| Ибо та высшая сила, которую русский народ должен провести в человечество, есть сила не от мира сего, и внешнее богатство и порядок относительно ее не имеют никакого значения. Великое историческое призвание России, от которого только получает значение и ее ближайшая задача, есть призвание религиозное в высшем смысле этого слова» . Действительно, идеалы русского народа носят религиозный характер и находят свое выражение в идее «Святой Руси». Еще реформы Петра Великого доказали способность русского народа к сочетанию восточной и западной культур. Русский народ обладает прирожденной способностью к самоотречению, столь необходимому для признания папы главой вселенской церкви. Между прочим, эта способность еще проявилась в признании варягов. Соловьев передал эту характерную особенность русского народа в словах «лучше отказаться от патриотизма, чем от совести». Он учил, что культурная миссия великой нации заключается не в том, чтобы добиться привилегированного положения и господствовать, а в том, чтобы служить другим народам и всему человечеству . Славянофильское мессианство Соловьева никогда не вырождалось в узкий национализм, В 90-х годах Соловьев, казалось, был близок к западникам. Так, например, в ряде статей он резко критиковал эпигонов славянофильства, извративших его первоначальную концепцию. В статье «Идолы и идеалы» (1891 г.) Соловьев говорит о «превращении высоких и всеобъемлющих христианских идеалов в грубые и ограниченные идолы нашего современного язычества…». «Это национальное мессианство составляло, как известно, основную мысль старого славянофильства; также известно и то, что эта мысль в той или другой форме являлась у многих народов; преобладающий религиозно-мистический характер она принимала в особенности у поляков (товянщизна), и у некоторых французских мечтателей тридцатых и сороковых годов (Мишель, Вентера и т. п.). В каком отношении находится подобное национальное мессианство к истинной христианской идее? Мы не скажем, чтобы между ними было принципиальное противоречие. |
| Мой путь к Восточному Православию История Николая Вентера из Йоханнесбурга Я родился в одной известной протестантской саббатарианской («субботствующие христиане») секте. Мой дедушка был одним из самых передовых проповедников этой деноминации в ЮАР в начале XX века, а мой отец работал их пастором, церковным администратором, редактором и переводчиком в Кейптауне. Я учился в церковных школах, и все мои друзья были членами той церкви. Мы жили в своем мирке, и нам говорили не общаться с людьми «из внешнего мира», потому что мы испортимся, отпадем от Иисуса и станем «потерянными». В 1998 году в моей жизни появился интернет, радикально изменивший взгляд на мир. Наконец-то стали доступны библиотеки, документы, книги и идеи. Сначала мне стало страшно, когда я нашел сайты, посвященные разоблачению заблуждений нашей церкви. Я решил объективно разобраться: если окажется, что они неправы, то от этого ничего не теряю. Но вдруг они правы? Тогда я буду судим за то, что отказался отвергнуть заблуждение. Поэтому я стал изучать и читать, и постепенно мои взгляды на нашу церковь стали меняться. Но я никогда не оставлял Христа. Святой Дух продолжал меня вести и открывать новые двери к истине. Будучи неудовлетворенным своей деноминацией, я стал внеконфессиональным христианином. Став «христианином вне церкви» и оказавшись в «стихии» этого мира, я не знал, куда идти. Первой мыслью было изучить и узнать, что представляла собой самая ранняя Церковь апостолов. До ухода из своей деноминации я бывал на Божественной Литургии Русской Православной Церкви: в то время прихожане собирались на дому. Это было благодаря «русскому духу» моей жены Серафимы, желавшей видеться с русскими людьми. Хотя и участвовал в их богослужениях, я не знал их вероучения, и, честно признаться, Православие тогда казалось мне слишком «католическим». Мое протестантское воспитание заставляло меня сильно бояться католицизма! Я все искал апостольскую Церковь, даже не догадываясь, что стою именно в ней! Следующие 18 месяцев я посещал собрания «Домашней церкви» (христианское течение протестантского толка. – Д.Л. ), но счел их слишком «харизматическими» для меня. Тем временем в Мидранде близ Йоханнесбурга был построен новый русский православный храм, и моя жена сказала, что хочет присоединиться к этому приходу. Так что с сентября 2003 года мы стали регулярно ездить туда на Божественную Литургию. Поскольку супруга имеет инвалидность, мне нужно было каждый раз возить ее на машине. У меня пока не было интереса к этой «католической» Церкви. Однажды на стоянке рядом с храмом я увидел на бампере одной машины наклейку с надписью: «Православие сегодня – такое же, как и в 33 году нашей эры!» Она привлекла мое внимание и заставила задуматься. Я задался вопросом: «Может ли быть так?» |
