Виднеющиеся в разных местах небольшие рощи кипарисных, лавровых, померанцевых и других зеленеющих деревьев, между которыми мелькали красивые портики, устроенные над журчащими фонтанами, придают чрезвычайно живописный фантастический вид этой местности; воображение и глаз до того увлекаются картинностью ее, а равно и самою наружностью мечети, что, кажется, за целый день вдоволь не насмотрелся бы на них. По мере приближения к ней, поверхность площади возвышается на несколько ступеней, и там, где они есть, над ними устроены изящные кудреватые портики; не вдали от одного из них нам указали на каменный балдахин; так как части некоторых колонн балдахина надделаны, будто бы, остатками от колонн трона Соломонова или Давидова, то балдахин и называется у магометан судилищем Давида. На особой, рельефно выдающейся, небольшой платформе высится восьмигранное здание чарующего зодчества; – это и есть мусульманский храм Омаров, с торчащим над ним полумесяцем; при взгляде на этот храм так и надрывается сердце от тоски, так и хочется, чтобы на этот раз моментально выросли крылья, чтобы при помощи их мигом взлететь на оный и сбросить оттуда эмблему торжествующего мусульманства, и водрузить крест Христов – знамя христианства. Мечеть занимает, по преданью, то место, где начиналось среднее отделение ветхозаветного храма, называвшееся Святое. По впуске нас в нее чрез северную дверь, муллы настоятельно требовали, чтобы мы шли далее босыми ногами; но я передал чрез переводчика, что, по слабому состоянью своего здоровья, не могу этого сделать, а кавас, обдувши пыль с моих сапогов, доказывал им, что у меня обувь далеко чище и благовиднее, чем у иного голые ноги, почему они и оставили меня в покое. С первого же почти шагу нас поразила внутренность этого храма, внутрь-уду почти круглого: и необычная его обстановка и планировка, и это множество массивных цепных мраморных и порфировых колонн в несколько рядов с золочеными базисами, поддерживающих своды его, и чудная мазанка полов и особенно верхних стен, на которых так искусно выделаны и переплетены между собою древесные ветви и гирлянды цветов и других украшений, что самая опытная рука альфрейщика 24 , кажется, не начертала бы их живее своею тонкою кистью; и смесь разноцветных лучей света, пробивающихся из верхних окон цветного стекла в царящих внизу полумраке, обаявает зрение и отдает чем-то волшебными, сказочным; словом, художник, составлявший план этого зданья, как видно, все усилья употреблял на то, чтобы совместить здесь все...

http://azbyka.ru/otechnik/Istorija_Tserk...

Мы ехали на мулах верхом. Животные эти маленькие, но они обладают большими силами и ловкостью хода по самым крутым горам и оврагам. Скоро убедившись в этом и чувствуя себя на седле очень недурно, несмотря на непривычку езды, я вдоволь налюбовался бесконечной сменой гор и междугорий самой причудливой формы, усеянных разными породами южных деревьев, среди которых множество плодовых: винограда, абрикосов, гранат, персиков, померанцев, орехов миндаля, прелесть которых мы уже узнали в разных видах и способах их приготовления. Кипарис, кедр, лавры, платаны и особенно масличное дерево, самые обычные деревья здесь. Последнее служит предметом преимущественной заботливости жителей Афона и за то вознаграждает трудящихся за уходом их. Оно дает елей Господу и масло для всякой трапезы богатой и убогой. Но среди всей роскоши этих дерев и соответствующего им обилия всяких растений и цветов не видно и не слышно было никаких живых существ, кроме цикад, которых, неизвестно почему, древние считали очень сладкозвучными. Здесь все тихо внемлет Богу, молясь ему в тайне. Лишь изредка кое-где виднелись прохожие монахи-скитальцы и воздымались к небесам Божьи храмы и вокруг них небольшие кельи. Особенно много их открылось пред нами, когда мы возвращались из Иверского. Но всего лучше вид моря, который открывался перед нами весьма нередко, как с необъятных возвышенностей гор, так и прибрежий, к которым мы нередко спускались, чтобы снова подняться на крутизну горы. Таковы все пути на Афоне. И таков Афон весь, как по внешней своей природе, так и по внутреннему достоинству и наивысшей прелести, какая только есть в жизни души, ищущей небесных утешений, собираемых от земли. В природе Афона много сходного с другой священной страной, со Святой Землей, с Иерусалимом и его окрестностями, но с той глубокой разностью, что там господствует тишина немая, мертвая, потому что там все омертвело: нет ни лесов, ни трав, ни живых существ; там видимо над всем тяготеет проклятие и страшные голые остовы гор, раскаленных знойным солнцем.

http://azbyka.ru/otechnik/Nikanor_Kamens...

