| Антихристианский характер действий отряда М.Г. Никифоровой в Задонье подтверждается также и публикациями в местной донской прессе того времени. Так, в ростовской газете «Приазовский край» 54 за 24 мая (6 июня) 1918 г. на втором листе опубликованы заметки из записной книжки корреспондента Сергея Сватикова под заголовком «Среди догорающего пожара...» . С.Г. Сватиков совершил в мае 1918 г. поездку из Ростова-на-Дону в штаб Добровольческой армии, располагавшийся тогда в Задонье — в станице Мечетинской (рядом со станицей Кагальницкой — около 25 километров). В своей заметке он пишет: «Едем на лошадях в станицу Мечетинскую. Всходы — неважные, мало дождей было. Возница, старый казак, рассказывает о большевистских днях в окрестных станицах. Бранит иногородних: землю казачью переделить хотели, над религией издевались, казаков хотели в рабов превратить». Священник второй кагальницкой Покровской церкви о. Аристарх Григорьевский, переживший налёт отряда «Маруси» на станицу в апреле 1918 г., так описывает в «Опросном листе причта Константино-Еленинской (Покровской) церкви Кагальницкой станицы от 21 мая 1919 г.» расправу над иереем Валерианом Ефремовым и его сыном Борисом: «Во время второго вторжения в станицу большевиков 21 апреля 1918 г. ими зверски расстреляны священник Димитриевской церкви этой станицы Валериан Ефремов с сыном Борисом 15 л[ет]. При встрече на улице станицы со священником Ефремовым большевик воскликнул: — А! — поп! поп! — они только говорят – Господи помилуй, а сами на колокольнях ставят пулемёты — бей его!” И расстреляли вместе с сыном, который защищал отца». Естественно, что ни на каких «колокольнях ставить пулемёты» о. Валериан Ефремов не мог, так как в станице Кагальницкой, где он служил с августа 1917 г., боевые действия не велись до мая 1918 г. Кроме того, о. Аристарх Григорьевский свидетельствует о тех кощунствах и глумлениях над христианской верой, которые совершались в церкви нападавшими на Кагальницкую в апреле 1918 г.: «Во время 2-го вторжения большевиков 21 апреля 1918 г. они сожгли Покровский кирпичный храм, и сожгли с имуществом и архивом, и от пожара остались целы только окна, стены храма и колокола. В это же время они сожгли и Димитриевский храм этой же станицы, от которого остался только фундамент. Во время первого вступления большевиков в станицу 15 апреля 1918 г. они в Покровском храме взломали замки, похитили церковные суммы и церковные свечи 7 п[удов]. Производили выстрелы в иконы иконостаса, а Св[ятые] Дары, облачения и сосуды разбросали по полу в алтарях, а в главном алтаре на полу были брошены бутылки от церковного вина, которое они попили, и куски колбасы и коробки от консервов». |
| Архаизатор может быть человеком самых прогрессивных и даже революционных воззрений, но по своим вкусам, по своей психологии он тянется к старине. Марк был архаист, я (несмотря на свои социалистические убеждения) глубокий архаизатор. Я влюблен в Россию XIX века, как социалист Анатоль Франс был влюблен (по его же словам) в средневековую Францию. Меня очень часто называли человеком XIX века; и действительно, по своей психологии я ничем не отличаюсь от русских интеллигентов 80х, 90х годов прошлого столетия. Это меня и сблизило с Марком. Я любил зайти к нему вечером, побеседовать с ним. Мы говорили о том, о чем говорить уже не с кем или почти не с кем ни там, в России, ни здесь, в эмиграции. О старой России. Когда мы беседовали с ним, казалось, оживала Россия XIX века; мы погружались в старину. Он был поклонником Константина Леонтьева , я любил Владимира Соловьева и увлекался народниками. И мы с ним говорили о произведениях этих писателей, как о новинках, и спорили о них так, как будто они появились только вчера. Мы