| После публикации «Происхождения видов...» аппендикс «стали считать бесполезным рудиментарным остатком, унаследованным человеком от травоядных предков. В результате в дарвинистской медицине на многие десятилетия утвердилось фундаментальное заблуждение, что людям, даже совершенно здоровым, лучше жить и обходиться без определённых органов» с. 284]. Ряд таких мнимо «лишних» органов обнаружили во внешнем анатомическом строении человека – копчик, коленные мениски и некоторые другие. Подобными «ненужными» органами поспешили объявить и те, функции которых не до конца выяснены – например, вилочковая и шишковидная железы. В XIX веке список «рудиментарных» органов был значительно шире, чем в современных учебных медицинских пособиях. По подсчётам Дж. Бергмана и Дж. Хоува, он состоял приблизительно из 180 органов (!) и анатомических структур с. 5]. Авторы приводят статистические данные о том вреде для здоровья, который приносит человеческому организму удаление без необходимости аппендикса и миндалин. Об этом писали и отечественные авторы, например, А.С. Хоменков. Он приводит свидетельство врачей-педиатров о том, что среди миллиона детей, у которых были удалены миндалины, «999 тысяч в этом не нуждались» 4. Дарвинист Т.Д. Лысенко Хрестоматийным примером лженауки стала деятельность академика Трофима Денисовича Лысенко. При этом вся его «теория» и вся его практика осуществлялись в строгих рамках ортодоксального дарвинизма! Научным «позитивом», провозглашённым Т.Д. Лысенко, была проповедуемая им идея скачкообразного зарождения одного вида в недрах другого [см. 2]. Профессор А.С. Северцов подтверждает, что «советский творческий дарвинизм», то есть «интерпретация фактов эволюции Т.Д. Лысенко и его последователями, стали частью официальной советской идеологии» с. 363]. Лысенко возглавил в 1930-е годы политическую кампанию преследования генетики (и генетиков) в СССР, обвинив её «капиталистической наукой». Тем самым его деятельность отбросила отечественную науку на десятилетия назад. Осуждение лысенковщины состоялось слишком поздно – в 1960-е годы. Своевременному опровержению ошибочных взглядов мешал господствовавший тогда культ дарвинизма, которого лысенковщина была плоть от плоти и кость от кости. |
| Степаненко сообщал, что Лысенко заставляет кукурузу вызревать на две-три недели раньше, «воздействуя темнотой на чуть начавшие прорастать семена». Таким образом, открывалась якобы возможность перенести кукурузу на далекий север, «с хлопком получены такие же блестящие данные… Через месяц-полтора ожидай сообщения о том, что кукуруза выбросит метелки вместе с началом цветения ранних яровых, а хлопок вступит в бутонизацию недели на две раньше обычного». Письмо было адресовано в ВАСХНИЛ некоему Владимиру Матвеевичу, лично знакомому Степаненко. Цель послания — выбить дополнительные кредиты на опыты Лысенко. И надо сказать, роль свою письмо это, несомненно, сыграло. Тем более что автор не преминул сообщить адресату, что Лысенко очень осторожен, скромен. Работает буквально и день и ночь…» Повторяю, у академика Вавилова и членов президиума ВАСХНИЛ (среди них были такие видные ученые, как академик Г. К. Мейстер, академик А. С. Серебровский, академик M. M. Завадовский) сам Лысенко, характер его опытов и убежденность, с которой он отстаивал свои воззрения, вызвали симпатии. Но к 1931 году, кроме личных достоинств одесского растениевода, возникли некоторые новые обстоятельства, которых не было в 1928м. Лысенко выступал в Москве в то самое время, когда по научным сельскохозяйственным учреждениям прокатилась волна навязанного сверху практицизма. Руководители того же типа, что любыми средствами форсировали коллективизацию, собирались готовить биологов в совхозах и планировали во что бы то ни стало увеличивать посевные площади в стране ежегодно на 15–20 миллионов гектаров, теперь стали требовать, чтобы ученые, «включившись в социалистическое соревнование», давали неподдельные практические результаты. Тщетно было объяснять им, что самые важные для практики решения родились из сугубо теоретических поисков. Можно было бы напомнить, например, что теоретические труды русского академика XVIII века Йозефа Кольрейтера привели к открытию метода межвидовой гибридизации, что столь же теоретические изыскания американца Шелла подарили кукурузоводам мира высокоурожайную гибридную кукурузу. |
