| Он был против всяких уступок, «только поощряющих, по его мнению, раскол и питающих в нем надежду большой победы над уступающими» 570 . Он был против всякого «попятного шага» в законодательстве, как «неблагоприятного»! потому что всякий попятный шаг «придает, по его мнению, смелость врагу и уменьшает уважение к отступающему вспять правительству» 571 . Само собою понятно, что и м. Филарет, при защите своего взгляда, необходимо было стать на историческую же почву. Это он и делает в своей замечательной «записке о последствиях стеснения сект и снисхождения к ним» 575 . Записка эта представляет не что иное, как ряд исторических справок по данному вопросу. «Примеры истории показывают, что если секты от стеснительных мер усиливались, то это только там, где сии меры были не тверды, где они подвергались изменениям; а где они были тверды, там успех сект останавливался и даже уничтожался», – такова общая мысль записки Московского архипастыря. В доказательство этой мысли он, прежде всего, приводит роль фактов из истории религиозных движений Запада. «Первая замечательнейшая в средней Европе секта гусситов, говорит он, сначала было принявшая огромные размеры, потом энергическими мерами правительства подавлена так, что Богемия, где она возникла, совершенно обратилась в римско-католическую страну. Спустя после через сто лет возникшее протестантство имело успехи только там, где сами государи явным образом приняли его сторону. Но во Франции, где сего не было и где правительство, наконец, сильнейшим образом противодействовало протестантству, оно, после отмены Нантского эдикта, так ограничено, что уже не могло более распространяться. Теже следствия были в Бельгии, где правительство употребило все усилия против распространения протестантства; а в Испанию и Италию по сей самой причин оно даже не могло и проникнуть, хотя и никак нельзя оправдывать ужасов бесчеловечной инквизиции. В Англии протестантство окончательно утвердилось жестокими мерами покровительницы его, королевы Елизаветы. С тех пор и до нашего времени латинское исповедание не имело там никаких успехов; но как только правительство уровняло последователей оного в правах с прочими гражданами, число приверженцев папы более нежели удвоилось и теперь постоянно и быстро умножается. В Пруссии лет за 12 пред сим появились было неокатолические общества, но об них почти уже не слышно с тех пор, как правительство положило преграду их беззаконному распространению». |
| Об отделении церкви от государства прекрасно рассуждает бывший патер Гиацинт, читавший по этому предмету публичные лекции в Женеве весною 1873 года. Война на смерть с церковью – это мечта революционной партии, по крайней мере, тех крайних ее представителей, которые в политике ставят себя якобинцами, а в области религиозных идей распространяют безбожие и материализм. Им служат орудием софизм и насилие. Все уже потеряли к ним доверие повсюду; они слепы и не в силах вести борьбу, потому что все смешивают в своем противнике, ничего не различая, и преувеличивают без меры его значение. Французская революция поставила себе целью обновить общество; но обновить его можно было только применением к гражданскому обществу христианских начал. Возникла борьба между революцией и римской теократией, причем революция смешала римскую теократию с католическою церковью, со вселенством, которое объемлет всех верующих христиан, смешала с Евангелием и лицом Христа Спасителя. Итак, война объявлена была не столько Риму, сколько царству Христову на земле. В христианстве эти люди стали преследовать самое религиозное чувство, которое слилось уже в течение 2000 лет нераздельно с христианством. Вот какого противника вызвали они на бой, вооружившись на него двояким – низким, опозоренным оружием: секирою палача и живым словом софиста. Католическая религия во Франции была не в доброй славе благодаря аббатам-вольнодумцам, наполнявшим дворцовые приемные благодаря известной легкости нравов тогдашнего общества. Вдруг ее будят, поднимают, влекут в темницы. Во имя ее всходят на эшафот священники, девы, поселяне, вместе с знатными дворянами, с поэтами, с государственными людьми – как было в эпоху первых цезарей. На ризах ее видна была кровь от Варфоломеевской ночи, видны были следы родительских и сиротских слез после отмены Нантского эдикта; все эти следы вдруг сгладились; ничего стало не видно за собственной ее кровью, за следами собственных ее слез. Вот почему, когда она после того встала, то встала в полном сиянии славы, безо всяких пятен. Это сияние приготовили для нее палачи ее. |