оба любили гулять. И в хорошую погоду, весной и летом, много и долго гуляли, делали по московским улицам турне по 10–12 километров. Потом пришло в его жизнь то, с чего, по французской поговорке, начинается преступление, — женщина. Неожиданно Марк страстно, до одури, влюбился в женщину, которая много старше его, чужую жену, жену священника. Развод с женой. Семейная драма. Как раз в это время сносят их чудом оставшийся от старой Москвы утлый домишко. Марк получает квартиру в новом доме, в районе-новостройке. Мы попрощались с Марком в августе 1966 года. Он не приглашал меня к себе в новое жилище. Я понимал почему. Там я мог встретиться с моей старой знакомой, женой священника, встреча с которой у Марка была бы неприятной, неудобной и нежелательной. И вот однажды (это было 28 ноября 1966 года, как теперь помню) я звоню к Вадиму. Его мама Екатерина Димитриевна мне говорит: «Звонил некто Марк Доброхотов, он просит вас быть дома 29 ноября. Он будет у вас по делу». У меня телефона не было, и многие из церковных людей, которым надо было меня видеть, звонили к Вадиму, зная, что мы с ним очень часто видимся. |
| Притом в шестилетнее сего Наместника правление, Великий Князь одолжил их присылкой на помощь Московского войска с братом своим Петром Димитриевичем. Но после обезопасения себя от внешних врагов, они вспомнили свою Республиканскую вольность, вздумали обвинить Князя в усилившейся 1407 года у них моровой язве и выгнали его, а у Великого Князя требовали себе уже не Наместника, но Владетельного Князя. Великий Князь Василий Димитриевич сделал им сие снисхождение и прислал им своего меньшего брата Константина, который застал Псков опустошенным сверх язвы еще пожаром и в нападениях от Естляндцев разоривших несколько Псковских волостей за рекою Наровою. Он послал к Новгородцам просить помощи, но не получив, собрал из своих Пригородов несколько войска и 26 Июня выступил в поход; 30 того же месяца переправился через Нарову и прошел Естляндию даже до Порха, куда, как говорит Псковская Летопись, со времен Князей Доманта и Давида Псковичи не ходили; а оттуда возвратился с добычей. Но и сей Князь неизвестно зачем июля с 20 уехал в Москву и пробыл там около полугода. В отсутствие его Псковичи вытерпели сильные нападения. Лифляндский Орденмейстр Конрад Фитингоф в августе 1407 г. с многочисленным войском своим и Курляндским подошел почти под самый Псков и остановился в Туховичах у броду. Псковичи собрав из ближних волостей несколько рати, завалили броды и мужественно воспротивились его переправе, так что простояв на сем месте 4 дня, пошел он назад; а Псковская рать догнавши его за Камном на Логозовитском поле, Августа 21 с ним сразилась, но была разбита и легло на поле из них до 700 человек и три Посадника. К счастью Орденмейстер не решился возвращаться к городу и ушел домой. Другой Псковский отряд в лодках покусился было пойти за Нарову: но там встретив Естляндское войско на озере в Осатке, обратился назад, бросив даже своих 7 насадов. На весну Лифляндский Орденмейстер совокупясь уже с Литвою» в начале Февраля пришел опять двумя корпусами на Псковскую Область и одним осадил город Велье; а с другим сам пришел под Демяницы и Залетье. |