| Общественное телевидение не будет оппозиционным, на новом канале не будет слова «рейтинг» — Анатолий Лысенко 19 октября, 2012. Новостная служба Глава Наблюдательного совета Михаил Островский отметил, что цензурирования канала не будет, однако и наблюдательный совет и общественный совет новой телекомпании сможет определять направления редакционной политики. 19 октября. ПРАВМИР. Генеральный директор Общественного телевидения Анатолий Лысенко дал характеристику формирующемуся телеканалу. Он заявил, что Общественное телевидение планируется, прежде всего, как просветительский канал, при этом на нем будут учитываться разные точки зрения и он не будет оппозиционным, сообщает «Российская газета». «ОТВ не будет телевидением непослушания… К сожалению, очень многие видят в этом возможность создать канал оппозиционный… Это не оппозиция, это не политика. С моей точки зрения, это игрушки, на это тратить время и силы бессмысленно». По мнению Лысенко, первое время общественным телеканалом будут недовольны все. «План такой, первое время нас будут поливать все. Абсолютно все со всех сторон будут обзывать, требовать изгнания, уничтожения и прочего. И где-то с февраля следующего года начнут прислушиваться». На новом канале планируются ток-шоу, а также молодежная и детская редакции. «На нашем телеканале не будет слова «рейтинг»: зрителя надо перевоспитывать», — заявил Анатолий Лысенко. Также руководители планируют делать ставку на работу с региональными телекомпаниями и отдельными кадрами. Финансово-организационные проблемы с ОТР до сих пор не решены до конца, сообщили руководители. Финансовый вопрос сказывается и на том, что «хороших идей приходит много, но когда встает вопрос о деньгах, их приходится сворачивать». Конкретных проектов организаторы пока не сообщили. Глава Наблюдательного совета Михаил Островский отметил, что цензурирования канала не будет, однако и наблюдательный совет и общественный совет новой телекомпании сможет определять направления редакционной политики. Поскольку вы здесь... |
| Абсурдность утверждения, что Россия прирастала землями Польши, казалось бы, доказана и передоказана, но западникам неймётся. И трудна научная судьба кто стремится им перечить. Пример тому – научная судьба Лысенко Петра Фёдоровича, которого мировое сообщество называет белорусским Шлиманом, откопавший Трою, а он старобелорусский город Берестье. Что же показали раскопки, проведённые Лысенко? Берестье (польский Брест) был основан дреговичами и принадлежал Туровскому княжеству. Такой вывод, прозвучавший на Международной конференции по славянской археологии, проходившей в Болгарии, когда Петру Федоровичу пришлось дважды повторить свой доклад, демонстрируя свыше 50 слайдов, не смогли, как не старались, опровергнуть поляки – задали более 50 вопросов. Что могли возразить поляки на один из таких артефактов. Египтяне оставили свои первые письмена на папирусе, Русь – на бересте. А белорусы? На южном самшите! Глянул Лысенко на желтый гребешок из раскопа, а на гребешке с двух сторон азбука – аз, буки, веди, глаголь, добро… Милая сердцу кириллица, на которой писали дреговичи, а не польская латиница. И ещё одно не утешительное для поляков открытие Петра Фёдоровича, что все наши западные приграничные города Брест, Пинск и др. до XVI века, до Люблинской унии, были древнерусскими городами и все храмы в них древнеславянскими и что в Гродно и Бресте костелы появились не раньше XVI века. Доказано, что земли Древней Руси доходили не только до Бреста, но и простирались на 70-80 километров вглубь («Древняя Русь Петра Лысенко», Иван Белоус, «Нёман», 4, 2007 г., с. 175-181). Это вывод Лысенко подтвердил и художник Илья Глазунов в своём интервью, сказанное ему немецким археологом Германом: «Могу вам сказать одно, что у нас в ГДР существует огромный склад, набитый славянской археологией и древнейшими книгами, написанными по-старославянски. После окончания войны мы многое свезли в это хранилище и до сих пор никто в нем не копался. Все побережье наше, вплоть до магмы, старославянское». Исторический факт. Немецкие академики, приглашённые Петром I поднимать российскую науку, писали для нас и русский язык, и историю, против чего русский гений-самородок Ломоносов воевал пером, используя доходчивый народный язык, непереводимый на другие языки, и кулаками. Он был уверен, |
