| Из всего вышеизложенного можно заключить, что как исследователь, компетентный в ряде вопросов литургического характера, архим. Киприан не просто излагает теоретические аспекты исследуемых тем, но одновременно объективно рассматривает вопросы актуальной практики. Напротив, он считает необходимым изложить особенности богослужебных практик разных Поместных Церквей и дать свою оценку тем или иным явлениям в контексте этих практик. В целом его замечаниям по разным вопросам характерен критицизм, который очевидно свидетельствует об обеспокоенности автора проблемами современной богослужебной практики. Архим. Киприан озабочен состоянием церковного богослужения и потому полагает необходимым указывать на сложности и несоответствия, которые можно найти и на современном этапе его развития. Также одним из выдающихся русских богословов, литургистов и духовных писателей ХХ в. является протопресв. Александр Шмеман. Будучи в настоящее время одним из наиболее широко известных богословов, он еще при жизни в значительной степени стремился повлиять на восприятие большинством верующих основополагающих элементов жизни Церкви, наряду с некоторыми богословами близкого ему направления мысли, такими как протопресв. Николай Афанасьев и протопресв. Иоанн Мейендорф . В первую очередь речь идет о возвращения подлинного понимания Евхаристии, его изначального онтологизма и центрального значения в жизни всей церковной полноты. Миссионерская и просветительская деятельность протопресв. Александра Шмемана весьма ярко показывает разительное отличие положения Православной Церкви в советском государстве и за рубежом. Подобная деятельность была совершенно невообразима в стране, где предметом главной заботы людей Церкви большей частью были не изменения в церковной жизни, а сохранение собственной жизнеспособности. Итак, попытаемся указать, какие мысли о. Александр высказывает в своих трудах относительно практики Русской Церкви в современный ему период ее существования. Но прежде всего отметим, что по большей части эти замечания касаются практики всей Русской Церкви в указанный период, а не исключительно приходов в пределах Советского Союза. Впрочем, на наш взгляд, то обстоятельство, что о. Александр жил в эмиграции, ни в коей мере не обесценивает его суждений, так как зарубежные приходы в тот период зачастую мало чем отличались в своей практике от приходов в пределах исторической Руси. И именно на исправление этой практики путем возвращения к исконным святоотеческим началам были направлены усилия о. А. Шмемана. |
| Как-то мы оказались с ним на престольном празднике в Троице-Сергиевой лавре. Впереди нас неторопливо шли два известных митрополита. — Смотри, как важно шествуют эти мальчики! — заметил отец Клавдиан. — Какие «мальчики»? — удивился я. — Ну вот эти, впереди. — Так это же архиереи, владыки! — А для меня они мальчишки! — шутя сказал отец Клавдиан. — Я обоих водил вокруг престола на их священнической хиротонии. Это означало, что отец Клавдиан был старшим священником на той, бывшей много лет назад, литургии, когда юных дьяконов, будущих архиереев, делали священниками. Я уже говорил о том, что мы, послушники, весьма скептически, с критикой относились к экуменической деятельности митрополита Никодима (Ротова). Однажды отец Клавдиан стал невольным свидетелем такого разговора. Услышав наши осуждения и дерзкие слова, он в сердцах топнул ногой и грозно повелел: — Молчите! Вы ничего не понимаете! Как вы можете судить об этом архиерее? Умер отец Клавдиан на праздник Рождества Пресвятой Богородицы. В тот день он совершил Божественную литургию, а значит и причастился Святых Христовых Тайн. Потом исповедовал, отпевал. Дома он, усталый, лег в кровать и по четкам наизусть помянул всех, кого знал за свою долгую жизнь — обычно он по памяти только за упокой перечислял имена около двух тысяч человек — это входило в его ежедневное молитвенное правило. Сделав это он позвал попрощаться своего воспитанника дьякона Василия Середу, но не дождался его и умер с четками в руках Хоронили его в пещерах Псково-Печерского