| Готовность корпорации западных философов обслуживать интересы антироссийской коалиции не исчерпывается обоснованием текущих политических задач. По законам гибридной войны, развернута массированная информационная атака против России, с установкой на «отмену» русской культуры. Причем, в авангарде этой атаки – именно философы, которые утверждают, что в этой войне решающими являются не геополитические и материально-экономические, а мировоззренческие факторы, что украинское противоборство – это прежде всего война идей: по мнению Кристиана Лазери из парижского университета Нантер, «мотивы окружения войсками НАТО, выдвинутые Путиным для оправдания вторжения в Украину, на самом деле маскируют совсем другое: панический страх перед распространением демократических идей, которые могут охватить всю цепь государств Евразии». Какая из сторон на самом деле испытывает в этой битве «панический страх», выдает истерический тон «философов за Украину». Но как профессионалы, задействованные в реализации плана глобальной гегемонии Запада, они прекрасно понимают значение современной западной философии как идеологического оружия гибридной войны. Именно поэтому для развития наступления Запада на украинском направлении, констатирует зав. кафедрой философии ЮНЕСКО Нантского университета Эдвиг Чирутер, «как никогда необходим доступ к философии для всех граждан, чтобы воплотить в жизнь демократический идеал, культивировать критическое мышление и межкультурный диалог». Рекордные по степени русофобии, демонизации России и всего русского высказывания принадлежат присоединившимся к проекту «Философы за Украину» россиянам. Среди них – «звезды» Высшей школы экономики Михаил Маяцкий и Петр Сафронов. Первый объявляет средоточием мирового зла вскормившую его страну и всех, «кто связан с Россией рождением, языком, работой… Российскому обществу предстоит долгий путь к осмыслению своего нравственного падения. Философия играет важную роль в этой трудной задаче». Второй кощунственно называет русскую нацию разлагающимся трупом, «лишенным благородного идеала». Воистину, Смердяков «отдыхает». Редактор журнала «Синий диван», зав. сектором эстетики Института философии РАН Елена Петровская – тоже «Философ за Украину»: «То, что мы наблюдаем в Украине, — написала она, – это преступление против человечества, зло в чистом виде… Наша первоочередная задача — остановить эту войну. Но мы также должны понимать, что бредовые мании колониализма вернулись, и их нужно остановить с такой же решимостью». |
| церкви во Франции, что было подтверждено синодом в Витре в 1583 г. и ассамблеей гугенотов в Ла-Рошели в 1588 г.; после убийства герц. Генриха Гиза (1588) Д.-М. способствовал оформлению союза Генриха Наваррского и франц. кор. Генриха III в борьбе против лиги. В 1589 г. был назначен правителем Сомюра (город отошел гугенотам). В этой должности Д.-М. пребывал до 13 мая 1621 г. После убийства Генриха III (1589), когда остро встал вопрос о наследовании Генрихом Наваррским франц. короны при условии его возвращения в католичество, Д.-М. не без некоторой доли наивности надеялся, что богословский диспут между католиками и кальвинистами сможет убедить короля отказаться от этого шага. В 1592 г. от имени и при поддержке короля Д.-М. заключил договор с представителями Католической лиги об организации подобного диспута и даже начал его подготовку, однако диспут так и не состоялся (в мае 1593 Генрих Наваррский публично заявил о желании вернуться к католич. вере). Впосл. Д.-М. продолжал играть значительную роль в кальвинист. церкви во Франции, выступая посредником между королем и гугенотами на ассамблеях в Манте (1593), Сент-Фуа (1594-1595), Лудёне (1596-1597), способствовал признанию Нантского эдикта (1598). В 1599 г. Д.-М. основал в Сомюре протестант. академию, расцвет к-рой, в частности в сфере теологии, пришелся на XVII в. (в 1685 закрыта кор. Людовиком XIV). В 1598 г. Д.-М. опубликовал трактат в 4 книгах «De l " institution, usage et doctrine du sainct sacrement de l " Eucharistie en l " Église ancienne: Comment, quand et par quels degrez la messe s " est introduicte en sa place» (Об установлении, обычае и доктрине святого таинства Евхаристии в древней Церкви, как, когда и посредством каких этапов Месса была введена в ее настоящей форме), где выступил против католич. догмата о реальном присутствии Тела и Крови Христовой во время Причастия, расценивая его как позднейшую вставку, противоречащую Свящ. Писанию и учению изначальной Церкви. Осужденное Римской курией и Парижским ун-том сочинение положило начало многочисленным дискуссиям с католиками. |
