| 3 . Третий вид учения развращенных исправлять. Развращенно и беззаконно живущих исправлять предостерегает «Книга» требует особой осторожности («обе-реж-ности») и прозорливости, как и врачу иначе надо обращаться с больными, чем со здоровыми. Начинать дело надо «приватно и уединенно», особенно если «развращенное житие и беззаконие не пришло еще в явление церкви». Если приватные увещания не приводят к цели, а «беззаконие уже многим явственно, или же обще многие каким грехом болезнуют, в таком случае сохраняя пропорцию между раною и лекарством, явно и обще следует врачевать». Однако «и тут не лице согрешающих обнажать, но мерзость и смрад и опасность раны врачуемой представлять». Следующие тут в помощь врачующему даются указания: различать нужно грехи вольные и невольные, по разуму бываемые или по невежеству, и указывать что «первого тяжесть влечет грешника просто во дно адово». Возрастая же, грех вольный, вооружаясь против Святого Духа, может стать неопустительным. «Також надлежит изъяснить силу греха заобыкновенного, и царствование над грешником и трудное освобождение от него». Показывать надо и союз одного греха с другим и скорое поползновение одного беззакония в другое. Представлять надо грешнику всю силу гнева Божия и загробных мук. И, наконец, научать истинному покаянию, о чем подробная речь впереди. В этом виде учения пастырь должен быть особенно ревностен. » Возопий крепостью и не пощади, яко трубу возвыси глас твой, и возвести людям моим беззакония их» (Исаия. 58, 1). «Есть ли бо зде пастырь станет сквозь зубы говорить, а что больше, и потакать будет, и тем под всякий лакоть (как Бог чрез пророка говорит), аки перинку, под всякую главу возглавицу подстилать, мир говорить , мир, где мира несть» (Иезекииль 13, 1,18–19), или по меньшему, на убогих только и худородных греметь, а богатых и благородных ласкать, или без надлежащего духовного наказания оставлять: такой пастырь не врач овцам своим есть, но убийца.» Но тут также кротостью духа с терпением надо растворять увещание: возливать не одно вино на раны, но и елей. Иначе не сможет пастырь, если имеет действительно «утробу отеческую и матернюю, как и должен непременно, чтобы над согрешающими по примеру Павлову болеть и раны их слезами, не в церкви только, но и в ложнице, тому же апостолу и древним истинным пастырям последуя, мочить». И беззаконников до тех пор надо увещать, пока не обратятся, как и врач не оставляет больного до излечения, не отчаяваяся в спасении самых развратнейших. «Об нощь всю трудившеся и ничто же емши, еще во имя Господне мрежи учения ввергать». Как и Златоуст говорил: «Аще хощете, чтобы мы не были вам тягостны и скучливы, то творите, дела покажите вещь, зане никогда же престанем о тех же вам беседовать». |
| Пастырской аскетикой поэтому с полным основанием может быть именована эта часть курса пастырского богословия. Не душевную настроенность должен культивировать пастырь, ибо это открывало бы путь к прелести. Законное назначение «душевности» для пастыря заключается лишь в том, чтобы этим создавать атмосферу, облегчающую доброе общение с паствой. Отнюдь не должна эта «душевность» определять природу этого общения. Напротив того, пастырь должен своей задачей ощущать поднятие своей паствы до уровня духовности. А для этого сам пастырь должен быть не «душевен», а «духовен». Пастырская аскетика и должна неуклонно очищать душу пастыря от избытка душевности. Чем более современная жизнь, даже у людей, от церкви не ушедших, удаляется от христианского аскетизма, тем более уверенно и прочно должен в нем утверждаться пастырь. Естественный путь для этого: постоянное осмысливание пастырем своего поведения церковно-богословское. Вот в каком направлении только и мыслимо формирование истинной пастырской методики поведения, обнимающей все необозримое поле его деятельности. В основе этой спасительной методики, однако, лежит не церковное начетничество и не отвлеченное богословствование, а смиренно-возвышенное подражание своему Пастыреначальнику Хри-сту. Если для каждого человека установлен завет усовершаться, все более уподобляясь Отцу Небесному, то для пастыря подражание своему Пастыреначальнику становится практическим заданием всей его жизни и деятельности. Этим заданием, в сущности, исчерпывается ответ на вопрос: каким должен быть пастырь. В этом именно направлении и слагается «школа», методика пастырского аскетизма. И тут с особенной силой должно звучать предостережение против всего самочинного, субъективно-потаенного, произвольно-душев-ного, эмоционально-воспаленного. В подражании Хри-сту пастырь должен идти проторенными путями. Опосредствовано должно быть подражание Христу Церковью . Это должно быть смиренное подражание тем, кто, подражая Христу, пришли к Нему, образуя своим опытом благодатный опыт Церкви эту неисчерпаемую сокровищницу благодати, из которой и должен послушливо питать свою жаждущую душу пастырь. Апостолы, святители, преподобные, праведники, от первых веков христианства до нашего времени вот практические учителя пастырской аскетики, в общей задаче всех не только объединяющей, но и сливающей во едино во Христе. |