монастыря. Он часто приезжал сюда помолиться и побеседовать с отцом Иоанном. Смерть «стукача» Преддверие смерти — странное и загадочное время в жизни человека. У кого-то, как у Сергея Федоровича Бондарчука, начинает стираться грань между нашим и иным мирами. А люди, жившие подвижнической жизнью, порой обретают от Господа видение, которое им раньше было недоступно. Жил в Псково-Печерском монастыре старый-престарый схимник отец Киприан. Ничем особенным он не выделялся, в монастырь из мира пришел уже в преклонном возрасте и, казалось, незаметно коротал свой монашеский век. Было, правда, одно неприятное обстоятельство: его подозревали в доносительстве на братию наместнику. Соответствовало это действительности или нет, не знаю. Может, у кого-то были основания так думать, а может, слухи возникли из-за того, что Киприан вечно бродил по монастырю, сгорбившись и шаркая ногами, и мог неожиданно появиться то там, то здесь. Во всяком случае, некоторые прямо называли его стукачом. Сам отец Киприан относился к этому вполне добродушно. |
| В нач. янв. 1920 г. вместе с архиепископами Евлогием (Георгиевским) и Георгием (Ярошевским) , епископами Митрофаном (Абрамовым) и Аполлинарием (Кошевым) Г. эмигрировал из Новороссийска и 18 февр. прибыл в Белград. По благословению Белградского митр. Димитрия (Павловича , впосл. Сербский Патриарх) Г. поселился в Гргетегском мон-ре . В июле 1921 г. включен в состав Высшего церковного управления за границей . Участвовал в работе Карловацкого Собора 1921 г. , где возглавлял просветительский отдел. 2 сент. 1922 г. избран членом Архиерейского Синода РПЦЗ. Был законоучителем в Харьковском девичьем ин-те имп. Марии Феодоровны в г. Нови-Бечей, затем в 1-й русско-серб. девичьей гимназии в г. Велика-Кикинда. Часто приезжал в Белград, где читал лекции для членов Белградского братства прп. Серафима. По поручению Архиерейского Синода РПЦЗ рецензировал изданную митр. Антонием (Храповицким) в 1924 г. кн. «Опыт христианского православного катехизиса», на к-рую Г. был составлен одобрительный отзыв. В кон. 20-х гг. в связи с ухудшившимся состоянием здоровья был вынужден оставить преподавательскую деятельность. 13 мая 1930 г. решением Архиерейского Синода РПЦЗ возведен в сан архиепископа. Скончался после тяжелой и продолжительной болезни. По отзывам современников, Г. был прекрасным специалистом в области литургики и церковного пения, одним из лучших проповедников своего времени. Архим. Киприан (Керн) отмечал, что Г. «был тонкий литургист, отличный знаток истории каждого чина, ценитель и знаток богословского смысла каждого последования, каждой молитвы, каждой стихиры» ( Киприан (Керн), архим. С. 132). Г. большое внимание уделял многоголосной обработке церковных распевов (знаменного, киевского, греческого, сербского). Большинство богословских, литургических и муз. рукописей Г. было утеряно при отъезде в эмиграцию, сохранились конспекты его лекций в Белградском братстве прп. Серафима, а также записи нек-рых проповедей Г. В наст. время часть его муз. произведений готовится к публикации церковнопевч. комиссией при Архиерейском Синоде РПЦЗ. |
| В 1940 г. Шмеман поступил в парижский Св.-Сергиевский Богословский институт. Это было время немецкой оккупации, но и в тяжелейших условиях учебный процесс продолжался. Наиболее сильное влияние на него как богослова оказали архим. Киприан (Керн), читавший курсы литургики и патристики, прот. Сергий Булгаков (догматическое богословие), В. В. Вейдле (христианское искусство и история Западной Церкви), К. В. Мочульский (история Западной Церкви, церковнославянский и латинский языки), проф. А. В. Карташев (история Церкви — Русской и общей). В 1945 г. он получил степень кандидата богословия за работу по истории Церкви и был оставлен профессорским стипендиатом на кафедре истории Церкви. Еще в 1943 г. он женился на Ульяне Осоргиной, прародительницей которой была удивительная русская подвижница конца XVI — начала XVII в. праведная Иулиания Лазаревская (Осорьина). Спустя 30 лет о. Александр записал в своем дневнике: «Целая жизнь, и какая счастливая жизнь, вместе!» По мнению о. И. Мейендорфа, «обретенные им в ту пору вдохновение и радость на всю жизнь одарили его умением щедро делиться этими чувствами с другими» С. 656]. Осенью 1946 г. о. А. Шмеман был рукоположен архиеп. Владимиром (Тихоницким) и направлен служить в Кламар — вторым священником храма в честь свв. Константина и Елены, где настоятелем был архим. Киприан (Керн), являвшийся его духовником и на всю жизнь определивший его вкус к литургике. Третьим из профессоров Св.