| Однако фруктовый сад был взят. Лестниц не было, французы карабкались на стены, цепляясь ногтями. Под деревьями завязался рукопашный бой. Вся трава кругом обагрилась кровью. Батальон Нассау в семьсот человек был весь уничтожен. Наружная сторона стены, против которой стояли две батарея Келлермана, вся источена картечью. Но и этот фруктовый сад, как всякий иной сад, не остается безучастным к приходу весны. И в нем распускаются лютики и маргаритки, растет высокая трава, пасутся рабочие лошади; протянутые между деревьями веревки с сохнущим на них бельем заставляют прохожих пригибаться; ступаешь по этой целине, и нога то и дело попадает в кротовые норы. В густой траве можно разглядеть сваленный, с вывороченными корнями, зеленеющий ствол дерева. К нему прислонился, умирая, майор Блакман. Под высоким соседним деревом пал немецкий генерал Дюпла, француз по происхождению, эмигрировавший с семьей из Франции после отмены Нантского эдикта. Совсем рядом склонилась старая, больная яблоня с повязкой из соломы и глины. Почти все яблони пригнулись к земле от старости. Нет ни одной, в которой не засела бы ружейная или картечная пуля. Этот сад полон сухостоя. Среди ветвей летают вороны; вдали виднеется роща, где цветет множество фиалок. Здесь убит Бодюэн, ранен Фуа, здесь были пожар, резня, бойня, здесь яростно бурлил смешанный поток английской, немецкой и французской крови; здесь колодец, битком набитый трупами; здесь уничтожены полк Нассау и полк Брауншвейгский, убит Дюпла, убит Блакман, искалечена английская гвардия, погублены двадцать французских батальонов из сорока, составлявших корпус Рейля, в одних только развалинах замка Гугомон изрублены саблями, искрошены, задушены, расстреляны, сожжены три тысячи человек, – и все это лишь для того, чтобы ныне какой-нибудь крестьянин мог сказать путешественнику: «Сударь, дайте мне три франка, и, если хотите, я расскажу вам, как было дело при Ватерлоо!» Глава 3 18 июня 1815 года Возвратимся назад – это право каждого повествователя – и перенесемся в 1815 год и даже несколько ранее того времени, с которого начинаются события, рассказанные в первой части этой книги. |
| Идея подготовить перевод Б. с евр., арам. и греч. языков появилась у протестантов Невшателя (Швейцария). Благодаря П. Р. Оливетану эта работа была завершена, и 4 июня 1535 г. первый франц. перевод всей Б. с языков оригинала вышел в свет. В 1540 г. Ж. Кальвин выпустил в Женеве исправленный вариант Б. 1535 г. Следующее издание появилось 10 июля 1546 г. в Женеве, ее переиздания выходили в Женеве (1551 и 1588), Лионе и Лондоне. Перевод, опубликованный в 1588 г., долгое время использовался при создании др. протестант. изданий. Во 2-й пол. XVI в. появились 3 католич. перевода. В Лувене (Лёвене) в 1550 г. вышел перевод с текста Вульгаты. Это издание было благосклонно принято имп. Карлом V . В 1566 г. с разрешения франц. кор. Карла IX Р. Бенуа лишь адаптировал ранние переводы Б., в частности Женевскую Библию. Библия Бенуа с исправлениями была переиздана в 1578 г. в Антверпене, получила одобрение испан. кор. Филиппа II и выдержала более 200 изданий. В XVII в. франц. протестанты вновь переиздали Женевскую Библию. Но начиная с 1661 г. после указа Людовика XIV публикация библейских текстов сталкивается с большими трудностями и прерывается в 1678 г., за 7 лет до отмены Нантского эдикта «О веротерпимости» . 