В частности, папу ректор МГУ Петровский восстановил на заочное после того, как мама просто прорвалась к нему на прием, уже будучи мною беременна. Все остальные брали на себя вину, Кузьма говорил, что он организатор группы, папа на себя наговаривал… В общем, никто не сказал ни одного плохого слова про другого, поэтому, когда они вышли на свободу, встретились радостно, никакая тень не разделяли их. У папы была очная ставка с Феликсом, перед которой папе дали прочесть показания Феликса, и он с немалым интересом прочел про себя, какой он антисоветчик. Потом почему-то следователь не то вышел, не то не заметил, и папа стал читать следующий лист, который оказался показаниями Феликса на его отчима, скульптора Шан-Гирея, что он в целях террора выкалывал глаза статуям товарища Сталина. Понятно, что будучи скульптором, он делал статуям зрачки. Это не 8-10 лет, а расстрел. Следователь, заметив, что он это читает, выхватил у него из рук дело и сказал: «Это не тебе, ты что!». Тут же ввели Феликса. Потрясенный папа, тут же забывший о своей судьбе, сказал: «Феликс, что ты написал про этого скульптора? Что ты о нем рассказал? Ведь ты же убиваешь человека!», – тот ответил: «Ах, Илюша, если бы ты знал, что он сам о себе наговорил!». То есть, его пытали, конечно. Тем не менее, Карелин повинен в судьбе своего отчима. И дальше все они пошли в лагеря. Меж исповедников и воров Лагерная судьба у всех ребят была разная, естественно, люди, проходившие по одному делу, вместе не сидели. Кузьма как глава организации попал в каторжный лагерь. Он очень мало рассказывал о лагере, у него были, видимо, ужасающие воспоминания. У Женьки в каком-то смысле идеальная лагерная судьба, несмотря на то, что было, конечно, много страшного: он оказался в одном бараке с Пинским, Мелетинским, Фельштинским, Альшицем и Померанцем! И дружба сохранилась навсегда. Он массу там почерпнул учености: сам только школу кончил, а там Пинский! Илья Шмаин А папа мой вынес из лагеря много дружеских связей. С блатными, которые к нам домой приезжали. Сидел с монахами и даже одним епископом-исповедником Никоном. С грузинским князем, с еврейскими врачами, с эстонскими подпольщиками. Папа не успел еще выйти из лагеря, как наш дом наполнился удивительными людьми, и потом все мое детство приезжали к нам папины лагерные друзья.

http://pravmir.ru/anna-shmaina-velikanov...

