| I. Борьба Православия с униею при митрополите Михаиле Рагозе К оглавлению Первые два действия против православных: одно униатского митрополита Михаила Рагозы, другое короля Сигизмунда — нам уже известны. Митрополит тотчас после Брестского Собора объявил окружною грамотою (10 октября 1596 г.) по всей православной митрополии, что епископы Львовский и Перемышльский и все архимандриты, игумены, протоиереи и священники, не последовавшие за ним, своим архипастырем, в унию, преданы проклятию и лишены сана навсегда и что потому православные не должны считать их за своих епископов или пресвитеров как проклятых, а кто станет считать, тот сам да будет проклят со всем своим домом . Король также издал приказ (15 декабря) ко всем православным, чтобы они не признавали Гедеона и Михаила Копыстенского своими епископами и не имели с ними никакого общения как с низложенными и проклятыми, а признавали своими законными архипастырями митрополита Рагозу и других владык, принявших унию, и оказывали им совершенное послушание во всем . Чем же отвечала на это православная церковная власть? Уполномоченный Цареградского патриарха протосинкелл и экзарх Никифор, находившийся тогда в Литве, немедленно разослал свою окружную грамоту (11 октября), в которой, напоминая православным, что митрополит Рагоза и с ним другие епископы за отступничество в унию преданы православным Собором «конечному отвержению», благословлял всех оставшихся верными православию священнослужителей невозбранно совершать свои священнодействия по всей митрополии и поминать в молитвах вместо митрополита и владык-отступников имя одного Цареградского патриарха, а епископам Львовскому и Перемышльскому разрешал принимать всех православных, которые будут приходить к ним по своим церковным нуждам, следовательно, и из других епархий, оставшихся без православных архипастырей . В то же время православные отправили список деяний своего Брестского Собора к самому Вселенскому патриарху. К счастию, на Цареградскую кафедру только что вступил тогда в качестве местоблюстителя Александрийский патриарх Мелетий, иерарх ученый, благочестивый, ревностный к своему долгу и, главное, хорошо знакомый с положением Западнорусской митрополии, с которою не раз сносился и прежде . |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание НИКИФОР (Тур; † 1599), архим. Киево-Печерского мон-ря (см. Киево-Печерская лавра ) в 1593-1599 гг. Н. упоминается в решениях православного Собора 1591 г. (см. в ст. Брестские Соборы ) как эконом Киево-Печерского мон-ря, назначенный членом комиссии по исправлению книг. Этот факт позволяет охарактеризовать его как лицо, близкое к Владимиро-Волынскому еп. Мелетию (Хребтовичу-Богуринскому) , являвшемуся архимандритом монастыря, и как человека образованного. Вероятно, Н. был причастен к плану превращения Киево-Печерского мон-ря в патриаршую ставропигию. План проявился в изготовлении фальсификата грамоты К-польского патриарха Максима 1481 г., по к-рой мон-рь освобождался от власти Киевского митрополита. Существование такого плана и такой грамоты объясняет некоторые черты поведения Н., когда он возглавил Киево-Печерский мон-рь. Н., по-видимому, стал настоятелем обители (нареченным архимандритом) вскоре после смерти в янв. 1593 г. Мелетия (Хребтовича-Богуринского) по избранию печерской братией и правосл. шляхтой Киевской земли и получил соответствующий королевский привилей. Вскоре, однако, возникли сложности в отношениях между ним и митр. Михаилом (Рагозой) . Весной 1594 г. митрополит предложил Н. приехать в Новогрудок, чтобы тот «взял посвящение звыклое» (в сан архимандрита), но Н. отказался это сделать, заявив митрополичьему посланцу, что митрополит не имеет никакой власти над Киево-Печерским мон-рем. Таким же был итог и последующих обращений митрополита к Н. (сент. 1594 - нач. 1595). Положение ухудшилось после появления у организаторов буд. унии (см. Брестская уния 1596 г.) планов, касавшихся Киево-Печерского монастыря. На встрече в Торчине в кон. 1594 г. с правосл. сторонниками унии Ипатием Потеем и Кириллом (Терлецким) Луцкий католич. еп. Бернард Мацеёвский предложил передать Киево-Печерский мон-рь под управление митрополита, что позволило бы привлечь Михаила (Рагозу) в ряды сторонников унии и сделать митрополита (в значительной мере благодаря огромным материальным ресурсам мон-ря) сильным главой униат. Церкви. Планы эти скоро получили поддержку Рима: 4 марта 1595 г. датирована булла папы Климента VIII о передаче Киевскому митрополиту Печерской архимандритии в случае соединения с Римской Церковью. |