| Список членов семьи Зерновых Михаил Степанович Зернов Родился в Москве 1 ноября 1857 года. Сын протоиерея Стефана Ивановича Зернова (27 дек. 1817–17 окт. 1886) и Прасковьи Димитриевны Лебедевой (1829–11 фев. 1916). Окончил Первую Московскую гимназию и медицинский факультет Московского Университета (1882). Был оставлен при Университете по кафедре госпитальной клиники по внутренним болезням у проф. А. А. Остроумова (1844–1908). В 1886 году он был приглашён на консультацию на Кавказские Минеральные Воды. Они произвели на него столь сильное впечатление, что он стал ежегодно ездить в Ессентуки и делал это в течение 30 лет. В 1897 году Михаил Степанович женился на Софии Александровне Кеслер. В 1898 году он основал Вспомогательное Общество «Санаторий» для небогатых больных. Занимаясь медицинской практикой на Кавказе летом, зимой Михаил Степанович отдавал себя общественной деятельности. Как и его отец, он был гласным Московской Городской Думы в течение 15 лет. Он был также председателем Арбатского попечительства о бедных и членом других благотворительных организаций. После дарования конституции в 1905 году он вступил в партию Народной Свободы. (К. Д.). В 1917 году доктор Зернов со своей семьёй покинул Москву и провёл годы гражданской войны в Ессентуках, работая врачом в госпиталях. В 1920 году семья Зерновых была эвакуирована вместе с медицинским управлением Добровольческой Армии в Грузию. Оттуда им удалось выехать в Константинополь в феврале 1921 года. С осени того же года Михаил Степанович работал в Югославии курортным врачом сначала в Врньячской, а потом в Вранской Банях. С 1927 года до последнего дня своей жизни он занимался медицинской практикой среди русских в Париже. Он был председателем Московского Землячества и помощником председателя Общества врачей имени Мечникова. Умер 31 января 1938 года на 82 году своей жизни. София Александровна Зернова, урождённая Кеслер Родилась 10 августа 1865 года в Москве. Дочь Александра Ивановича Кеслера (ум. 10 ноября 1870 года) и Марии Алексеевны Жуковой (15 июля 1825–18 марта 1902). С. А., по окончании классической гимназии Фишер, занималась педагогической работой в Москве. После своего замужества она участвовала в общественной и благотворительной деятельности мужа, взяв на себя ответственность за хозяйственную сторону санатория в Ессентуках, насчитывавшего более 500 больных и более 100 служащих. Умерла она в Париже 28/15 августа 1942 года. |
| Рамс – карточная игра, разновидность игры мушка. Дмитрий Дмитриевич Вилинский (22.03.1865-03.09.1909) – сын священника села Борисо-Глебского, что на реке Соге Пошехоского уезда Ярославской губернии. Окончил Вологодскую духовную семинарию (1888) по 2-му разряду. Несколько месяцев преподавал в Димитриевской земской школе Пошехонского уезда Ярославской губернии. С декабря 1888 г. преподаватель пения в Вологодской духовной семинарии. Преподавал пение также в Вологодской духовном училище, Мариинской женской гимназии и приходских городских училищах г. Вологды, управлял архиерейским хором. С 1889 по 1895 г. состоял псаломщиком вологодской Гавриило-Архангельской церкви (ВЕВ. 1899. 16. С. 340; ВЕВ. 1909. 18. С. 332; Клировая ведомость Вологодской градской Гавриило-Архангельской церкви, что в Троицкой улице за 1893 г.//ГАВО. Ф. 1063. Оп. 12. Д. 30. Л. 258 об.) О Д.Д. Вилинском и его родственниках см. также: Е.С. Петровых. Мои воспоминания//Моя родина – Норский посад. Ярославль, 2005. Василий Константинович Лебедев (23.04.1859-17.11.1940) – окончил Вологодскую духовную семинарию (1881), Санкт-Петербургскую духовную академию (1885), в 1890 г. защитил магистерскую диссертацию «Славянский перевод книги Иисуса Навина по сохранившимся рукописям и Острожской Библии. Исследование текста и языка». С сентября 1885 г. преподаватель латинского языка в Тотемском духовном училище, с 21 мая 1886 г. преподаватель Священного Писания Вологодской семинарии. С 7 декабря 1905 г. смотритель Вологодского духовного училища. Участвовал в Соборе 1917-1918 гг. После революции заведовал хозяйственной частью лазарета, затем библиотекой воинов Красной армии, размещавшейся в здании Вологодского духовного училища. В начале 1919 г. был назначен губернским архивариусом. См. далее в воспоминаниях Н. А. Ильинского, а также: ВЕВ. 1899. 15. С. 318; ВЕВ. 1908. 12. С. 215; Памятники письменности в музеях Вологодской области. Каталог-путеводитель. Ч. 4. Вып. 3. Документы XVI-haчaлa XX веков ВГИАХМЗ. Вологда, 1998. С. 200. |
