| Архимандрит Пимен (Хмелевский) Архиепископ Пимен (Хмелевский) О. Пимен (Хмелевский) был наместником Лавры во времена моего инспекторства. Это был очень остроумный, очень интересный человек. Ему принадлежит одна из замечательных острот. Это было, наверное, году в 1954, не позже. В Академии художеств была выставка Корина. Были выставлены подлинники его полотен «Русь уходящая» . Патриарх сказал: «Сейчас много народу, так что вы сходите, посмотрите, а потом, когда закроется, я тоже схожу. А пока вы мне все расскажете». Он, действительно, очень хотел посмотреть. И мы пошли. Леня Остапов был еще в мирском, я — в рясе, а у Пимена был уже крест. Ходим мы, смотрим, а за нами — целый хвост народу: «Вон, " Уходящая Русь " ходит!» — слышится за спиной. Потом мы спускаемся по лестнице: «Ну, " Уходящая Русь " уходит!» Мы надеваем рясы в гардеробе, а там, с балкона смотрят: « " Уходящая Русь " совсем ушла!» Тут Пимен поднимает голову и громко говорит: «А мы еще вернемся!» В ответ раздался несмолкаемый хохот и — аплодисменты. При Патриархе на Рождество и на Пасху выходил домашний журнал, и каждый должен был писать статью. Когда Патриарх возвращался со службы и садился за стол разговляться, слева от него лежал новый выпуск журнала. Надо сказать, что подготовка этого номера была делом довольно мучительным: Рождество, последние отметки учащихся, отчеты учащих. Все делалось наспех. Леня, выпускающий редактор, торопил, Марья Петровна, машинистка, жаловалась: «Ну, как же? Опять ночью печатать? Опять я на службу не пойду?» Но тем не менее каждый праздник свежий номер журнала лежал на столе. Однажды о. Пимен так и не успел написать статью. Однако в журнале статья его все же была. Она называлась: «Почему я не написал статью?» Это было, наверное, самое увлекательное из всего того, что там было. Там описывались все события лаврской жизни. У нас дома на 8 марта всегда пекли пироги — это был день именин нашей старшей сестры Анны Владимировны. Пимен приходил и говорил: «В 8 марта я не верующий, но пироги люблю». |
| Книга написана легко, свежо, безыскусно, с теплом и радостью. «Русь уходящая». Рассказы митрополита Питирима « В Академии художеств была выставка Корина. Были выставлены подлинники его полотен «Русь уходящая». Патриарх сказал: «Сейчас много народу, так что вы сходите, посмотрите, а потом, когда закроется, я тоже схожу. А пока вы мне все расскажете». Он, действительно, очень хотел посмотреть. И мы пошли. Леня Остапов был еще в мирском, я — в рясе, а у Пимена был уже крест. Ходим мы, смотрим, а за нами — целый хвост народу: «Вон, «Уходящая Русь» ходит!» — слышится за спиной. Потом мы спускаемся по лестнице: «Ну, «Уходящая Русь» уходит!» Мы надеваем рясы в гардеробе, а там, с балкона смотрят: «”Уходящая Русь” совсем ушла!» Тут Пимен поднимает голову и громко говорит: «А мы еще вернемся!» В ответ раздался несмолкаемый хохот и — аплодисменты », — один из рассказов митрополита Питирима (Нечаева), давший название книге его воспоминаний. Служение митрополита Питирима (Нечаева) (1926–2003) Надо иметь в виду, что митрополит Питирим, в собственном смысле, не автор «Руси уходящей» — это компиляция, составленная его помощницами Т. Александровой и Т. Суздальцевой. Они пишут в предисловии: Писать мемуары владыка категорически отказывался. Точнее, говорил: «Кому-то, может быть, покажется странным то, что порой значительным деятелям нашей церковной истории уделено всего несколько строк, зато подробно рассказывается о каких-то “мелочах”, деталях, что некоторые образы кажутся слегка шаржированными». Кого-то смутит, что об известных людях, глубоко уважаемых всеми, он рассказывает, как о добрых друзьях или однокашниках — с забавными дружескими прозвищами, с добрым юмором — но ведь они действительно были его ровесниками и он их помнил именно таковыми. В этой книге читатель найдет и серьезное, и смешное, чего больше — сказать трудно. Но если приглядеться внимательнее, в рассказах владыки есть более глубокий смысл. При всей их веселости, за ними ясно ощущается дух «смирения, терпения, любви и целомудрия». От «страшных лет России» в памяти рассказчика запечатлелось только хорошее. Тридцатые-сороковые годы в его воспоминаниях кажутся такими же светлыми, как в старых советских фильмах. Значит ли это, что владыке и его семье жилось беспечально в стране, «где так вольно дышит человек»? Если при чтении не упускать из памяти некоторые факты: что его отец-священник был арестован, несколько лет провел в лагерях, вернулся тяжело больным и умер, когда будущему митрополиту было одиннадцать лет; что после ареста отца семья была обречена на несколько лет скитаний и неустроенности, что взрослые братья и сестры были «лишенцами»; что все они десятилетиями хранили веру в обществе, где вера преследовалась, — тогда читатель почувствует подлинную цену этого светлого восприятия жизни. Заслуживает внимания и то, как владыка рассказывает о церковных событиях — с юмором, иногда — с иронией, но без тени осуждения в чей бы то ни было адрес. Наталья Трауберг. Сама жизнь» |
| Можно было бы сравнить это явление со столь же головным «опрощением» текста Евангелия в редакции Льва Толстого: «Рождение Иисуса Христа вот как было: мать его Мария была обручена Иосифу, но прежде чем они стали жить, как муж с женою, оказалась Мария брюхата (! - Н.Г.). Иосиф же был человек добрый и не хотел её осрамить (! - Н.Г.)» . -Все та же «спекуляция на понижение»! Можно ли сказать, что у Гончаровой - рефлекс толстовства? Или это самостийное беспочвенное опрощенство, ересеподобное умничанье, прикрытое лубочным фиговым листочком? Или - мысли не было вообще (думал в основном ее супруг, изобретатель «лучизма» М.Ф.Ларионов)... В любом случае нет стержня в движимых декоративными причудами и парарелигиозными сюжетами картинах Наталии Гончаровой, хотя формально и по названию они претендуют быть именно иконами. Это - иконы десакрализованные, театральные, игровые, экзотичные, единое смысловое ядро которых - творческий каприз обожествленного «Я» художницы... Здесь-то, в крайнем и беспочвенном, «космическом» (и, если угодно, космополитическом) индивидуализме укоренена ее творческая идея... Откровенное и эпохальное признание содержится в письме художницы Оресту Розенфельду, датируемом 1928 годом: «свое махровое " я " прежде всего» . Хочется дважды подчеркнуть эти слова и поставить их эпиграфом к ее «капризным иконам»... Отсюда понятно, что у картин Гончаровой на религиозные сюжеты «нуминозной ауры», сакрального настроения не может быть вообще. Они экспериментальны, манера их письма произвольна. Это - «протестная» иконография, иконопись «ослиным хвостом». И, в конечном счете, крайний индивидуализм... Вспоминается Ницше: «и тот, кто знает читателя, уже не старается ради читателя»... Оправдание декоративностью Любопытна в целом оценка творчества Гончаровой со стороны старшего ее современника художника Василия Ивановича Денисова (1862-1922). Задаваясь вопросом, захочет ли посетитель выставки работ Гончаровой «вернуться к какой-нибудь вещи и остановиться на ней», он отвечает отрицательно: «Все лежит на поверхности, не уводя глаза в глубину, в какие-то тайники картины Произведения Гончаровой не выдерживают долгого рассматривания, с ними нельзя жить в одной комнате, они нуждаются в известной обстановке. Их назначение - служить чему-то, а не существовать самостоятельно. Это - вывеска, плакат , стильные мотивы для декоративно-прикладного искусства» . |
| Развивая эту мысль, «капризные» иконописные и религиозные экскурсы Н.Гончаровой можно вроде бы покрыть и «оправдать» их декоративностью... Нечто подобное высказал в свое время А.Н. Бенуа, сыгравший важную роль в восхождении Гончаровой на художественный Олимп, но высказал не в связи с ее работами, а по поводу творчества ее старшего современника Д.