| войнам 2-й пол. XVI в., был отменен. Целесообразность этой меры аргументировалась тем, что все кальвинисты уже обратились в католич. веру, а также необходимостью предать забвению конфликты на конфессиональной почве. Отныне кальвинистам запрещалось собираться для совершения богослужений и др. религ. церемоний, их детей следовало крестить по католич. обряду и воспитывать в католич. вере; протестант. пасторам предписывалось покинуть страну в 2-недельный срок; все кальвинистские храмы на территории Франции следовало передать католич. Церкви или разрушить. В обстановке обострившегося конфликта с Папским престолом из-за регалии отмена Нантского эдикта продемонстрировала верность Л. католич. Церкви. Папа Иннокентий XI своим бреве поблагодарил франц. короля за принятые им меры, что, впрочем, не способствовало урегулированию спора по поводу регалии. Компромисс был достигнут только при папе Иннокентии XII (1691-1700). Каждый из участников ассамблеи 1682 г. отправил понтифику письмо с отказом от «Декларации 4 статей», после чего папа признал за королем право регалии на всей территории Франции. Действия по искоренению кальвинизма ужесточились после издания эдикта Фонтенбло. Королевская декларация от 29 апр. 1686 г. установила меры наказания для новообращенных, к-рые на смертном одре отказывались принять последнее причастие у католич. священника. Оставшимся после этого в живых мужчинам предписывались публичное покаяние и пожизненная каторга с конфискацией имущества, а женщинам - публичное покаяние и тюремное заключение также с конфискацией имущества. Если больной умирал, его имущество следовало конфисковать, а тело, подвергнув поруганию, бросить на свалку. Королевская декларация от 13 дек. 1698 г. запрещала новообращенным поддерживать отношения с протестант. пасторами и обязывала их регулярно присутствовать на мессе, соблюдать посты и воспитывать детей в католич. вере. Декларация от 8 марта 1715 г. подтверждала все принятые ранее меры против новообращенных, отказавшихся принять последнее причастие у католич. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла КАМИЗАРЫ [франц. camisards], франц. кальвинисты, проживавшие в районе горного массива Севенны (Лангедок, Юж. Франция) и поднявшие вооруженный мятеж против королевской власти в 1702-1705 гг. Считается, что впервые название «камизары» было употреблено в янв. 1703 г. кальвинист. проповедником Авраамом Мазелем, одним из идейных вдохновителей восстания. Слово «камизары» связано, вероятно, с провансальским camisa - рубашка, поскольку отличительным признаком восставших стали белые рубахи, к-рые носили К. По одной из версий, участники восстания якобы оставляли эти рубахи в деревнях для стирки ( Энгельгардт Р. Ю. Социально-экономическое положение Франции в кон. XVII - нач. XVIII в. Кишинёв, 1976. С. 91). Согласно др. гипотезе, термин «камизары» восходит к camisade - неожиданная ночная атака, во время к-рой участники узнавали друг друга по надетым поверх одежды или доспеха рубахам. В 1703-1704 гг. восстание распространилось на области Виваре, Веле, Руэрг и Оранж. Для его подавления королевской власти пришлось направить в Лангедок значительные воинские подразделения. Во франц. исторической лит-ре восстание К. часто называют Севеннской войной. Жан Кавалье во главе отряда камизаров. 1864 г. Худож. П. А. Лабушер (Музей Пустыни в Ле Ма Суйберан. Франция) Жан Кавалье во главе отряда камизаров. 1864 г. Худож. П. А. Лабушер (Музей Пустыни в Ле Ма Суйберан. Франция) В нач. XVIII в. Севеннами помимо собственно горного массива считались области Жеводан, Виваре и Веле, разделенные на 6 католич. еп-ств. Определенным адм. единством регион обладал лишь в глазах кальвинистов: в 1612 г. кальвинист. синодальная пров. Севенны была отделена от Н. Лангедока и насчитывала ок. 80 тыс. гугенотов. Примерно с 1660 г. католич. давление на Севенны возросло. Наряду с мерами, касавшимися всего королевства (в окт. 1685 было отменено действие Нантского эдикта , реформатская вера объявлялась нетерпимой во Франции), власть уделяла немало внимания и непосредственно Севеннам: туда направлялись католич. миссионеры, для более плодотворной работы с перешедшими в католицизм гугенотами. В 1694 г. буллой папы Римского Иннокентия XII из еп-ства Ним было выделено небольшое еп-ство Алес (у подножия Севенн, к северу от г. Ним). Число обращений в католическую веру росло, однако, несмотря на эти меры и преследование гугенотов, население региона оставалось в значительной степени протестантским. |