-Сергиевского института, оказавшим на него наибольшее влияние (кроме Карташева и Керна), был прот. Николай Афанасьев, профессор церковного права, автор нескольких книг, открывших новую эпоху в православной экклезиологии. В этот же период он стал преподавателем Св.-Сергиевского института по кафедре церковной истории, весной 1950 г. защитил магистерскую работу по истории Византийской Церкви и начал читать в институте свой оригинальный курс. Основными его книгами этого периода стали: «Церковь и церковное устройство» (Париж, 1949), «Судьба византийской теократии» и «Догматический союз» (Православная мысль. Вып. 5—6. Париж, 1947—1948), перевод трактата свт. Марка Эфесского «О воскресении» (Православная мысль. Вып. 8. Париж, 1951) и некоторые другие, составившие цикл исследований по истории Церкви, в основном византийского периода. В итоге о. Александр заслужил репутацию как один из виднейших православных богословов. Между тем «ему, должно быть, недоставало терпения, чтобы целиком сосредоточиться на прошлом Церкви: экзистенциальное сегодня - вот что было для него по-настоящему важно. А сегодня Православная Церковь не может существовать ни как опора государства, ни как культурный придаток «русизма»: она жива в Литургии и Литургией» С. 657]. |
| Архим. Киприан (Керн). Фотография. 50-е гг. ХХ в. Отец К. происходил из дворянского рода, вскоре после рождения сына был назначен профессором и директором имп. Лесного ин-та в С.-Петербурге, мать - из старообрядцев, «святой жизни женщина» ( Зайцев. 1968. С. 313; в рассказе Б. К. Зайцева «Река времен» под именем архим. Андроника описан К.; перу Зайцева принадлежат также воспоминания о К. в сб. «Далекое» ( Он же. 1965) и некролог в Вестнике РСХД ( Он же. 1960)). Юность К. прошла в С.-Петербурге, где он учился в гимназических классах имп. Александровского лицея. В 1917 г., после закрытия лицея Временным правительством, он поступил на юридический фак-т Московского ун-та. Будучи в Москве, неоднократно присутствовал на заседаниях Поместного Собора 1917-1918 гг., где познакомился с митр. Антонием (Храповицким) , к-рый стал его духовным отцом и впосл. оказал на него большое влияние. Ученые занятия К. в ун-те были прерваны гражданской войной. Покинув Россию, К. обосновался в Сербии. Здесь он завершил юридическое образование, окончив в 1922 г. юридический фак-т Белградского ун-та. В 1925 г. окончил богословский фак-т того же ун-та (выпускное сочинение об историческом развитии греч. текста Литургии свт. Иоанна Златоуста, научный руководитель - прот. Лазарь Миркович ). Входил в кружок русских студентов богословского факультета (с 1925 братство прп. Серафима Саровского), инициаторами создания к-рого были Н. Н. Афанасьев (впосл. протоиерей), С. С. Безобразов (впосл. еп. Кассиан ), Ю. П. Граббе (впосл. еп. Григорий ). На собраниях бывали митр. Антоний (Храповицкий), архиеп. Феофан (Быстров) , архиеп. Гавриил (Чепур) , свт. Николай (Велимирович) . К. участвовал в работе первых съездов Русского студенческого христианского движения (1-й - в Пршерове (Пшерове), близ Праги, окт. 1923; 3-й - в русском жен. мон-ре (бывш. Леснинский) в Хопове, Сербия, сент. 1925). По окончании ун-та получил приглашение занять преподавательскую должность в только что открывшемся в Париже Православном богословском институте прп. Сергия Радонежского , однако от этого приглашения К. отказался и поступил преподавателем литургики, апологетики и греч. языка в ДС св. ап. Иоанна Богослова Сербской Православной Церкви в г. Битоль (Битола, совр. Республика Македония). Преподавание совмещал с исполнением должности помощника инспектора семинарии. |