Стеллецкого - тоже и скульптора, и декоратора, и, конечно, иконописца: «Лиц у Стеллецкого, - писал Бенуа, - даже нет совершенно. То, что он выдает за лица, это - иконописные схемы. Но Стеллецкий в своем аскетическом презрении к человеческому лицу, к человеческой жизни идет еще дальше, нежели Рёрих, и в нем оно выражается в какой-то полной чуждости ко всему, что живет, что играет, любит и страдает. Вот, пожалуй, почему искусство Стеллецкого в высшей степени декоративно. Я бы даже сказал, что основная стихия Стеллецкого: декоративность - в этом преимущественно смысл его искусства, точно так же, как преимущественный смысл традиционной Церкви - та же декоративность...» . Бенуа «хотелось видеть целые соборы, расписанные Стеллецким». Но трудно представить, чтобы он хотел видеть целые соборы, расписанные Гончаровой... Разная все-таки у них декоративность. У Стеллецкого есть единство стиля, у Гончаровой - единство каприза. Равным образом «всёчество» Гончаровой и разнообразие художественных приемов цитированного выше В.И. Денисова - тоже не одной природы... Взглянуть хотя бы на его картину «Скорбь» 1904 г., видимо, написанную не без влияния прерафаэлитов и ясно передающую религиозное настроение. Ни у Стеллецкого, ни у Денисова нет принижения религиозных смыслов - и такого «махрового эгоизма»... Но здесь мы попадаем в следующее противоречие. По мнению А.Н. Бенуа, декоративность образует «смысл традиционной Церкви». Однако декоративность Гончаровой с декоративностью церковной неудобосовместима. В таком случае, надо признать существование принципиально разных типов декоративности, а вместе с тем задаться вопросом, как в церковном искусстве сочетаются декоративность и вероучительные задачи... |
| #lx_706553 #lx_706553 .lx_home_button #lx_706553 .lx_home_button svg #lx_706553 .lx_home_button svg path #lx_706553 .lx_home_button:hover #lx_706553 #lx_706553 .lx_close_button #lx_706553 .lx_close_button .lx_close_button_text #lx_706553 .lx_no_click #lx_706553[data-height="" ] .lx_close_button #ya-site-form0 .ya-site-suggest#ya-site-form0 .ya-site-suggest-popup#ya-site-form0 .ya-site-suggest__opera-gap#ya-site-form0 .ya-site-suggest-list#ya-site-form0 .ya-site-suggest__iframe#ya-site-form0 .ya-site-suggest-items#ya-site-form0 .ya-site-suggest-items li#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem#ya-site-form0 a.ya-site-suggest-elem:link,#ya-site-form0 a.ya-site-suggest-elem:visitedhtml body #ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem-link,html body #ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem:link#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem:hover,html body #ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_state_hover#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_nav:hover,#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_nav .ya-site-suggest__link#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_translate .ya-site-suggest__link#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem .ya-site-suggest__info#ya-site-form0 .ya-site-suggest-elem_selected#ya-site-form0 .ya-site-suggest__fact#ya-site-form0 .ya-site-suggest__highlight Закрыть Ключ к пониманию Родины О важных памятных датах, отмечаемых 12 июня Роман Илющенко 05:05 15.06.2023 445 Время на чтение 6 минут Фото: Репродукция картины А. Корина 12 июня наша страна отметила относительно новый праздник – День России, не ставший в силу разных причин столь популярным и всенародным, как, например, 9 мая. А зря, ведь с этой датой связано много важных исторических событий России, как суверенного, независимого государства с особой цивилизацией, идущего своим путём, чем надо гордиться! Рожденный революцией. Сама история его появления в нашем календаре относиться к 1990 году, когда на Первом съезд народных депутатов РСФСР, во главе с новым избранным его председателем Борисом Ельциным, была принята Декларация о государственном суверенитете РСФСР. В тот сложный исторический для нашей страны, которая тогда называлась Союз Советских Социалистических Республик, период, именуемый «парадом суверенитетов», Россия выбрала свой путь, отказавшись от идеологического диктата коммунистической партии в руководстве государством. Следует помнить, что «за» декларацию проголосовало большинство – 907 народных депутатов при 13 против и 9 воздержавшихся. Практически все он были членами правящей партии. Этот факт подтверждает легитимность и всенародность этого важнейшего исторического события, что необходимо помнить и не поддаваться на провокации деконструктивных сил, пытающихся в очередной раз переписать историю. |
