| Нек-рая сложность состояла в том, что Н. уже обладал королевским привилеем на настоятельство в монастыре и нужно было найти основания для отмены этого документа. Такие основания были найдены: плохое управление церковным имуществом, к-рое архимандрит якобы «розным особам позаставовал», и отказ принять «посвящение» от митрополита. Грамотой от 5 мая 1595 г. кор. Сигизмунд III известил митр. Михаила (Рагозу), присоединившегося к этому времени к сторонникам унии, что он должен, «яко набордзей могучи», посетить Киево-Печерский мон-рь, заняться проверкой обвинений против настоятеля, а до окончания следствия взять в секвестр монастырь и его имущество. 20 мая 1595 г. Ипатий (Потей) и Кирилл (Терлецкий) сообщили митрополиту, что у него есть все основания для занятия мон-ря - «привилея», «листы уважчие», к-рые следовало передать королевскому «дворянину» для введения митрополита во владение. Митрополит, однако, в Киев не поехал, вероятно понимая слабость своих позиций в городе (что показали и последующие события), и 10 июня 1595 г. вызвал Н. в духовный суд, очевидно, для разбора выдвинутых обвинений, но архимандрит на этот и последующие вызовы не реагировал. Когда выдвигались описанные выше планы относительно Киево-Печерского мон-ря, Н. принадлежал к той части духовенства, которая 28 янв. 1596 г. на Соборе, созванном еп. Гедеоном (Балабаном) во Львове, сделала заявление о своем желании соединиться с Римской Церковью. Однако среди сторонников унии Н. оставался недолго. В письме кн. Константина Константиновича Острожского от 4 авг. 1595 г. говорится о поездке Н. по просьбе князя в Сандомир на встречу с протестантами, очевидно, чтобы договориться о совместных действиях против сторонников унии. В окт. 1596 г. на правосл. Соборе в Бресте Н. принадлежала видная роль. Он стоял во главе делегаций, приглашавших митрополита и епископов, принявших унию, прибыть на правосл. Собор. Когда после 3 приглашений они прибыть отказались, Н. в ответ на вопрос представителя К-польского патриарха сщмч. Никифора (Парасхеса-Кантакузина) о причинах отказа объяснил, как митрополит и епископы, опасаясь наказания за беззаконные поступки, присоединились к Римской Церкви, чтобы сохранить свое положение. Одновременно он сообщил, что православные не хотят порывать со своей Церковью, ссылаясь на инструкции, привезенные на Собор его участниками. Неудивительно, что в решениях униат. Собора в Бресте Н. было уделено особое внимание: грамотой от 9 окт. 1596 г. он был лишен сана и отлучен от Церкви. |
| 9 октября выбрали из среды своей двух светских особ: Малиновского и Древинского. В инструкции, данной им, православные паны рады, дикгнитары, урядники, рыцарство (релие грецкое с короны из великого князства литовского) поручали благодарить короля за доброе и отцовское напоминание о соединении церквей. – «Мы (говорилось в инструкции) были бы очень рады этому, но видим из истории, что это священное соединение уже не раз составлялось, но также не раз и разрывалось, потому что не были отстранены все препятствия; мы теперь не хотим строить непрочное здание, а помыслим об основательном и крепком. Представлено королю несколько важных причин, почему они не могут теперь приступить к соединению: 1) Они составляют только часть восточной церкви, сообразно древнему порядку, и болию шестисот лете находятся в послушании у константинопольского патриарха. Они считали, что не смеют принять на себя права делать такие важные постановления на поместном соборе, тем более, что, назад тому сто лет слишком, константинопольский патриарх, приглашённый на флорентийский собор для подобного дела соединения церквей, не оставил без внимания русского народа, хотя ему было прилично противное, как верховной особе. Русские заявили, что они боятся навлечь на себя нарекания в неблагодарности и безрассудном отступлении от восточной церкви, и тем самым, подать турецкому тирану повод к причинению больших оскорблений патриархам и вообще всем сынам