| Далее нужны устройства для воспроизводства частей клетки в соответствии с генетическими инструкциями. И наконец, необходим механизм по обеспечению структурной целостности системы и связи всех её компонентов. Проблема происхождения живого из неживого заключается в том, что для функционирования минимальной единицы живой природы – клетки – требуется наличие и взаимодействие всех этих устройств. Это много или мало? Реалистично ли спонтанное и одновременное возникновение всех компонентов из неклеточного вещества для построения самой «простой» клетки? Один из экспериментальных подходов для выяснения этого вопроса состоит в том, чтобы определить минимальный набор генов (минимальный геном), необходимый и достаточный для жизни клетки. Удобным организмом для таких исследований оказалась мельчайшая паразитическая бактерия Mycoplasma genitalium, имеющая один из самых простых геномов. Используя метод мутагенеза для нарушения структуры генов и их инактивации, учёным из Института Дж. Крейга Вентера (США) удалось установить, что необходимыми для жизни являются 382 гена из 482, кодирующих белки, и все 43 гена, кодирующие рибонуклеиновые кислоты (учитывая методические особенности, авторы предполагают, что число жизненно необходимых генов, кодирующих белки, может составлять 387) Таким образом, для построения «минимальной» клетки потребуется, как минимум, 425 генов, и это лишь один из четырёх необходимых компонентов (Рисунок 3). Все эти части должны возникнуть одновременно по принципу «всё или ничего» для обеспечения целостности и функциональности клетки как единицы живого. Хотя нельзя исключить, что размер «минимального генома» может быть несколько меньшим для иных комбинаций генов, тем не менее необходимый набор биохимических реакций в свободно живущей клетке остаётся большим и требует сотни различных ферментов и соответствующих генов. Если учесть, что вероятность спонтанного возникновения даже одного гена исчезающе мала и не принимается во внимание в научных работах, то спонтанное формирование сотен генов и дополнительных структурных компонентов клетки (Рисунок 3) из молекул-предшественников представляется невозможным. |
| Создать организм с геномом, полученным искусственным путём, учёным впервые удалось в 2010 году — тогда группа исследователей под руководством Крейга Вентера воспроизвела ДНК бактерии Mycoplasma mycoides. Хотя геном человека значительно сложнее, однако опыт по созданию синтетического генома бактерии показывает, что воспроизводство ДНК человека также возможно. В книге «The Human Condition», изданной в 1958 году, известный философ Ханна Арендт (1906 – 1975) очень точно заметила: «Искусственное созидание мира человеком отделяет человеческое существование от всего животного окружения, но сама жизнь остается за пределами этого искусственного мира, и посредством жизни человек остается связанным со всеми другими живыми организмами. Теперь, на какое-то время, многие научные усилия направлены на создание жизни, также " искусственной " , на разрыв последней связи, благодаря которой даже человек принадлежит к детям природы... Этот будущий человек, которого, как нам рассказывают ученые, они произведут на свет не более, чем через сто лет, кажется, одержим восстанием против человеческого существования, каким оно нам было дано как бесплатный дар из ниоткуда, который он желает поменять на что-то сделанное им самим» . Трансгуманистическая мечта, которая впервые начала давать о себе знать лишь спустя несколько десятилетий после этой книги Ханны Арендт, окончательно противопоставляет себя не только нашему Творцу и Богу, но и самому факту нашей тварности. Восстание трансгуманизма против бытийной данности является чем-то более утонченным и менее очевидным, чем-то более фундаментальным, нежели восстанием против человеческой смертности, поскольку здесь отвергается само представление, что наша жизнь является для нас даром Божием. «Люди стыдятся что они рождены, а не созданы» -- так немецкий философ Гюнтер Андерс охарактеризовал сущность восстания против экзистенциально-онтологических оснований человека в своей большой книге «Устарелость человека», изданной в 1956 году . В связи с этим возникает вопрос об отношении к самому факту «конструирования» и «давания» жизни вне отношений супружеского соединения любви в «плоть едину» (Быт. 2:24). Ведь до недавнего времени лечение болезней подразумевало оказание помощи или устранение препятствий для протекания естественных процессов в человеческом организме. Современные же вспомогательные репродуктивные технологии фактически подменяют естественные процессы деторождения различными технологиями и сопряжены с различными манипуляциями в отношении будущей человеческой жизни. |
