| Иова; старайтесь писать как можно правильнее и степенным почерком; видите как Непряхина пишет; впрочем, Вы не все буквы у нее перенимайте...». Упомянутая в этом письме его духовная дочь Е.Ф.Непряхина на пятом десятке лет занялась изучением французского, немецкого и английского языков, чтобы помощь в переводе была более действенной. К делу перевода он даже привлек находящихся в ссылке в Тобольске декабристов: М.А.Фон-Визина, П.С.Бобрищева-Пушкина, Н.П.Свистунова – их знанием европейских языков о. Макарий воспользовался для перевода современных библейских комментариев. Были у архим. Макария помощники в этом деле и среди духовенства: свящ. Н. Лавров, прот. Е. Остромысленский... По существу, он организовал целый переводческий коллектив, который трудился под его началом. Методология переводческой работы архим. Макария наглядно представлена в воспоминаниях Д.Д. Филимонова, его помощника и биографа, уже на второй (!) день знакомства привлеченного о. Макарием к переводу: «После обычного приветствия, усадив меня подле себя за стол, заваленный рукописями и книгами, о. Макарий подал английский перевод Библии и попросил передать по-русски, как можно ближе к английскому тексту, первую главу из книги Иова. Хотя это было несколько ex abrupto [лат. – «неожиданно», «внезапно», даже «несколько ошеломительно " ], но я счел долгом беспрекословно исполнить его желание. По окончании 1-ой главы он дал мне французский и затем немецкий тексты, прося продолжать читать и передавать для сличения ту же главу по-русски. Сам о. Макарий между тем все время следил по исписанной по-русски тетради, проверяя с еврейским текстом, справляясь по временам с различными комментариями и высказывая при том нередко замечания: какой по его мнению перевод оказывался ближе к еврейскому». В этом кратком, живом рассказе показаны все основные источники перевода, на которых о. Макарий основывался в своей работе: еврейский текст, как базисный, современные европейские переводы и комментарии к ним, как ориентиры в работе. |
| Насколько архим. Макарий был проникнут мыслию о религиозном невежестве русского народа, глубокой скорбью об этом и неутомимым стремлением внести свет истины в души его, видно из двух следующих рассказов. Первый принадлежит тому же Остросмыслевскому, орловскому протоиерею, с которым он, бывая в Орле по делам монастырским, вел подолгу дружеские речи. «Бывало, бьет уж далеко за полночь, жалко станет лишать его сна, встану и пожелаю ему покойного рассвета. – «Что вы? скажет – куда вы? и запоет: Нощь не светла неверным, Христе: верным же просвещение в сладости словес Твоих. Так просидим до света. И знаете ли, о чем больше всего любил беседовать о. Макарий? – Зачем мы, духовные пастыри, так нерадим об образовании духовных овец, от Бога нам вверенных? Зачем не сближаемся с ними, как отцы с детьми, не входим к ним в домы для беседы, не учим их на площадях и улицах, на полях и лугах? Зачем не растолкуем им даже молитвы Господней, не переведем для них по-русски слова Божия? Глупое «вотчу» так больно отзывалось в его памяти, что он с сердечною скорбию повторял о нас слова Христа Спасителя: «Горе вам, законникам, что вы взяли ключ разумения: сами не вошли и входящим воспрепятствовали» ( Лyk. XI:52 ) 161 . Некая Домна Кириллова рассказывала еще следующее: «Очень часто с другими старушками ходили мы к о. Макарию послушать его душеспасительные речи. Никто так, как он, не утешал нас в горькой непоправимой нашей доле. Раз я, в большой своей скорби, пришла к нему. Вижу у него много народу всякого – и богатого и бедного. Утешив Божескою речью, он оставил меня послушать его беседу с другими. Долго, часов до 11-ти ночи, говорил он с разными пришельцами приезжими. Была слишком плохая погода, дождь и снег. – «Теперь ночь и такая ненастная погода, – говорил он, – куда и вы, старушки, пойдете? – останьтесь, помолимся вместе Господу». Долго о. Макарий молился, а нам в сенях велел подремать. После молитвы, часов в 12, он сел писать. Пробил час, два по полуночи, – видим. о. Макарий изнемог, положил на стол, на котором писал, свою голову и, немного подремав, опять стал писать. |