восточной церкви; 2) они не доверяли владыкам, которым поручать такого важного дела не дозволяли их самовольные поступки; 3) им нельзя приступить в настоящее время к соединению, потому что римская церковь полагает соединение только в одном повиновении папе, яко всеобщему пастырю церкви, тогда как они никого не признают всеобщим пастырем, кроме Господа Иисуса Христа, его же св. Пётр нарёк пастырем пастырей; да кроме того есть много статей, несходных с учением и уставами отца папы. Эти различия не могут быть улажены на частном соборе; и потому они теперь боятся приступить к соединению, чтобы, со временем, не нарушили несходных с римскою церковью статей и обрядов восточной церкви и не последовало лишения прав, данных в землях короля греческой вере. В заключение, православные просили короля низложить митрополита Михаила Рагозу и епископов, лишить их прав на церковные имущества и отдать эти имущества тем лицам, какие будут избраны на основании конституций годов 1575, 1576, 1589.» |
| Мы не знаем, что из этого может выйти и что вырастет впоследствии, но думаем и предвидим, что, вместо единства и согласия, водворим раздор и вражду между Польшею и Русью, и поведём их обеих к беспрерывным несчастиям, к упадку и окончательной погибели». Ян Замойский, заправлявший при Стефане всеми делами, говорил диссидентам: «Я католик, и отдал бы половину жизни за то, чтоб и вы были католики, но отдам всю свою жизнь за ваши права и свободу, если б вас стали насиловать и принуждать быть католиками». Когда вступил на престол Сигизмунд III, им было гораздо удобнее. Скарга стал его духовником. Иезуитское внушение побуждало короля приобрести венец бессмертия на небеси и вечную славу в истории совершением спасительного подвига соединения христиан во единое стадо. Иезуиты убеждали политических людей в выгодности церковного соединения для целости государства, ибо тогда Русь, составляющая в Речи Посполитой особую народность, может слиться с Польшею, и уничтожится нравственно-духовная связь, соединяющая с Московиею русские области Речи Посполитой, связь, которую уже тогда дальновидные люди находили опасною в будущем для государственной прочности. Плану иезуитов способствовали тогдашние отношения русской церкви к константинопольскому патриарху. Отправляясь из Греции в Москву, тогдашний патриарх Иеремия испросил у короля Сигизмунда III дозволения употребить в дело своё право судить и рядить по церковному управлению, и низложил киевского митрополита Онисифора Дивочку, потому что он, до своего посвящения, находясь в светском звании, был женат на второй жене; а посвящать двоежёнцев было противно церковным правилам. Вместе с тем его обвиняли в крайнем нерадении к делам церкви. Вместо него патриарх, по желанию некоторых дворян, особенно Скумина Тишкевича, посвятил в сан митрополита минского архимандрита Михаила Рагозу, креатуру иезуитов, тайно расположенного к унии, но искусно принимавшего личину ревностного православного и даже простачка. Проницательному патриарху не совсем понравился этот новый митрополит, но он не стал противиться желанию дворян, просивших за него, и, посвящая его, сказал: «Если он достоин, то пусть будет по вашему слову достоин, а если он недостоин, а вы его представляете за достойного, то сами знаете, а я чист». 240 Укоряя русское духовенство в беспорядочной жизни и уклонениях от церковного благочиния, патриарх грозил, по своем возвращении из Москвы, учинить розыск и сделать то же с другими церковными сановниками, что он сделал с митрополитом Онисифором, а пока, для примера, патриарх лишил чина архимандрита супральского Тимофея Злобу, которого обвиняли в убийстве. |