| Публичный экзамен во второй учебный, 1860/61, год мне очень памятен, на нем должны были читаться наши сочинения, в том числе, как замечено выше, и мое – по общей гражданской истории. Перед наступлением экзамена бакалавр А. И. Предтеченский счел нужным сделать со мною маленькую репетицию чтения: поставил меня в пустой зале на кафедре и заставил читать мое произведение, что было далеко не излишне, так как читать публично я вовсе не умел. Однако ни мне и никому из студентов младшего курса читать не пришлось. Читались сочинения только студентов старшего, окончившего тогда академию курса (XXIV, 1857–1861), да и из них едва ли не одно только сочинение студента П. А. Лебедева (впоследствии 2-й магистр, протоиерей Пажеского корпуса и член Учебного комитета при Св. Синоде), о блаж. Августине и борьбе его с Пелагием. Присутствовали на экзамене: митрополит Исидор, члены Св. Синода, немало духовенства и других почетных лиц. Был и тогдашний обер-прокурор Св. Синода (1856–1865) – граф Алекс. Петр. Толстой, известный своею религиозностью и благочестием. Удивил он нас знанием учения блаж. Августина и его творений. Во время чтения вышеупомянутого сочинения граф А.П. совершенно неожиданно выступил со своими возражениями лектору. Между присутствовавшими лицами из духовенства наше внимание обратила в особенности одна очень интересная личность: случайно бывший в Петербурге, приехавший из Парижа настоятель парижской посольской церкви – протоиерей И. В. Васильев. Он уже тогда пользовался громкой известностью и славой и за границей, и в России, благодаря своей в высшей степени энергической деятельности во время восточной войны, по уходу и попечению о больных, раненых и пленных русских (1854) во Франции, в особенности же – постройкой русской православной церкви в Париже 174 , основанием и изданием в Париже, на французском языке, православного журнала L " Union Chrétienne (первый номер появился 8 ноября 1859 г.) и знаменитыми, прогремевшими на всю Россию «Письмами к нантскому епископу», только что напечатанными в апреле и мае 1861 г., в том же французском журнале. О. протоиерей И. В. Васильев был тогда еще в цвете сил, сравнительно молод; ему было около сорока лет; производил впечатление своим весьма умным, выразительным, энергическим лицом. Никаким образом не могло мне тогда прийти в голову, что это мой будущий тесть. |
| Было установлено, что каждая местная консистория (состоящая из пасторов и пресвитеров данной общины) посылает одного пастора и одного пресвитера на коллоквиумы, составляющиеся дважды в год в пределах известных округов, обнимающих несколько общин, равным образом однажды в год посылает таковых же депутатов для составления провинциального синода, а этот последний в свою очередь выбирает двух пасторов и двух пресвитеров на общий или генеральный синод. Таким образом, консистории были подчинены коллоквиумам, коллоквиумы провинциальным синодам, а эти последние генеральному синоду, который составлялся ежегодно, а с 1599 г. через каждый три года, пока отмена нантского эдикта при Людовике XIV не подорвала всю эту организацию; в XIX-м столетии она была восстановлена, но уже с значительными отступлениями от первоначального типа. Кроме Шотландии и Франции, кальвинизм укрепился в Нидерландах и в некоторых территориях Германии. В Нидерландах введено было подобное французскому пресвитериально-синодальное устройство с консисторией или с церковным советом, с коллоквиумом или классом и т. д. В Германии, в таких территориях, князья которых присоединились к религии подданных, принимавших кальвинизм, церковное устройство обыкновенно складывалось по образцу территорий лютеранских, т. е. с князем, во главе церковного правительства, и с консисторией, как княжеским церковно-правительственным органом, при удержании в большей или меньшей степени пресвитериально-синодальных элементов. И наоборот, строй некоторых лютеранских территориальных церквей Германии испытал на себе большее или меньшее влияние реформаторской церковной организации. Наконец кальвинизм получил сильное распространение в северной Америке, где он, однако, раздробился на бесчисленное множество сект. Так как Св. Писание есть единственная и вместе безусловная форма для церковного порядка, то всякий, находящий, что наличный строй не соответствует Св. Писанию, старается ввести более соответствующий. § 27. Церковная реорганизация в Германии в XIX столетии. |