| И там, где сохранилась первоначальная вера в Малеванного, как Христа и Спасителя, как воплотившегося Сына Божия, там сохраняется и прежнее ожидание от Малеванного чудесного явления его в мир для суда и создания царства Божия. Правда, продолжительность этого ожидания и необходимость истолковать различным аллегорическим образом медлительность в наступлении царства Божия и особенно превратность в судьбе самого Малеванного, не имевшего силы воспротивиться заключению себя в больницу, умерили силу этого ожидания, но тем не менее многие из малеванцев и теперь все еще ожидают чуда от Малеванного. Не все малеванцы, однако же, являлись и являются столь терпеливыми. После 1-го ноября 1899 года, когда, по предсказанию астронома Фалька, должно было произойти столкновение планет, когда не исполнился последний срок существования, по верованиям малеванцев, этого скорбного мира, и когда должно было произойти явление Малеванного «в силе и славе», явился среди малеванцев новый пророк в лице крестьянина Ивана Лысенко, который дал малеванству другое направление и другой вид. С детства отличавшийся бродяжническими наклонностями, исходивший почти всю Россию, побывавший на Кавказе и в Сибири, он, когда для многих малеванцев стала ясна тщетность надежды их на пришествие Малеванного «в силе и славе», явился для малеванцев новым Христом, новым спасителем. Так как все же ни Лысенко, ни его последователи не решились совершенно отделить себя от Малеванного и остальных малеванцев, то стало образовываться новое воззрение на Малеванного, – как на Бога Отца. Сыном Божиим стал Лысенко. Некий Митрофан Мудрик в качестве Духа Святого восполнил эту малеванскую тройцу. Сделав перестановку в догматике малеванства, Лысенко иначе отнеся и к главной идее малеванства – ожиданию конца мира и наступлению царства Божия. Он стал проповедовать, что новая жизнь не будет дана Малеванным посредством чудесного его явления для страшного суда и царства, а может осуществиться самими малеванцами посредством отрешения от земли и труда и освобождения себя от всякого закона. Лысенко стал проповедовать чистейший анархизм и антиномизм... Царства Божия он перестал ждать от Малеванного, а решался сделать попытку достигнуть его осуществлением полной свободы от всяких обязательств земной жизни. |
| Круг сжимается. В начале мая 1939 года президиум ВАСХНИЛ обсуждает отчет Института растениеводства и по предложению Лысенко объявляет его неудовлетворительным. Труд тысячного коллектива в течение целого года признается бесполезным, руководство института — порочным. «Вавилон должен быть разрушен». В 1939 году Лысенко уже полный хозяин в ученом мире страны. И он не стесняется пользоваться своими диктаторскими по существу полномочиями. «Академик Лысенко потребовал на заседании коллегии единовластия в сельскохозяйственной науке; права ликвидировать все, что не совпадает с его научными взглядами или чего он не понимает», — писал известный советский физик, академик Абрам Федорович Иоффе. В 1932 году Иоффе основал в Ленинграде агрофизический институт, впервые поставил достижения физики на службу сельскому хозяйству. Однако в 1939 году Лысенко закрыл институт. Он не верит, что есть такая наука агрофизика. «Физика — это наука о мертвой природе, а сельское хозяйство имеет дело с живым растением и почвой, — заявил президент ВАСХНИЛ. — Поэтому ничего общего между ними быть не может…» Копию письма академика Иоффе с протестом против уничтожения агрофизического института я обнаружил в архиве Вавилова. Очевидно, два академика, физик и растениевод, совместно обсуждали странную обстановку, сложившуюся в науке. У Вавилова тоже в это время достаточно причин для недовольства. Осенью того же 1939 года, пока он находился в научной командировке, президент ВАСХНИЛ личным приказом сменил весь состав ученого совета в Институте растениеводства. Без консультации с директором ВИРа из ученого совета изгнали крупнейших генетиков, физиологов, цитологов, растениеводов «по принципу изъятия лиц, которые придерживаются в генетических и селекционных вопросах иных воззрений, чем Лысенко». Путь в ученый совет был закрыт для Карпеченко, Левитского, Розановой, Вульфа, Говорова, Пангало, Базилевской, Столетовой, Бахтеева, Н. Р. Иванова, Ковалева, Кожухова, то есть, по существу, для тех, кто был цветом, гордостью ВИРа, наиболее талантливыми кадрами института. |
