| прочитанных книг делает изложение пёстрой, часто случайно-склеенной мозаикой цитат и т. к., г. Курганов прочитал много, и в том числе – совсем не цепного, то ему трудно удержаться от цитации, а ссылки на третьестепенные по качеству статьи и, притом, часто не идущие к делу, бывают положительно невыносимы. Стремление г. Курганского к философичности ведёт к тому, что далеко не всегда углубление данных народоведения достигается само собой: нередко это углубление – насильственное, с форсированием своей мысли. И вот, работа испещряется неуклюжими и даже сочинёнными терминами, необыкновенными заголовками для весьма обыкновенных фактов и мыслей. Глубина (?) разъяснений сопровождается таким туманом вычурных слов и нагромождённых терминов, что, право, для читателя было бы приятнее получить что-нибудь более скромное. Не смотря на отдельные меткие определения, удачные выражения мысли и характеристики, язык работы притязателен и неправилен, изобилует иностранными словами, часто употребляемыми, к тому же, не совсем правильно и без нужды, метафорами, носящими в себе противоречия, странными, наобум сочетанными образами. Недостатки языка – главные недостатки разбираемого сочинения и они особенно досаждают; ведь автор, столько раз подчёркивающий свою любовь к народу, забывает, что язык – важнейшее явление души народной и что любовь к родине и к своему народу прежде всего выражается в охранении его языка. Автор сетует на исчезновение народных обычаев, на порчу нравов, на меркантильный дух, разлагающий народную жизнь. А сам он разве не участвует в том же разрушении, собственною рукой начертывая фразы вроде: „Надо сказать, что на ступени религиозно-космологической гармонии телеологическое воззрение русского народа с внешне-логической стороны довольно правильно у народа. Тут мы уже замешаем связность этиологической необходимости и зависимость телеологическую, пытающуюся обусловить цели применением тех или иных направляющихся к ним следствий“ (стр. 115)? И разве не варварство говорить о „das Ding an sich вещи“, об „акте opero operatum“ (стр. 39), или утверждать (стр. 38), что „по смыслу народных (некоторых) сказаний субстан- |
| Ближайшей внутренней планетой к земле является Ве- —45— нера. Несмотря на свой ослепительный блеск, на свою близость к солнцу и плотную атмосферу, она представляет не более благоприятных условий для обитаемости, чем и наш несчастный спутник. Большое наклонение её оси вращения (55°) сообщает крайне суровый характер её временам года. Умеренные климаты там неизвестны, потому что полярный круг ниспускается до 35° к экватору, и жаркий пояс в свою очередь поднимается на столько же градусов к полюсу. Тропические области проникают там в области ледниковые и наоборот. Перемены года, происходят чрезвычайно быстро. Лета отличаются необыкновенным жаром, который не вынесли бы никакие обитатели наших экваториальных областей, и в течение зим там царствует холод более суровый, чем холод наших полярных стран. Быстрые смены жары и холодов должны производить на Венере непрерывные и страшные бури, с которыми совершенно несравнимы наши ураганы и смерчи. Но при таких условиях на Венере невозможна жизнь, подобная земной. За Венерой по направлению к солнцу следует Меркурий. Скиапарелли после восьмилетних исследований установил, что Меркурий обращается вокруг своей оси во столько же времени, во сколько и вокруг солнца (87 наших дней), т. е. что он обращён к солнцу всегда одной стороной. Значит, на одной стороне Меркурия вечный день, на другой – вечная ночь, на одной – страшная жара, на другой – страшный, холод. Но наука не знает организмов, которые могли бы существовать при температуре выше 100° или ниже 0°. Из внешних планет (Меркурий и Венера находятся между солнцем и землёй, их орбиты находятся внутри земной орбиты, поэтому они называются внутренними, планеты, более отдалённые от солнца, чем земля, называются внешними) ближайшая к земле есть Марс. Во многих отношениях он похож на землю. Времена года у него такие же, как и на земле, наклонение оси к эклиптике почти то же самое, продолжительность дней и ночей близко подходит к нашей, атмосфера существует несомненно. Но год на Марсе почти два раза длиннее нашего. Вследствие большей отдалённости от солнца, чем земля, Марс получает от центрального светила лишь 4 / 9 того тепла, |