| О понятии литургической «структуры», см. A. Baumstark. Liturgie Compare " e d’Amay, Chevetogne 1939, рр. 32 et suiv. — J. Pascher. L’e " volution des rites sacramentels. Paris 1952. 31 Dom O. Russeau, op. cit. 188. 32 См. развитие этой мысли у о. Н. Афанасьева. Служение мирян в Церкви. Париж, 1955. 33 Прот. К. Никольский. Пособие к изучению Устава Богосл. Пр. Церкви, СПБ., 1907, стр. 6. 34 Описание этой «идеальной» всенощной и всей подготовительной работы см. у М. Скабаллановича в приложении к «Толковому Типикону», Киев, 1915. 35 Типикон, гл. 8 и последования 25 марта, 24 декабря, 5 января. Никольский, стр. 155–159. 36 Это убеждение выдается в качестве нормы в так наз. Известии Учительном,, печатаемом обычно в конце служебника: «…время служения (литургии) есть, по древнему обычаю церковному, третий час дня; но убо может и ранее и позднее начатися и совершатися… точию не прежде свитания дня, ниже по полудни: ибо сице начинаяй и согрешаяй, согрешит». Тут же, правда, ссылка на дни, когда Литургия совершается вместе с вечерней (то есть по полудни). Само Известие Учительное составлено в категориях «латинизирующего» киевского богословия, о значении которого для православного богослужения см. архим. Киприан, цит. соч., стр. 254–256; о. Г. Флоровский, цит. соч., стр. 50–51. 37 О панихиде, как заупокойной службе см. Никольский, стр. 756 и сл. Типикон, гл. 13, 14; срв. архим. Киприан, цит. соч., стр. 25–26. 38 См. мою статью «Богослужение и богослужебная практика», Церк. вестн. Зап. Евр. Экзархата, 2/35. 39 «Церковный устав, как систематический регулятор порядка служб суточного, триодного и месяцесловного круга, есть одна из позднейших церковно богослужебных книг и образовался в ту эпоху, когда уже эти три порядка сложились и каждый из них получил устойчивый вид». И. Мансветов, цит. соч., стр. 1. 40 « …Каноны не устанавливают основной порядок жизни этого организма (Церкви) — он дан в догмате о Церкви — а только лишь регулируют каноническое устройство Церкви в том направлении, чтобы оно наиболее совершенно выявляло сущность Церкви». Н. Афанасьев: «Неизменное и временное в церковных канонах». Сборник «Живое Предание» Париж, 1938, стр. 88. 41 |
| Он писал об архим. Антонине Капустине , о Константине Леонтьеве , о митр. Филарете: не знавшим о. Киприана это сочетание имен покажется странным и ничем «объективно» не оправданным. Но иррационально оно постольку, поскольку иррациональна любовь. Отец Киприан был человеком не интеллектуального, а эмоционального склада, он не чувствовал потребности в интеллектуальном «выверении» своих эмоций. Поэтому его книги, статьи, заметки неровны, часто противоречивы. Трудно поверить, что его статья «Левитство и пророчество как типы пастырствования» в «Живом Предании» (1937) и книга «Православное пастырское служение» (1957) написаны одним и тем же человеком. Но это так потому, что работы его, написанные на протяжении тридцати лет, не были связаны медленным созреванием и вынашиванием одной центральной темы, одного вопроса, одного подхода. Они всегда отражали «данный интерес» автора, движение сердца больше, чем вопрошание ума. Идейно, богословски о. Киприан, как и многие люди его поколения, сложился под воздействием разных, и притом противоречивых, влияний. На первое место нужно поставить возврат в Церковь , в конкретную, бытовую, традиционную церковность, не лишенную на первых порах некоего романтически-славянофильского привкуса. Я не знал о. Киприана, вернее – Кости Керна этого раннего периода: в русской рубашке и высоких сапогах, защитника точного исполнения Типикона, ревнителя бытового воцерковления жизни, участника первых студенческих кружков. Но он сам мне много о нем рассказывал. От этого периода осталось одно, но осталось навсегда как основа всех основ, как непререкаемая, вечная форма жизни: любовь к богослужению, литургическое переживание и опыт Церкви, действительная, глубокая, неподдельная евхаристичность. Я абсолютно убежден – и убеждение это основано на пятилетнем постоянном сослужении с о. Киприаном у одного престола, что единственной подлинной радостью было в его жизни богослужение, совершение Евхаристии, мистические глубины Страстной недели, Пасхи, праздников. Тут жила вся его вера, вся его – никогда не дрогнувшая – любовь к Церкви, совершенная «отданность» ей. |