| Михаил, митрополит Киевский и Галицкий (Рагоза) В 1579 году пострижен в монашество и в этом же году возведен в сан архимандрита Минского Вознесенского монастыря. С июля 1582 года – архимандрит Слуцкого Троицкого монастыря. 27 июля 1588 года Константинопольским патриархом Иеремией хиротонисан во епископа с возведением в сан митрополита Киевского, Галицкого и всея Руси. Михаил был человек благочестивый, скромный, сравнительно безукоризненной нравственности, далекий от дел насилия, но, к сожалению, с этими достоинствами честного человека, монаха и епископа Михаил не соединял других достоинств, необходимых для западнорусской Церкви в то бурное время. Он был слаб, боязлив, вследствие чего вынужден был играть жалкую, двоедушную роль в вопросе принятия унии. М. В. Толстой говорит, что митрополит Михаил «был старик добрый, но с характером слабым». А в то время требовался не просто твердый характер, а готовность к мученичеству. Михаил (Рагоза) проявил слабость с самого начала. Патриарх Константинопольский Иеремия, являвшийся тогда верховным главой Киевского экзархата, предложил митрополиту Михаилу собрать Собор по вопросу о церковном благочинии и для суда над Кириллом (Терлецким, † 1607). Но Кирилл заставил Михаила (Рагозу) опасаться за свою жизнь, и Собор не состоялся. В последующие годы, когда польский король и католическое духовенство усиленно стремились ввести унию, митрополит Михаил лавировал, не присоединясь твердо ни к той, ни к другой стороне. В 1593 или 1594 году он издал окружную грамоту, в которой говорил, что и не думает об унии, и клятвой уверял, что дорожит союзом с патриархом Константинопольским. 8 октября 1596 года на Брестском Соборе на вопрос православных он ответил, что не хочет унии. Но унию требовал король Сигизмунд III, и Михаил через несколько часов после своего ответа на том Соборе вместе с пятью епископами подписал акт соединения, т. е. принятия унии. Он был первый униатский митрополит. После этого православные на том же Соборе составили приговор, в котором объявили всех изменников Православия лишенными власти. (Со своей стороны, первый униатский митрополит Михаил Рагоза сразу же после принятия унии объявил окружной грамотой от 10 октября 1596 года, что епископы и священники, не последовавшие за ним, своим архипастырем, в унию, преданы проклятию и лишены сана навсегда и что потому православные не должны считать их за своих епископов или пресвитеров как проклятых, а кто станет считать, тот сам да будет проклят со всем своим домом. Главным образом это проклятие относилось к верным Православию Гедеону (Балабану, † 1607) и Михаилу (Копыстенскому, † 1610). |
| Ко времени избрания Петра Могилы настоятелем Киево-Печерского монастыря этот монастырь, по своему влиянию на ход церковных дел на Украине, занимал уже ведущее место и успел оказать православию значительные успехи. Имена трех непосредственных предшественников Петра Могилы по Киево-Печерской Лавре – Никифора Тура (1593 – 1599), Елисея Плетенецкого (1599–1624) и Захарии Копыстенского (1624–1627) занимают почетное место в истории просвещения и борьбы за православие. Буллой от 4 марта 1595 г. римский папа Климент VIII «предоставил» Киево-Печерский монастырь, дотоле самостоятельный, киевским митрополитам под условием их единения с Римскою Церковью , и на этом основании униатский митрополит Михаил Рагоза, при поддержке польского правительства, требовал от архимандрита