| В связи с непостоянством стояла в характере о. Макария нетерпеливость. Впрочем, она проявлялась только тогда, когда приходилось ожидать окончательного решения ο месте деятельности. Так было в Костроме пред отставкой, в Тобольске, на Алтае – после подачи отзыва в 1836 г., по возвращении на Алтай, когда опять возник вопрос об его переводе в иркутскую миссию. Вот что, напр., писал о. Макарий кн. Трубецкой 30 янв. 1837 г.: «Нетерпение и желание – скорее получить решительное указание на один путь не редко повергает меня искушениям, от которых страдает самая должность» (103; ср. 59, 282, 468). Но когда дело касалось обид от людей, неблагоприятных обстоятельств, тягостей службы, недомоганий, то тут о. Макарий и сам терпел и другим велел. «Терпите, писал он иером. Анастасию. – В терпении спасетесь и сами, и многие души ко Христу приведете» (321, 408, 409), ибо «страдания суть благословения Нового Завета» (42, 431, 436). «Терновый венец, говорил он Непряхиной, драгоценнее всех венцов царских»... Уже сказано было о той буре плотских страстей, которая одолевала о. Макария во дни его юности. Для победы над ними он, после колебаний между женитьбой и пострижением, принял монашество. Но и после того испытывал борения плоти 196 ... За то искушенный сам, он мог помогать и искушаемым. Из переписки его с Непряхиной видно, что в нем и сама она и другие нашли опытного руководителя в борьбе с плотской похотью. В своих Записках архим. Макарий обращается к родителям с таким наставлением: «Берегите детей! Не презирайте детей! Удаляйте от сближения полы и в детстве! Ставить детей на исповеди по паре вдруг и более значило бы оставлять без осмотра столь многие сокровенные и открытые входы для греха и диавола в жизнь человеческую» (май 1831 г.). Сулоцкий передавал, что ему о. Макарий советовал или в монахи идти или – жениться (ср. Миссионер, 1879, 185). Брак он высоко ценил. Несколько страниц его писем посвящено выяснению его значения и семейных отношений супругов и родителей и детей (83, 84, 86–88, 268, 271, 494). |
| Общая численность принявших крещение алтайцев в XVIII в. составляет примерно 500 человек. Таким образом, в XVIII в. было положено начало миссионерской деятельности. Наибольшего же размаха миссионерство на Алтае достигло лишь в XIX столетии, когда была образована Алтайская духовная миссия. Приезд архимандрита Макария (Глухарева) и выбор места для стана В 1828 г. Святейший Синод для просвещения «инородцев» Сибири учредил особую миссию в Тобольской епархии и тогда же поручил преосвященному Евгению (Казанцеву), архиепископу Тобольскому, выявить наиболее способных добровольцев из числа духовенства его епархии. В то время архимандрит Макарий был насельником Глинской пустыни и, как только узнал о просьбе владыки Евгения, тотчас решился ехать миссионером в Сибирь. Отец Макарий подал прошение в Синод и вскоре был направлен в Тобольскую епархию. В первой половине XIX в. путь на Алтай был весьма затруднителен и занимал длительное время. Из Тобольска в Барнаул архимандрит Макарий добирался в течение трех недель. В центре Алтайского Горного округа начальник Алтайской духовной миссии провел несколько дней. Здесь у него состоялись интересные встречи и знакомства 87 . В первую очередь его принимали соборный протоиерей Созонт Куртуков и бывший томский губернатор П. К. Фролов, который уже готовился передавать дела новому губернатору. Фролов, помимо губернаторских функций, исполнял должность начальника Алтайского Горного округа, поэтому несколько месяцев в году проводил в Барнауле. Отец Макарий и П.К. Фролов нашли множество интересных тем для общения. Оба интересовались древними языками. Фролов как дорогому гостю показал архимандриту Макарию музей горного дела, где имелась также богатая коллекция древностей, в том числе и древних рукописей. До сих пор в Алтайском краеведческом музее (так теперь называется бывший музей горного дела) хранится памятная собственноручная надпись архимандрита Макария, свидетельствующая о личном посещении музея: «Августа 24, 1830 г. Дивны дела Твои, Господи. Вся премудрости сотворил еси, исполнися земля Славы Твоея. Посланный на испытание с проповедию слова благодати евангельской народам нехристианским в Тобольской епархии, Архимандрит Макарий» 88 . |