| Важно и устремление священника к познанию собственного сердца... А если слаб и немощен он, не смущаться должен он, а искать помощи в молитве. «Аще кто от вас лишен есть премудрости, да просит от дающего Бога всем нелицемерне и непоношающаго и дастся ему» ( Иак. 1, 5 ). Благоразумие тоже не светское и прикладное, утилитарное, плотское, а истинное, духовное, которое можно было бы слить и с высшей добродетелью рассудительности. Как без нее духовник употребит нужные средства для тех многообразных и сложных нужд и потребностей душевного спасения, которые откроются пред ним на исповеди? Это благоразумие не отвлеченно: опытом обретается оно, но для этого нужно вникать в свою практику духовничества всем сердцем и помышлением, ища лучшего, постоянно учась, не пренебрегая и обращением за советом и указанием к опытнейшим. Притчи поучают: «Спа-сение есть во мнозе совете» ( Прит. 11, 14 ). Препятствуют благоразумию страсть, опрометчивость, упрямство и все пороки, особенно невоздержанность. Кто станет пить из мутного источника? наставительно вопрошает св. Амвросий. Ревность о спасении душ вот что лежит в основе всего! Ее нет, пуста душа духовника и бесплодна. Она есть пламень духовничества. «Кто снедается ревностью дома Божия? Тот, кто испорченное в нем старается исправить, не успокаивается, если не может исправить, терпит, стенает» (Блаж. Августин). Об этом пламени Сам Господь говорил и в каких словах пламенных! об этом огне: " Огня приидох воврещи на землю и что хощу, аще уже возгореся? Крещением имам креститися и како удержуся дóндеже скончаются?» ( Лк. 12, 49–50 ). «Кто изнемогает, и не изнемогаю? Кто соблазняется и аз не разжизаюся?»взывал апостол Павел( 2Кор. 11, 29 ). Такая ревность обнимает любовь, терпение, кротость, но и твердость. Ревность требовательна и взыскательна и нет меры ее: вспомнить, как Господь говорил о глазе, ноге или руке, которые отъяты и отброшены могут и должны быть, как способ и цена исцеления! Но эта ревность должна быть насыщена кротостью и терпением. Известна требовательность Моисея, но как говорит о нем Библия ? «Кроток зело паче всех человек сущих на земли» ( Числ. 12, 3 ). " Научитесь от Мене, яко кроток есмь«, учил Спаситель. " Любы долготерпит, милосердствует, не ищет своих си, не раздражается» ( 1Кор 13 ). " Братие, пишет апостол Павел в другом месте , аще и впадет человек в некое прегрешение, вы, духовнии, исправляйте такового духом кротости, блюдый себе да не и ты искушен будеши» ( Гал. 6, 1 ). А о степени самоотверженности истинной ревности свидетельствует апостол Павел: «Молилбыхся сам аз отлучен быти от Христа по братии моей» ( Рим. 9, 3 ). Вспомним, как плакал Господь, глядя на нераскаянный город. |
| Моисей говорил Богу: » и ныне, аще оставиши им грех их, остави: аще же ни, изглади мя из книги Твоея, в нюже вписал еси» ( Исх. 32, 32 ). Павел говорит: " молил бых ся бо сам, аз отлучен быти от Христа по братии моей, сродницех моих по плоти: иже суть исраилите» ( Рим. 9, 3 ). Так и вам подобает ревновать о спасении людей Божиих. Добрые пастыри были таковы, что готовы были души свои положить за овцы. Так и вы устрояйте себя. " Пасите еже в вас стадо Божие, посещающе не нуждею, но волею, и по Бозе: ниже неправедными прибытки, но усердно» ( 1Петр. 5, 2 ). Христос Спаситель, когда вручил святому апостолу Петру пасение овец Своих, трижды говорил ему: «паси». Это очевидно для того, что пастыри трояко пасут врученное им стадо: словом учения, молитвою и силою святых таинств, наконец, образом жизни. Эти три вида пасения и вы усердно выполняйте: преподавайте людям слово учения, показывайте на себе пример доброй жизни, усердно возносите молитвы к Богу о врученной вам пастве, старайтесь преподавать им святые таинства, то есть просвещайте неверующих святым крещением, согрешивших после крещения старайтесь приводить к покаянию и исправлению жизни, достойных сподобляйте пречистых Тайн Тела и Крови Христовых, заботьтесь о больных, особенно, чтобы не отходили из этой