| 51 См. П. Петер. Аделунг. ч. II, стр. 129. Шаума. Чтен. в общ. ист. 1817 г. 2, 8 стр. Мы разумеем участие деятельное. Раз-два (см. ниже) в истории и Лжедмитрия упоминаются францисканцы, но как-то мимоходом и с самою пассивною ролью. 53 См. Hist. Rus. mon. II, XLIII, XLII, XXXVII. «Мы узнали, писал напр. папа кардиналу Мадведскому, что Дмитрий не только от отрочества (а pueritia) напоен учением католической веры, но и воспламенен ревностию во Боге и отлично расположен к святой римской церкви. 42). 58 Кстати. Кто был духовником самозванца, когда он выдал себя за сына Грозного? Говорят, что иезуит (Истор. м. Макар, т. X, 101 стр. Карамз. XI т. 76 стр.). Но если Лжедмитрий, сделал подобное признание о своем происхождении у Вишневецкого (как признают историки наши), то как попал к нему в духовники иезуит? Вишневецкий (Адам) был пан православный (Акт. Зап. Росс. IV, 177, 267 стр.), а главнее, сам самозванец не был католиком и почему же у его постели появился иезуит? Если это правда, то нужно предположить, что или иезуиты заранее наметили слугу Вишневецкого, как орудие для выполнения своих планов относительно пропаганды в Москве, или Лжедмитрий сам в своих видах потребовал себе духовника-иезуита. 60 Рук. Велевиц. 125 стр. 15 апреля было упомянутое собеседование: а 17 апреля Лжедмитрий отрекся от схизмы. 62 Критич. обозр. 1879 г. 21, 5 стр. Для опровержения Пьерлинга, здесь приведены известные нам слова Соловьева, и только! Можно судить насколько такое опровержение основательно. 64 Пропала, напр,, интересная рукописная история общества иезуитского в России с 1772 по 1801 г. Иезуиты считают подложным произведением «monita secreta». Си. Иезуиты Ю.О. Самарина 100 прим. (на 356 стр.), 113, 417–424 стр. 65 В уставе ордена (ч. VIII, гд. I, § 9) и в декларациях к нему читается: «начальствующее и подчиненные должны состоять между собою в постоянной и частой переписке и уведомлять друг друга о том, что происходит в разных местах и что можетъ служить к назиданию». Такого рода назидательные дела общества доводятся и до всеобщего сведения, но предварительно их просматривают провинциалы и дополняют пропущенными обстоятельствами назидательного свойства; потом эти донесения препровождаются генералу ордена и затем уже, во множестве копий, рассылаются повсюду. См. «Иезуиты» Самар. 40–41 стр. |
| От 21 июля Симолин писал, что заявление Густава III об успехе своего путешествия в Россию не позволяет шведам ни малейшего сомнения, что он уладил дело с императрицею и взаимное доверие между обоими дворами восстановлено навсегда. В самый день возвращения вечером король сказал сенатору графу Сверину, что ему удалось войти в полное соглашение с императрицею, что они будут поддерживать друг друга, что бы ни случилось. Сенатору графу Гепкену король, между прочим, сказал, как ему стыдно, что прежде имел об императрице и петербургском дворе совершенно другое представление, чем теперь, когда познакомился с ними на месте, что он чрезвычайно доволен своим путешествием и что он будет оказывать императрице все зависящие от него услуги. Другой особе он сказал: «Теперь у меня есть кой-какой кредит в Петербурге». Сенатор барон Спарре сказал Симолину: «Вы сделали короля совершенно русским; мы его избаловали, и мы вам его отошлем назад». Вице-канцлер сообщил Симолину все разговоры, которые имел Густав с Екатериною. Императрица, писал Остерман, уверила его, как всегда было ей желательно благосостояние его дома, как она теперь довольна, что увидалась с государем, столь близким ей по крови; императрица прибавила, что она не менее его желает мира и тесной дружбы между обоими народами. Король, повторяя те же уверения и желая коснуться шведской революции 1772 года, сказал, что, каковы бы ни были добрые намерения государя или государства, бывают такие обстоятельства и случаи, когда они видят себя принужденными решаться на поступки, могущие не быть приятными; но он уверяет ее в-ство, что он не имел никогда дурного намерения против нее и ее империи и желал, напротив, поддерживать не только доброе согласие между обоими государствами, но еще укрепить связь между ними и что у него нет никакого обязательства, которое бы воспрепятствовало этому единению. Императрица отвечала, что не скроет, как она была озадачена событием, на которое он указывает; она желает, чтоб его в-ство был им удовлетворен, чтоб его подданные были счастливы и довольны. |