Никифора подчинения себе, как начальнику, и присоединения к унии. Но Тур, прибыв на Брестский собор, был одним из руководителей той его части, которая отвергла унию и объявила митрополита Михаила Рагозу вместе с прочими епископами, подчинявшимися папе, лишенными сана и отлученными от Церкви. По требованию митрополита Михаила Рагозы, архимандрита Никифора вызвали на суд к королю Сигизмунду III, ярому стороннику католицизма, и он, естественно, определил передать Киево-Печерский монастырь во власть униатского митрополита, а архимандрита Никифора Тура низложить и удалить из монастыря. Однако выполнить это распоряжение оказалось не так просто: когда явился уполномоченный короля (Иван Кошица), перед ним были заперты лаврские ворота, и королевский посланец вынужден был удалиться, не выполнив данного ему поручения. Никифор Тур не только не пустил униатов в самый монастырь, но сумел отстоять и большую часть его вотчин от претензий на них униатского митрополита Михаила Рагозы. Эта борьба была очень важна, как отрицание униатских прав на древнейшую украинскую святыню православия и как твердое, мужественное стояние за него.Еще важнее была деятельность преемника Никифора Тура, архимандрита Елисея Плетенецкого. Продолжая борьбу с унией и католицизмом, он старался, в соответствии с особыми требованиями времени, восстановить в монастыре, по правилам св. |
| Нам кажется вполне убедительной точка зрения, предложенная К. Левицким: решения, принятые в Белзе накануне Брестского собора 1590 г., не касались унии и были подтверждены на соборе как нечто вполне ясное и бесспорное. Первым же коллективным решением о готовности к унии была декларация от 24 июня 1590 г., принятая четырьмя епископами после отъезда митрополита Рагозы 602 . К аргументам К. Левицкого можно добавить наблюдение над самим текстом соборного постановления от 20 июня 1590 г.: после упоминания о «постановлении», принятом «некоторыми» епископами в Белзе, следует текст: «Тое постановление при зуполной моци зоставуем и тым листом нашим ствержаем под тым способом, и тамошние толко зьезды, штох мы ся мели зьезжати в Белзе, тогды тот зьезьд прекладаем на тоеж местце до Берестя Литовского, во инших во всех пунктех в своей моци о/т/всех нас захован быти мает». И ниже излагаются решения, предварительно обсужденные как бы «оргкомитетом» Брестского собора в Белзе (о запрете светским лицам «держать и вживати» монастыри, о невмешательстве духовенства одной епархии в дела другой епархии или чужого прихода, о документальном подтверждении земельных владений на грядущем соборе 1591 г.). Изложение этих решений завершается торжественным обещанием соблюдать «то все, што в том листе нашом есть описано». Таким образом, документ от 20 июня воспроизводит содержание Белзского постановления. Если бы оно содержало подвергнутые умолчанию пункты о готовности к унии, отсутствие подписей Михаила Рагозы и Мелетия Хребтовича, подписавших документ от 20 июня, под декларацией от 24 июня того же года было бы необъяснимым. Специального комментария заслуживает роль конфликтов вокруг Львовского епископа Гедеона Балабана и самого владыки в генезисе унионной инициативы 1590 г. Во-первых, трудно не увидеть связи между фактом осуждения соборами и митрополитом Балабана в 1589–1590 гг. в результате давления Львовского братства на Михаила Рагозу и декларацией от 24 июня 1590 г. Во-вторых, согласно хорошо известному более позднему (1599 г.) свидетельству И. Потея, Гедеон Балабан обратился к львовскому католическому епископу Д. Соликовскому с просьбой помочь избавиться от «неволи» константинопольского патриарха 603 . Но насколько достоверно известие Потея 604 ? И когда именно это произошло, если в самом деле имело место? Каков бы ни был ответ на эти вопросы, ясно, что и в этом случае инициатива исходила от православной стороны и мотивы, двигавшие Балабаном, были непосредственной реакцией на внутрицерковные конфликты конца 1580-х – начала 1590-х гг., а не осуществлением некоего долго вынашиваемого плана. |