2 важных издания Б. были осуществлены в Соединенных провинциях. В 1669 г. в Амстердаме вышел в свет фолиант со множеством примечаний, но в текст, к-рый воспроизводил Женевскую Библию, не были внесены изменения. В 1707 г. в Амстердаме Д. Мартин, пастор из Утрехта, издал перевод Б., в к-ром сохраняются традиции кальвинист. догматики и вместе с тем нашли отражение работы совр. ему исследователей. Одобрение Синода валлонских церквей придало тексту Мартина исключительный авторитет (переизд. в 1736 в Бе и в 1746 в Бьене (Биле) и Ивердоне (Швейцария)). Сам переводчик не считал свое издание каноническим. В 1741 г. в Амстердаме выходит новый перевод, подготовленный Ш. Ле Сеном. Это издание было запрещено синодами и гражданскими властями Соединенных провинций и Людовиком XV. Причиной этого стал отказ Ле Сена от традиц. текста на том основании, что ряд отрывков (напр., Ин 7. 53-8.11; Мк 16. 9-20) отсутствуют в самых древних и в ряде поздних рукописей. Сын Ле Сена, издавший перевод отца после его смерти, напечатал такие отрывки курсивом. Однако мн. верующие обвинили его в покушении на авторитет Свящ. Писания. Ж. Ф. Остервальд, пастор из Невшателя, издал исправленный вариант Библии Мартина в 1724 и 1744 гг. Несмотря на ряд недостатков, перевод 1744 г. имел большой успех и до 1899 г. выдержал более 40 изданий. В целом исправления затрагивают только половину текста Библии Мартина. |
| Только 4 февраля 1657 лорд-протектор издает собственноручный единоличный указ, позволяющий евреям (давно уже сосущим лондонскую верхушку) легализоваться. Однако указ Эдуарда I об изгнании официально так и не был отменен. (Предполагаю, он не отменен и поныне. – В.М.) В заключение еще несколько слов о надеждах Израиля и их замечательном преломлении в английской действительности. Радикальные кальвинистские милленаристы (милленаризм – вера в наступление тысячелетнего «Царства Божия» на Земле), буквально толкующие место из Послания к Римлянам апостола Павла: «Итак, весь Израиль спасется...», постепенно полностью завоевали сознание протестантов. Английские милленаристы (Томас Брайтман, Генри Финч, Джозеф Мид, Френсис Ли, Уильям Твисс) подчеркивали ведущую роль евреев в наступлении тысячелетнего «Царства Божия» (впрочем, продолжая сопровождать присказками об «обращении евреев», которое будет предшествовать их возвращению в Иерусалим). «После отмены Нантского эдикта в 1685 году гугенот Пьер Жюрье пошел еще дальше, утверждая, что евреи не только вернутся в Иерусалим, но вместе с Мессией будут править миром после принятия ими христианства» – замечает Еврейская энциклопедия ЕЖеВИКа. Настоящие же реалии веры в «обращение евреев» замечательно иллюстрирует история лорда Джорджа Гордона (1751–1793), человека, которого со свойственным ему сарказмом поминает и Эдмунд Бёрк в своих «Размышлениях о французской революции». Чем же так замечателен Джордж Гордон? Прежде всего, он своеобразнейший и красноречивейший символ своего времени, говорящий о нем больше многих монографий. Он «был первым аристократическим социалистом в Англии, первым пацифистом в современном понимании этого слова и одним из тех, кто первым выразил протест против чрезвычайной жестокости наказания» – пишут о нем сегодня восхищенные биографы. В памяти же английского народа этот замечательный человек, либерал и пацифист, отпрыск старинного шотландского рода, остался в первую очередь как ярый демагог, поднявший в 1780 году бунт против восстановления прав католиков, и во вторую – как большой оригинал, перешедший в иудаизм и ставший образцовым еврейским раби. |
| Резкости и грубости языка протопопа не следует удивляться. Ведь и сам тишайший царь Алексей Михайлович даже во время церковной службы не стеснялся, пользуясь тем же языком, как и Аввакум, прерывать и поправлять в соборе певчих, чтецов, архиереев и даже самого Великого Государя патриарха Никона. Да и на Западе люди своими делами, а часто и выражениями были вряд ли приятнее и мягче русских. Это было столетие бесконечных религиозных войн, кровавых бань Кромуэлла, отмены Нантского эдикта, драгонад и камизаров, тридцатилетней взаимной резни между протестантами и католиками в Германии. Несмотря