| С. 617), однако эти математические антиномии по причине отсутствия специального учения о В. в с. даны без опирающихся на понятие В. в с. доказательств тезисов и антитезисов, что было сделано позднее в «Критике чистого разума». В написанном в связи с диссертацией письме к И. Г. Ламберту (от 2 сент. 1770) Кант считал возможным предпослать метафизике особую науку - phaenomenologia generalis (общую феноменологию), в задачу к-рой будет входить определение границ, «принципов чувственности, дабы предотвратить их воздействие на суждения о предметах чистого разума» (Там же. С. 522). В письме М. Герцу (от 21 февр. 1772) Кант о проведенных им исследованиях в теоретической философии писал, что ему «не хватает еще кое-чего существенного», что он, «как и другие, упустил из виду… ключ ко всей тайне метафизики…» (Соч. Т. 2. С. 430). Есть основания полагать, что этим «ключом» было новое понимание ноумена как В. в с., разграничение в связи с учением о трансцендентальной дедукции явлений и В. в с. по их отношению к чувственности, рассудку и разуму, определение метафизического статуса В. в с. в отношении к свободе, нравственности и Богу. Многозначность термина «вещь в себе» в сочинениях Канта Разработанное Кантом в «Критике чистого разума» учение о В. в с. (ноуменах) и вещах для нас (феноменах) занимает центральное место в его философии и является той внутренней основой, к-рая связывает воедино все части кантовской системы и определяет ее подлинную новизну и оригинальность. В «Критике чистого разума» исходной предпосылкой разделения явлений (природы) и В. в с. выступает познание. Кант писал: «Знание относится только к явлениям, а вещь в себе остается непознанной нами» (Соч. Т. 3. С. 89). Понимая явления как вещи, данные нам в чувственном созерцании (интуиции, Anschaung) и благодаря этому мыслимые посредством рассудка, Кант противопоставлял явлениям (природе) В. в с., к-рые ни в каком чувственном опыте нам не даны и непознаваемы, поскольку теоретическое познание, по Канту, предполагает синтез чувственности и рассудка. |
| Преемник Линцевского, Архимандрит Амвросий Юматов, Иеромонах Софроний, Иеродиакон Сергий, также церковники Илья Иванов и Алексей Данилов в Пекине померли. Китайцы бывшему в 1757 году в Пекине Российскому посыльному, Братищеву, весьма хвалили добропорядочное поведение всей Миссии сей, и отзывались довольными оной. На место Архимандрита Амвросия в 1767 году, Сентября 8, определён Архимандрит Николай Цвет, с ним назначены Иеромонахи, Иуст и Иоанникий, Иеродиакон Никифор, и псаломщик Семён Цвет и Семён Килевский. Количество жалованья и время пребывания их в Пекине положено им такое же, как и их предместникам. А поскольку целью, для коей сии Миссии в Пекин были посылаемы, предполагаемо было не одно отправление священнослужения и треб церковных, для живущих в Пекине Христиан Греко-российского исповедания, но более всего проповедь слова Божия и распространения между Китайцами Греко-российского благочестия, то всем сим назначенным в Пекин духовным особам предписано было стараться особливо, по прибытию в Пекин, научиться тамошним языкам, дабы впредь возложенную на них должность проповеди могли они отправлять без препятствия и с желанным успехом. С ними для посылки в Пекин в 1769 году, Августа 22, назначен ученик Яков Коркин и три ученика из Тобольской Семинарии: Агафонов, Парышев и Бакшеев, Архимандрит Цвет