Отдельные мотивы Повести легли в основу либретто В. И. Бельского к опере Н. А. Римского-Корсакова «Сказание о великом граде Китеже и деве Февронии» (1902) (см. об этом: Фомичев. 2007. С. 116). На основе древнерус. Повести А. М. Ремизов написал повесть «О Петре и Февронии Муромских» (см.: Дмитриева. 1971; Грачева. 2000), Повесть цитирует героиня рассказа И. А. Бунина «Чистый понедельник» (1944); к тексту Повести обращаются и совр. авторы (см.: Терешкина. 2017). С XIX в. пересказы и переложения Повести многократно издавались как душеполезное чтение ( Померанцева. 1965. С. 214; Гладкова. 2010. С. 818). Ист.: Кушелев-Безбородко. Памятники. Вып. 1. С. 29-45; Скрипиль М. О. Повесть о Петре и Февронии: (Тексты)//ТОДРЛ. 1949. Т. 7. С. 215-256; Ржига В. Ф. «Повесть о Петре и Февронии» в рус. лит-ре кон. XVIII в.//Там же. 1957. Т. 13. С. 429-436; Рус. повести XV-XVI вв./Сост.: М. О. Скрипиль. М.; Л., 1958. С. 108-115; «Изборник»: (Сб. произведений лит-ры др. Руси). М., 1969. С. 454-463. (БВЛ); Дмитриева Р. П. Особая редакция Повести о Петре и Февронии//Рукописное наследие Др. Руси: По мат-лам Пушкинского Дома. Л., 1972. С. 192-209 [Текст Причудской редакции]; она же. Повесть о Петре и Февронии. Л., 1979; ПЛДР: Кон. XV - 1-я пол. XVI в. М., 1984. С. 626-663; БЛДР. 2000. Т. 9. С. 452-471; Гладкова О. В. О славяно-рус. агиографии: Очерки. М., 2008. С. 218-235 [Текст Солов. 287, опубликованный по принципу «знак в знак»]; она же. Калужская редакция Повести о Петре и Февронии//ДРВМ. М., 2015. 1(59). С. 135-143 [Текст Калужской редакции по Кл. 7055 (7184)]. Лит.: СИСПРЦ. 1836. С. 226-227; Филарет (Гумилевский). Обзор. 1857; он же. РСв. 1882; Буслаев Ф. И. Ист. очерки рус. народной словесности и искусства. СПб., 1861. Т. 1. С. 269-300; Веселовский А. Н. Новые отношения муромской легенды о Петре и Февронии и сага о Рагнаре Лодброке//ЖМНП. 1871. Ч. 154. 4. Отд. 2. С. 95-142; Ключевский. Древнерусские жития. С. 287; Попов А. Н. Книга Еразма о св. Троице//ЧОИДР. 1880. Кн. 4. С. VII-VIII; Барсуков.

http://pravenc.ru/text/2580394.html

Развитие рус. лит-ры X-XVII вв.: Эпохи и стили. Л., 1973. С. 92; он же. Великое наследие: Классические произведения лит-ры Др. Руси. М., 1979. С. 292-299, 330-341; Померанцева Э. В. Сказка о Петре и Февронии//Славянский сб. Воронеж, 1958. Вып. 2: Филологический. С. 255-265; она же. Судьбы рус. сказки. М., 1965. С. 211-216; Клибанов А. И. Повесть о Петре и Февронии как памятник рус. обществ. мысли//ИЗ. 1959. Т. 65. С. 303-315; Тагунова В. И. К вопросу о появлении культа Петра и Февронии Муромских в связи с идейным содержанием их жития и временем возникновения его первоначальной редакции//ТОДРЛ. 1961. Т. 17. С. 338-341; Росовецкий С. К. К вопросу о взаимосвязях Повести о Петре и Февронии и фольклора//Тез. докл. XXI студ. конф.: Филология и история. Вильнюс, 1968. С. 31-32; он же. К изучению фольклорных источников «Повести о Петре и Февронии»//Вопросы рус. лит-ры. Львов, 1973. Вып. 1(21). С. 83-87; он же. К вопросу о времени создания и авторе Повести о Петре и Февронии//Bichuk Киïвського нац. ун-ту. Сер.: Фuлoлoriя. 1974. 16. С. 56-60; он же. «Повесть о Петре и Февронии» в лит. процессе XVII в.//Вопросы рус. лит-ры. 1974. Вып. 1(23). С. 49-54; он же. Повесть о женитьбе Ивана Грозного на Марии Темрюковне//ПКНО, 1975. М., 1976. С. 30-35; Дмитриев Л. А. Сюжетное повествование в житийных памятниках кон. XIII-XV в.//Истоки рус. беллетристики. Л., 1970. С. 208-262; Дмитриева Р. П. «Повесть о Петре и Февронии» в пересказе А. М. Ремизова//ТОДРЛ. 1971. Т. 26. С. 155-176; она же. Ермолай Еразм (Ермолай Прегрешный)//СККДР. 1988. Вып. 2. Ч. 1. С. 223-225; она же. Отражение в творчестве Ермолая Еразма его псковских связей//ТОДРЛ. 1989. Т. 42. С. 280-286; Conrad В. Die Erzählung von Petr und Fevronija: Überlegungen zu Textverständnis und Autorabsichten//Gattungsprobleme der älteren slavischen Literaturen. B., 1984. S. 35-60; Дмитриева Р. П., Белоброва О. А. Петр и Феврония Муромские в лит-ре и искусстве Др. Руси//ТОДРЛ. 1985. Т. 38. С. 138-178; Антонова М. В. Творчество Ермолая-Еразма - писателя XVI в.: АКД.