на парики и кружева, мадригалы и оды, грубость и жестокость пробивались повсюду. Все же жаль, что не редкие русские, в том числе не только Аввакум, но и некоторые владыки, именно b XVII веке позволяли себе включать в свои писания выражения, явно неподобающие к употреблению в религиозных трактатах и прениях. Примечания Материалы для истории раскола… T. IV. С. 223—284; ЛЗАК. Т. 24. С. 53—56. Аввакум. Сочинения… С. 61; также см. выше, гл. 29 этой книги. Материалы для истории раскола… T. VII. С. 53—63; ЛЗАК. Т. 24. С. 229— 262; Робинсон À. Н. Æизнеописания Àввакума и Åпиôания… С. 179— 202. См. статьи автора этой khuru: Die Welm der Slawen. 1956. Bd. 3. S. 286–289; Studies in Russian and Polish Literature. Cravenhage, 1962. P. 46—71; Возрождение (Париж). Т. 173. 1966. С. 108–126; [Вестник РСХД. 1995. 171. С.43–70]; вводную статью и примечания А. Н. Робинсона в кн.: Робинсон А. Н. Жизнеописания Аввакума и Епифания…; и статьи: Робинсон А. Н. Аввакум и Епифаний (К истории общения двух писателей)//ТОДРЛ. 1958. Т. 14. С. 391–403; Он же. Житие Åпиôания как памятник дидактической автобиограôии//Òам же. 1958. Т. 15. С. 391–403. Материалы для истории раскола… T. VI. C. VI (введение). “Ответ православных” см.: Материалы для истории раскола… T. VI. С. 269—298, 313—334; T. VIII. С. 354— 360; Христианское чтение. 1890. T. II. С. 732—738. “Ответ” был описан В. Дружининым (ЛЗАК. Т. 26. С. 1—25 отдела “Пустозерский Сборник”). “Послание к сыну Максиму” см.: Материалы для истории раскола… T. VI. С. 90—261; “Послание о антихристе” см.: Там же. С. 261—268; “О познании антихристовой прелести” см.: Там же. С. 79—89. |
| Cедмица.RU Церковно-Научный Центр «Православная Энциклопедия» По Благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации Папы эпохи религиозных войн (первая половина XVII века) Е. Гергей. История папства До середины XVII века Европу еще сотрясали войны, начинавшиеся под религиозными лозунгами; в историю они вошли под собирательным названием «Тридцатилетняя война» (1618-1648). Противоборствующие стороны формировались не по вероисповедной принадлежности, а по политическим интересам, хотя борьба шла под религиозными лозунгами. Основной движущей силой религиозных войн на континенте было великодержавное соперничество между Испанией и Францией. Затем фронт соперничества расширился с образованием французско-голландско-английского блока, противостоящего контрреформаторским устремлениям Испании и габсбургской Австрии. Схватка переместилась из Италии на север; вооруженная борьба опустошила Германию. В каких же державных условиях папство должно было найти свое место в европейской войне? Во Франции в 1598 году Генрих IV в Нантском эдикте закрепил религиозную свободу гугенотов, Этим он не только восстановил внутреннее единство в стране, но и сделал новый шаг к развитию королевского абсолютизма. Его планомерная экономическая политика и терпимость создали основы французской гегемонии на континенте. При нем начался подъем Франции, а затем при правлении кардиналов Ришелье и Мазарини это нашло свое выражение и в европейской политике. В то же время объективной причиной заката испанской империи, опиравшейся на богатые колонии, было то, что она отстала в развитии буржуазных отношений по сравнению с северными территориями. Постепенно ей все труднее стало выполнять и взятую на себя в контрреформации роль. Вместо испанской католической державы ведущая роль на континенте переходит к сражавшимся против турок австрийским Габсбургам. Итак, на двух полюсах Тридцатилетней войны мы находим кардинала Ришелье и католических императоров Габсбургов. |