жизни без Святых Тайн и не лишались последнего елеосвящения. Вместе с божественным Павлом " засвидетельствую убо аз пред Богом и Господем Иисус Христом, хотящим судити живым и мертвым в явлении Его и царствии Его: проповедуйте слово, настойте благовременне и безвременне, обличайте, запрещайте, умоляйте со всяким долготерпением и учением» ( 2Тим. 4, 1–2 ). «И молю вас братие, вразумляйте безчинные, утешайте малодушные, заступайте немощные, долготерпите ко всем, непрестанно молитеся, о всем благодарите: сия бо есть воля Божия о Христе Иисусе в вас» ( 1Сол. 5, 14 и 4, 17–18). " Образ будите верным словом, житием, любовью, духом, верою, чистотою» ( 1Тим. 4, 12 ). » Ни едино, ни в чем же дающе претыкание, да служение беспорочно будет: но во всем представляйте себе, яко Божия слуги» ( 2Кор. 6, 3–4 ). |
| В наше время атмосфера благоприятствует сближению пастыря с народом, и все усилия должны быть употреблены к тому, чтобы эта атмосфера была использована. В частности, это надо сказать с особенной силой о детях: быть может, только участие их в прислуживании, а затем и привлечении к чтению способно ныне быть проводником церковной культуры в общество, с поддержанием знания церковнославянского языка, так ныне пренебрегаемого в школе. Практика показывает, что детская душа очень отзывчива и податлива на церковное влияние именно так проводимое. Необходимо лишь тщательное оберегание детей от тлетворного влияния недостаточной благоговейности, иногда проявляемой людьми, привычно близкими к святыне: наличие детей заставляет пастыря быть нарочито и даже сурово строгим ко всем! в этом отношении. Чем скромнее, «келейнее» силой вещей складывается богослужебная обстановка, тем осмысленнее, вдумчивее, с тем большим усилием дисциплины внутренней должно твориться дело службы Божией. Но и пышность, и величественность служб надо стремиться одухотворять, непрестанно помышляя о церковном воспитании верующих, часто очень далеких от понимания всего происходящего в его именно духовной сущности. Помнить надо уподобление храма Божия красильне, сделанное Златоустом: пропитываться все больше доброй краской церковной должны посещающие церковные службы! Мы под разными углами зрения пытались бросить свет на облик священника, каким он был в нашем прошлом и каким он должен бы был быть в нашей современности. Мы, конечно, не исчерпали этой темы ни в какой мере. Но мы совсем почти не коснулись главного, о чем мы сейчас и побеседуем с несколько большей полнотой. Это духовничество священника. Ко второй части курса относим мы изложение самого существенного, что надлежит знать священнику относительно отдельных таинств. Но о таинстве покаяния необходимо именно здесь сказать, так как оставив без особого внимания духовнический облик пастыря, мы упразднили бы себя самую возможность увидеть во всей полноте его образ. Лекции Двадцатая, Двадцать Первая, Двадцать Вторая и Двадцать Третья. Духовничество |
| Восполним все выше сказанное одним поучением, более давним, чем Книга должностей, вполне ей созвучным наставлением св. Тихона Задонского о должности пастыря. Вот как говорит об этом наш великий учитель: «Самое имя пастырь показует, каковы должны быть они: ибо пасут не скот бессловесный, но овцы Христовы словесныя, людей, по образу Божию сотворенных и кровью Христа, Сына Божия, искупленных. Внимай убо сему, возлюбленный пастырь! 1. Сана или чести сея не должен ты проискивать, но звания ожидать. 2. Когда зовешися, рассуждай себе, можешь ли толикое бремя поднять и носить? Когда не можешь, не касайся того, да не отяготит тебе и не погрузит в бездну. Надо тому исправить себе, кто хощет других исправлять: надобно прежде научить себе, кто хощет других учить: надобно быть осторожным самому, кто хощет других пасти и спасать. Надобно быть добрым самому, кто хощет других стрещи и сохранять. Надобно самому идти наперед, кто хощет вождем быть, и путь другим показывать, и вести их к отечеству: надобно быть светом мира, которым вси просвещаются, солию земли и прочее. Надобно прежде самому чистым и непорочным быть, кто хочет и других быть молитвенником к Богу. Надобно, дабы самого совесть не обличала, кто хочет других за грехи обличать, да не услышит: врачу, исцелися сам. Рассуждай сия, возлюбленне, и тягчайшаго сил твоих бремене не касайся. 3. Пастырь должен людей учить неотменно, к истинному покаянию приводить, страх Божий и любовь в сердцах человеческих насаждать, бесстрашных и нераскаянных грешников судом Божиим устрашать, смущаемых и сомнящихся и к отчаянию склонных милостию Божию и евангельским утешением ободрять, суеверия и расколы и ереси искоренять. Все то учение от источник Израилевых, священных книг слова Божия почерпать и подавать людем, себе подчиненным. 4. Место учения есть храм святый: однакож пастырь везде, где ни бывает собрание, может и должен учение преподавать, когда случай будет. В сем деле есть пример всем пастырям Христос Спаситель мира, Который не токмо в храме Соломоновом учил, но и в домех, и в пустыне, и в прочих местах. Случай подаст пастырю тщательному и остроумному что и где говорить, как сие видим и во Евангелии. За трапезою седя, может о трапезе царствия небесного говорить. |