прибыл в Иркутск в 1769 году. Но как находившийся при нём Иеромонах Иоанникий в 1771 году, Апреля 21, в Иркутске скончался; псаломщики же Семён Цвет и Семён Килевский оказались неспособными: то, по требованию Иркутского Губернатора, того же года Мая 27, на место их отправлены к Архимандриту Цвету из Иркутской Духовной Консистории вдовый Священник Иван Протопопов, церковники: Иван Гребешков и Пётр Родионов, которые того же года в Августе месяце с Архимандритом и прочими отправлены из Иркутска в Кяхту, из оной 3 Сентября в Пекин. В Пекин прибыли 8 Ноября того же года. Миссия сия, по прибытию в Пекин, застала в живых одного только Иеромонаха Сильвестра и церковника Зимина, кои из Пекина отправились 12 Мая 1772 года, и в Россию прибыли 13 Июня того же года. |
| В 1762 году, при вступлении на престол Екатерины II происходили, как можно догадываться по некоторым указаниям, подобные же раздачи кавалергардам (Ук. 31 дек. 1741, 25 нояб. 1742, 2 мая 1772). К этому же разряду должно причислить деревни, назначавшиеся в Малороссии за уряд некоторым русским чиновникам во владение и пользование, на время оправления должности, например, комендантам и обер-комендантам (Ук. 21 февр. 1769 г., N 13260). Обычай этот не ограничивался, по-видимому, одною Малороссиею: из указа 22 февр. 1776 года видно, что на столовое содержание смоленских губернаторов назначено было в Могилевской губернии староство Мстиславское, которое числилось за губернатором во все время отправления им должности. В другом указе 1767 года (N 12848) упоминается о Корелах Кексгольмского уезда, пожалованных по смерти выборгскому вице-губернатору. Последние следы этого учреждения выразились в учреждении командорственных имений при императоре Павле I в 1797 году; но это учреждение вскоре было отменено. Пожалование населенных имений было одним из самых обыкновенных видов награды за службу или за особые услуги, оказанные монарху и правительству. После сравнения поместий с вотчинами, такое пожалование заняло место прежней раздачи земель в вотчину или обращения поместий в вотчины. Такая награда, без сомнения, должна была казаться всего более приманчивою, потому что с нею соединены были наибольшие материальные выгоды. Со стороны правительства не возникало еще, да и не могло возникнуть сомнения о том, в какой мере сообразна с началом государственным отдача в частное владение десятков тысяч людей, почитавшихся до того принадлежностью государства: дело в том, что с самим понятием о принадлежности государству было еще связано понятие не о гражданской свободе, а о личной зависимости, с которою соединялось подчинение государственной власти: между принадлежностью государству и принадлежностью помещику не было еще тогда резкого различия, какое существовало в наше время. Сущность этих отношений перешла в новую историю России прямо и без изменений из XVII столетия; но форма их в преобразованной России получила более резкие очертания вследствие разных причин, косвенно действовавших на воззрение правительства и на общественные нравы. |
| Самое слово «контора» употреблялось в разных смыслах. Правильнее всего конторою называлось отделение канцелярию, занимавшееся определенною группой дел 1766 . Иногда слово контора употреблялось для наименования помещения канцелярии, комнаты 1767 , или «камеры заседаний» 1768 . И канцелярии монастырского приказа разделялись на конторы, – судейскую, инквизиторскую 1769 ; и в дикастерии была контора 1770 . Еще до официального установления контор дела в Синоде были уже распределены, как между советниками и асессорами, так и в канцелярии. Так, еще в высочайшем указе 21 января 1722 года, об определении грека Анастасия Наусия, сказано: «а отправление дел иметь ему (в Синоде), какие от Синода определятся» 1771 . А в канцелярии служащие давно уже считались одни «в приказном столе», а другие «у разных дел» 1772 , т. е. в той или другой конторе 1773 . VI Тесная связь между духовным и светским управлениями вызвала необходимость соединения по временам высших органов обоих этих управлений для рассмотрения и решения вопросов, касающихся и того и другого ведомства. Очень рано мы встречаем уже на заседании в Сенате «прилучившагося» члена Синода 1774 . 