| Таких примеров в любой области науки — тысячи. Но эпоха темпов ничего такого в расчет не брала. В ходу была «логика» иного рода: «Может ли быть в науке такое положение: теория сделала какое-то движение, шаг вперед, а практика от этого никакого облегчения не получает? Я с детства не понимал, как это может быть, и всегда терпеть не мог, когда мне пытались доказать, что такие бесплодные, бесполезные для практики теоретические достижения чего-нибудь стоят». Эти слова принадлежат Лысенко. Правда, не тому скромному агроному, который только что сделал свое первое сообщение в Академии сельскохозяйственных наук, а Лысенко — президенту ВАСХНИЛ, семнадцать лет спустя. Но дело не в дате, а в том, что именно такие взгляды восторжествовали в самом начале тридцатых годов. От академии стали настойчиво требовать, чтобы открытия ученых помогали повышать урожай сегодня же, приносили материальные ценности на полях страны немедленно. В этой обстановке президиум ВАСХНИЛ прежде всего принял к сведению, что яровизация — практическое открытие. В другое время ученые, конечно, потребовали бы сначала проверить утверждения Лысенко на опытных делянках других научных учреждений. Но в 1931 году для этого попросту не было времени. И академики, удовлетворившись докладом специалиста из Одессы, постановили: считать яровизацию методом большого практического значения. Так, вопреки главному принципу биологической науки, поддержка и пропаганда нового открытия началась задолго до того, как кто-либо повторил опыты Лысенко. Ошибка? Ее не заметили. Наоборот, мысль о том, что агрономическая наука дает стране зримые, конкретные блага, обрадовала, увлекла академиков. Ветер энтузиазма тридцатых годов надувал в ту пору и не такие паруса. Короче, в 1931 году агроном Лысенко и его яровизация оказались находкой для всех: и для администраторов, и для ученых. По распоряжению Вавилова из Ленинграда в Одессу для проведения опытов с яровизацией были отправлены десятки посылок с зерном разных культур, собранных со всего света. |
| Поощрения свыше, газетные панегирики быстро начинают портить характер недавно еще скромного агронома. Он становится заносчивым, грубым, самомнение его растет буквально по часам. Эти наклонности получили дальнейшее развитие после того, как был арестован директор Одесского института, талантливый селекционер и генетик Андрей Афанасьевич Сапегин и Лысенко назначили на его место. В те же годы произошло и другое важное (если не сказать важнейшее) событие в жизни Трофима Лысенко: он познакомился с Исаем Презентом. Исай Израильевич Презент никогда не изучал биологию. Он окончил в конце двадцатых годов трехгодичный факультет общественных наук при Ленинградском университете (ФОН), где естественные дисциплины не преподавались. Тем не менее Презент решил полем своей философской деятельности избрать биологию. Несколько лет он тщетно пытался пристроиться к какому-нибудь крупному ученому с тем, чтобы в качестве философа теоретически осмыслять чужие научные идеи. В тридцатых годах такое «осмысление» было занятием довольно распространенным, но начинающему философу никак не удавалось прилепиться к достаточно крупному «шефу». Подступался он со своими предложениями, между прочим, и к Вавилову, но Николай Иванович «словесников» не любил и Презент в ВИРе не задержался. Для Лысенко такая фигура, как Презент, была истинной находкой. Одесский агроном поднимался по общественной лестнице все выше и выше. На новых высотах нужно было закрепляться. Для этого следовало иметь какие-то общие идеи, теоретические взгляды. Надо было явить себя ученым. У Лысенко, не знакомого с элементарными фактами биологии, для этого было слишком мало данных. Можно не сомневаться: если бы не встреча с Презентом (она произошла, очевидно, в начале 1932 года), Лысенко увял бы на своих делянках точно так же, как увяли и ушли в безвестность многочисленные «новаторы» тридцатых и более поздних годов. Встреча с Презентом все изменила. Хитрый, не лишенный способностей, философ быстро смекнул, сколь выгодно ему стать глашатаем выходящего на волну агронома. |
