| Правительство сначала прибегло к силе, пыталось «навязать» Халкидон. Но, когда в 457 г. умер Маркиан, последний представитель династии Феодосия Великого, началась эра компромиссов с монофизитами и в течение двух веков вопрос этот оказался доминирующим в императорской политике. В Александрии, в марте 457 года, народ избрал своего монофизитского патриарха Тимофея Элура, а Протерий был убит. В 475 году монофизиты завладели и антиохийской кафедрой, избрав на нее некоего Петра Фулона. Власть поняла, что за монофизитами стоят огромные народные силы, угрожающие политическому единству Империи. И в том же 475 году узурпатор Василиск, на короткий срок изгнавший императора Зенона, издал «Энциклику», фактически осуждавшую Халкидон и потребовал от епископов подписи под ней: и ее подписали от 500 до 700 епископов! Зенон, возвративший себе власть в 476 г., сначала поддерживал халкидонское православие. Но под влиянием константинопольского патриарха Акакия и видя непрекращающийся рост монофизитства в Египте, Сирии и Палестине, он в 482 г. издал «Энотикон» - догматический декрет, в котором, не называя их, отвергал и «томос» папы Льва и Халкидонское определение. Монофизитские патриархи Александрии и Антиохии подписали этот декрет, но народ отказался следовать за ними: в одной Александрии толпа в 30.000 монахов (!) требовала от патриарха отречения от «Энотикона». Еще важнее то, что, принимая подписи монофизитских иерархов этих городов, Император тем самым признавал их законность. Но в Александрии находился и «халкидонский» патриарх. И он обратился теперь с жалобой в Рим. Папа Феликс III потребовал от Акакия Константинопольского, главного вдохновителя политики компромисса, ясного принятия Халкидонского догмата и послания Льва. Не добившись этого, он в июле 484 г. торжественно низложил и отлучил Акакия: началась первая «схизма» с Римом, затянувшаяся на целых тридцать лет (484 - 518). Так, пытаясь сохранить монофизитский Восток, Константинополь терял православный Запад; «Акакиевский раскол» - еще одно звено в длинной цепи расхождений, что приведут к окончательному разделению. |
| Еще более сходства оказалось между начертанием этого имени на теперешних планах Константинополя и начертанием названия: Халкидон в латинской его форме 14 . Я с давних пор, принадлежу к особенным почитателям халкидонского собора. Еще в 1879 году в одном из своих сочинений я воздавал ему разнообразные и самые искренние хвалы 15 . Поэтому–то, по прибытии в Константинополь, из числа его окрестностей, мне возжелалось поскорее побывать на том месте, где происходил знаменитейший собор. Ехать следовало на пароходе. Срочные пароходы компании «Шеркет» ежеминутно бороздят воды Восфора и Золотого Рога. Пунктом отправления всех городских пароходов служит мост при устье Золотого Рога. Упоминая об этом мосте, невозможно не сказать нисколько слов о нем: он представляет собой одно из многих турецко–константинопольских безобразий. Там, где приходится идти несчастным пешеходам, мост представляет из себя в значительной степени руину: доски расщелялись и под вашими ногами взору открывается морская пучина; громадные гвозди выпятились к верху и кажутся грибами, которые сломить трудно, но о которые сломить ноги весьма легко. Я неустанно жаловался моему единственному спутнику, кир-Димитрию на это и другие безобразия турецких порядков и получал в ответ одну и туже стереотипную фразу: «турки – собаки, а греки – дураки» (т. е. от турок нечего ждать добра, а греки, сумев потерять царство, не умеют его возвратить). Но вот мы на пароходе и едем в Кадыкжей по направлению Мраморного моря. Менее, чем через час, – мы там. Первым моим делом по прибытии туда, было обозреть храм св. мученицы Евфимии. Не смотря на вечернюю пору, тотчас же двое греков – сторожей – отперли нам храм и ввели внутрь его. «Нет, думал я, это не тот храм, где заседали отцы Халкидонского собора: этот храм слишком тесен для многочисленнейшего из соборов». Храм – нов. Спрашиваю: «есть ли здесь мощи св. Евфимии?» – «Нет». – А есть ли какие-нибудь здесь древности?» – «Нет», получили опять в ответ. Что делать? Пришлось еще раз окинуть взором храм и покинуть его. В научном отношении я ничего не приобрел от посещения этого храма, и этого Кадыкжея, – но я все же остался доволен пилигримством сюда: я дышал тем воздухом, каким дышали св. отцы халкидонские, император Маркиан и его жена, св. Пульхерия; я ходил по тем местам, которых касались и их ноги. Разве этого мало? Я доволен и с удовольствием вспоминаю «Кадыкжей». «А где теперь твоя злосчастная душа, о Диоскор»! ... Кадыкжей – это одно из многочисленных предместий Константинополя – и ничего не представляет интересного. Правда, я уже был не в Европе, а в Азии, но только география отличает здесь одну страну света от другой – все прочее не дает ни малейших оснований догадываться, что мы в Азии. Нам казалось, что, приехав из Константинополя в Кадыкжей, мы перебрались не из одной части света в другую, а из одного константинопольского квартала в другой соседний. – Но пора было и уезжать отсюда. |