| Позднейшая практика в отдельных территориях германских иногда выступала далее границ, установленных вестфальским мирным трактатом, дозволяя в той или другой мере осуществление религии и другим религиозным обществам, кроме трех вышеозначенных. В особенности заслуживает упоминания образ действий австрийского императора Иосифа II, который даровал в своем государстве религиозную свободу, кроме католиков, лютеран, кальвинистов, еще последователям греко-восточного, т. е. православного вероисповедания; что же касается разных религиозных сект, то и Иосиф предписывал подвергать последователей таковых, например, деистов, телесным наказаниям и т. п. 1460 . Шире был формулирован принцип свободы совести в общем прусском ландрехте 1794 г., который вообще не допускает привлечения какого-либо гражданина к ответственности и к преследованию по поводу религиозных мнений 1461 . Однако, даже и при провозглашении равенства гражданских и политических прав разных вероисповеданий в союзном акте 1815 г., христианские секты не имелись в виду. Уже поздняя, именно для северо-германского союза, был издан в 1869 г. закон, теперь имперский, в силу которого, «все, выводившиеся из различия вероисповедания, ограничения гражданских и политических прав» уничтожены, и в особенности «правоспособность к участию в общинном и государственном представительстве и к занятию публичных должностей» объявлена «не зависящей от вероисповедания» 1462 , причем в тоже время признана в принципе свобода не только индивидуальной совести, но и общественного осуществления религии, хотя степени или формы этого осуществления могут быть в действительности различны 1463 . В других европейских государствах развитие принципа независимости гражданских п политических прав от вероисповедания совершалось еще медленнее, или даже и доныне еще не закончилось. Так, например, во Франции при Людовике XIV гугеноты, с отменой Нантского эдикта, подвергались жестокому преследованию. Напротив, в Англии таковому же жестокому преследованию подвергались католики: католическому духовенству даже самое пребывание в стране воспрещалось под страхом наказания за государственную измену, а католическим подданным вообще запрещалось отлучаться, далее чем на пять миль, от их местожительства, проживать ближе чем на десять миль от столицы, быть управителями, душеприказчиками, врачами или аптекарями и т. |
| В знаменитой речи, исполненной тонких и остроумных мыслей, один из первых наших драматических авторов доказывал здесь, что если бы какой-нибудь ужасный переворот истребил с лица земли все исторические документы, оставив невредимым лишь собрание наших комедий, то это собрание заменило бы все летописи. Литературная свобода Академии позволит ли мне не вполне разделять это мнение? Я не думаю, чтоб комический автор был историком: это не его назначение; не думаю, чтобы в самом Мольере можно было найти историю нашей страны. Комедия Мольера говорит ли нам что-нибудь о великих происшествиях века Людовика XIV? Есть ли в ней хотя слово о заблуждениях, слабостях и ошибках великого короля! Говорит ли она об уничтожении Нантского эдикта? Нет, мм. гг., точно так же как комедия времен Людовика XV молчит о Parc-au-cerf, комедии времен империи – о страсти к завоеваниям! Если прибавим к этому новую невероятность (меня так часто упрекали в этом недостатке, что мне позволено будет прибавить еще тысячу первую в пользу истины) и если в свою очередь предположим, что, подобно тому наместнику Магомета, который сжег всю библиотеку александрийскую и сохранил только книгу пророка, найдется в наши времена какой-нибудь победитель калмыцкий или татарский, любитель веселостей, пристрастный к песням, как Омар к Алкорану, сожжет все исторические книги, а пощадит только собрание наших песен разного рода и водевилей, напечатанных доныне, посмотрим, нельзя ли будет с пособием одних этих документов восстановить главнейшие факты нашей истории? Быть