| —163— Двигаясь к А – ω , мы увеличиваем идеальный момент потенции и соответственно уменьшаем момент реальный. Потенции делаются всё менее и менее вещными. Мы восходам ab idealia ad idealiora. Напротив, двигаясь по направлению и А – ω мы увеличиваем реальный момент потенций и соответственно уменьшаем момент идеальный. Потенции делаются всё более и более вещными. Мы нисходим а realia ad realiora. А , т. е. „вещь“ в ходячем смысле слова, есть равновесие обоих моментов, – идеального и реального. А есть безразличие субъекта и объекта, тождество Я и не-Я, индиференция, или индифферентность, познающего и познаваемого. А есть, в то же время, в отношении к ряду (30), верхняя граница отрицательных потенций и нижняя – положительных. А – maximum идеальности, или сознательности, в сфере бессознательного, и – maximum реальности, или бессознательности, в сфере сознательного. И наоборот, А есть minimum реальности в сфере бессознательного и minimum идеальности в сфере сознательного. Таким образом, А есть граница двух миров, из которых один, – мир положительных потенций – мы можем назвать миром „Я“ в широком смысле, а другой, – мир отрицательных потенций, – миром „не-Я“, тоже разумея этот термин в смысле шире обычного. Но мы должны при этом не забывать, что каждая потенция в отношении к одним является объективной, а в отношении к другим – субъективной. 35 . Что же в таком случае есть „чистый субъект“, т. е. такая потенция, которая является субъектом в отношении всех остальных, но сама никогда не бывает объектом ни для которой? Что такое чистая форма или схема субъективности? Что такое предел субъективности? Иными словами, что же такое – „трансцендентальный субъект“, „субъект в себе?“ – Ясное дело, что он должен быть вне ряда потенций (30), т. е. он трансцендентен знанию, хотя знанием, т. е. рядом (30), постулируется. Это – идеальная граница справа для ряда (30), верхний предел ряда (30) и, в отношении к самому знанию, в составе самого знания, – гносеологически, – не может означать ничего иного, как только указания на возможность сколь угодно далёкого восхождения co– |
| п. Рецензенту известно и знание о. Иовановичем элементов арабского языка, спорадические следы какового заметны в сочинении. Ограниченный временем о. Иованович не успел продумать всего собранного им обширного материала, а поэтому внёс в сочинение много сырых, необработанных данных, но его трудолюбие служит показателем, что и это сырье превратилось бы в выработанные ткани, будь автор вне срока для окончания своего исследования. Появлением своего труда на сербском языке он оказал бы несомненную пользу славянской науке. Степени кандидата богословия о. Иованович заслуживает“. б) Ординарного профессора А.А. Спасского: „Автор с должной внимательностью выполнил предлежащую ему задачу, ознакомился с необходимыми для него источниками, пособиями и в сложном, и полном гипотез вопросе встал на возможно правильный путь. Недостаток сочинения заключается частью в полном отсутствии или неумении владеть критическим методом: он больше пользуется пособиями, чем источниками, и в защиту исторической действительности таких важных для него пунктов, как напр. видение прор. Иезекииля и друг., он —269— приводит слабые, а иногда и наивные аргументы. Степени кандидата его сочинение заслуживает“. 23) О сочинении студента священника Коновалова Иосифа на тему: „Книга Есфирь и праздник Пурим“. а) Экстраординарного профессора священника Е.А. Воронцова: „Сочинение о. Коновалова состоит из 2 частей, сообразно двойственному характеру темы, требовавшей соединения двух относительно самостоятельных исследований: библейско-исагогического и библейско-археологического. Свою задачу о. Коновалов выполнил так, как только можно ожидать от усидчивой годичной работы. Блестящий лингвист, человек строго-библейской школы, наш автор изумляет богатством общей эрудиции и такими детальными познаниями в области подлежавших его обследованию вопросов, что побуждает рецензента признать его труд требующим только литературной и внешней переработки для того, чтобы стать весьма полезной для библейско-археологической науки магистерской диссертацией. |