| Не напрасно патриарх Иеремия будто бы не хотел святить Михаила Рагозу в митрополита, и когда знатные люди начали ходатайствовать за него, то сказал: «Аще достоин есть, якоже вы глаголете, буди достоин; аще ли же несть достоин, а вы его за достойнаго удаете, аз чист есмь — вы узрите». Патриарх мог узнать от близких людей, как состоялось избрание Михаила, или мог возыметь подозрение по самой скорости избрания . Впрочем, мы выдаем мысль о сношениях иезуитов с Рагозою еще до избрания его на митрополию не более как за догадку, которую можно принять, но едва ли не справедливее отвергнуть. По крайней мере, до самого конца 1594 г. мы не увидим никаких следов, чтобы он имел наклонность к унии и старался скрывать эту наклонность. И только с конца 1594 г., когда он дал письменное согласие на унию, он действительно всячески старался скрывать от православных свое участие в этом деле в продолжение двух лет до самого Брестского Собора (8 октября 1596 г.). Письмо иезуитов к Рагозе могло быть написано уже в 1596 г., даже незадолго пред Брестским Собором, и заключать в себе совет митрополиту держаться того же правила скрытности, какого он держался с конца 1594 г., а не со времени своего избрания на митрополию. В первый день августа 1589 г. Рагоза был уже митрополитом, и, вероятно, в этот самый день патриарх и посвятил его в виленском Пречистенском соборе . Того же числа Иеремия издал грамоту, обращенную ко всем православным народам Востока, грекам, арабам, болгарам, молдаванам, сербам, русским и волохам, ко всем их святителям и прочему духовенству и, в частности, к новопоставленному митрополиту Киевскому и всея Руси Михаилу. В грамоте патриарх говорил: «Извещаем вас, что во время пребывания нашего здесь, в странах польского короля, в присутствии местного архиепископа, епископов и всего церковного причта нам донесено от многих свидетелей, что издавна приходят сюда ради своих нужд из наших стран греческих, из областей всех четырех патриархов, митрополиты, архиепископы, епископы, архимандриты и прочие калугеры и чинят здесь, в нашей парафии, превышения власти в церковных действиях, между здешними владыками, архимандритами, игуменами и иными церковными людьми, самовольно литургисают и одних благословляют, других анафематствуют и отлучают, и вообще позволяют себе то, что должно принадлежать здесь только нам, в нашей парафии, и поставленным нами митрополиту и епископам. |
| Митрополита Михаила Рагозу и четырех епископов, под давлением Речи Посполитой принявших католический догмат при сохранении православного обряда в Брестской унии, православные малороссы не приняли. Но униатов с презрением отвергли также и поляки – местные католики. Униатство стало водоразделом между православно-малороссийским и польско-католическим культурно-цивилизационным типом. Это самоопределение было всегда неустойчивым, ибо те униаты, что имели пропольское сознание, постепенно переходили в католичество и ополячивались, а колеблющиеся переходили обратно в Православие. Вектор униатства направлен был поэтому на Восток, стремясь втянуть православную Малороссию, подстрекателем к чему всегда была претендующая на нее веками Польша. Греко-католическая церковь родила именно в Галиции политическое «украинство» в ярко выраженной форме «москвофобии». Именно поляки – родоначальники концепций, что русские и малороссы это не единый разветвившийся народ, а две народности, затем теория превратила их уже в два славянских народа. Но галицийская идеология нуждалась в более радикальном пересмотре и его представил провинциальный поляк Францышек Духинский, который в середине XIX века начинает витийствовать с парижских кафедр о том, что русские – это вообще не славяне, а помесь угро-финнов с татарами. Эта варварская нация украла Киевскую историю, которая относится лишь к малороссам, которые и есть единственные наследники святого Владимира. (Именно это провозгласил нынешний Папа Иоанн Павел II во время его недавнего визита на Украину). Щедро субсидируемая Ватиканом и Веной, эта теория затем в изящной форме воплотилась в капитальный труд украинского интеллектуального патриарха М.