов и довольный запас Св. Мира, а императрица на ризницы церковные пожаловала свой гардероб. В 1797 г. указом Св. Синоду 12 апреля она объявила, что уже более миллиона обращено там народа к православию; а св. Синод в указе своем 4 июня означил число возвращенных церквей более 2300. Впрочем, еще в Гродненском трактате, заключенном 11 июля 1793 г. с польским сеймом, в VIII статье императрица «предоставила обоих церковных обрядов католикам пользоваться во всей империи Российской полным и свободным отправлением их закона, при спокойной принадлежности преимуществ, собственностей и церквей и при всех правах, принадлежащих к свободному отправлению их Богослужения и церковного порядка.» Она даже указом 12 декабря того же года повелела распорядиться униатскому духовенству в Российской империи сообразно римско-католическому. По ее же повелению при самом занятии сих новоприсоединенных областей генерал-губернатор Беклешов объявил марта 17 печатными листами, что, если кто из дворянства и других состояний, владеющих недвижимым имением, не захочет присягнуть на подданство России, тому дозволяется на продажу своей собственности и добровольный выезд вне границ трехмесячный срок, а присягнувших обнадежил в неприкосновенной целости имуществ и свободном отправлении своей веры, не исключая и еврейских обществ. Но все сие снисхождение императрицы к подданным, издревле по роду своему принадлежавшим России, возбуждало только неприязнь в остальной Польше, рассевавшей мятежи и в новоприсоединеннных к России областях. Почему с 11 марта 1794 г. начались опять военные действия. Императрица повелела генералу Игельстрому войти в Варшаву; а поляки призвали в Краков генерала Костюшку и 4 апреля составили заговор, так названный Варшавский, угрожавший опасностью самому российскому генералу и российским войскам. |
| — В меловом периоде не было магазинов. — Конечно, — не сдавался Аркаша. — Шубы продавали на базаре. — По-моему, мой практикант сходит с ума, — сказал Шпигли. — Может, еще посидим, отдохнем? Там у тебя должен оставаться неприкосновенный запас продуктов. — Он может пригодиться потом, — сказал Аркаша. — И вообще зря я его не оставил пришельцам. Я сам виноват — в голову не пришло. — И хорошо, что не пришло. Откуда ты знаешь, что этим насекомым можно наш чай пить? Даже мне чай пить вредно. Раздался страшный треск — он даже заглушил шум ветра и дождя. — Стой! — приказал Шпигли. Аркаша уже и сам остановился. Не видя его, по лесу, пробиваясь сквозь кусты и ломая деревья, как слепой, шел самый удивительный зверь, которого можно увидеть в меловом периоде. И хоть Аркаша чувствовал себя ужасно, он замер, восхищенный такой шуткой природы. Этот динозавр называется стегозавром. Размером раза в два крупнее слона, он кажется еще более высоким, потому что на его спине в два ряда тянутся метровые лепестки — костяные пластины, похожие на заостренные на концах лепестки ромашки. — Ты о нем читал? — спросил Шпигли, которому очень хотелось поделиться с Аркашей своими знаниями. — Я знаю, что эти пластины защищают его от врагов. И еще некоторые ученые считают, что они помогают стегозавру согреваться. Он выползает из зарослей, подставляет пластины солнечным лучам, и они быстро прогреваются, а затем согревшаяся кровь стегозавра разбегается по всему телу, и он просыпается. — Но мозг у него размером с грецкий орех! Ты об этом помнишь? — Забыл. — Аркаша пожалел Шпигли. Ведь ему так хотелось показаться ученее своего практиканта. Стегозавр двигался еле-еле. Он наткнулся на толстое бревно, которое не смог сломать, и закашлялся. Он кашлял громко, ухал, от его кашля с деревьев сыпалась листва. Все его массивное полосатое тело содрогалось от приступов кашля, он раскрывал небольшой рот, и оттуда, как из трубы, вылетал рев. — Плохо дело, — сказал Аркаша. — Что-то они уж очень теплолюбивы. Надо бы шерстью обзавестись. |