| Фотия дано покойным профессором в этой его студенческой работе правильное. – В своей магистерской диссертации о Тертуллиане К. Д., как он сам замечает, при исследовании богословия знаменитого кареагенского пресвитера имел в виду изложить лишь основные начала этого богословия, следуя методу, прямо противоположному сравнительно с тем, какой был принят в разных сочиненениях или отделах курсов, посвященных богословию Тертуллиана . К. Д. находил нужным прежде всего выяснить общее и основное в богословско-спекулятивном созерцании Тертуллиана , а потом уже стараться понять частности его системы в связи с этим общим. К этому выяснению самого общего в богословии Тертуллиана он присоединяет еще изложение Тертулиановой теории христианскаго знания. – В своей докторской диссертации К. Д. издал текст творения блаженнаго Диадоха, одного малоизвйстнаго дотоле в науке, но весьма замечательного аскетического гречесоаго писателя V века, епископа Фотики Древнего Эпира, и издал этот текст по всем правилам лучших заграничных изданий этого рода, т. е. редактировав его по древним (хотя и не всем) рукописям, снабдив предисловием, русским переводом, разночтенями, примечаниями, указателями и фотографическими образцами рукописей. Особенно много места в этой огромной книге К. Д. занимают примечания, которыя содержат в себе не только подробное объяснение терминов, но и ряд параллелей, преследующих не только экзегетическую, но и историко-литературную цель: указать предшественников и последователей блаж. Диадоха по разным вопросам аскетики. Докторская диссертация К. Д. вызвала в свое время строгую критику проф. Ап. Ао. Дмитриевскаго («Опыт издания греческих церковных писателей древнейшего времени в русской патрологической литературе», СПБ, 1905. 1 –124), в свою очередь подвергнутую критическому рассмотрению в новой (по случаю представления книги К. Д. на Макарьевскую премию, которой она в половинном размере и была удостоена) рецензии проф. М. Ф. Ястребова («Извлечение из журналов Совета Киевской дух. |
| Генеральша Штаден, вдова и мать двух детей, в бытность свою в Москве в августе 1884 года, горевала у меня о том, что 14-тилетний сынок ее, обучающийся в киевском кадетском корпусе, но не живущий в нем, властей не признает, а 17-ти- летняя дочь хочет быть курсисткой. Я советовал ей переместить мальчика в другой корпус с тем, чтобы он жил там под надзором начальства, а дочери не дозволять быть курсисткой, дабы не развратили ее безбожные учители. Для чего ей слушать какие-то высшие курсы? Ведь, она не будет ни гувернанткой, ни учительницей, имея достаток. Пусть дома читает наилучшие книги, духовные и светские, и усваивает все, что прочитала; так умудрит себя в доме лучше, чем в университете. Представляю вам в пример себя самого. Я мало познаний вынес из семинарии и академии, а что и что знаю теперь, все это приобрел, учась в своей келье. Генеральша сердечно внимала этому совету моему в, между прочим, сказала мне: «и графиня Антонина Димитриевна 193 , которую вы знаете, писала мне, чтобы я не позволяла своей дочери слушать какие-то высшие курсы; иначе, она не попадет ко Двору, так как императрица терпеть не может курсисток». От генеральши слышал я и то, что ныне в Петербурге узнать нельзя прежних знакомых: сколько голов, столько безверия или новых верований, кои они навязывают всем встречным и поперечным. В 1879 году, 23 сентября, был у меня Владимир Павлович Титов вместе с генералом Новиковым. Я показывал им нарисованные виды