может, я заблуждаюсь; быть может, это один только парадокс, но мне кажется, что с помощию этого веселого архива, этих поющих летописей, легко было бы отыскать имена, числа, происшествия, забытые комедиею, или исторические лица, пощаженные ею. Подобная верность невозможна для комической музы, я знаю; я это говорю ей не в укоризну, а рассказываю просто, как есть дело; я уверен, что ни Людовик XIV, ни Людовик XV, ни Наполеон не потерпели бы на театре великих поучений истории и не позволили бы вывести на сцену то, что бы до них близко касалось. Нынешний комический автор в сем отношении не имеет больше преимущества перед своими предшественниками. У нас раздражительность партий заступила место раздражительности правительства; в наш век свободы мы не вольны изображать на сцене всё смешное: всякая партия защищает своих и позволяет занимать смешное лишь у соседа; самое книгопечатание, эта неограниченная власть свободных правлений, книгопечатание хочет говорить правду всему свету, но не любит, чтоб говорили ему истину. Я здесь, повторяю, не хочу укорять комедию, но, напротив, оправдать ее и доказать, что от нее требовали невозможного, требовали, чтоб она заступила место истории. |
| Можно упомянуть только знаменитые «Письма к Нантскому епископу Жакмэ», «Письма к кардиналу Бональду и историку Гизо» (все на французском языке, есть и русские переводы), «Аббатство св. Женевьевы» («Журнал министерства народного просвещения», 1854), несколько статей в «Духовной беседе» («О соборе старокатоликов в Констанце», 1874), в «Христианском чтении» («Чтения о нуждах единоверия», 1874), в «Церковном вестнике» («Речь по случаю открытия общества распространения религиозно-нравственного просвещения», 1881). Правда, очень немало принадлежит ему статей в L " Union Chrétienne, но, к сожалению, или без подписи, или с псевдонимами (аббат Юсуф, Наумов, Королев и др.), мало, или даже совсем неизвестных русской читающей публике 387 . Нельзя поэтому горячо не поблагодарить г. Бродского, недавно издавшего собрание «Парижских писем прот. И. В. Васильева к обер-прокурорам Св. Синода и другим лицам, 1846–1867 гг.» (Петроград, 1915). Эти письма до некоторой степени восполняют недостаток печатных трудов И. В. Васильева. В этих замечательных письмах, представляющих глубокий исторический интерес 388 , изложенных превосходным языком, во весь рост восстает крупнейшая фигура о. протоиерея. Из них не видно, насколько энергична, широка и многообъемлюща была его деятельность в Париже. Он всюду успевал и не упускал из внимания ничего, что случалось в то время замечательного в движениях римского католицизма, завязывая отношения и знакомства со всеми выдающимися в Париже личностями 389 – богословами, церковно-общественными деятелями, церковными проповедниками, учеными, – посещал тех и других, слушал лекции в Сорбонне и других местах, присутствовал на разных, так называемых, конференциях, не говоря уже о зорком наблюдении над своей разнообразной, заезжей паствой, за действиями иезуитов, направленными к совращению наших, падких на все иностранное аристократов и аристократок. И все-таки крайне жаль, что от этого замечательного человека не осталось, кроме указанных выше, трудов и этих недавно обнародованных писем, чего-либо более крупного и цельного. |