http://pravenc.ru/text/2580394.html

И он знал уже, что она будет его женой. Это волновало – он закрывал широко расставленные свои глаза с тонкими веками, как у ребенка. Хариакис заметил, что Алексей не в себе. Их уроки кончались. Грек был печален. – Женят тебя, засядешь в спальню, дети пойдут… Нет, если быть философом, то домашние дела побоку. Вот и я… Ах, отчего я не у себя в Пиргосе, я ходил бы, окруженный прекрасными юношами, мы рассуждали бы о Порфирии, Плотине, Ямвлихе, ели бы чудесные фиги и гранаты… Ты имеешь вид сонный и отсутствующий, я знаю, о чем ты думаешь… Алексей медленно открыл глаза, точно вышел на поляну. И потер лоб. – Учитель, не говорите так. Его стеснял теперь сморщенный грек. И он даже рад был, что они расстанутся. Что-то набиралось и бродило в нем. Хотелось одиночества. Он чаще выходил на берег Тибра, смотрел, как солнце нежит камыши, блестит в струях, – волнение его вздымало. Особенно было оно сильно в день свадьбы. Алексей мало понимал, что происходит, слушался родителей, в тумане делал все, что полагается, и сказал «да» в церкви, и отсутствующим взором видел, как надел кольцо священник на знакомый твердо-розовый палец Евлалии, как дышала ее грудь, вздрагивали ресницы. Необычайный, матовый блеск был разлит по ее лицу. Что это значило все? Что происходило? Свадебный обед очень затянулся. Евфимий был доволен, важно, благодушно угощал. Все шло прилично. Только Хариакис на дальнем столе, у выхода, перепился, и его пришлось вынести. Он ругался и обозвал всех мошенниками. Но в шуме, общем смехе, это мало кто заметил. Когда Евлалия с подругами ушла переодеваться, Алексей поднялся, незаметно вышел. Удалился в узкую аллейку померанцев, буксов стриженых, зашел в дальний угол сада, к домику отца и кипарисам перед Тибром. Трепетаньем света, легкого и зыбкого, знойно-прозрачного, был полон воздух. Сверкали струи в Тибре. Камыши клонились и вздымались. И струило над домами, и дворцами, и садами Рима. Кое-где плавился золотой шпиц. Ослепительный послеполудень… Алексей остановился. Загляделся на двух бабочек, белую, желтую, круживших над шиповником, ветер то наносил, то вновь откидывал их. Потом взор отошел на мутно-златистую рябь реки, ерошившуюся чешуей, поднял глаза, и точно воздух стал еще светлее, вокруг все наполнялось ослепительным сиянием. Знакомое, то чувство, что испытывал и раньше, но стократ сильнее, залило его. Он перехватил грудью воздух. Закрыл глаза и в светлой мгле с медленно плывущими точками так ясно ощутил, что с ним и в нем Тот, Некий, кого знал и ранее. Мгновение – показалось, он сейчас уж перейдет, не выдержит. Но стало легче. Он открыл глаза. В голове шум. Те же кипарисы, Тибр, камыши, свет, жара, лишь он другой.

http://azbyka.ru/fiction/svjataja-rus-za...