| – О поездке ничего не слыхал, – отпарировал, не глядя на него, Мишель. – Где теперь находится его величество ? – пролепетал, любезно сюсюкая, граф Блудов. – Оставил брата в Варшаве, – сухо сказал Мишель. Они прошли в кабинет. Вместе с ними прошел Милорадович и уселся, звякнув шпорами, в кресла. Мишель тоже уселся, пожал плечами и нахмурился: – В какое ты меня положение поставил? Все говорят о Константине как об императоре. Что тут делать? Не понимаю. Он посмотрел исподлобья на Милорадовича, достал, все еще хмурясь, из портфеля письмо Константина и подал Николаю. Увидев надпись: «Его императорскому величеству», Николай побледнел. Он молча стал ходить по комнате. Потом он остановился перед Мишелем и спросил без выражения: – Как поживает Константин? Мишель искоса взглянул на Милорадовича. – Он печален, но тверд, – сказал он, напирая на последнее слово. – В чем тверд, ваше высочество? – спросил Милорадович, откинув голову назад. – В своей воле, – ответил уклончиво Мишель. В это время в комнату просунул голову Милорадовичев адъютант. – Ваше превосходительство, – сказал он Милорадовичу, – в строениях Невского монастыря пожар большой, грозит перекинуться. Милорадович с досадой крякнул, звякнул перед братьями шпорами и вышел. Мишель посмотрел на Николая. – Я тебя не понимаю. Существуют акты или не существуют? – Существуют, – медленно ответил Николай. – Но тогда, подчинившись гвардии, ты, mon cher frure, произвел формальный coup d’etat. Да, да, без всякого сомнения. Николай усмехнулся и помолчал. Потом он обратился к Мишелю, понизив голос: – Константин твердо решил отречься? Он серыми глазами щупал лицо брата. Мишель ответил вопросом: – А разве, по-твоему, Константин мог бы, несмотря на все эти акты, взойти на престол? Николай ничего не отвечал и, сощурившись, смотрел в окно. Снег падал за окнами, кружился по площади, налипал на окна. Было очень спокойное, ленивое зимнее утро. – Что же теперь будет при второй присяге, при отмене прежней? Чем это все кончится? – говорил Мишель и, разводя руками, недоумевал: – Когда производят штабс-капитана в капитаны – это в порядке вещей и никого не удивляет; но совсем иное дело, – Мишель поднял внушительно палец, – перешагнуть через чин и произвести в капитаны поручика. |
| В переводе на военный язык факт казался для него более ясным и значительным. Николай зорко смотрел на брата: – Так ты все же уверен, что Константин серьезно не желает? Мишель пожал плечами: – Его не любят. Николай сказал нерешительно, не глядя на брата: – Отчего тебя так вторая присяга пугает? В конце концов, это не так страшно. В сущности, все это сделка семейная. Мишель развел руками деловито: – Да вот поди ж ты, растолкуй каждому, в черни и в войске, что это сделка семейная и почему сделалось так, а не иначе. Николай задумался. – Все дело в этом, – сказал он тихо, – все дело в этом. Гвардия меня не любит. – Канальство, – пробормотал Мишель, – любят – не любят. Они никого не любят. Николай опять спросил, глядя в упор на Мишеля, по-французски (когда братья хотели быть откровенными, они говорили по-французски; русский язык был для них язык официальный): – Ты полагаешь, Константин думает отречься серьезно? Мишель, глядя в сторону, сделал какой-то жест рукой. – Почем я знаю, он мне ничего не говорил. Видишь сам по письмам. – Я ничего не вижу по письмам, – сказал, вздохнув и нахмурясь, Николай. Мишель посидел, барабаня пальцами, потом подумал о себе и заговорил злобно: – Черт возьми, в какое же ты меня положение поставил? Присягать Константину не могу, тебе тоже, отовсюду расспросы. Черт знает что такое! Николай ему не ответил. Он сидел и писал письмо Константину. Прошел день. Придворные действительно начинали шептаться: ни Мишель, ни его свитские Константину не присягали. В этом было что-то неладное, что-то зловещее даже. От свиты Мишеля полз шепот к придворным, от придворных – из дворца во дворец. Он грозил перейти из дворцов на площади. Фельдъегерь давно уже скакал в Варшаву к Константину с письмом Николая. Николай умолял его императорское величество государя Константина приехать в Петербург. Мать писала его императорскому величеству несколько иначе: просила официального манифеста либо о вступлении на престол, либо об отречении. А ответа от Константина не было. Утром 5 декабря Николай сказал Мишелю озабоченно (он только что имел разговор с Бенкендорфом): |