| Огромную роль сыграли братства в фактическом срыве Ватиканского плана Брестской унии - в католичество перешла только большая часть иерархии, но без духовенства и народа. Очень интересна переписка между отступниками от Православия во главе с Киевским митрополитом Михаилом Рагозой и ревнителями Православия - Львовскими братствами, афонским иноком Иоанном Вишенским, Александрийским Патриархом Мелетием Пигасом. Отступники, прекрасно понимая, что у них нет богословских оправдательных документов своего предательства, обвиняют православных в " непослушании епископу " и т.д. Письма же Патриарха Мелетия, Иоанна Вишенского полны более чем резких выражений по отношению к вероотсупникам, из которых " волки в овечьих шкурах " , " прелюбодеи " являются самыми мягкими. Православные братства, монастыри (наиболее знаменитые на Западной Руси - Почаевская Лавра и Манявский скит) стояли и на страже Православия и общерусского единства. Так, знаменитая Успенская Ставропигийская Церковь во Львове построена на пожертвования русского царя Федора Иоанновича. Галицко-русская православно-полемическая литература 16-18 вв. Краткий обзор Галичанин, иеродиакон Захария Копыстенский написал в 1622 г. знаменитый труд " Палинодия " , являющийся как антиуниатским богословским трактатом, так и фактически первым учебником русской истории. В " Палинодии " прославляется " мужество народа Российского " , северная часть которого покорила Казань и Астрахань, а другая часть " яфето-росского поколения, в Малой России, выходече " , " татары и места турецкие на море Чорном воюют " (В.Б. Завитневич " Палинодия " Захария Копыстенского и ее место в истории западно-русской полемики XVI и XVII вв. С-Пб-1878). Невозможно также пройти мимо Иоанна Вишенского (1550-1623), афонского инока, ревнителя веры православной, достойного скорейшей канонизации. На Афоне Иоанн Вишенский велел заживо " похоронить " себя в пещере у Эгейского моря, откуда беспощадно порицал отступников: Михаила Рагозу, Ипатия Потея, епископа Брестского. Иоанн Вишенский написал множество ярких посланий, в которых прямо называет латинян не просто еретиками, а слугами дьявола (в своей знаменитой " книжке " ). Отступников от веры он беспощадно бичует в " Послании к митрополиту и епископам, принявшим унию " . Очень интересна и актуальна полемика Иоанна Вишенского с иезуитом Петром Скаргой. Оба придают церковно-славянскому языку принципиальное значение. Для Иоанна Вишенского церковно-славянский язык богодуховнен, " его же дьявол ненавидит " , Скарга же в своей борьбе с Православием дискредитацию и уничтожение церковно-славянского языка рассматривает как одну из важнейших задач. |
| В 1589 г. в России было учреждено патриаршество. Ранее автономия Киевской митрополии сохранялась на основе временного разрыва и неопределенных отношений между Москвой и Константинополем. Теперь же с учреждением патриаршества между обеими Церквами установились нормальные канонические отношения и мог возникнуть вопрос о воссоединении разделенных с Русской Церковью ее частей. Приняв участие в учреждении патриаршества в России, Патриарх Константинопольский Иеремия II в 1589 г. проездом на родину некоторое время находился в пределах Польско-Литовского государства. В Вильно он встретился с королем Сигизмундом III (1587—1631) и согласился возвести архимандрита Михаила (Рагозу) в сан митрополита. 1 августа 1589 г. архимандрит Михаил (Рагоза) был посвящен в сан митрополита в Виленском Пречистенском соборе Патриархом Иеремией II. Вскоре митрополит Михаил (Рагоза) начал созывать ежегодные Соборы в Бресте. Созванный в 1590 г. Собор по примеру всех прежних русских Соборов не был ограничен участием в нем епископов, но на нем были представлены и архимандриты, игумены, священники и миряне. На официальных заседаниях речь шла о благе Православия. А вне сессий Собора в глубокой тайне от народа вершился сговор ряда епископов, соглашавшихся с унией. Введенные в заблуждение, эти епископы намеревались приобрести расположение католического правительства путем принятия унии, внешне почти ничего не менявшей в практике церковной жизни. Подписав тайное обязательство способствовать заключению унии, они рассматривали ее как разновидность формально не отмененной Флорентийской унии 1439 г. В сентябре 1595 г. епископы Кирилл (Терлецкий) и Ипатий (Поцей) отправились в Рим для представления Папе от имени южнорусских епископов акта подчинения их Римскому престолу. 