| I. Миссия Русской Церкви среди нехристианского инородческого населения России не имела того успеха, который можно было бы ожидать. Быть может, главной причиной этого было то явление, что церковная власть редко могла найти среди духовенства или монашества людей не только способных для миссионерской деятельности, но и воодушевленных для этого ответственного и трудного дела. Митрополит Московский Филарет Дроздов заметил совершенно правильно однажды, что русское духовенство мало интересуется делом христианского просвещения язычников-инородцев и если оно принуждено им заниматься, то делает это чисто формально, по указке сверху. Кроме этого, надо напомнить, что для миссии было много и внешних и внутренних трудностей. Инородческое нехристианское население России, главным образом на востоке европейской части ее и в Сибири, было очень разнообразно по языку, религиозным представлениям, племенному быту и по степени умственного развития. Можно сказать, что только магометане и буддисты имели определенную религию и религиозные понятия в своих языках. Инородцы, особенно Сибири, если они и имели какие-либо религиозные верования, то они были самого примитивного характера. Их малоразвитые языки редко имели выражения для религиозных понятий и тем создавалась большая трудность для их перевода на инородческие языки. Проповедовать же на русском языке (и при наличии богослужебных книг на церковно-славянском языке) при малом знании его инородцами было совершенно ошибочно, хотя такой способ миссионерства довольно долго применялся миссионерами. К внутренним трудностям прежде всего надо отнести то печальное явление, что церковное управление – Св. Синод и епархиальные власти – мало думали о разработке методов миссионерской работы. Указания миссионерам как проповедовать среди нехристиан составлялись по общему шаблону, который очень часто был не применим при различии местных условий. При отсутствии идеализма и воодушевления у назначаемых лиц для миссионерства, которые при этом выбирались без должного внимания к их способностям, все делалось по указке свыше, со строгим применением полученной «инструкции» и с боязнью собственной инициативы: не дай Бог , узнают в Св. Синоде или в духовной консистории, что миссионер в своей работе отклоняется от данной инструкции. В синодальный период, в который действовал Макарий Глухарев, всякая инициатива рассматривалась как «вольнодумие» или «неподчинение церковной власти». |
| – Я совершенно убежден в том, что полная Библия на русском языке для церковных миссий весьма благопотребна. Определение Синода от 11 апреля 1841 года гласило: «Архимандрит Макарий преступает пределы своего звания и противоречит высшей власти, обоснования предпринятого им труда неосновательны, погрешительны и нелепы, но, взирая со снисхождением на его дерзновенный и нелепый поскок, Святейший Синод оставляет его на миссионерском служении с назначением молитвенной епитимий с поклонами по силе и усмотрению преосвященного епископа Томского». Он вернулся в Сибирь, где епископ Томский наложил на него епитимью – сорок дней подряд ежедневно служить литургию за «предоставление правительству мыслей и желаний своих в рассуждении полной Библии на российском языке в переводе с оригиналов». Однако наказанный таким образом архимандрит не оставил своих трудов. В ноябре 1841 года московский генерал-губернатор Голицын получил от него рукопись избранных переводов из книг Ветхого и Нового Завета и письмо, в котором Глухарев просил Дмитрия Владимировича опубликовать все это в Москве. Семидесятилетний генерал-губернатор, естественно, сию просьбу не исполнил, а, как и полагалось, отправил все в Петербург обер-прокурору! Началось новое разбирательство, пик которого пришелся на осеннюю 1842 года сессию Синода, а 13 ноября 1842-го вышло решение по поводу неугомонного алтайского просветителя, в котором вменялось «вновь подтвердить архимандриту Макарию через преосвященного Томского, что если он и впредь будет преступать долг смирения перед церковной властью с произвольным объяснением Священного Писания и по таковым совершенно духовным предметам обращаться мимо духовного начальства к посторонним властям, то за сие подвергнется неминуемо законному взысканию». Филарет конечно же сильно переживал за судьбу своего любимого ученика. Но и многое из его взглядов ему не нравилось. Макарий слыл вольнодумцем и чуть ли не еретиком. Кто не мечтает о воссоединении всех христианских Церквей? Но Глухарев иной раз в этих мечтаниях заходил далековато. |