| Об отречении Константина и о том, что наследником назначил Александр Николая, – Николай знал еще в 1819 году, а Михаил узнал в 21м. Теперь Мишель жил в Варшаве у Константина в Бельведере. Покои его отделялись от покоев хозяев одной только комнатой. Уже несколько недель с Константином творилось что-то неладное. Он задумывался, серые щеки его вспыхивали, и часами он ходил, сгорбясь, по комнатам. Потом, точно отогнав навязчивую муху, он вскакивал, ерошил волосы и быстро уходил. Он даже часто не выходил к столу. Мишель иногда спрашивал: – Что с тобой? Константин отвечал неохотно, отрывисто: – Нездоровится. Потом Мишель начал замечать, что к брату все время приезжают фельдъегери из Таганрога. – Что это значит? – спрашивал он брата озадаченный. – Ничего важного, – отвечал Константин равнодушно. – Царь утвердил награды, которые я выпросил разным тут дворцовым чиновникам. Константин Александра всегда называл в разговоре царем. 25 ноября, под вечер, Константин заперся у себя в комнате с только что приехавшим фельдъегерем. Потом дверь быстро, со стуком отворилась, и он закричал хриплым голосом: – Мишель! Мишель быстро накинул сюртук и побежал к брату. Тот стоял посреди комнаты сгорбившись, с мутными глазами. На лице его был серый румянец. – Maman? – спросил Мишель, думая, что мать умерла. – Нет, слава Богу, – сказал, приходя в себя, Константин, – царь умер. Братья заперлись. Константин, ходя по комнате широкими, угловатыми шагами, говорил отрывисто и смотрел на брата сурово. Он свыкся с мыслью о том, что ему не быть на престоле, но в последнюю минуту ему было все-таки жаль от него отказаться. Власть пугала его и вместе манила. Смотря пристально и осторожно на Мишеля мутными глазами, Константин говорил тихо: – Все-таки надобно отказаться. Меня не любят. В гвардии брожение. Вот у меня рапорта лежат. Со мной отцовская история повторится. Лучше в Варшаве сидеть, по крайности спокойнее. Матушка притом же всегда была против меня. Мишель сказал осторожно, прищурясь: – А с отречением давнишним как обстоит? |
| Мишель заглядывал в окна с неясной тревогой – не то ему хотелось смотреть на людей и отвлечься от тяжести и страха (в своем страхе он сам себе ни за что не признавался), не то он хотел убедиться, что все стоит на месте. Все стояло на месте. Лавки открывались. По улицам шли редкие прохожие, улицы были тихи и темны. Так он проехал пустую Театральную плошадь. В будке, мимо которой он проезжал, спал старый будочник, прислонив к стене свою алебарду. Мишель хотел было окликнуть его и дать нагоняй, но раздумал. Через Поцелуев мост он выехал на Большую Морскую. Уж рассвело, но народа на улицах почти не было. Это начало пугать Мишеля. Что значит это спокойствие, эта тишина? Неужели и впрямь все благополучно и тревожиться нечего? Неуверенность страшила его еще больше, чем явная опасность. Он с недоверием смотрел на молчаливые дома, ровные тротуары. – Посмотрим, что будет далее, – пробормотал он. В Зимнем дворце он еле продрался через толпу придворных. Сановники в мундирах с золотым шитьем, кавалеры, фрейлины, генералы облепили его, как патока, поздравления, пожелания, приветствия посыпались мелким французским горохом. Мишель отвечал отрывисто, почти грубо, мужчинам и принужденно кланялся дамам. Наконец он прошел к Николаю. Николай обнял его и прикоснулся холодной щекой. – Ну, ты видишь – все идет благополучно. Войска присягают, и нет никаких беспорядков. Он говорил с братом немного свысока, не так, как в первый приезд, потому что Мишель просидел в Неннаале без дела и без цели всю эту страшную неделю, и он более ни в чем не полагался на него: эти три дня приучили его к одиночеству. К тому же он обманывал себя неясной надеждой: может быть, ничего и не случится; брат напомнил ему всю возню с Константином и был поэтому неприятен. Мишель это почувствовал и процедил сквозь зубы: – Дай Бог, но день еще не кончился. Ему почти хотелось теперь, чтобы что-нибудь произошло. Вид Николая раздражал его. Вдруг под окном раздался треск барабанов. Николай быстро подбежал к окну. Он вгляделся пристально, и Мишель с удовольствием отметил, что Николай побледнел. Только тогда он опомнился и тоже подбежал к окну. Шла рота солдат, несла знамя, барабаны били под знамена. |