| Делалось это очень осторожно. Князь Голицын просил посланца патриархов, архимандрита Исаию, зайти к нему перед отъездом, чтобы передать поручение царевны к патриархам. Исаия сообщил это Иоакиму: последний уговаривал Исаию не делать это и сказал вперед, в чем должно было состоять поручение. Голицын, отпуская Исаию (ничего ему не сказавшего о предупреждении Иоакима), велел ему спросить об этом поручении уже близ границы у севского воеводы; воевода действительно сказал ему то самое, о чем предупреждал Иоаким, и когда Исаия заметил, что об этом деле надо бы спросить у московского патриарха и сначала получить его благословение, тогда воевода отвечал: «от сего нашего патриарха ни благословения, ни клятвы не ищем… плюнь на него!». Под конец отношения были прямо враждебны, как и все понятия были различны. Патриарх ненавидел иноземцев и еще в правление царевны Софьи во время крымских походов он просил и молил не допускать в войско никаких иноземцев и еретиков, особенно начальниками, – «и мене, – говорит он в своем завещании, – благородная государыня царевна София Алексеевна в том послушати тогда не изволила»; не послушал и князь Голицын 32 , который, напротив, весьма благоволил иноземцам и к европейскому образованию; его особенно обвиняли в том, что он пустил в самую Москву иезуитов, хотя в тоже время он был благосклонен и к протестантам и открыл в Россию доступ к изгнанникам после отмены Нантского эдикта. Под конец князь Голицын говорил со своими доверенными людьми о «патриаршей дурости " … Все эти столкновения отразились на Медведеве прежде всего тем, что с сентября 1688 года он был устранен от должности справщика на печатном дворе. Он сам и другие ему сочувствовавшие опасались, чтобы патриарх не сделал над ним чего-нибудь, не сослал его тайно; один из его друзей, стрелецкий начальник Стрижев, – впоследствии замешанный в деле Шакловитого, – с пасхи 1689 ставил на караул к келье Медведева от пяти до десяти человек стрельцов для защиты его от патриарха: стрельцам приказано было, что если придут за Медведевым от патриарха, не отдавать его и говорить, что за ним есть государево дело. |
| Текст, с его точки зрения, не есть больше нечто неизменное, так что его нужно считать или подлинными, или апокрифом, допускать или отрицать совершенно. Это органическое тело, которое растет по известным законам и от времени до времени преобразуется и видоизменяется, не переставая быть одним и тем же». Французский ораторианец конечно отказался бы от этих похвал, так как он формально верит в богодухновенность всех Писателей священных книг; но тем не менее верно то, что он первый высказал мнение, теперь всеобще принятое рационалистами, что Пятокнижие есть плод труда и переделок нескольких поколений писателей. Хотя он и колебался в своих заключениях, хотя он приписывал Моисею то больше, то меньше, особенно в составлении книги Бытия, тем не менее остается несомненным тот факт, что он именно открыл путь отрицательной критике в этом направлены. Вопрос о подлинности Пятокнижия затем поднят был немецкими мифологами. Со времени работ Ришарда Симона до работ мифической школы по вопросу о книгах Моисея, явился только один критический труд, который заслуживал бы упоминания, именно труд Жана Аструка: «О составе книги Бытия». 17 Отец Жана Аструка, протестантский пастор, перешел в рим. католицизм вслед за отменой Нантского эдикта. Сам Жан всегда исповедовал римский католицизм. Он прославился своими медицинскими познаниями; в 1743 году он был причислен к медицинскому факультету в Париже и принимал живое участие в его трудах. Всецело отдавшись науке, он занимался св. Писанием и сделал оригинальное открытие, давшее его имени более известности, чем та, которую он прибрел своими терапевтическими знаниями. Пораженный тою правильностью, с какой Бог назывался различными именами в различных главах Книги Бытия, он, на основании этого наблюдения, построил целую систему, по которой Моисей был скорее компилятор, чем писатель первой книги Пятокнижия. Аструк начинает с замечания, что Моисей рассказывает о событиях, происшедших почти 2500 лет раньше его. Знание этих событий не было открыто ему, говорит он; он достиг его чрез писанное предание, то есть, через рассказы, дошедшие до него в письмени. |
|
|