15 ноября они прибыли в Рим и вскоре были приняты Папой Климентом VIII в частной аудиенции «с несказанной милостью и лаской». Папа Климент VIII для официального засвидетельствования западнорусскими иерархами вступления их в унию с Римом поручил митрополиту Михаилу (Рагозе) созвать Собор и осуществить формальное заключение унии. Сигизмунд III разрешил созыв Собора, хотя, по дошедшим до Кракова сведениям, русский православный народ уже так разошелся со своими пастырями, что запоздалый Собор не обещал унии никакой перспективы. |
| После этого патриарх Иеремия отправился в Константинополь. На прощание царь преподнес греческим иерархам богатые дары и выразил пожелание, чтобы русское патриаршество было утверждено Собором всех Восточных патриархов и чтобы было определено положение нового патриарха в ряду других. На обратном пути Иеремия задержался в Литве, где поставил нового митрополита — Михаила (Рагозу). Возвратившись в Константинополь в 1590 году, он созвал Собор и сделал подробный доклад о деянии, совершенном им в Москве. Принятая Соборная грамота признавала святителя Иова патриархом, определяя ему пятое место после Восточных патриархов и разрешая в последующее время поставлять патриарха в Москве Собором русского духовенства. Грамоту подписали Константинопольский патриарх Иеремия, Антиохийский Иоаким, Иерусалимский Софроний и 81 иерарх. Не хватало на грамоте только подписи Александрийского патриарха. В мае 1591 года эту грамоту доставил в Москву специально посланный для этого митрополит Тырновский Дионисий. Соборное решение Восточных патриархов не понравилось в Москве. Во-первых, недовольство вызвало предоставление Московскому Первосвятителю пятого места, то есть после Восточных патриархов. Вспоминались и слова патриарха Иеремии о Москве как о третьем Риме. Говорилось, что первое место принадлежит Вселенскому патриарху, второе место — Александрийскому, как носящему титул Папы всея Вселенныя, а третье место должно принадлежать Московскому Первосвятителю. Кроме того, русских беспокоило отсутствие на грамоте подписи Александрийского патриарха. Новый Александрийский патриарх Мелетий был известным канонистом, и он открыто порицал патриарха Иеремию за самовольное учреждение Русского патриаршества. Он назвал его действия незаконными, а Собор 1590 года — неполным. Об этом также стало известно в Москве. С митрополитом Тырновским Дионисием от русских царя и патриарха посылаются грамоты и богатые дары на Восток. В этих грамотах сообщается, что на Руси, несмотря на принятое Собором решение, считают Московского патриарха на третьем месте, и содержится просьба государя к Александрийскому патриарху Мелетию прислать письменное признание Русского патриарха. |
| Как мы видим, ситуация сложилась драматическая и нервная, а для историка – очень неясная. Кто «тот человек», на чей арест были даны «увяжчие листы» (то есть ордер на арест) и баниционная грамота? О каких и чьих посланцах идет речь? Что за «артикулы» имеются в виду? В доступной исследователям документации ясно видны существенные лакуны. Они лишь отчасти восполняются сведениями о последующих событиях и конфликтах. Если верить Потею и Терлецкому, принципиальная договоренность о режиме унии была достигнута и православным было обещано соблюдение поставленных ими условий («артикулов»). Если это так, то «32 артикула» унии, датированные июнем 1595 г. (видимо, временем, когда их подписал, вслед за другими епископами, митрополит), фиксировали заранее согласованные с польской стороны условия. В словах о «посланцах», опираясь на сведения о миссии Каспера Нагая 746 , можно услышать отголосок контактов с иезуитами и польским духовенством. Но кто именно должен был быть арестован и изгнан, сказать решительно трудно, потому что в марте 1595 г. по просьбе Замойского Гедеон Балабан был восстановлен