| – не менее 1200, не считая мелкой пластики и лицевого шитья. Особой ценностью отличалось собрание древнерусских лицевых рукописей. Егоров знал несколько иностранных языков, самостоятельно изучил палеографию и другие исторические дисциплины, которыми владел профессионально. Собрание Егорова, ставшее легендарным еще при его жизни, было малодоступным для посторонних (исключение он делал для немногих ученых – С.А. Белокурова , В.Г. Дружинина , Г.П. Георгиевского , Н.П. Лихачева). В собрании находились оба подлинных экземпляра «Поморских ответов»: один – с автографами выговских отцов, другой – предназначавшийся дая императора. По этим экземплярам (без указания имени их владельца) «Поморские ответы» издавались в 1910 и 1911 гг. В последние годы жизни Егоров обсуждал с советом Преображенской общины возможность переноса коллекции в здание федосеевской больницы, однако не был удовлетворен предлагавшимися условиями хранения. Переговоры были отложены «до весны», но 15 декабря 1917 г. он был убит в своем доме с целью ограбления. Ныне книжная и рукописная части его коллекции хранятся в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки, часть икон – в Историческом музее и Третьяковской галерее (основное здание и коллекция П.Д. Корина). Видным библиофилом, ценителем и собирателем русского искусства был старообрядец поморского согласия Максим Екимович Синицын (1864–1934). Он родился в г. Режице (ныне – г. Резекне, Латвия), в семье печника. В 14 лет начал осваивать ремесло каменщика, к 30 годам стал крупным строительным подрядчиком. В Москве он построил здание Почтамта на Мясницкой улице, в Петербурге дом Купеческого банка на Невском и музей Министерства путей сообщения на Садовой, 50 (ныне – Музей железнодорожного транспорта). С 1890 г. Синицын стал собирать книги, иконы, предметы старины. Древние иконы новгородского письма украшали иконостас его домашней моленной на Вокзальной улице. По его заказу ученик Репина, художник К.А. Вещилов написал картину «Протопоп Аввакум». В 1915 г. |
| Не знаю, какими личными качествами художника легче всего объяснить его дерзость. Требовалось и личное мужество, Оно несомненно было, но велика была и одержимость идеей замысла. Совершившийся в душе художника творческий акт требовал воплощения в красках, а искусство (настоящее искусство) всегда немножечко – самозабвение. Кроме того, настоящий художник, творец, всегда немножечко ребенок. Он смотрит на мир огромными, широко открытыми глазами, взглядом стихийно-мудрым в силу дарованного художнику таланта, но более того – взглядом восторженным и наивным. В отстаивании своих принципов настоящий художник может пойти на костер, на плаху – вовсе не потому, что он такой уж бесчувственный и прирожденный храбрец, но просто потому, что это для него наиболее естественная линия поведения. Он и не догадывается, что можно вести себя иначе. В творческой одержимости есть что-то от одержимости физиологической, когда ради одного свидания с любимой или любимым люди иногда рискуют не только положением, состоянием, но и жизнью. Так или иначе, а слухи по Москве поползли. Уже и нарком Луначарский наведался в мастерскую на чердаке, чтобы лично удостовериться, что и как. Неизвестно, какая атмосфера начала бы складываться вокруг молодого Корина и чем бы все это для него кончилось, но наступило 3 сентября 1931 года – день, который Павел Дмитриевич считал знаменательным, если не великим днем своей жизни. В этот день утром ему сказали, что внизу на лестнице, на третьем этаже, остановился поднимающийся в мастерскую Максим Горький. Корин кубарем скатился вниз. Горького, воспользовавшись его остановкой от одышки, отговаривали идти выше. Здоровье дороже. Горький заколебался. Тут и появился сбежавший вниз Корин. – Ну, если уж сам художник нас встречает, надо идти. Нехорошо возвращаться. Горький долго глядел на расставленные этюды, оценивал, собирался с мыслями. Он понимал, что одна его фраза может сейчас решить судьбу не только этого замысла, но и художника вообще. Все ждали с замиранием приговора высшей инстанции, и больше всех Корин. Наконец Горький произнес: |