| К ним впоследствии стал в виде приложения выходить и журнал с научными статьями по богословским вопросам, Приложения к творениям сев. отцов» позже в ректорство архим. Антония (Храповицкого) переименованный в Богословский Вестник, большой журнал академического типа. Одним из главных руководителей и фактическим редактором этих переводов был проф. прот. П. С. Делицын, и сам переводивший, и чужие переводы исправлявший, и всю тяготу критики митр. Филарета на себе с достоинством несший. Вначале издавали творения отцов без особой системы, а потом уже полными собраниями творений главнейших отцов, правда не критически и с пропусками. Некоторые творения, или, правильнее, некоторые свв. отцы были переизданы и по два и по три раза. Московская Академия ограничилась изданием по-русски главным образом восточных отцов и писателей. Ко времени крушения русской школы дошли в более или менее полном и систематическом порядке до творений свв. Кирилла Александрийского , Максима Исповедника , Германа Константинопольского и Никифора Константинопольского . На долю СПб Академии выпало издать из свв. отцов все творения св. Иоанна Златоуста , что само по себе представляет целую библиотеку в 22 книги. Эта Академия издавала, кроме того, и другие произведения, как Собрания древних литургий, византийские хронографии и пр. Киевская Академия занялась переводом и изданием западных писателей, и ко времени революции из крупных писателей Запада были почти целиком переведены св. Киприан, Тертуллиан , блаж. Иероним и блаж. Августин. При Казанском Православном Собеседнике, органе Академии, был специальный Патрологический Отдел, который издавал без особой системы отдельные творения отцов и исследования по Патристике. Кроме того, трудами еп. Феофана Затворника с одной стороны и старцев Оптиной пустыни с другой начали издаваться переводы аскетических произведений, как например: Авва Дорофей , Лествица, Исаак Сирии, Варсонуфий и Иоанн и, наконец, пятитомная аскетическая хрестоматия, известное всему православному миру «Добротолюбие», которое на русском языке является расширенным изданием греческой «Филокалии». |
| 574 Св. Иоанн Златоуст , там же. Ср. св. Киприан Карфагенский . Epist , 63, 13 (PL 3, 384): «Quo et ipso sacramento populus noster ostenditur adunatus, ut quemadmodum grana multa in unum collecta et commolita et commolita et conmixta panem unum facuint, sic in Christo, qui est panis coelestis, unum sciamus esse corpus, cui conjuctus sit noster numerus et adunatus (В этом ещё находится отображение единства (христианского) народа, что подобно тому, как многие зерна, собранные вместе, и тесно прижатые друг к другу, и смешанные, стали одним хлебом, так же во Христе, Который есть Хлеб Небесный, знай, что мы – одно тело, с которым соединено и смешано наше множество)». Необходимо подчеркнуть, что под «одним хлебом» здесь следует подразумевать не только один хлеб, преложенный в тело Христово в одной Литургии в одном храме, но и, по св. Златоусту, все хлеба, на всех литургиях, во всех местах и временах – всегда одно и то же единственное тело Христово. «И эта жертва (Евхаристия) одна, а не много... Мы постоянно приносим одного и того же Агнца, а не одного сегодня, другого завтра, но всегда одного и того же. Таким образом, эта жертва одна. Хотя она приносится во многих местах, но разве много Христов? Нет (не было так!), один Христос везде, и здесь полный, и там полный, одно тело Его. И как приносимый во многих местах Он – Одно тело» (Омилия 17, 3 на Послание к Евреям 17, 3 (63, 131). Ср. и Геннадий Цареградский. О мистическом теле Господнем (PG 160, 365): «А тело Христово и на небе и на земле, на каждом жертвеннике, по числу – Одно и То же». Ср. и А. А. Кириллов , цит. произв., стр. 558. 