в святительском достоинстве 747 . Приехал ли Рагоза в Брест для отдельной встречи с епископами? Какую позицию он занял в эти дни? Судя по дальнейшему, Потею, Терлецкому и, возможно, польским представителям удалось убедить Рагозу поддержать унионный план в том виде, в каком он представлялся в мае 1595 г. Хотя ситуация вряд ли изменилась за несколько дней, согласно сообщению Маласпины, подписанному уже 27 мая, «греческие епископы написали», что появятся в Кракове в назначенное время, чтобы отправиться в Рим и «предстать у святейших ног» папы 748 . Один из документов внутренней переписки в курии, датированный 5 июня 1595 г., сообщал, что в Риме уже ждут послов православного духовенства 749 . Итак, в мае 1595 г., накануне решающих организационных шагов для заключения унии среди православных иерархов не было единства и согласия, хотя Терлецкий стремился убедить польский двор и нунция в единодушной поддержке унии украинско-белорусским духовенством. |
| Украина вообще жила в это время за счет русских сил, стремившихся укрыться здесь от большевистского ига. Если в евое время – начиная с середины XVIII в. – Петербург и Москва поглощали массу украинских сил (самым ярким примером, конечно, является Н. В. Гоголь – сын украинского писателя, ставший сам крупнейшим деятелем русской литературы), – то сейчас исторические условия складывались так, что Россия охотно и легко отдавала Украине своих сынов для того, чтобы она использовала их в нормальных условиях. Какие перспективы открывались этим для Украины! Продолжись период «свободной Украины» хотя бы десять лет, сотни и тысячи русских интеллигентов столько вложили бы своих сил на созидание украинской жизни, – конечно, имея в виду, что служа Украине они служат России. Быть может, с наибольшей яркостью это сказывалось на двух ведомствах, которым тяжело приходилось при большевиках в России – на судебных деятелях и на русском офицерстве. М.П. Чубинский очень умно и тактично организовал украинский сенат, вводя туда с чистыми украинцами (типа Шелухина) и русских судебных деятелей, нашедших себе приют на Украине. Но особенно много русских офицеров (включая генералов) собиралось на Украине, где их охотно включали в списки офицерского состава, платили жалование, вообще бережно хранили. Для чего? Официальный мотив был тот, чтобы, пользуясь кадровым составом, готовить для будущей украинской армии надлежащих офицеров. Но неофициально – если только я правильно понимал тогда замечательного нашего военного министра ген. Рагозу – честного, порядочного и умного человека – неофициально это была система сберегания сил офицерства для будущей России. У самого Гетмана, еще в период первого министерства, мелькали иногда эти мотивы, которые он, разумеется, не подчеркивал. Незабываемое впечатление оставило во мне то заседание Совета Министров, когда какой-то капитан бывшего российского флота – командир одного из кораблей, остававшихся в черноморских портах – делал доклад о положении флота (Черноморского). |
| Вряд ли Рагоза в 1590–1593 гг. ничего не знал об унионных планах, хотя и не поставил свою подпись под декларацией о готовности к унии в июне 1590 г. Впервые его позиция была заявлена официально и скреплена подписью в Торчинском манифесте, текст которого была составлен 2–4 декабря 1594 г. Но когда митрополит Рагоза поставил свою подпись? Судя по его переписке с Потеем и Терлецким в мае 1595 г., когда оба упрекали Рагозу за неявку на встречу в Кобрине 17 мая и просили непременно созвать собор, Рагоза подписал Торчинский манифест в начале июня 1595 г., когда вырабатывались «32 артикула» 955 . Только Потей и Терлецкий подписали манифест непосредственно в Торчине, остальные епископы подписывались позже, возможно, тоже в начале июня 1595 г. как и Рагоза 956 . Таким образом, первым официально скрепленным подписью заявлением Рагозы об унии нужно считать его обращение к Яну Замойскому, датируемое обыкновенно декабрем 1594 г., хотя сам документ даты не