| Книга Уолласа „Место человека во вселенной“ (собственно: место земли и человека во вселенной) появилась на русском языке в 1904 году. Пять лет спустя в русском переводе появилась книга Карла Снайдера – „Картины мира в свете современного естествознания“. Автор не является в своей книге сторонником религии, напротив, в нём скорее чувствуется её противник и однако он выступает решительным сторонником теории конечности мира. – По мнению Снайдера, существуют два основания, позволяющие считать мировое пространство конечным. Одно основание даётся слабостью звёздного света. То обстоятельство, что от многих звёзд идёт свет белый, показывает, что в мировом пространстве нет поглощающей среды. Вели бы таковая была, белый свет бы разлагался. Но если в междупланетном пространстве нет поглощающей среды, и число звёзд бесконечно, тогда и ночью, и днём должно было бы быть одинаково светло, и свет звёзд должен бы был быть ярче солнечного. Другое основание извлекается из фактов всемирного притяжения. Бесконечное число звёзд должно было бы заставить некоторые звёзды двигаться с бесконечной скоростью. Но этого нет. Как вселенная, по Снайдеру, ограничена в великом, так она имеет пределы и в малом. Делимость вещества ограничена. Электрический атом – электрон, по его предположению, есть наименьший предел вещества и электричества. „Основной принцип объяснения природы, приводит Снайдер слова Гельмгольца, заключается в её постижимости; если этот принцип несправедлив, бесполезно приступать к изучению“. И далее Снайдер прибавляет от себя: „если космос, к которому мы принадлежим, как часть к целому, бесконечен, то он непостижим, потому что бесконечность лежит за пределами нашего понимания. Если вселенная бесконечна по своему протяжению и по своей массе, она должна заключать в себе бесконечные силы, действующие на бесконечном расстоянии и с бесконечными скоростями. Если части вселенной делимы до бесконечности, то соединения этих частей друг с другом должны быть бесконечно разнообразны. Однако, насколько позволяют заключать наши знания, нет никаких оснований делать такие заключения“. См. о книге Снайдера мою статью „Конечность мира“ (Странник, 1910, январь). |
| Свет и тень – его средства. Такую аффектность мы находим даже в фресках Геркуланума – „культ Изиды,“ – где художники уже близки к реализму. Искусство начинает обращаться к повседневной жизни и здесь находить сюжеты для своих созданий. Архитектура также главный свой интерес сосредоточивает на частных жилищах. Роскошные перистили похожи на цветники, где богатые помпейцы отдыхали от приёмов своих клиентов. Чем дальше идёт время, тем всё более искусство культивирует декорацию, совсем забывая строгость античного ордера. В баальбекском храме матери богов перемешаны все ордера в угоду декорации. К концу античного мира такое смешение достигает высшей степени. 5-я глава. Древнехристианское искусство. О создании христианством своего, особенного искусства нельзя говорить: оно дало только новое содержание, материю для художественных произведений. Родиной христианства была страна, где жили иудейско-эллинистические и римско-эллинистические традиции. Всё это сказалось на христианском искусстве. И значительно позже, когда столицей христианства сделалась Византия, нельзя было говорить о создании христианством своего искусства. И можно лишь констатировать переход от поздне-эллинистического искусства на пиксиде берлинского музея. Автор признаёт александрийское происхождение за последней и утверждает, что —182— эллинистические традиции здесь сохранились чище, чем в Риме. Если сравнить изображение Авраама на пиксиде с знаменитой статуэткой Софокла, то окажется, что христианство заимствовало у Эллады формы для художественного выражения. Можно даже сказать, что античные фигуры греческих философов христианские художники обратили в фигуры святых. Они эклектически собирали со всего мира элементы для христианского искусства. Такой эклектизм сказался и в архитектуре. Центрические храмы свой прототип имели, конечно, на востоке, откуда и переняли многое византийские зодчие, сами по большей части происходившие из Малой Азии. Замечательное создание Юстиниана св. София поражает своим конструктивным приёмом – соединением купола с квадратом. |