577 Св. Николай Кавасила . Изъяснение Божественной Литургии, 38 (PG 150, 452–453). См. и дальше: «Очевидно также, что всё происходящее в этой Священной Службе, общее и для живых и для мёртвых (то есть для всего Общения Святых)... То, что составляет всю радость и блаженство святых (на небесах), назовёшь ли это раем или лоном Авраамовым, или местом, свободным от всякой скорби и печали, и светлым, и зелёным, и освежающим, или же самим Царством, не что иное, как эта Чаша и этот Хлеб (Евхаристии)» (то же, 43 и 45. PG 150, 461–5). Ср. и Архим. Киприан (Керн) . Антропология Св. Григория Паламы , стр. 175–176. См. и прот. Георгий Флоровский . Эсхатологические вещи и эсхатологические события (Collected Works, vol. 3, Belmont, Mass., 1972): «Древний догмат Церкви об Общении Святых показывает победу Христову: в Нём, верой и Святыми Тайнами, даже мёртвые – живы, и наслаждаются, предвкушая, но истинно, вечную жизнь. Communio Sanctorum является важной главой эсхатологии». |
| В советское время в России на литургические темы могли писать лишь немногие, как, например, профессор ЛДА Николай Дмитриевич Успенский . В течение большей части XX века даже в православном мире в целом не трудилось такое число крупных литургистов, как в России в предреволюционные десятилетия. Среди православных литургистов XX века необходимо, разумеется, отметить таких авторов, как греческие исследователи Панайот Трембелас и Иоанн Фундулис; сербский ученый прот. Лазарь Миркович; представители «парижской школы» богословия архим. Киприан (Керн) и прот. Александр Шмеман . Но всё же основные научные достижения в области исторической литургики в XX веке принадлежат западным ученым. В частности, для исследования византийского богослужения и богословия таинств многое было сделано Иоанном Ханссенсом, Мартеном Жюжи, Рене Борнером, Ханс-Иоахимом Шульцем, а особенно Хуаном Матеосом, его последователями Мигелем Арранцем и Робертом Тафтом и их многочисленными учениками. Поэтому особенно отрадно видеть среди присутствующих здесь как самого Роберта Тафта, профессора Папского Восточного института, так и его бывших студентов Стефано Паренти, Елену Велковску, профессоров итальянских университетов, и священника Александра Рентеля, профессора Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке, – равно как и многих других замечательных западных ученых, согласившихся принять участие в настоящей конференции. Но помимо исследования византийского богослужения в XX веке был сделан настоящий прорыв в области исследования богословия и богослужения ранней Церкви 134 . Древнейший литургико-канонический памятник, «Дидахе», обнаруженный еще в XIX веке архим. Антонином (Капустиным) и впервые изданный митр. Никомидийским Филофеем (Вриеннием), был всесторонне изучен только в XX веке 135 . Очень далеко продвинулось исследование других литургико-канонических памятников: так называемого «Апостольского предания», «Апостольских постановлений», «Завета Господа нашего Иисуса Христа». Один из крупнейших специалистов в этой области – проф. Марсель Мецгер, которого следует сердечно поблагодарить за готовность приехать в Москву и принять участие в работе настоящей конференции. В XX веке также стала ясна огромная ценность для исторической литургики таких источников, как так называемые межзаветные и раннехристианские апокрифы. Среди наиболее авторитетных исследователей этой группы памятников с литургической точки зрения – проф. Себастьян Брок, приславший свой доклад для настоящей конференции, и присутствующая здесь проф. Габриэла Винклер (следует отметить, что интересы обоих исследователей далеко не ограничиваются темой свидетельств о христианском богослужении в апокрифах). Еще одно важное направление для раннехристианской литургики – изучение различных практик и их осмысления в различных течениях иудаизма эпохи Второго Храма и исследование вопроса об их связи с богослужением апостольского времени и его богословием. Большое значение для раннехристианской литургики также имеет современная библеистика. |
|
|