| Мы знаем, что бывает с теми, кто поднял, и я представила себе, как бедный Анатолий Генрихович гибнет от меча. Когда-то меня поразил тон (да и смысл) его проходной фразы обо мне — но я сказала ему, и он просил прощения. Но ведь то, что он пишет о других, читать тяжелее. Послесловие публикатора Имевшиеся в письме подстрочные примечания его автора помечены так: " Прим. Т. " . Подстрочные примечания публикатора помечены так: " Прим. У. " . В своем письме Н. Трауберг выдвигает два аргумента против писания мемуаров: 1) практически неизбежные аберрации памяти мемуариста (особенно наглядно проявляющиеся в воспроизведении диалогов и вообще прямой речи) и 2) его почти неизбежная необъективность, часто приводящая либо к самовосхвалению и охаиванию других, либо же к стилю грузинского тоста. Но есть и третий, быть может, самый замечательный аргумент. Его указала мне Мария Степановна Волошина. Вот этот аргумент. В пятидесятых годах, в Коктебеле, посетив волошинский дом и послушав захватывающие рассказы Марии Степановны о людях, бывавших в этом доме в двадцатые годы, я спросил ее, отчего же она эти свои рассказы не запишет. Ее ответ поразил меня своей неожиданностью. " Как же это можно! — сказала она. — Человек находился в гостях в моем доме, чувствовал себя совершенно свободно и позволял себе говорить откровенно. Кем же я буду, если я его слова запишу и опубликую! " Предыдущий абзац явно относится к мемуарному жанру. Поэтому ему присущи все обсуждаемые в письме и в послесловии пороки этого жанра — в том числе и тот, который указан в самом этом абзаце. Владимир А. Успенский, 17 января 1999 г. ТРЕТЬЕ ПИСЬМО Вл. А. УСПЕНСКОМУ «Неприкосновенный запас», 2000 г. 23 октября 1999 г. Дорогой Успенский! Давно не писала Вам, темы не годились. Сперва я решила поговорить о странностях нашей церковной жизни, давно пора — люди и сами не рады, и других отпугивают; но она 1) все-таки не Ваша, и 2) разговор этот не совсем для “НЗ”. Можно подумать вместе о плюсах и минусах постмодернизма, но еще (или вообще) не получается. |
| В древней Руси духовенство не только было «тяглым» в отношении к своему епископу, но и несло разные государственные денежные и натуральные, повинности. Во Пскове были даже попытки привлечь духовенство к отбыванию воинской повинности в виде снаряжения известного количества конных людей. Дело доходило до того, что упрямившихся священников хотели кнутом бить и нагих держали на вече, да и иных всех попов и диаконов «изсоромотили». Духовенству, впрочем, удалось найти где-то «в правилах св. отец в Манакануне», что «с церковной земли не подобает рубити», т. е. церковную землю класть в общий розруб или в общую разверстку по отбыванию повинности. По нынешнему русскому законодательству, священно-служители и псаломщики свободны от всех личных податей и от воинской повинности; лица, оставившие должность псаломщика до истечения пяти лет со времени освобождения от воинской повинности, подлежат этой последней, оставившие же после пяти лет зачисляются прямо в запас, а если из запаса призываются в действующую армию, то все-таки продолжают оставаться в духовном ведомстве. Учителя церковно-приходских школ и школ грамоты, если они дают не менее 4 уроков в день, и если в школах их не менее 15-ти учащихся, также пользуются льготой в отношении к отбыванию воинской повинности. Запасные чины армии, поступившие нас место псаломщиков (что возможно однако, лишь по сношении обер-прокурора св. синода с военным министром), освобождаются от призыва в армию и в действующие команды флота, а равно от службы в государственном ополчении, пока будут состоять на упомянутых местах. Домы лиц белого духовенства пользуются льготами в отношении к постоянной повинности, а там, где не введено городовое положение, неподвижные имущества духовенства вообще не подлежат поземельному сбору и прочим городским повинностям, кроме исправления мостовых и освещения фонарей. Дороги, гати и мосты на землях приходских церквей исправляются притчами в том только случае, если при церкви состоит более законом назначенного надела (99-ти десятин), и притом только на землях, составляющих излишек против этой нормы, да и в этом случае исправления производятся прихожанами, а не притчами. Что касается других привилегий, соответствующих западно-католическим, то privilegium canonis действует в смысле ограждаемой государством, под усиленной ответственностью, неприкосновенности духовного лица, privilegium fori (за исключением дел по личным оскорблениям, причиняемым кому-либо духовными лицами) не существует, privilegium competentiae оставалась всегда неизвестной нашему законодательству. Из других православных церквей – в восточных патриархатах действует privilegium fori и privilegium immunitatis, а в церквах Австро-Венгрии действует beneficium competentiae. § 100. Особые обязанности, соединенные с духовным званием. |
|
|