содержит 957 . Обращение было передано канцлеру через К. Терлецкого. Оно, как мы видели, соответствовало по содержанию Торчинскому манифесту и данной, видимо, Терлецкому инструкции для переговоров об унии, хотя под последним документом подписи М. Рагозы опять-таки нет 958 . В письме Ф. Скумину-Тышкевичу 959 от 20 января 1595 г. сам Рагоза, однако, заявлял не только о своих сомнениях, но и о том, что заявление епископов о готовности к унии для него является новостью 960 . Равным образом И. Потей 26 (16) января писал, что Рагоза еще не знает о решении епископов 961 . Не имелась ли при этом в виду не только тайная встреча епископов в Сокале и Торчине, но и инструкция для переговоров от декабря 1594 г.? И правильно ли датировать письмо Рагозы канцлеру Замойскому декабрем 1594 года, а не более поздним временем? Если эти сомнения обоснованны, то заявления Рагозы не в такой степени лицемерны, как обычно предполагается. В письме Скумину-Тышкевичу Рагоза отзывается о желании епископов подчиниться папе как о «новой новине неслыханой». Однако Рагоза вовсе не отрицает, что он сам готов к обсуждению вопроса об унии с Римом. В желании начать переговоры об этом он видит, с одной стороны, «пожиток», с другой – опасается «змия лести». Свой окончательный выбор он ставит в зависимость от позиции Ф. Скумина-Тышкевича и заявляет о готовности следовать примеру Скумина, какое бы решение тот ни принял. И именно Скумина-Тышкевича он просит стоять на страже интересов православной церкви во время предстоящего сейма и позднее 962 . |
| А между тем в составе украинского правительства – главным образом я имею в виду ген. Рагозу – все время развивалось течение, которое по-существу было направлено к России. Я уже упоминал о плане концентрации войск в Черниговской губ. для создания «корпуса особого назначения». Идея этого корпуса, как было уже упомянуто, была связана с планом борьбы с большевиками – не для установления новых границ Украины, а для освобождения России от большевиков. Для тех, кто задумывался над политической проблемой Украины, было ясно, что единственная серьезная политическая база для возможно более выгодного объединения с Россией (ибо это объединение, конечно, политически абсолютно неустранимо) заключалось бы в том, что Украину стала центром освободительного движения в России и тем самым добилась бы глубокого и исторически действенного перелома в русской психологии. Если бы освобождение России от большевизма пошло бы из Украины, и Киев, а не Москва, стал бы на некоторое время центром собирания России. Именно в этих тонах рисовались взаимоотношения между Украиной и Россией даже в московских кругах, во всяком случае, в части русской политической интеллигенции. Какая огромная перемена в русской политической психологии произошла бы – если бы Украина действительно поставила перед собой не свою сепаратную украинскую, а общерусскую задачу] Часть правительства с большей или меньшей глубиной жила этой идеей – во всяком случае, это относится к нашей небольшой группе министров к. д.. Перед Украиной жизнь раскрывала действительно новую политическую перспективу, но при условии включения себя в общерусскую перспективу, в общую русскую проблему... Мы увидим дальше, как в последний период гетманщины была на это поставлена ставка – увы, совершенно неудачно, – не только потому, что уже было в разных отношениях поздно, но и потому, что была она поставлена неправильно... Необходимо было понять, что ставка на единение с Россией, провозглашенная Гетманом в третий период его «царствования», все время зрела в сознании правительства, все время жила в разных кругах. Она была бессильной идеей, но она впервые давала правильную Перспективу для понимания политической проблемы Украины – и то, что Дорошенко, призванный к тому, чтобы «осмыслить эту политическую проблему Украины, был так далек по-существу не только от постановки, но даже от поднимания ее – лучше всего освещает всю трагичность положения... |
|
|