| «Искусство – самый непредвзятый взгляд на войну» Беседа с Иваном Приваловым, научным редактором выставки «Память поколений» Юрий Пущаев Чуть больше недели осталось до окончания работы (8 декабря – последний день) в Москве в Центральном выставочном зале «Манеж» выставки «Память поколений: Великая Отечественная война в изобразительном искусстве», которая проходит в рамках XVIII церковно-общественной выставки-форума «Православная Русь – ко Дню народного единства». В Москву привезли 150 лучших произведений живописи и скульптуры о войне из 34 городов России, 42 музеев и частных коллекций. Об этой уникальной экспозиции мы беседуем с Иваном Приваловым, научным редактором выставки «Память поколений». На выставке «Память поколений». Триптих Павла Корина «Александр Невский». Фото: Александр Корольков/rg.ru – Скажите, пожалуйста, чем уникальна и интересна эта выставка? Какие картины на ней представлены? – Выставка уникальна тем, что это, наверно, самая большая за последние как минимум два-три десятилетия тематическая экспозиция, посвященная Великой Отечественной войне. Давно не собиралось вместе такого количества картин, представляющих не только период войны, но и последующие десятилетия, в которые тоже так или иначе продолжалась и отслеживалась тема войны и ее последствий. Здесь представлен, пожалуй, максимально большой обзор темы Великой Отечественной в живописи XX века. Это самое главное. Показано и то, как менялось восприятие войны в годы после Победы, у художников-шестидесятников и так далее. Мы видим, как менялось восприятие войны в годы после Победы, у шестидесятников, на рубеже XX–XXI вв. – А как оно менялось? – В 1945–1948 годах художники заканчивают писать большие военные сцены и дальше углубляются в тему индивидуальной трагедии. В 1950-е для художников главной становится тема горя каждого человека, тема личной боли и беды. В это время почти не создается батальных полотен, как будто живописцы отдыхают от темы боев и сражений. Шестидесятники же возвращают многие темы. Многие знают о писателях-шестидесятниках: Юрии Бондареве, Булате Окуджаве, Василе Быкове и др. Но почему-то у нас в этом контексте не принято говорить о других сферах искусства. Среди художников также было много шестидесятников, которые знали, что такое сталинские репрессии, что такое Великая Отечественная война. Они уже переживают радости и разочарования «хрущевской оттепели». На этой базе формируется честный, правдивый, искренний и очень жесткий взгляд на вещи. |
| Несмотря на то, что все пассажиры корабля по-разному переживают свое бедственное положение, у них есть нечто общее: смертельная усталость, леденящая душу скорбь при расставании с родиной. Зритель невольно включается в атмосферу эмоциональных переживаний героев. Творческую манеру художника отличает внимание к деталям. И каждая деталь несет в себе смысловую нагрузку, а все вместе усиливают драматизм происходящего. На борту судна герб с двуглавым орлом, корзины, баулы, шляпные картонки, казачьи седла, солдатские скатки, кокарды на головных уборах, звездочка на погоне штабс-капитана, четки в руках монаха, шитье на ризе священника, узоры на дамских сумочках, куклы… Думается, что на картине есть еще одна деталь. Зная русские обычаи, о ней можно догадаться. Это горсть родной земли, чтобы помнить всегда о родине и скорее вернуться. Если бы картины могли звучать, мы бы услышали, как стонут раненые, а пробоины в борту судна вторят им; как звякают свисающие за борт стремена и скрипят на кран-балках шлюпки; как перекатываются по трапу стреляные гильзы и вздыхает изношенная пароходная машина; как тихо поют, прощаясь с родиной, а кто-то еле сдерживает слезы, шепчет молитву; как тревожно кричат чайки… История