| Напротив, «если бы государство осужденным законом его дало одинаковые права с неповинными пред законом, то оно стало бы в противоречие с собственным законом и с справедливостью вообще». Затем, при независимом от православной церкви происхождении, иностранные исповедания чужды и нетерпимости по отношению к ней, а также вредных политических воззрений, – вследствие чего опять справедливо признаются законом. В случае же, впрочем, стремления проявлять что-либо подобное, закон преследует их за таковые преступления наравне с раскольниками. Итак, «да не смущает нас мысль, – заключает святитель Филарет, – будто пример Европы обязывает нас, во имя веротерпимости, не предпринимать ничего против раскольников. И в европейских государствах веротерпимость имеет пределы», притом же такие, что скорее мы должны были бы подражать, наприм., более строгому, чем наше, правилу свободной Англии относительно твердой охраны господствующего вероисповедания 116 . б) Одинаково несправедливым признавал митр. Филарет и другое утверждение защитников раскола, что «будто бы нигде стеснение сект не останавливало их успеха, а напротив того будто бы содействовало их распространению, и что по сей самой причине должно бы отменить существующие о раскольниках постановления, как стеснительные для них». Подобное явление, по его мнению, если и имело где место, то лишь там, «где меры были не тверды, где они подвергались изменениям; а где они были тверды, там успех сект останавливался и даже уничтожался». В подтверждение этого митр. Филарет приводит примеры из истории. «Первая замечательнейшая в средней Европе секта гусситов, – говорит он, – сначала было принявшая огромные размеры, потом энергическими мерами правительства подавлена так, что Богемия, где она возникла, совершенно обратилась в римско-католическую страну. Чрез сто лет возникшее протестанство имело успехи только там, где сами государи явным образом приняли его сторону. Но во Франции, где сего не было, и где правительство, наконец, сильнейшим образом противодействовало протестанству, оно, после отмены Нантского эдикта, так ограничено, что уже не могло более распространяться. |
| Однажды он подговорил стражу отвести воду в землянку дьякона, так что тот едва не захлебнулся. Другой раз, после ночного спора, для ведения которого дьякон выполз из своей подземной темницы, Аввакум, всегда поддерживавший добрые отношения с большинством стражи, убедил стрельцов забрать и отдать ему " еретические» писания Феодора. Затем, как рассказывал в послании своему сыну Максиму сам дьякон, стрельцы избили его и, несмотря на зиму, сорвали всю одежду,»связаша руце мои опако, и к стене привязали и знобили на снегу часа два. А друзи мои, зряше мя и смеющеся " 752 . Эти инциденты известны только со слов Феодора, но ожесточение Аввакума против него было настолько велико, что трудно сомневаться в верности сообщений дьякона. В уже упомянутой " Книге Обличений или Евангелии Вечном» протопоп писал:»Федка, а Федка, зриши ли како вземшагося гордынею мучить – Златоуст рече. Ох собака, блядин [это слово тогда обозначало нечестивый, еретический, заблудший] сын, гордый пес, помнишь лаешь: Авакум свинья; что знаешь, а я небесные тайны вещаю, – мне дано! Словом говорю Тройцу, а умне во Отца, Сына и Духа верую. Так то ты, – нездраве, пустошне, – жизнь свою изнуряешь«. В другом месте того же трактата он снова обращается к своему противнику: »Ну, козля, как ты смышлешь?... дьявол тебя научил никак? не просто говоришь! Чего у никониян несть, то твоим органом сатана отрыгнул. Как ты, собака, так говоришь ко мне и пишешь... " 753 Резкости и грубости языка протопопа не следует удивляться. Ведь и сам тишайший царь Алексей Михайлович даже во время церковной службы не стеснялся, пользуясь тем же языком, как и Аввакум, прерывать и поправлять в соборе певчих, чтецов, архиереев и даже самого Великого Государя патриарха Никона . Да и на Западе люди своими делами, а часто и выражениями были вряд ли приятнее и мягче русских. Это было столетие бесконечных религиозных войн, кровавых бань Кромуэлла, отмены Нантского эдикта, драгонад и камизаров, тридцатилетней взаимной резни между протестантами и католиками в Германии. |
|
|