| Вестн.“ „Душеп. Чт.“), спор, обнаруживший у защитников общественного идеала для монашества удивительное отсутствие здорового религиозного чутья и невольное пленение предвзятыми идеями беспринципных в религиозном отношении радетелей общего блага. Для последних, никогда не живших по-христиански в собственном смысле слова и потому не понимающих ни дела Христова, ни жизни во Христе, конечно задача личного спасения может казаться странной, а тот путь, которым идут подвижники, даже противоестественным. Тут извинительно и непонимание монашества и его задачи, потому что исключительно земная точка зрения, на которой стоят противники монашества, сама по себе делает невозможным правильное суждение о предметах, имеющих отношение к небесному и вечному. Но вот для богословов, которые должны бы помнить „тайны царствия Божия“ и о духовном рассуждать духовно, уже непростительно это опорочение цели монашеской жизни – личного спасения, – ибо это граничит с опорочением той цели, ради которой пришёл Христос Спаситель: – „грешные спасти“, призывать людей прежде всего к „покаянию“ и „исканию царствия Божия и правды —258— его“. Эта основная мысль, что ни светские писатели, ни те богословы, которые отрицают ценность дела личного спасения и указывают всем и особенно монахам задачу общественного служения, не понимают ни существа христианской жизни, ни существа самого подвижничества, ни сущности исторического уклада жизни православного монашества, каким оно было всегда по своим идеалам, и проходит через всё сочинение г. Изюмова. Его основная мысль, – это: не только всегдашняя историческая верность монашества самому себе и своему идеалу (только личного спасения), но и правда в этом монашества в его отношении к существу христианской задачи жизни. Мы бы дополнили ещё: в христианстве удивительным образом разрешаются и объединяются те противоречия, коими полна человеческая жизнь; разрешается и примиряется, напр., множественность и единство, свобода и необходимость, вера и знание, объединяется и совмещается и это кажущееся для плотского понимания различие дела служения личному спасению и общему благу; более того: эти задачи совпадают и неотделимы одна от другой. |
| А. Никольский ) относился холодно и не совсем усердно к своей науке и к своим воспитанникам; 3) запискам по герменевтике и чтению Св. Писания (проф. П. Савваитов ) кое-где не доставало надлежащей точности и отчетливости; 4) успехи учеников в знании учения о богослужебных книгах и православного Исповедания (учит. свящ. А. Кедров) оказались совершенно неудовлетворительными, и ревизор рекомендовал заменить наставника этих предметов другим – более способным и усердным; 5) сочинять по-латыни воспитанники почти вовсе не могли, а относительно успехов их в знании новых языков ревизор замечал: «жаль, что ни по французски, ни по немецки ученики нисколько не приучены объясняться, а могут только переводит с французского и немецкого языков на русский и то большею частью лишь прежде переведенное ими». Преподавание всех прочих наук, особенно же богословских, удостоилось полного одобрения со стороны ревизора, который свой отчет о состоянии учебной части в Петербургской духовной семинарии заканчивал так: «направление мыслей, особенно у воспитанников высшего отделения, правильное, доброе и благочестивое. Приятно было видеть многие довольно удачные опыты и кратких поучений к сельским прихожанам, составленные воспитанниками высшего отделения». Из наставников семинарии наилучшей аттестации удостоился иером. Леонтий (Лебединский), преподававший нравственное богословие и гомилетику; ответы воспитанников по этим предметам архим. Макарий признал очень хорошими и замечал: «эти ответы, а вместе и самые записки по означенным наукам, составленные молодым профессором довольно разумно и применительно к понятиям слушателей, свидетельствуют о его ревности к своим обязанностям и подают о нем приятную надежду». Нравственную, экономическую и правительственную (административную) части управления архим. Макарий нашел безукоризненными. «Дух повиновения, скромности, взаимной любви и благородства», замечал он, «составляют главный характер питомцев, за весьма немногими исключениями. Под исключениями разумею два, три опыта, бывшие в течение учебного курса, когда провинившиеся в нетрезвости были уволены из семинарии» 321 . |