6 сентября 1721 года государь, будучи в Сенате, дал указ, чтобы в тех случаях, когда по ведениям из Синода в Сенат или из Сената в Синод возникнут сомнения с той или с другой стороны, составлялись в Синоде и в Сенате «конференции», причем в потребных случаях из Синода в Сенат или из Сената в Синод должны были являться «по две персоны» 1775 . Этот указ объявлен был в Синоде 8 сентября Феофаном. 19 ноября 1721 года государь дал новый указ: если случится издавать какое генеральное о всех определение, касающееся и синодской команды, то не должно издавать его ни в Синоде, ни в Сенате, без высочайшего утверждения, а если государь будет в отъезде и ждать будет невозможно, то Синоду согласиться с Сенатом, подписать и публиковать 1776 . Наконец, в 1722 году, из Астрахани, Петр писал Синоду: «ежели впредь будут дела такия, что времени не терпящия, хотя об оных и писать будете, однако ж токмо для ведома нам, а решить можете обще с Сенатом до нашей апробации, понеже как возможно из такой дальности мни указы на дела давать!» И при этом было прибавлено: «понеже иные дела без рассуждения и рассмотрения с вами и Сенатом за очи решить не возможно» 1777 . |
| В Испании в 1767 г. имущество ордена конфисковали и с немалой жестокостью изгнали 5100 иезуитов. В том же году изгнало их Королевство обеих Сицилий (1400 человек), а на следующий год – герцогство Пармское (170 или более человек). И Сицилии, и Парма находились под владычеством испанских Бурбонов. Полное запрещение Бурбоны обратились к Риму с просьбой запретить весь орден. Папа Климент XIII (1758−1769) не соглашался и защищал иезуитов. На конклаве, по его смерти, обсуждали прежде всего их судьбу. Врагам удалось выдвинуть папу, разделявшего их взгляды. Кардинал Джованни Ганганелли стал Климентом XIV, хотя неизвестно, собрал ли он необходимое число голосов. Однако и он четыре года не делал решительного шага, опасаясь раскола. 21 июля 1773 г. в Бреве он объявил о полном роспуске ордена, ссылаясь на то, что Церкви нужен внутренний мир, на то, что орден уже не приносит пользы и на прочие соображения, «подсказанные нам, – как пишет он, – началами здравомыслия, которые мы сохраним сокровенными в своем сердце». Устав иезуитов осужден не был, и никто из членов ордена не обвинялся ни в ереси, ни в личных проступках. Для Церкви это был тяжкий удар, особенно тяжкий – для школ и миссий. Орден принял приговор с послушанием. Генерал Лоренцо Риччи жил в Риме, в заточении, до самой смерти (1775 г.). Очень многие остались просто священниками. В Германии и в Австрии почти повсюду они остались учителями и нередко продолжали вместе жить. Некоторые присоединились к обществу Сердца Иисусова, основанному в 1794 г., и к пакнаристам, основанным в 1797 (оба организованы по образцу иезуитов). Иезуит Джон Кэрролл стал архиепископом Балтиморским. 23 человека претерпели мученичество во время французской революции и беатифицированы в 1927 г. Восстановление ордена Орден никогда не исчезал полностью. Сохранности его содействовал раздел Польши (1772), 201 польский иезуит попросил убежище у императрицы Екатерины II. Бреве Климента XIV не имело силы в ее владениях, Екатерина не разрешала его прочитать, ибо чтила иезуитов как прекрасных учителей. В Белоруссии они работали на законных основаниях и даже, с одобрения Пия VI и Пия VII, принимали послушников. К году восстановления иезуитов здесь было 337 человек. В Пруссии Фридрих II не разрешал прочитать бреве до 1780 года. В 1804 году Пий VII восстановил орден в королевстве обеих Сицилий, и к 1814 году иезуитов здесь было 199. Кроме того, он разрешил бывшим иезуитам Европы, Англии и США поддерживать связи с белорусскими иезуитами. На большее он не решался, пока не пал Наполеон, и сам он, Пий VII, не был освобожден из плена во Франции. 7 августа 1814 г. в апостолической конституции он отменил прежнее бреве и полностью восстановил орден. Орден с 1814 г. до середины XX века |