| Слово «народничество» получило широкое хождение последнее десятилетие существования исторической России. Это было могущественное движение в составе нашей интеллигенции, конкурировавшей (наравне с более глубоким и духовно насыщенным славянофильством) с течениями западническими. Заострение социально-политическое, беспощадно-револю-ционное, этих двух направленностей нашего общественного сознания олицетворялось в двух могущественных организациях марксистов-коммунистов, как известно, разделившихся на «мень-ше-виков» и «большевиков», и социалистов-револю-ционеров. Но народничество далеко не всегда имело характер революционный. Это было чисто идейное течение, имевшее под своей властью ряд крупных писателей, общественных деятелей, ученых и ставшее своего рода религиозным сектантством для массы рядовой интеллигенции учителей, статистиков, врачей и т.д. Наиболее ярким идейным своеобразием этого течения был культ т.н. «общины», от идеализации крестьянской передельческой общины переключившийся на признание «права на землю», упразднявшего вообще начало частной собственности на землю и нашедшего себе выражение в страшном лозунге т.н. «черного передела». Но, повторяем, в своем идейном основном заряде народничество обнимало огромную массу низовой интеллигенции и немалое число интеллигентской »элиты» вне заведомо революционных заданий. Слово «народничество» пусть оно самодовольно применялось самими народниками к себе свидетельствует об известной, заведомой подделке. Русский язык таким видоизменением исходного слова знаменует неподлинность, искусственность, подлаживание под то, что понимается основным словом в данном случае словом «народ». Общественное движение «народническое» не обинуясь и ставило своей задачей: угождение народу, в нем видя некую высшую, абсолютную ценность. Это было сотворение себе кумира, губившее его служителей и вносившее отраву и в народное сознание, поскольку оно само проникалось «народничеством». Народ сам служит высшим ценностям. В том и была сила русского народа, что он умел отдать себя на служение Церкви; что он отречение от себя во имя Бога и Его святости делал идеалом не только каждого в отдельности русского человека, но и всех вместе всей Руси. |
| Поздние слезы старика падают на неначатую пищу. Светскость и Православие! Беда, если священник пренебрежительно относится к благочестию народа и прельщается мишурой культуры, он уподобляется австралийскому дикарю, меняющему драгоценные камни на стекляшки. И взывает Владыка к возврату, к истовому, уставному благочестию, к соединению под сенью его с народом. Тут же послание о церковно-приходских школах. Наблюдаются случаи передачи зданий, предназначенных для этих школ министерским школам. Крестьяне участвуют в этом, не понимая, потом жалуются: с(мого дорогого, церковного пения и славянского чтения там, в этих министерских школах, нет! А пастырь? Он беспечно меняет высокую ответственность руководителя приходской школы на безответственные занятия законоучителя, платного, в светской школе. Подмена грозная по своим последствиям. «Истинно народная школа русская должна быть отраслью жизни церковной, должна научить крестьянского ребенка, прежде всего тому, чтобы ясно понимать, что поют и читают в церкви и самому участвовать в пении церковном. А ведь это целое богословское и нравственное образование». «Пусть святой храм всегда оглашается детским пением и чтением, пусть родители их плачут не от скорби об их пороках впоследствии, но пусть плачут теперь от умиления, слыша их голос во святом храме, куда они входят с благоговейным страхом. «О чем ты плачешь сегодня всю вечерню, добрая женщина»? »А то мiй Опанас читае кахфизьму». Возвращается к этому Владыка и позже, в 1910 г. Грозны теперь его слова. Немалое дело покушение на школу. Не так нуждались мы в ней 30 лет назад, когда крестьянский быт еще стоял твердо. Но теперь, если не сохранить ее, то через новые 30 лет бежать придется пастырям от своей духовной семьи, скитаться и нищенствовать среди озверелого народа. И не одни они будут изгнанниками: «изгнан будет Христос». Соблазны об них часто ведет Владыка речь. Соблазн от сектантов, которые видимостью благочестия покупают доверие простецов и восстанавливают их против пастырей. Соблазнов от латинян, которых беспощадно обличает Владыка, раскрывая глубину и разносторонность их еретического учения и обряда. |