| Филарету объявить архим. Макарию: а) чтобы он отправился к месту своего служения в томскую епархию с остановкой в Москве не более двух или трех месяцев и б) чтобы в последнем случае находился под распоряжением его, митрополита 103 . Правда, архим. Макарий все же уехал из Петербурга только в августе и притом с укрепившимся намерением продолжать перевод Ветхого Завета во что бы то ни стало. Он нашел поддержку в сочувствие высокопоставленных светских лиц и – в переводе ветхозаветных книг прот. Павского. Пребывание в Петербурге архим. Макария не прошло бесследно и в других отношениях. Он прежде всего несколько поправил свои больные глаза. Лечился он не у профессионального врача, а у купца Арешникова, получившего у правительства привилегию на лечение глазных болезней 104 . Впрочем, так как «лечение было не довольно продолжительное, прерывистое и не имело всех удобств, то и не могло произвести успеха полного и окончательного» («Письма», 325–326). Полезно было пребывание о. Макария в столице и для алтайской миссии: он заинтересовал ею благотворителей и собрал среди них некоторую сумму, из которой 600 р. послал на Алтай (326). Вопрос о денежных средствах не был безразличен для миссии, в которой приходилось не только содержать ее деятелей и сооружать храмы, школы, больницы, дома для жилья, но и поддерживать крещеных инородцев при их переходе от кочевого быта к оседлому. Между тем правительством были ассигнованы на потребности миссии суммы незначительные. Сам архим. Макарий отказался от жалованья по должности миссионера, ограничившись своим мигистерским окладом в 350 р. асс. Двум его сотрудникам определено из консистории по 250 р. Да на разъезды было ассигновано из экстраординарных сумм св. синода 1000 р. 105 С 1836 г., по Высочайше утвержденному 26 авг. 1835 г. определению синода, эта тысяча стала выдаваться из казны, а с 1837 г. она была удвоена. Так как казенные средства были не велики и доставлялись они не сразу, то архим. Макарий не однажды испытывал нужду в деньгах. Особенно тяжело приходилось начальнику миссии на первых порах. |
| И хотя нет никаких сведений о непосредственном привлечении студентов Академии к делу перевода, для многих из них это время запечатлелось неизгладимым следом в их душе, подвигнув впоследствии на собственные переводческие опыты. Истоки обращения архим. Макария к делу перевода Священного Писания на русский язык вполне очевидны. К переводу он приступил непосредственно в миссионерский период своей деятельности, и побудительными причинами работы над переводом стали именно практические задачи молодой Алтайской миссии, как он их увидел и осознал. Для него вопрос перевода был прежде всего принципиальным и органичным вопросом жизни православной миссии, без решения которого движение вперед на каком-то этапе становилось невозможным. К мыслям о насущной необходимости русского перевода архим. Макарий пришел уже в начале 30-х годов. Первым в письме от 23 марта 1834 г. он поделился ими с митр. Филаретом (Дроздовым) . По форме написания письмо представляет собой почти официальный, программный документ, богословско-идеологический трактат-обоснование необходимости русского перевода Ветхого Завета. Архим. Макарий настаивал на необходимости перевода, поскольку славянский язык «непонятен простому народу», «перевод РБО незавершен, так как не охватывает Ветхий Завет», «европейские народы давно имеют Священное Писание на своих языках», русский перевод необходим всем многочисленным народам, живущим на территории Российской империи, «даже магометане имеют Алкоран на российском наречии»... Его возражения противникам перевода не лишены изобретательности и убедительности. Предлагал он издавать и специальный журнал при Санкт-Петербургской духовной академии, где варианты переводческих трудов проходили бы первоначальную апробацию (когда в конце 50-х годов столетия работа по переводу была официально возобновлена, ее неизменной частью стали предварительные журнальные публикации). На последних страницах своего трактата архим. Макарий связывал задачи перевода с задачами православной миссии, которая у него обретала поистине вселенский масштаб: это миссия и к язычникам, и к мусульманам, и к евреям, это миссия и к самому крещеному народу русскому, в не меньшей степени нуждающемуся в просвещении Словом Божиим… Все в этом письме продумано и логично. |