монастырей афонских и метеорских в тамошних древностей и подарил им свои печатные сочинения, какие только нашлись у меня в этот раз. Новиков взял их с собой, а Титову они пересланы в Петербург по почте при письме от 23 октября 1879 года. Владимир Павлович! В часы двух недавних свиданий Ваших со мной в Московско-Новоспасском монастыре я обещался прислать Вам некоторые сочинения мои напечатанные. Теперь исполняю это обещание свое и по почте посылаю Вам: 1. Путешествие по Афону в трех книгах, 2. Историю сей горы в трех же книгах, 3. Четыре беседы знаменитого Фотия, патриарха константинопольского , из которых первые две был говорены им в 864 году во дни осады Константинополя русскими войсками с суши и моря, 4. и наконец две книжицы под названиями: Исповедь кающегося грешника и Дионисий Ареопагит и творения его. |
| Шурин Бориса – Влас Великов, приехав с фронта в Кагальницкую, не мог зарегистрироваться в местном Исполкоме из-за угрозы ареста (как белого офицера), был вынужден скрываться в окрестных камышах, где собралось несколько десятков казаков в таком же положении, поставленных большевиками «вне закона». Его средний брат Михаил возил им в камыши из дома пищу. И таких стихийно образовавшихся групп казаков-нелегалов было в Задонье и Приазовье немало. Лист из богослужебного Евангелия псаломщика Бориса Димитриевича Максимова с рабочими пометками (расчет временного интервала пасхального 1920–1921 года и номера зачал для воскресных чтений) Опасаясь самоорганизации казаков и выступления против советской власти, ДонЧК разработало операцию по объединению их в подконтрольную чекистам фальшивую «подпольную контрреволюционную» организацию (аналог операции «Трест» ), имитирующую «повстанческую деятельность», с целью выявления всех недовольных новыми порядками и последующего ареста. Для этого чекистами была создана легенда об «Армии спасения России», якобы возглавляемой генерал-майором князем Константином Эрастовичем Ухтомским (1865, Киев – 1932, Устьвымлаг), оставшимся из-за тяжелого ранения в Ростове-на-Дону после занятия его Красной армией в январе 1920 г. Находившийся на нелегальном положении князь К.Э. Ухтомский использовался «в темную» через приставленного к нему куратора – агента ДонЧК Бориса Александровича Бахарева (оперативный псевдоним), выдававшего себя за белого офицера. Б.А. Бахарев сумел войти в доверие к Ухтомскому и стать его адъютантом. Чекисты провоцировали казаков на открытое восстание и «захват Ростова». В мае 1921 г. Бахаревым и еще одним чекистом-провокатором – Лагутиным (оперативный псевдоним) в Задонье было сформировано два повстанческих отряда, вошедших «в подчинение» Ухтомскому: в станице Елизаветинской под командованием Лагутина-Шишковского, куда был вовлечен и Влас Великов, и в станице Егорлыкской под командованием хорунжего М.М. Говорухина. Б.А. Бахарев представил Лагутина-Шишковского как «полковника Назарова» Ухтомскому, который назначил его командующим всеми отрядами Задонья . Спустя месяц, 26 июня 1921 г., Ухтомский с подачи Бахарева издает приказ командирам отдельных отрядов об установлении связи друг с другом. В тот же день этот приказ оказывается в ДонЧК, и Ухтомского арестовывают, он исполнил свою роль «подсадной утки», все участники «подпольной» организации и места их дислокации стали известны чекистам. |