| Уже на рубеже XVIII и XIX вв. влиятельный англ. лит. критик и мыслитель С. Т. Колридж (1772-1834) назвал К. «переоцененным человеком» ( Coleridge S. T. The Complete Works. N. Y., 1854. Vol. 5. P. 405). Рецепция взглядов К. в нем. докантовской философии определялась его позицией в дискуссии с Лейбницем; для опиравшейся на идеи Лейбница вольфианской университетской метафизики концепции К. были лишь показательным примером пагубного влияния на рационализм английского эмпиризма. Вопрос о возможном влиянии идей К. на формирование критической философии Канта был предметом дискуссий в исследовательской литературе XX в. Так, С. Дж. аль-Азм, сопоставив содержание антиномий Канта с идеями К., выраженными в переписке с Лейбницем и в др. сочинениях, пришел к выводу, что основные моменты несогласия К. и Лейбница определили предлагаемый Кантом набор антиномий и стали одним из исходных пунктов для кантовской критики рационалистической метафизики ( Al-Azm. 1972). Хотя совр. исследователи считают такую т. зр. преувеличением (см.: Schmauke. 2002. S. 107-114), то, что Кант был знаком с перепиской К. и Лейбница и внимательно изучил ее, не вызывает сомнений. Хотя в трудах Канта К. упоминается лишь неск. раз (ср.: Personenindex zu Kants gesammelten Schriften. B., 1969. S. 21), в ряде случаев Кант неявно пользуется аргументами К., чтобы показать неправомерность претензий вольфианской метафизики на обладание абсолютной рациональной истиной. Идеи К. используются Кантом не в их собственном положительном значении, но как своего рода противовесы для метафизических идей Лейбница и его последователей. Наиболее значимый пример такого подхода был выявлен К. Инсолом, к-рый на материале докритических сочинений Канта проследил, как, опираясь на учение К. о пространстве и времени, Кант постепенно отошел от представления о пространстве как о материальном отношении и пришел к идее о том, что пространство и время не объяснимы из материи. Однако, в соответствии с коперникианским переворотом, реальность пространства и времени у Канта оказалась не объективной реальностью свойств Бога, а субъективной реальностью необходимых чистых априорных созерцаний (см.: Insole. 2011). В сочинениях представителей посткантовской нем. философии XIX в. К. упоминается крайне редко; основоположники нем. идеализма воспринимали его как убежденного метафизика и считали его философию ограниченной и устаревшей. Напр., Г. В. Ф. Гегель (1770-1831) отмечал, что К. «является знаменитым именем» из-за построенного им доказательства существования Бога, но не рассматривал его взгляды, объявляя их «ходячей рассудочной метафизикой» ( Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии. СПб., 1994. С. 395). |
| Но Фридрих недолго находился в таком приятном расположении духа. 21 апреля н. с. фан-Свитен объявил ему долю, которую назначил себе венский двор из польских владений: то была вся Галиция, вся Червонная Русь, по которой польские короли величали себя русскими государями. «Черт возьми, господа, у вас, я вижу, отличный аппетит, – сказал Фридрих, взглянувши на карту, – ваша доля так же велика, как моя и русская вместе; поистине у вас отличный аппетит!» Фан-Свитен начал подробно объяснять, что равенство долей не состоит в величине их по ландкарте, но преимущественно в политическом значении, а в этом отношении прусская и русская доли гораздо важнее австрийской; положение польской Пруссии несравненно по удобству округления и свободных сообщений, которые она даст Прусскому государству; Австрия приобретает только земли, а Пруссия – целое