| Николай присягнул. Присягнуло правительство. С этого времени Милорадович был неотлучно при Николае. Он ходил за ним следом. Николай глядел на него с ненавистью, но Милорадович вел себя как всегда: пошучивал, хрипло хохотал и от его высочества не отставал. В эти дни он был оторван от своей любовницы, танцовщицы, и был невероятно рассеян. Он слишком полагался на шестьдесят тысяч штыков. Они, пожалуй, вовсе не были в его кармане. Тайная полиция его бездействовала. Секретными делами его заведовал очень дельный человек, Федор Глинка. Целый день сидел он, согнувшись над секретными распоряжениями, а к вечеру уходил на знакомую квартиру у Синего моста – в дом Российско-Американской торговой компании… IV Михаил скакал бешено. Он промчался, не останавливаясь, через Ковно и Шавли. До Митавы никто не знал о смерти Александра. В Олаа, пока перепрягали лошадей, адъютант сказал ему: – Ваше высочество, здесь какой-то приезжий из Петербурга рассказывал, что его высочество Николай Павлович, все войска, правительство и город принесли присягу Константину. Мишель раскрыл рот. Он машинально сжал в руках портфель с письмами Константина: «Что ж теперь будет, если нужна будет вторая присяга второму лицу?» Мишель проделал весь путь в четыре дня. Первого декабря в шесть часов утра он был уже во дворце. Он прошел торопливо к матери. Николай уже знал о приезде брата и выбежал навстречу, но двери в покой матери закрылись перед самым его носом. Он стиснул зубы и стал ждать – в передней. – Хорошо же, mon cher frere. Мишель вышел не скоро: лицо его было озабочено. Братья наскоро обнялись, и Николай повел его в свой кабинет. За ними двинулся неизменный Милорадович. Перед ними шпалерами склонялись придворные, взгляды, которые они бросали на Мишеля, были быстры и пронзительны – по выражению его лица хотели угадать, что он такое привез. Мишель сделал каменное лицо. – Здоров ли государь император ? – спросил его вкрадчиво барон Альбедиль. – Брат здоров, – сказал быстро Мишель. – Скоро ли можно ожидать его величество ? – заглянул ему в лицо Бенкендорф. |
| Мишель делала вид, что не замечает Бригитту, бедняжка Мишель, которая тоже переживала полосу угрызений совести, угрызений, общих со мной, — мы с ней еще долго не могли от них отделаться, но сейчас, на закате дней, я не нахожу даже бледного их следа. Мишель искренне горевала об отце, которого обожала, однако все ее помыслы здесь, в Ларжюзоне, накануне похорон, были полны одним — увидит ли она Жана, и после траурной церемонии дочерняя печаль ее словно бы померкла, уступив место глубокому разочарованию: в числе провожающих Мирбеля не оказалось. Так как она боялась, что ее трудно будет узнать под густой креповой вуалью, она поручила мне предупредить ее, когда появится Жан де Мирбель. Я решил исполнить просьбу Мишель и с жадным любопытством, но с холодным сердцем шарил глазами в толпе сходившихся в церковь горожан и крестьян. Среди всех этих тупых животных физиономий, этих хорьковых носов, лисьих и кроличьих мордочек, среди бычьих лбов, среди пугающе пустых женских глаз, уже давно потухших или, напротив, живых, блестящих, глупых, как глаза гусынь, я искал то лицо, тот высокий лоб под коротко остриженными вьющимися волосами, те глаза, те насмешливые губы, но искал напрасна Ясно, Жан побоялся попасться на глаза нашей мачехе, но, так как по обычаю вдова не провожает гроб на кладбище, я надеялся, что Жан решится прийти прямо туда Такое утро, как сегодняшнее, сулило прекрасный день, но вскоре бледное солнце заволоклось дымкой. До самой последней минуты — и стоя у открытой ямы, и во время церемонии, когда живые, казавшиеся уже полумертвыми в гуще навалившегося тумана, передавали из рук в руки лопаточку и скупые комья земли барабанили о крышку гроба Октава Пиана, который, может быть, вовсе и не был моим отцом, — до самой последней минуты я надеялся, что из толпы теней вынырнет Жан... Несколько раз Мишель судорожно хватала меня за руку, она тоже ждала и ошибалась. Еще много-много времени мы оба с сестрой со стыдом вспоминали эти минуты. Однако боль, какую мы испытывали при этом, свидетельствует, что мы нежно любили отца и сумели сохранить эту нежность. Ныне я уже не ополчаюсь на тот закон, которому повиновалась моя сестра на маленьком ларжюзонском погосте. Она принадлежала к числу тех чистых и тех гармонически уравновешенных натур, чей инстинкт, лишь за редкими исключениями, не совпадает с их долгом и кого сама природа побуждает совершать как раз то, чего от них ждут небеса. |
|
|