Грушевского – девятитомную «Историю Украйны-Руси» (1908), оплаченную грантами Венского двора. Несмотря на все пятивековые усилия Польши и Австрии, еще на рубеже XIX-XX веков самобытность малороссийской культуры совсем не означала антирусского сознания не только в Малороссии, воспетой Гоголем, но и в самой Галицкой и Карпатской Руси. Более 100 тыс. подписей стояло под петицией галичан в Венский парламент в 1880 году о праве изучать и преподавать русский язык: «Галицко-русский народ по своему историческому прошлому, культуре и языку стоит в тесной связи с заселяющим смежные с Галицкой землей малоросским племенем в России, которое вместе с великорусским и белорусским составляет цельную этнографическую группу. Язык этого народа, выработанный тысячелетним трудом всех трех русских племен и занимающий в настоящее время одно из первых мест среди мировых языков, Галицкая Русь считает своим». |
| Трудно поверить последним словам грамоты: панове рада еще могли участвовать в избрании Михаила, по крайней мере те, которые находились с королем в Вильне, но православное рыцарство, т. е. дворянство Литовской земли, рассеянное по всей стране, решительно не могло в такой короткий срок принять участие в избрании митрополита, и о рыцарстве упомянуто в грамоте, может быть, потому только, что о нем обыкновенно упоминалось в подобных грамотах короля и она написана по готовой, издавна установившейся форме, если не предположить намерения скрыть правду . Известно письмо виленских иезуитов к Рагозе, писанное в то время, когда он был уже митрополитом. Здесь они напоминают ему, что он возведен на свою кафедру «без содействия» дворянства , а только определением самого короля; уверяют митрополита, что они «тем пламеннее желают его благорасположения, чем б?ольшую и б?ольшую усматривают в нем склонность к латинской Церкви», что «велика будет радость всех латинян, когда они увидят счастливое совершение столь давно желаемой унии в правление и при мудрой деятельности такого великого пастыря», что «не менее блистательно будет, когда он в качестве примаса Восточной Церкви, находящейся в польских владениях, будет заседать в сенате рядом с примасом королевства», и, между прочим, дают Рагозе такой совет: «Что касается мирян, особенно простого народа, то, как Вы доселе благоразумно поступали, так и впредь Вам нужно, сколько возможно, беречься, чтобы не подать им малейшего повода догадаться о Ваших намерениях и целях» . Мы отвергаем мнение, будто Михаил Рагоза воспитывался у иезуитов, был их учеником: иезуиты появились в Литве только с 1569 г., а Михаил в 1576 г. был уже «дворным» писарем у воеводы Волынской земли князя Богуша Корецкого и с 1579 г. сделался архимандритом минского Вознесенского монастыря . Но приведенные слова иезуитского письма невольно располагают думать, не вошли ли иезуиты в сношение с Рагозою еще до избрания его на митрополию и, обольстив его обещанием митрополитской кафедры и сенаторского кресла, если он согласится действовать в пользу унии, не условились ли с ним, как ему действовать на митрополитской кафедре, чтобы до времени скрывать от православных свои намерения и цели? А затем, может быть, и убедили короля избрать Рагозу на митрополию. |
| В 1589 г. в России было учреждено патриаршество. Ранее автономия Киевской митрополии сохранялась на основе временного разрыва и неопределенных отношений между Москвой и Константинополем. Теперь же с учреждением патриаршества между обеими Церквами установились нормальные канонические отношения и мог возникнуть вопрос о воссоединении разделенных с Русской Церковью ее частей. Приняв участие в учреждении патриаршества в России, Патриарх Константинопольский Иеремия II в 1589 г. проездом на родину некоторое время находился в пределах Польско-Литовского государства. В Вильно он встретился с королем Сигизмундом III (1587—1631) и согласился возвести архимандрита Михаила (Рагозу) в сан митрополита. 