Но бывали у Мани и Дуни трудные минуты, когда не все было ясное небо, а хмурилось, затягивалось тучами. Больше всего причиной тут было физическое утомление: у Мани часто от непосильного общения с людьми, приезжавшими к ней, у Дуни, например, от предпраздничной уборки дома. Тогда Мане становилось не по себе, ей начинало казаться, что Дуня ею тяготится, ею и всеми приезжающими. И это ее очень мучило. Но все это разряжалось, и они не ложились спать, не попросив друг у друга прощения. В мой приезд летом 1971 г., провожая меня до автобуса, Дуня плакала, говоря, что «Манечка» скоро умрет и как она без нее будет жить. Это был последний год жизни самой Дуни... С первых лет жизни в Боровске в жизни М. Ф. большую роль стали играть новые и очень близкие друзья. Сближение с Евгенией Николаевной Бируковой 164 относится к тому времени, когда между ними возникла переписка. Евгения Николаевна была тогда в лагере, письма передавались через ее брата – Игоря Николаевича, ставшего близким другом М. Ф. Приезжая в Москву, она останавливалась у Любови Ивановны Рыбаковой 165 , сестры Георгия Ивановича. Любовь Ивановна была очень экспансивным, горячим человеком и относилась к М. Ф. с каким-то увлечением, писала ей чудесные письма. Одно лето, уже по возвращении из лагеря, Евгения Николаевна провела в Боровске вместе с Анной Васильевной Романовой. К ним туда приезжала Лидия Евлампиевна Случевская. Все эти люди, сами очень содержательные, тянулись к Марии Федоровне. Появился еще новый друг, второй Игорь – Игорь Борисович Померанцев 166 , который с чисто женским вниманием заботился о М. Ф. Каждый из этих людей по-своему очень дорожил духовной близостью с М. Ф. и находил у нее утешение и поддержку. Я еще имела радость слышать от нее: «У нас с тобой не только кровное родство, но и духовное, – при этом она продолжала, – не так часто кровное родство соединяется с родством духовным». У Л. И. Рыбаковой был родственник по мужу – молодой художник Юра Дунаев 167 , впоследствии искусствовед. Человек необычный – с одной стороны, очень одаренный, с другой – больной. Он вырос в семье, далекой от веры; с родителями, очень его любившими, у него не было настоящей близости. М. Ф. познакомилась с ним тогда, когда он был в жизни неустроенным – и внутренне, и внешне. У него было состояние, которое она называла «отказом от жизни». М. Ф. почувствовала к нему большую жалость, может быть, чем-то он напоминал ей брата ее, Дмитрия. Она пригласила его приехать к ней, познакомила его с Дуней, ввела его в свою жизнь, от которой он был совсем далек. Много с ним говорила, молилась вместе с ним, приобщила его к богословию. И вскоре поняла, что он очень одарен и восприимчив в этой области. Постепенно она к нему привязалась, и он вошел в ее жизнь.

http://azbyka.ru/otechnik/6/samariny-man...

Далее авторы пишут: «Не удивительно, что подобное мировоззрение в качестве своего кумира способно поставить на пьедестал ни кого иного как тов. Сталина. «С большим уважением, — пишет о. Виталий, — отношусь к имперскому и советскому периодам нашей истории. Не скрываю, что уважительно и с пониманием отношусь к Сталину У всякого процесса, у всякого развития есть своя логика. Почему Сталин не отказался от косной идеологической конструкции? В силу этой самой внутренней логики, обусловленной массой причин. Есть путь. Так и надо по нему идти»». Именно отсюда следует продолжение вопроса журналиста «Российской газеты» Елены Яковлевой Владыке Илариону. «Игумен Виталий (Уткин), секретарь Ивановской епархии, написал в своем твиттере: «Интеллигенция бесплодна и бесполезна для страны, поэтому православной интеллигенции не может быть в природе». Добавив к этому рассуждения о том, что Россия не созрела до демократии, автор подчеркнул, что не скрывает своего уважительного отношения к Сталину». Это является прямой ложью. Я не добавлял к своим «рассуждениям» об интеллигенции (а мы уже видели, как появилась приписываемая мне фраза) никаких слов о демократии и о Сталине. В Твиттере этого не было. Для того, чтобы понять, откуда З.Миркина с Г.Померанцем, а за ними Е.Яковлева взяли демократию и Сталина нужно внимательно вчитаться в слова, опубликованными в первом письме. Тут появились «православные патриоты с риторикой несогласных». О чем идет речь, откуда это могло взяться? А вот откуда. Словам этим уже год, в Твиттере их не было, вырваны они из моих сообщений в ЖЖ совсем по другому поводу. Всем хорошо известно, что в Рунете присутствует такой ресурс, как «Русская народная линия». Мне представляется,  что в настоящее время его деятельность носит оппозиционный характер по отношению к священноначалию нашей Церкви. Особенно заметны в этом плане публикации РНЛ, направленные непосредственно против деятельности председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата, митрополита Волоколамского Илариона.

http://pravmir.ru/igumen-vitalij-utkin-o...