| Вологодская Успенская-Княжая Самарская Успенская-Паройская-Липецкая Нижегородская Успенская-Салалейская Тверская Успенская-Сергиева-Проломская Ярославская Успенский-Кукарский Иркутская Успенский-Казанский Вологодская Успенский-Чердынский Владимирская Успенский-Порховский Псковская Успенский-Усманский Самарская Успенский-Епифанский Тобольская Успенский-Богородицкий-Старорусский Новгородская Успенский-Богородицкий-Уфимский Успенский-Богородицкий-Радоговицкий Московская Успенский-Болгарский Успенский-Боровенский-Ферапонтова пуст. Псковская Успенский-Быстринский-Вепринский Новгородская Успенский-Волотов Нижегородская Успенский-Дубенский Казанская Успенский-Иваницкий Архангельская Успенский-Кержебельмашский или Керженский Успенский-Клинский Ярославская Успенский-Колмовский Нижегородская Успенский-Колюбацкий Успенский-Лихвинский Московская Успенский-Лихоткин в Арамазке Успенский-Лявлинский Пермская Успенский-Нерчинский Успенский-Верхнеломовский Вологодская Успенский-Особный-Опочецкий Успенский на Полонище-Псковский С.-Петербургская Устьвымская-Архангельская Вятская Усть-Недумская-Богород.-Леонидова Вятская Усть-Шехонский-Троицкий Тверская Феодоровский-Владимирский Вологодская Феофилова-Омучская-Успенская Казанская Ферапонтов-Благовещен.-Монзенский Вологодская Филиппова-Ирапская-Красноборская Орловская Хергозерская Московская Холков-Царев-Николаевский Олонецкая Христорождественский-Балахнинский Ярославская Христорождественский на поле у Скуделен Пензенская Христорождественский-Спасский-Слободский Христофорова-Богородицкая Тамбовская Царево-Константинов-Еленовский Орловская Челможский или Чолминский Черницкий-Арх.-Михаиловский в Поле Вологодская Черноезерский-Николаевский-Щирский Пермская Чирцова-Троицкая-Чудова Вятская Шалацкая-Успенская-Гурьева Курская Шаровкин-Успенский Шеринская или Шервинская-Богородицкая Ярославская Югская-Димитриева Архангельская Ярославская Владимирская Олонецкая Новгородская Новгородская Новгородская Вологодская Тамбовская Олонецкая Владимирская Казанская |
| Не говоря уже об идеологах «крепкого государства», рыцарях классовой «гармонии», «симфонии», типа поклонника Византии Константина Леонтьева , к которым я всегда чувствовал брезгливое отвращение. Всякое авторитарное государство (монархическое, цезаристское или мнимо теократическое) было для меня отвратительно, под каким бы флагом оно ни выступало. Если раньше оно у меня ассоциировалось с папашиным ремнем, который, в общем, возбуждал больше смех, чем страх, то теперь оно предстало предо мной в лице судьи, изрекающего глагол «заберут». Мир безнадежен. Я часто вспоминал Ибсена: «Была лишь одна настоящая революция — всемирный потоп. Но и тут нашелся оппортунист и соглашатель — Ной». В это время я без конца читаю греческих трагиков. Сильная личность, бросающая вызов судьбе, борющаяся даже тогда, когда борьба безнадежна, и гибнущая без слова жалобы, меня пленяет. Образы Антигоны, Филоктета, Электры — для меня были предвосхищением христианства. Отталкиваясь от Ницше, я мечтал написать работу «Рождение античной трагедии из духа борьбы». Многие близкие мне люди в это время разочаровывались в искусстве. «В сущности, искусство — это гнусная вещь: оно лишь навевает красивые сны», — сказал как-то в это время Боря Григорьев. Помню, мне удалось с огромным трудом достать книгу Габриэля Д’Анунцио «Сто и сто и сто и сто страниц Габриэля, который хочет умереть». Мне ее дал Василий Алексеевич, которому я все-таки подал мои «Задушевные мысли» и с которым свел знакомство. Книга была на итальянском языке. Я, разумеется, ничего не понимал, но Екатерина Димитриевна Аменицкая знала итальянский и обещала прочесть и мне рассказать. Отец увидел у меня книгу и спросил, как называется. Получив ответ, сказал: «Врет твой Габриэль: если бы хотел умереть, так книг с дурацкими названиями не писал бы». И, вздохнув, прибавил: «И все так: искусство — сплошное позерство и фальшь». И хотя я, конечно, понимал, что эти сентенции очень вульгарны и плоски, но долю правды в них все-таки чувствовал. И твердо знал, что ни Шекспир, ни Эсхил, ни Софокл, ни Эврипид — мне истины не откроют. |
|
|