| Мы не осведомлены о его составителе или составителях, о времени образования устава, приписываемого Викхане; вполне возможно, что коллективная и медленная выработка аскетических правил приурочена была впоследствии к одному выдающемуся лицу, быть может, даже мифическому, аналоги чему в шастрах законов мы видим применительно к легендарному Ману и полулегендарному Гаутаме. Но как бы то ни было, фактом несомненным, фактом весьма важным остается то, что еще до главных творцов индусского монашества, до Магавиры и Гаутамы, склонность к иночеству уже нашла себе осязательное проявление в очерченных выше начинаниях. Обозревая долгий и сложный рост индусского аскетизма, мы теперь можем понять, сколь естественно, нормально было Гаутаме сначала самому увлечься соблазном физического подвижничества, а затем – насколько важно было для него осознать слабые стороны такого аскетизма и предложить реформу его. Но для правильной оценки того, что в области последней следует приписывать его собственному творчеству и что – заимствованию или подражанию, необходимо бросить взгляд на последний прецедент его деятельности в этом отношении, на аскетическое учение и подвижническую практику противников буддистов, джайн. В. Кожевников (Продолжение следует). Леонтий (Лебединский), митр. Мои заметки и воспоминания (Автобиографические записки Высокопреосвященнейшего Леонтия, Митрополита Московского).//Богословский вестник 1914. Т. 1. 2. С. 279–295 (2-я пагин.). (Продолжение.) 474 Еще о Безаке Главный начальник юго-западного края А.П. Безак был человек дела. Не любил он много говорить, зато раз сказанное приводил в исполнение, и требовал от других полной исправности. Для поляков подольских, точнее – для помещиков польских, и ксендзов он был грозой; и они притихли. Отлично понимая дело мировых учреждений, Безак вел его под главным своим направлением. К православному духовенству он относился почтительно, и хотя давал проект выселять местных священников в чисто русские губернии, а на место их вызывать великороссов, но когда я выяснил ему дело со всех сторон, – сам отказался от своего предположения, – и, чтобы загладить свой неправильный взгляд на местное духовенство, просил меня: «Что я могу сделать для него?» Я отвечал: «Прибавить жалованья» – и жалованье, по его ходатайству, прибавлено до 300 р. |
| 1. Д. 26. Л. 29). В нач. 90-х гг. XIX в. некоторые знавшие пожилого архиерея воспринимали его как «человека без всякого направления, оппортуниста» ( Львов. 2000. С. 31). По свидетельству современников, на престарелого И. существенное влияние оказывала некая М. И. Деккер, лютеранка, «для спекуляции» перешедшая в Православие. Ее влияние на ход епархиальных дел, денежные махинации и т. п. вызывали тревогу как у чиновников обер-прокуратуры, так и у великосветского С.-Петербурга. Митр. Московский Леонтий (Лебединский) говорил об этом И., но тот ответил: «Дай мне умереть». Т. И. Филиппов заметил, что «Россию Господь наказывает долголетием митрополита Исидора». После кончины И. у Деккер оказались его бумаги и дневник, которые лишь под угрозой обращения в полицию Синод сумел получить от нее. Современники отмечали влияние на доверчивого архиерея окружавших его мирянок: некой Селезнёвой (урожд. Юревич), графинь Цукато и Дубельт, баронессы Лизандер, к-рая называла себя «адъютантом» И., графини Ю. С. Бобринской (урожд. Юноша-Белинской), а также начальницы Исидоровского училища А. А. Слепцовой и основательницы Введенской общины в Киеве М. А. Егоровой (см. Димитра (Егорова) , мон.), что послужило поводом к написанию В. И. Аскоченским басни-эпиграммы. При этом к Аскоченскому И. относился доброжелательно и одобрял его критику архим. Феодора (см. А. М. Бухарев ). В поздний период жизни И. проявлял преувеличенный интерес к мистическим явлениям и разного рода откровениям и предсказаниям (в течение жизни И. избежал 19 случаев смертельной опасности). Последние годы жизни И. почти не покидал лавру. Будучи в добром здравии, старался практически ежедневно молиться на ранних обеднях в крестовой ц., строго соблюдал посты. До последних дней отличался высокой работоспособностью, приступал к разбору бумаг в 5-6 ч. утра, любил повторять: «Ничего не ищи и ни от чего не отказывайся». Резкое ухудшение здоровья И. произошло с 6 на 7 сент. 1892 г. Утром 7 сент. И. после причащения Св. Таин скончался в своих покоях в присутствии еп. |
|
|