| Об одном из французских переводов он писал: «Посылаю французскую Библию. Я удивляюсь, как Г. Женуд мог издать такой перевод в то время, когда немецкие и английские богословы представляли ему столь богатые пособия». Видимо, не стоит преувеличивать здесь возможную зависимость. Более определенно можно говорить об отношении перевода архим. Макария к современным ему русским переводам, именно переводу РБО и переводу прот. Г.Павского. На связь и преемственность своего перевода с переводом прот. Г.Павского вполне определенно указывал сам о. Макарий: «...я за учителем моим по Еврейской Библии следовал как ученик, а не как невольник, и не все мнения его принял за самые верные, но в некоторых местах удержался на других основаниях; и, хотя, при священном тексте сих книг находятся у меня прежние объяснительные примечания, которые также пересмотрены и исправлены, однако поправок в тексте было так много, что перевод, сделанный мною, стал уже не моим. Усердно желаю, чтобы он соделался нашим». В состав литографированного перевода прот. Г.Павского, которым располагал и о. Макарий, входили следующие библейские книги: Иова, Притчей Соломоновых, Екклесиаста, Песни Песней, Исаии, Иеремии, Иезекииля, Даниила, 12 малых пророков. Хотя вышеприведенное высказывание о. Макария хронологически относится к самому началу его работы по переводу Священного Писания (1840 г.) и непосредственно касается книг Иова и Исаии, его можно ко всему своду данного литографированного перевода. Сверка этих переводов, показавшая их очевидную близость, была осуществлена И.Чистовичем : «Сличение перевода прочих книг архим. Макария с переводом Г.П. Павского показывает, что Макарий только исправлял готовый перевод, ограничиваясь большей частью заменой одних слов другими». Очевидную близость показывает перевод архим. Макария и с переводом Восьмикнижия, сделанным РБО в 20-е годы (переводчиком по преимуществу был Павский). Уничтоженный в большем своем объеме, его тираж так и не имел публичного распространения. Тем не менее, в узком кругу он был известен. |
| ханты) и вогулов (совр. манси); и юге – для киргизов (речь идет о казахах, которые тогда отдельно еще не идентифицировались), калмыков и телеутов Алтая, также черневых татар (дореволюционное название северных групп народов Алтая). Высокопреосвященный Евгений предложил о. Макарию север, где миссионерствовал сам и хорошо представлял ситуацию. О. Макарий, однако, высказался за южное направление, конкретно «Киргизскую степь» (совр. Казахстан), аргументировав выбор слабостью здоровья для севера и своим предварительным знакомством именно с языками тюркской группы. На южном направлении и остановились, хотя в результате отношения с архиеп. Евгением были несколько испорчены. Но в «Киргизскую» степь о. Макария не пустили светские власти – был циркуляр правительства, запрещающий здесь какую бы то ни было христианскую проповедь . (Как отмечают, эта нейтральная религиозная политика закончилась распространением ислама, причем мечети часто строились даже руками православных казаков.) В результате окончательным направлением миссии был избран Алтай. 3 августа 1830 г. архим. Макарий с двумя сотрудниками – тобольскими семинаристами А. Волковым и В. Поповым – выехала из Тобольска. Первоначально обосновались в Бийске, ставшем резиденцией и одним из центров Алтайской миссии, наряду с впоследствии обжитыми Улалой и Маймой. Миссионерам пришлось заниматься буквально всем: катехизацией, обучением вчерашних язычников навыкам земледелия, преподаванием начал грамотности и детям, и взрослым, поставками сельскохозяйственного инвентаря, продовольствия и одежды, лечением, принятием родов... Архим. Макарий выписывал книги по агрономии... Один из проектов о. Макария, связанный с этой стороной деятельности Миссии и направленный им в Св. Синод, предполагал даже специальную стажировку ее сотрудников в Московском университете по некоторым естественным дисциплинам. Первое крещение миссионеры совершили уже 7 сентября 1830 г. – дата, считающаяся днем основания Алтайской миссии. В общей истории христианского миссионерства, православного русского в том числе, христианизация часто начиналась и заканчивалась актом крещения, после чего новообращенный предоставлялся самому себе. |
|
|