| В посланиях самого Льва, однако, допущено было в этом случае более погрешностей, чем в вежливых прошениях к нему константинопольского епископа. Он усматривал здесь противоречие с преимуществами римской кафедры и говорил, что он отстаивает права епископов всего христианского мира. Из-за этих пререканий мог выйти немалый вред для христиан, потому что все недовольные Халкидонским собором монофиситы немедленно распустили слух, что Лев не согласен с несторианскими постановлениями собора. В дело вмешался император Маркиан, который энергично потребовал от папы определенного ответа, согласен ли он с догматическими определениями собора или нет? Папа согласился, и при этом заметил, что он никогда и не думал выражать колебаний, и – таким образом – римский епископ, volens-nolens, должен был ограничиться одним протестом; правило вошло в жизнь, и дело пошло обычным порядком. 28 правило имело немаловажное значение и в истории догматического авторитета собора. Важно то обстоятельство, что, создавая преимущества константинопольской кафедры, это правило во влиятельных епископах столицы создавало обязательных приверженцев авторитета Халкидонского собора, несмотря ни на что. Дело в том, что далеко не все преемники Анатолия были настолько тверды в православии, чтобы понимать значение халкидонского ορος’а. Противники его, монофиситы, по существу вынуждались вести дело так, что должны были оспаривать характер собора, как вселенского. Но на это никогда не могли согласиться константинопольские епископы, ибо это вело к умалению их иерархического значения. И та и другая сторона понимала, какое место занимает 28 правило в будущей борьбе константинопольских епископов с другими. Вот доказательства того, что 28 правило Халкидонского собора имело тесную связь с историей борьбы православия с монофиситством на востоке. а) Рассказывают (монофисит Захария, впоследствии православный митрополит митилинский), будто даже Тимофей Салофакиол александрийский, человек такого беспристрастия и благочестия, что сумел примирить даже рьяных монофиситов с своею личностию, – даже такой человек в присутствии императора Льва сказал Геннадию константинопольскому (458–471 г.): «не принимаю я этого собора, который твою кафедру сделал второю по римской и презрел права моей». |
| Преимущественно же нашим величеством тому же знатнейшему мужу Кандидиану повелено наблюдать, – чтобы никто ни под каким предлогом не оставлял назначенного для рассуждения места..., также, чтобы по чьему-либо требованию не был предложен совершенно посторонний церковный вопрос или от кого-нибудь не возникло предложение, не относящееся к предлежащему рассмотрению святого учения, прежде чем решены будут все недоумения о спорном предмете и что нужно к дознанию истины, все то, по точном исследовании, получит утверждение, приличное православному благочестию» 198 . На халкидонском – IV вселенском – соборе комиссары императора Маркиана (а в 6 заседании сам император), хотя и занимали почетное место (in medio ante cancellos sanctissimi altaris) и отправляли председательские обязанности, (назначали предметы для обсуждения, наблюдали за порядком в ходе заседаний, заканчивали заседания etc.) 199 , но их председательство относилось только к внешней стороне собора: «βασιλες δ πιστο πρς εκοσμιαν ξρκον» (верные же императоры вели председательство для сохранения доброго порядка) – говорится о них в послании халкидонского собора к папе Льву великому 200 ; они совсем не подавали голосов в вопросах веры и неоднократно различали себя от собора 201 . На V вселенском соборе не присутствовал ни император, ни его комиссары 202 . На VI вселенском соборе Константин Погонат и его высшие чиновники имели такое же значение, какое Маркиан со своими сановниками на соборе халкидонском; они заведывали только внешней стороной собора, но не принимали участия в соборных определениях 203 и потому не вошли в перечень собственно членов собора 204 . Хотя на последнем заседании VII вселенского собора, происходившего в Константинополе во дворце, присутствовали императрица и ея сын, в качестве почетных председателей, но ходом дел на этом соборе руководил собственно Тарасий, патриарх Константинопольский 205 . Таким образом, из актов соборных видно, что участие христианских императоров (или их представителей) в деятельности вселенских соборов было только внешнее, покровительственное, как и утверждает преосв. |