королевство. «Правда, – сказал король, – приобретение польской Пруссии мне выгодно; но, с другой стороны, ведь это песок; мне кажется, надобно обращать внимание на плодородие страны и количество народонаселения. Ну, вы определили свою долю немного больше, немного меньше; я не стану придираться, но позвольте вам сказать, что у вас отличный аппетит». Но Фридрих еще прежде знал об австрийской доле и 18 апреля писал Сольмсу: «Доля из раздела, которую австрийцы предоставляют себе, вовсе не меньше польской Пруссии вместе с остальными приобретениями русскими и прусскими, кроме того, она заключает в себе соляные копи польского короля, которые одни приносят дохода миллион талеров. Так особенно постарайтесь обратить внимание графа Панина на алчность, обнаруживаемую в этих претензиях, чтоб он не сделался игрушкою ловкости князя Кауница. Я вам объяснил вред, который последует для моих собственных соляных промыслов, если австрийский двор получит польские промыслы. Из последнего письма русской императрицы я вижу, что спешат окончанием дела с венским двором; я вовсе не намерен этому препятствовать; я хотел бы только уговорить русский двор, чтоб он убавил что-нибудь из австрийских требований, по крайней мере урезал бы те дистрикты, обладание которыми может мне вредить». |
| Цивилизационная ситуация на территории Белоруссии вновь начала меняться с падением Речи Посполитой, которому в немалой степени содействовал так называемый «диссидентский вопрос», суть которого составляла проблема религиозной нетерпимости польского правительства и польского общества ко всем своим подданным и согражданам некатоликам.. После трех разделов Речи Посполитой в конце XVIII столетия (1772, 1793, 1795 гг.) к Российской империи отошли, Правобережная Украина, Западная Волынь, Белоруссия, Литва, Лифляндия и Курляндское герцогство. Большинство исследователей говорят о благотворных плодах этого события. Действительно, присоединение Белоруссии к России привело к быстрому развитию экономики, торговли, культуры. Нам нет нужды подробно описывать сложные политические, социальные и религиозные процессы, которые происходили на присоединенных землях в конце XVIII в. Достаточно сказать, что территория Белоруссии стала ареной ожесточенной цивилизационной схватки между Россией и Польшей, русскостью и полонизмом, Православием и католицизмом. В этой схватке поляки делали ставку на то, что белорусы в результате многовекового цивилизационного наступления на них стали уже ближе к ним, чем к России. В польском «катихизисе», который был широко распространен в первой половине XIX века об этом говорилось прямо: «У Польши есть своя Индия: Украина и Литва, - колонии эти с Польшей составляют одно целое и, при разуме и умении вести дело, никогда в материальном отношении не будут от нее отторгнуты». В свою очередь суть и смысл этой борьбы для России наиболее емко выразил обер-прокурор Св. Синода К.П. Победоносцев в письме молодому императору Николаю ІІ от 21 сентября 18 99 г.: «… на Литве и Юго-Западном крае масса русского народа представляет предмет исторической, доныне длящейся тяжбы между Россией и Польшей. Все тайные усилия католической Польши обращены к тому, чтобы эта масса стала католическою и, стало быть, польскою. Это вопрос жизни и смерти между ними и нами: быть или не быть России. И потому у поляка его религия неотделима от его страстного национального стремления, от его ненависти к России и служит для него орудием политической интриги против русского государства. Напрасно стали бы мы надеяться, что папа захочет отделить интересы своей Церкви от интересов польской национальности; да если б и захотел, его не послушали бы, и по прежнему каждый польский священник, каждый епископ, каждая женщина в руках своего ксендза продолжали бы свое дело подпольной вражды к России с ее Церковью и возбуждения во всех и каждом злобной ненависти ко всему русскому». |
|
|