Картину «Белая Россия. Исход» Дмитрий Анатольевич начал писать, будучи совсем молодым человеком, в 1991 году. Закончена она была три года спустя. Критика Как отмечал Николай Черкашин в своих заметках с выставки Белюкина в Малом Манеже: «Московский живописец первым из своих собратьев по творческому цеху «запечатлел душу русской усобицы». До него художники … запечатлевали эпизоды Гражданской войны, победы и подвиги красноармейцев, лики вождей, но душу братоубийственной усобицы, душу смятенную, расколотую, горестную, омытую слезами и кровью душу той давней … русской беды постигнуть в красках удалось пока что лишь этому парню с Чистых прудов». Как отмечал сам художник, «замысел этой картины возник у меня еще в институтские годы, и потом, где бы я ни был – во время службы в армии, при росписи храма в Новосибирске, поездке в Ростов-на–Дону – я старался найти тех, кто мог бы стать ее персонажами. Юношеский размах задуманного был еще шире, чем у моего любимого Корина в «Руси уходящей»: показать не только духовенство и монашество, но и другие сословия России, которым новая власть отказала в праве на существование. Это офицеры и рядовые армии и новой гвардии – корниловских и дроздовских полков, купечество, артистическая богема, гимназисты и лицеисты, депутаты Госдумы и сановники Двора, профессора, поэты и сестры милосердия. И.А.Бунин в шляпе стоит вдалеке, слева у трубы, остальные – собирательные типы людей, олицетворяющие собой образ русского человека, навсегда уходящий в прошлое». Рекомендуемая литература |
| Важно и то, что мальчик родился в селе Палех, в семье потомственных русских иконописцев. Издавна жители этого села, палешане, оставаясь все-таки крестьянами, земледельцами, были и художниками-иконописцами. И прапрадед, и прадед, и дед, и отец Корина писали иконы. Писал их в молодости и он сам. Детство – фундамент, основа будущего человека, будущей жизни. В детстве все уже посеяно в душе человека. Потом это будет расти и расцветать. Конечно, пои влиянием последующих лет и событий одни ростки могут заглохнуть, а другие расцвести пышным и даже махровым цветом, и не обязательно заглохнет худшее, а расцветет лучшее, но посев состоялся, и состоялся он в детстве. Разве не имеет значения для будущего человека, что его окружало в детстве, какие предметы, заботы, разговоры, какая, короче говоря, атмосфера? Пусть это ничего еще окончательно не решает. Сын уфимского купца становится художником Нестеровым, а сын холмогорского крестьянина – Михаилом Ломоносовым. Речь идет не об окончательном приговоре судьбы, но лишь о ее благосклонности. Все-таки будущему художнику благоприятнее родиться и вырасти в избе, где не одни только хомуты да грабли, но краски, кисти, левкас (грунт), понятия о сюжетах, композиции, рисунке, линии… Начало биографии у Корина было традиционное, палехское. Учение иконописи, в частности– казенная иконописная школа и получение звания мастера-иконописца. Потом был один неудачный приезд в Москву, было возвращение в Палех, была вторая попытка зацепиться в Москве, на этот раз более удачная, в иконописной палате Донского монастыря… Но подробности биографии Корина можно прочитать в любой монографии о нем. У нас на уме рассказать о главном, что он успел сделать, а также о том, чего не успел. Третье благоприятствование судьбы состояло в том, что Корин был одарен на протяжении десятилетий дружбой и духовной близостью с Михаилом Васильевичем Нестеровым. В точном смысле этого слова Корин не был учеником Нестерова, как Нестеров не был учителем Корина. Нестеров был для Павла Дмитриевича не учителем в живописи, а наставником, идейным, если хотите, наставником, духовней опорой, образцом служения искусству. В живописи Корина нет ничего от Нестерова, от его религиозного романтизма, от (по расхожему выражению) «нестеровских» женшин и «нестеровского» пейзажа . Совсем другая манера, другой колорит, другой мазок. Но духовным наставником Нестеров для Корина был, но друзьями они были, но единомышленниками были, и это тоже был для Корина дар судьбы. |
|
|