| Казалось бы, ответ ясен – восстановление иконопочитания. П. Шпек видит дело так: в империи постепенно набирало силу движение за восстановление икон. В какой-то момент Ирина решила возглавить его, чтобы приобрести прочную опору в борьбе за власть и укрепить свое положение, и начала подготовку Вселенского Собора, первым шагом в которой и было поставление Тарасия 33 . В качестве главной, если не единственной, причины того, что императрица хотела созвать собор, немецкий ученый называет стремление преодолеть изоляцию Константинопольского патриархата и отнять у папы повод для обвинений в ереси 34 . Все это, безусловно, верно. Однако мне кажется, что акценты должны быть несколько смещены, и вот в каком направлении. Общеизвестно, что главной проблемой для Ирины была легитимация (не случайно это слово вынесено в подзаголовок книги Шпека). В Византии еще не было прецедента, чтобы женщина правила в качестве полноправного государя, даже с соправителем. Отсюда все бесконечные протокольные ухищрения, детально фиксируемые Шпеком, и парадоксальные титулы, вроде позднейшего Ειρνη βασιλες. Однако Вселенский собор и был мощнейшим средством легитимации! Уже одно то, что будущий собор должен был войти в анналы как состоявшийся «при Константине и Ирине, благочестивых и благоверных государях» (так оно потом и случилось), давало императрице великолепный пропагандистский козырь. Более того, все шесть императоров, созывавшие Вселенские соборы в прошлом (Константин с матерью Еленой, Феодосий I, Феодосий II Малый, Маркиан с женой Пульхерией, Юстиниан I с женой Феодорой и Константин I Погонат), были объявлены Церковью святыми, и, что самое примечательное, ни один из них не был свергнут 35 . Насколько действия Ирины мотивировались ее личными убеждениями, гадать бесполезно. Для историка важно то, что ситуация с иконами предоставила императрице уникальный шанс и что она этим шансом воспользовалась в полной мере. Сами обстоятельства избрания Тарасия показывают, что Вселенский Собор был нужен именно Ирине. В своей речи к многолюдному собранию в императорском дворце (в зале Магнавра, из лат. Magna aula) Тарасий заявил, что он примет кафедру только в том случае, если будет созван собор для преодоления раскола с другими патриархатами 36 . Если бы это была частная инициатива будущего патриарха, он никак не мог бы ставить условия императорам в столь категоричной форме («...если наши императоры... прикажут удовлетворить наше справедливое прошение, то и я согласен, и выполню их повеление... А если нет, невозможно мне это сделать, чтобы не подпасть анафеме...» 37 ), да еще публично. В это же время заработала на полную мощность соответствующая официальная пропаганда. Вот некоторые легко идентифицируемые ее следы: |
| Испрашивая Вашего Архипастырского благословения себе —233— 1880 г. и жене, остаюсь глубоко Вас почитающий и искренно преданный”... Из Ржева от 18 ч. писал мне Товарищ Государственного Контролёра, Тайный Сов. Т.И. Филиппов: „Как страждущий болезнью глаз, по естественному состраданию к слепым, решаюсь беспокоить Ваше Высокопреосвященство почтительнейшей просьбой о двух Ржевских иереях, лишившихся зрения. Один из них, о. Маркиан, бывший священник Рождественской церкви, будет ходатайствовать пред Вашим Высокопреосвященством о назначении ему увеличенной пенсии. Поддерживая его просьбу, считаю долгом объяснить, что если бы дело это зависело от Св. Синода, то я мог бы, по моим добрым отношениям к Константину Петровичу 1782 , надеяться на благополучный его исход, лишь бы Вам было угодно дать ему движение. Второй слепец – весьма недавний – мой сосед, о. Василий, священник кладбищенской Смоленской церкви. У него катаракт, который, не смотря на его возраст, может быть снят. Для сего ему нужно снарядиться в Москву, с своей стороны я постараюсь собрать что-либо для покрытия расходов на путь и лечение; но всей нужной на это суммы мне, вероятно, не набрать. Нельзя ли что-нибудь отпустить ему из источников, в Вашем распоряжении находящихся? – Об этом моё к Вам моление, а также и о том, чтобы до времени не назначать на его место иного священника; о временном же его замещении забота будет наша. В виду есть один заштатный благоговейный иерей. Более не пишу, щадя глаза, которые успели уже утомиться. Простите и благословите!” На письмо это я отвечал от 27-го числа: „Спешу ответствовать Вашему Превосходительству на Ваше ходатайство о слепцах. Входить в Св. Синод с представлением об увеличенной пенсии для священника Маркиана Сретенского Епархиальное начальство не имеет законного основания. Иное дело, если бы Св. Синод спросил меня, вследствие, разу- —234— 1880 г. меется, просьбы самого о. Маркиана, нет ли препятствий к назначению ему пенсии в увеличенном размере, я дал бы ответ, без сомнения, утвердительный. |