| Находки были ошеломляющими... Лысенко раскопал избу на 12 венцов (бревён) – такого не знали археологи и в Великом Новгороде! Удачей считается древнеславянская постройка из 3–4 бревён, а тут изба целиком спряталась в речной песок вместе с дверным проемом, окнами и фрагментами крыши – курицами и самцами: так оригинально называются детали. Лысенко искал всюду: Берестье и Пинск, Туров и Давид-Городок, Мозырь и Слуцк, Рогачев и Клецк и другие города ожили в тысячах находок. Замчища и городища, селища и курганы заговорили, как живые, как равные с равным, с этим мудрым кряжистым человеком – последним зубром белорусской археологии. Но мало найти артефакты. Деревянные дома следовало сохранить, срочно законсервировать. Спасибо, помогли учёные-химики. Для спасения от сырости необходимо было возвести крышу стоимостью 1,5 миллиона рублей, которые никак не могли отыскать, когда для постройки обыкновенного сельского Дома культуры требовалось 5 миллионов. Детективный очерк можно написать о том, как Министерство культуры Беларуси не пожелало дать П.Ф. Лысенко звание заслуженного деятеля культуры Беларуси. Мотивация – шедевр чиновничьей логики абсурда – древнее Берестье представляет интерес для науки, но не для белорусской культуры. То, что в руки Лысенко земля отдала тысячи предметов древней культуры – украшения, предметы обихода, обувь, оружие, церковные символы, – не в счет. И музей древней культуры “Берестье” не в счет. Кстати, ему никто не удосужился дать статус НАЦИОНАЛЬНОГО, да Лысенко имя увековечить. Археологический музей «Берестье», по-прежнему, как пятое колесо в телеге, пришпилен к областному музею. Ни республиканскими, ни местными властями, ни собратьями по профессии не популяризируется. Я трижды в составе общественных делегаций посещал Брест. Нас тепло принимали, показывали Беловежскую Пущу и Брестскую крепость, но ни словом не обмолвились о существовании музея «Берестье», в котором каждый экспонат для поляков как бельмо в глазу. Поставить разработанный ещё в 1974 году павильон из стекла, алюминия и бетона смогли только после личного вмешательства Председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгина . |
| Лысенковский стиль дискуссии быстро начала усваивать научная молодежь. Аспиранты ВИРа, которых лысенковцы натравливали на профессуру старшего поколения, довольно рьяно, хотя опять-таки без всяких опытных данных, отрицали генетику на каждом собрании. 8 мая 1937 года. Всесоюзный институт растениеводства. Идет профсоюзное собрание. Обсуждается положение в ВИРе. О чем же говорят научные сотрудники, аспиранты, агрономы? Агроном Куприянов: «Вы боитесь критики, до смерти боитесь. Она по шкуре бьет. Почему Розанова и Вульф (профессора ВИРа. — М. П.) пытаются так поставить вопрос? Потому что они защищают теорию Вавилова, они ярые защитники Вавилова. Это вредная теория, которая должна быть каленым железом выжжена, ибо рабочий класс без буржуазии справился со своими задачами и сам начал править и добился определенных результатов». И далее: «Во всей стране знают ВИР и о дискуссии, которая происходит между Вавиловым и Лысенко. Вавилову надо будет перестроиться, потому что Сталин сказал, что нужно не так работать, как работает Вавилов, а так, как работает Лысенко». А вот речь аспиранта Донского: «Лысенко прямо заявил — или я, или Вавилов, четко и определенно и очень толково. Он говорит: «Пусть я ошибаюсь, но одного из нас не должно быть». Правда, концепции Лысенко и Вавилова соединить нельзя. Пора понять и учесть, что наступил такой период, когда необходимо достижения экспериментальной науки направлять на службу социалистическому отечеству. Отсюда (?) острая борьба и неприязненное отношение к школе Вавилова». Я взял эти выступления из первой подвернувшейся мне в архиве папки. Взял и не изменил в ней ни одного слова. В этом может убедиться каждый, кто поинтересуется архивом ВИРа, где хранятся стенограммы бесчисленного множества таких же чудовищно безграмотных выступлений тех лет. В 1937–1939 годах директор ВИРа был вынужден часами и днями выслушивать подобные поучения. И не только слушать, но и отвечать. Нам, потомкам, больно от мысли, что Николай Иванович «с мокрыми от пота волосами влезал на кафедру и в одно и то же время кротко и недоумевающе, возмущенным голосом начинал возражать, искренне стремясь убедить оппозиционеров, что все выказанное ими есть плод невежества, что Дарвина он знает и почитает и т. д. И уходил с кафедры под свист и улюлюканье». |
|
|