Ей посчастливилось встретить дядю Антония, который был самым добрым из жителей нашего острова. Он работал в одной александрийской пекарне. Как-то раз, пойдя за хлебом, Ленио познакомилась с этим уроженцем Пароса. Она быстро привязалась к нему, но ей трудно было примириться с необходимостью оставить ради него свой большой город и провести всю свою жизнь на каком-то Паросе – бесплодном острове в Эгейском море. Чтобы завлечь её туда, Антоний рассказывал ей о садах и померанцевых деревьях, которые будто бы росли в его имении, доставшемся ему от отца по наследству. В конце концов она согласилась выйти замуж за Антония и переехать с ним на Парос. Так Ленио покинула свой прекрасный родной город, чтобы никогда уже туда не вернуться. Остров оказался вовсе не таким чудесным, как она ожидала. Когда дядя Антоний привёз её в местность Ставрос, где находился его дом и хозяйство, то Ленио стала искать сады и парки, о которых он ей рассказывал. – Где же, муженёк, твои лимонные и апельсиновые деревья?! Да здесь одни кусты да колючки! Где сады?! Здесь нет даже воды для питья! Впрочем, несмотря на трудности, бедность и нищету, она была верной женой Антонию и любящей матерью детям, которых дал им Бог . Её глубокая вера давала ей силы плыть по морю жизни без уныния и ропота. Она всегда славила Бога и ежедневно молилась Честнóму Кресту 15 , храм которого находился чуть ли не у неё во дворе. Двое человек, которые часто бывали в тех местах, видели, как каждый полдень Ленио выбегала из своего дома с кацеёй 16 в руке и кадила воздух с такой скоростью, что казалось, будто она летала. Дойдя до какого-то развалившегося строения, она останавливалась, делала поклон и возвращалась обратно. Дедушка Дамаскин, часто видевший это, однажды набрался смелости и спросил у неё: – Зачем ты кадишь набегу и кланяешься этим развалинам? – А ты что, действительно не видишь, чему я кажу и чему кланяюсь? – Нет, дорогая госпожа Ленио, ничего не вижу; вижу только то, что ты кажешься сумасшедшей. – Дорогой мой Дамаскин, я кажу святому Георгию. Каждый полдень он приходит ко мне домой, я кладу в кацею ладан и провожаю его до того места, где ты меня видишь, и там он исчезает. Может быть, ты знаешь, что это было за строение?

http://azbyka.ru/otechnik/Grigorij_Zumis...

Вот уже волны улеглись, ветер упал; луна рассыпает алмазы по гладкой поверхности уснувшей пучины, и тишина Природы, кажется, действует тогда на людей. Тут, многие дамы выходят из колясок и дав руку своим мужьям или кавальерам, направляются вдоль берега и теряются в сумерках; – на сем месте не терпят ни фонарей, ни факелов, а довольствуются одним светом Дианы. В тоже время, внезапно освещается разноцветными фонарями красивая беседка, посреди берега. Там уже целый оркестр ожидает назначенного часа, и вдруг, очаровательные звуки Итальянской музыки поражают слух. Тут можно видеть, как чувствительны южные народы к гармонии. С первым ударом смычка, движение толпы прекращается, все умолкает; в один миг все экипажи останавливаются, хотя бы то было на повороте; каждый остается недвижим на том месте, где до него достиг первый звук; все упиваются негою гармонии и только тихий гул морских зыбей сливается с ней. С пресечением музыки, стук колес, шум толпы, громкие голоса продающих мороженое и льдистую воду, нарушают безмолвие. Чрез каждые полчаса оркестр играет и тоже зрелище возобновляется. Как сладостно, после дня, проведенного под раскаленным небом, бродить с милой женщиной в тени ароматической ночи, на берегу спокойного моря или под навесами апельсинных и померанцевых дерев. Для Сицилиянок, любовь столь же необходима, как и воздух. Жар климата, благовония трав и цветущих фруктовых рощ, вливают негу во все их чувства, и тогда, одна мысль, одно желание управляет ими. Вот таинственные часы любви! Скольким юношам день казался веком в ожидании сей ночи, которая, в свою чреду, покажется им мгновением. Сад, называемый сладким именем Флоры, принимает тогда, под ночные кровы своих ароматных дерев, счастливые четы; они, как тени Елисейских полей, мелькают там и здесь... Там вьются виноградны лозы, Сплетая вам тенистый свод; Там царствуют младые розы – И негой дышущий Эрот. Сих скромных мест игривый Гений, Велит вам позабыть про смерть – И весь в цветах, он с ложа лени Объятья к вам спешит простерть.

http://azbyka.ru/otechnik/Avraam_Norov/p...

   001    002    003    004    005   006     007    008    009    010