| В опале Византийские монеты с изображениями царя Маркиана и царицы Пульхерии (ок. 420-450 г.) Однако, между тем отношения между Пульхерией и Евдокией стали портиться и в 430-х годах императрица удалилась от двора в Иерусалим , до 439 года. Около того времени место советника императора занял евнух Хризаф, способный полководец, но безнравственный и жадный до денег. Он стал противником Пульхерии, которая не раз препятствовала его замыслам, и настроил Евдокию против царевны. Постепенно, по своей слабости и недальновидности, в заговор был вовлечён и сам император Феодосий. Хризаф убедил царя что Пульхерия имеет слишком много власти, и Феодосий потребовал у Константинопольского патриарха, чтобы тот посвятил Пульхерию в диакониссы . Святитель отказывался, указывая что не может посвящать кого-либо без воли посвящаемого, но император настаивал . Тогда патриарх уведомил Пульхерию о замысле и она отошла от правления и удалилась из города в Евдомон . Уединившись, Пульхерия проводила благочестивую жизнь, читая душеполезные книги, молясь и отдаваясь подвигам покаяния. Однако, тем временем по воле Хризафа империю захлестнула волна террора против православных, монофизит Евтихий стал любимцем двора, а в некоторых областях начались народные волнения. В 441 году императрица Евдокия была уличена в связи с неким Павлианом и сама удалилась на покаяние в Иерусалим . Феодосий с большим трудом уговорил Пульхерию возвратиться во дворец. Наконец она решилась встретиться с братом и открыла его глаза на положение дел. Феодосий приказал сослать и казнить Хризафа, а Пульхерия снова стала соправительницей . Императрица Блгвв. цари Маркиан и Пульхерия. Фрагмент греческой иконы XX-XXI в. Редакция текста от: 26.10.2019 14:45:51 Дорогой читатель, если ты видишь, что эта статья недостаточна или плохо написана, значит ты знаешь хоть немного больше, - помоги нам, поделись своим знанием. Или же, если ты не удовлетворишься представленной здесь информацией и пойдешь искать дальше, пожалуйста, вернись потом сюда и поделись найденным, и пришедшие после тебя будут тебе благодарны. |
| 25 и 26 правила IV вселен. Халкид. собора, 451 года). На VII вселенском соборе постановлено было правило (11-ое), по которому Константинопольскому епископу и другим митрополитам предоставлено было право определять экономов к тем церквам, к которым епископы не восхотят поставить экономов. 14 Еще ранее, а именно в 340 году, на поместном соборе Антиохийском выработаны были правила, по которым пресвитеры и дьяконы были призваны к участию в церковно-имущественном управлении епископа, причем, как на епископа, так и на пресвитеров и дьяконов, была возложена самостоятельная отчетность и ответственность за это управление пред поместным собором, получившим таким образом высший судебный надзор за имущественным управлением церкви (см. правило 25; а также сравни правило 15 поместного Анкирского собора). 15 Наконец, при выяснении объема церковно-имущественных прав епископов в Византийской империи, необходимо иметь в виду, что, в IV и V веках, в ущерб идее об архиерействе, как архипастырстве, выразилось стремление к оставлению епископов только в городах, с упразднением их в селах, причем 17 правилом IV вселенского Халкидонского собора было установлено, что при устроении новых городов в империи, по царскому указу, распределение церковных приходов должно последовать гражданскому и земскому порядку. 16 § IV Реформа эконома Константинопольской церкви Маркиана – Имущественная автономия сельских приходов в Византии – Свободные монастыри и ктиторские церкви – Влиятельное положение мирян в церкви. Рассмотрим теперь порядок управления церковно-имущественным достоянием, который существовал в отдельных местных церквах по разным приходам, сельским и таким городским, которые не входили в состав кафедральной юрисдикции. Так, в отношении последних заметим, что эконом Константинопольского патриарха Геннадия Маркиан уничтожил убыточный для приходских церквей порядок, в силу которого приношения, поступавшие в эти церкви, обращались в кассу епископской кафедры. Относительно же положения имущественных дел в сельских приходах мы сошлемся на исследования по этому вопросу, сделанные П. |