1 августа 1589 г. архимандрит Михаил (Рагоза) был посвящен в сан митрополита в Виленском Пречистенском соборе Патриархом Иеремией II. Вскоре митрополит Михаил (Рагоза) начал созывать ежегодные Соборы в Бресте. Созванный в 1590 г. Собор по примеру всех прежних русских Соборов не был ограничен участием в нем епископов, но на нем были представлены и архимандриты, игумены, священники и миряне. На официальных заседаниях речь шла о благе Православия. А вне сессий Собора в глубокой тайне от народа вершился сговор ряда епископов, соглашавшихся с унией. Введенные в заблуждение, эти епископы намеревались приобрести расположение католического правительства путем принятия унии, внешне почти ничего не менявшей в практике церковной жизни. Подписав тайное обязательство способствовать заключению унии, они рассматривали ее как разновидность формально не отмененной Флорентийской унии 1439 г. В сентябре 1595 г. епископы Кирилл (Терлецкий) и Ипатий (Поцей) отправились в Рим для представления Папе от имени южнорусских епископов акта подчинения их Римскому престолу. 15 ноября они прибыли в Рим и вскоре были приняты Папой Климентом VIII в частной аудиенции «с несказанной милостью и лаской». Папа Климент VIII для официального засвидетельствования западнорусскими иерархами вступления их в унию с Римом поручил митрополиту Михаилу (Рагозе) созвать Собор и осуществить формальное заключение унии. Сигизмунд III разрешил созыв Собора, хотя, по дошедшим до Кракова сведениям, русский православный народ уже так разошелся со своими пастырями, что запоздалый Собор не обещал унии никакой перспективы. |
| Н.Ульянов, крупный историк русского зарубежья пишет, что с самого начала казачья верхушка была полонофильской, а Б.Хмельницкий, который “все три года, что находился под московской властью, вел себя как человек готовый со дня на день сложить присягу и отпасть от России”, был склонен интриговать и против царя, и против Польши, вступал в сговор с шведским королем Карлом Густавом, в чем его уличил посланец Москвы Ф.Бутурлин. Н.Костомаров выяснил, найдя две грамоты от турецкого султана на имя Хмельницкого, что тот и вовсе был “двоеданником”, то есть признавал тайно от Москвы и власть турецкого султана. Истоки украинского сепаратизма - в Брестской унии, в противостоянии католического Запада ненавистной “византийской схизме” и неприятии русского православия, что трагично разыгрывается в зоне их столкновения в жизни одного народа. Отрыв Киева от Москвы, и окатоличивание восточного славянства были вековыми устремлениями Ватикана и Запада: “О, мои Русины! Через вас-то надеюсь я достигнуть Востока...” - взывал к галичанам Папа Урбан VIII в начале XVII столетия вскоре после Унии (1596). Митрополита Михаила Рагозу и четырех епископов, под давлением Речи Посполитой принявших католичский догмат при сохранении православного обряда, православные западнорусы не приняли. Но униатов с презрением отвергли также и поляки - местные католики, требуя полной ассимиляции. Так, униатство стало буфером между православно-западнорусским и польско-католическим культурно-цивилизационным типом. Именно феномен греко-католика - ни русский, ни поляк, а “самостийник – украинец” - основа украинского идентитета, потом украинской идеи. Щедро субсидированная Веной и Ватиканом, Греко-католическая церковь родила и политическое украинство. История унии - это жестокое наступление католицизма на православие, это экспроприация, насилие и убийства, продолжавшиеся три века сначала поляками, затем Австрией. В Галиции после пяти веков под латинянами в конце XIX в. стихийно возникло идейное москвофильство (переход православной интеллигенции на русский язык с польского), а также массовый переход в православие крестьян, которые по церковным праздникам крестными ходами прорывались в Почаевскувю лавру через австро-русскую границу, Все это грозило обрусением и в конечном счете идеей единения с Москвой. |
|
|