| Достигает этот разрыв порою и не так уж редко такой глубины, что буквально под вопрос ставит основные Истины Церкви. Вот и стоит духовник в нерешительности: что же делать ему? Становиться на путь ригоризма и требовать от своих чад возвращения к укладу жизни, отвечающему истинам Церкви или капитулировать пред фактами и встать на путь попустительства и потакательства? Первое решение рождает конфликт с паствой неизживаемый. Поскольку это грозит катастрофой личной для пастыря, этого, казалось бы, не должна пугаться пастырская совесть. Но грозит это и иным, пред чем не может не задуматься скорбно самый мужественный и самоотверженный пастырь. Не оборвет ли он своей требовательностью последнюю ниточку, которая привязывает человека к Церкви? Требовательный ригоризм, последовательно проводимый, не способен ли он роковую роль сыграть в той отчаянной борьбе за души людей, которая сейчас происходит во всем мире, толкнув окончательно людей, еще все же стоящих на пути спасения, в бездну отступничества? Один весьма соблазнительный путь облегчения кажется иным естественным: не следует ли, не отдельным духовникам, конечно, а Церкви, в ее организованном целом, подумать о пересмотре канонов в смысле смягчения требований, искони в Церкви сложившихся, и отобрать, так сказать, некий железный минимум, соблюдение которого должно уже быть обязательным для каждого члена Церкви даже в наших условиях? Возникает в связи с этим и другая мысль, еще более соблазнительная в своей удобоприемлемости практической. Не возникло ли уже, или не находится ли, хотя бы в процессе возникновения некое обычное, смягченное и упрощенное церковно-каноническое правосознание, которое полномочно как бы молчаливо признавать устаревшим и обветшавшим то или иное заведомо неосуществимое, но строго канонически обязательное? Можно спорить относительно первой возможности. Это область большой церковной политики (мы, со своей стороны, считаем такой пересмотр и неосуществимым, и нежелательным), но против второго утверждения надо решительно предостерегать. |
| Существовала и публичная епитимья. Известны собором назначенные епитимьи Иоанну Грозному за четвертый брак и Висковатому за мудрование об иноках. Но практиковались, по-видимому, такие епитимьи и духовниками. Иногда такая епитимья связывалась с запретом отогнанного кому бы то ни было принимать в свое окормление. Это было как бы отлучение, падающее на голову «непокорника». Пример: господин лишнее взял с раба, ищущего свободу на него падает жестокая кара, ищи-де себе «потаковника«- а я тебя отгоняю. Логика здесь ясная: «не слушающе бо иерея, наказывающа добре, то почто ся и каяти?» Эта мера вывелась к XVI веку. Публичная епитимья являлась высшей исправительной мерой средством сломить злую волю. Тайная епитимья являлась врачевством, искусством применения которого и определялась высота дарований духовника. Назначалась публичная епитимья и за явные грехи, нарочито преследуемые. Список их длинен. «Покаяльники», т.е. несущие тяжелую епитимью, вместо Св. Таин, причащались в Пасху богоявленской воды. Насколько глубоко было воздействие духовничества на быт, можно судить по тому, что, по мнению Забелина, Домострой явился порождением духовнических наставлений. Епитимейники показывают, как утончена, была совесть в защите всего слабого и угнетенного. «Скота и птицы не убил ли до смерти напрасно?» »Или похулил еси нищего, и осудил, и милостыни не дал еси ему?» «Изгнав из дому своего нищего, 30 дний сухо яст»... »Согреших, отче, кается древний русский человек, нищему не дал воды испити или от собаки не проводил«. Презрением пользовались попы-потаковники, которые »дару деля«, не налагали епитимьи и допускали недостойных к причащению. Отсюда возникает вопрос не только об исключительно повышенной ответственности пастыря в деле духовничества, особой его собранности и духовной напряженности, но даже и о самой нравственной пригодности пастыря для совершения таинства. Другими словами, возникает вопрос о том, не является ли самая действительность таинства зависимой от личности священника? Этот вопрос был поставлен в древности преп. |
|
|