| После достигнутой в союзе с Римом победы над Александрией это притязание было воплощено в жизнь, и теперь Константинополь сделал следующий шаг, который сильно подпортил его римскому союзнику радость общей победы. Знаменитый 28-й канон Халкидонского Собора хотя и обеспечил за папой первенство чести, в остальном же определил полное равенство положения епископов Нового и Старого Рима 126 . Тем самым заявило о себе будущее соперничество двух церковных центров. Непосредственным следствием этих определений Халкидона было углубление пропасти между византийским центром и восточными провинциями Империи. Не только Египет, но также и Сирия, прежний оплот несторианской ереси, исповедали монофиситство и воспротивились догмату Халкидона. Противоречие между диофиситской византийской Церковью и монофиситскими Церквами христианского Востока стало с тех пор одной из самых острых церковно- и государственно-политических проблем ранневизантийского государства. Монофиситство стало выражением особых политических устремлений Египта и Сирии; оно служило коптскому и сирийскому сепаратизму лозунгом в борьбе против византийского владычества. Наряду с религиозными спорами именно последствия произведенных переселением народов перемен выступают на первый план исторического развития Империи в V в., причем не только на Западе, но и на византийском Востоке. Хотя острый этнический кризис и казался преодоленным в восточной половине Империи около 400 г., однако после распада гуннской державы начался новый приток германских племен, вновь возросло влияние германского элемента в византийском государстве и армии, и в то время, когда Западная Римская империя вела свой последний бой, Византия вновь была поставлена лицом к лицу с германской проблемой. Уже в середине V в. алан Аспар приобрел значительное влияние на государственные дела в Константинополе 127 . Ему Маркиан, и еще в большей степени его преемник Лев I (457–474), был обязан императорским венцом. Лев был первым императором, который получил венец из рук патриарха Константинопольского 128 . |
| Наконец, царивший на греческом Востоке дух раболепства заразил духовенство лестью и угодничеством пред сильными 18 . Порча коснулась и монашества. Еще в IV в., когда оно преимущественно сосредоточивалось в пустынях и местах, более или менее удаленных от общественного шума, мы слышим сетования на вкравшуюся в него заразу 19 . В последующее время монашество быстро разливалось по Византийской империи, и целая сеть монастырей раскинулась по шумным городам и их предместьям, не говоря о пустынных местах. Главным средоточием их, особенно со времени мусульманского ига на Востоке, сделалась Византия с ее европейскими и азиатскими окрестностями. В одном Константинополе в 30х годах VI в. их было не менее 70, а впоследствии – до 175 20 , Параллельно с этим росло и число монашествующих; ко времени Льва III Исаврянина (717741) их считалось в пределах византийской империи до 100 тыс. 21 . Здесь были люди всех сословий, в частности много из богатых и благородных фамилий. Благодаря щедрым пожертвованиям многие монастыри были богато обеспечены; их имущества, быстро умножавшиеся, наравне с церковными, были свободны от государственных налогов и повинностей; монахи не подлежали государственной службе; общество дарило их уважением. Все это создавало для них прочный базис. Их благотворительные учреждения, школы, а главным образом исповедь и беседы служили хорошим средством для влияния на общество. Их взаимная сплоченность и ревность в делах религии придавали им внутреннюю энергию. Очень рано начинает обнаруживаться открытое участие их в церковных движениях. Так, в конце IV и начале V в. они нередко являлись главными деятелями в уничтожении памятников язычества 22 . В 431 г. константинопольские монахи во главе с аввой Далматием успешно демонстрировали против Нестория в защиту православных епископов, собравшихся в Ефесе 23 . На разбойничьем соборе 449 г. в Ефесе монахи вместе с параволанами послужили для Диоскора александрийского сильным орудием в насилиях над православными 24 . И вообще в то время вмешательство монахов в церковные дела было настолько частым, что император Маркиан предложил IV Вселенскому Собору 451 г. |
|
|
