| Святейший Синод 7/14 октября 1864 года за 1 определил: «Рукопись препроводить к Преосвященному Димитрию, архиепископу Херсонскому, с тем: а) чтоб о достоинстве означенной рукописи представил свое мнение и б) не встречается ли к предполагаемому архимандритом Евгением изданию акафиста препятствий со стороны наследников покойного архиепископа Иннокентия». Указ был послан 16 октября 1864 года за 4734. Дело на время прекратилось. В 1870 году составленный преосвященным Иннокентием акафист к Причащению Святых Тайн был представлен в Санкт-Петербургский духовно-цензурный комитет на рассмотрение. Комитет в своем донесении Синоду 13 августа 1870 года за 553 писал: «Рассматривавший означенную рукопись член комитета архимандрит Геласий донес комитету, что этот акафист составлен в духе православного учения, исполнен живых чувствований и назидательных мыслей и потому может быть одобрен к напечатанию». Святейший Синод 28 января/19 февраля 1872 года за 117 сделал такое определение об акафисте к Причащению Святых Тайн: «Не встречая и со своей стороны препятствий к напечатанию такового акафиста, Св. Синод не может, однако, не заметить, что при существовании последования к Святому Причащению, которое по Церковному уставу читается всякий раз для готовящихся к принятию Святых Тайн, в издании, а особенно в допущении к употреблению означенного акафиста Преосвященного Иннокентия, не представляется надобности. Вследствие чего Св. Синод определяет: предоставить комитету разрешить напечатание акафиста к Причащению Святых Тайн Преосвященного Иннокентия, но отнюдь не отдельным изданием, а не иначе, как в полном собрании сочинений сего Преосвященного» 195 . Кроме акафиста к Причащению Святых Тайн, написанного преосвященным Иннокентием Херсонским , печатается по благословению Святейшего Правительствующего Синода еще «Акафист ко Причащению Божественных Тайн, самем токмо иереем приличный» 196 . Этот акафист был издан в собрании акафистов, напечатанном в Почаеве в 1776 и 1798 годах. Так как «Акафист ко Причащению Божественных Тайн, самим токмо иереем приличный» сравнительно с акафистом к Причащению Святых Тайн, напечатанным в Почаеве в книгах «Акафисты различные» (1776,1798), издается с некоторыми изменениями в тексте, приводим исправленные места. |
| (Ст. 247 там.) Если рукопись, по мнению Члена, не может быть напечатана, или он полагает опустить некоторые места, или сомневается в ее одобрении, то в первом случае он должен в своем мнении представить причины невозможности, во втором, – указать места, которые опустить полагает и в третьем – причины его сомнения. (Ст. 248 там.) Комитет рассматривает предложенную невозможность или места, которые назначаются к опущению, или сомнение, и разрешая дело по общему согласию Членов, решение свое записывает в журнал. (Ст. 249 там.) Если мнения Членов будут не согласны, дело решается большинством голосов; а в случае равенства голосов, преимуществует мнение, с которым согласен Ректор Академии 40 ; но решение такого рода исполняют не иначе, как с дозволения Епархиального Архиерея, начальствующего над Академией. (Ст. 250 там.) Если Комитет весь вообще сомневается, и это сомнение касается важного учения, в таком случае, изложив обстоятельно причины сомнения, представляет их со своим мнением и самой книгой, в Святейший Синод на рассмотрение и разрешение. (Ст. 251 там.) Как целые статьи, так и заключающиеся в статьях места о нашей церкви, о состоянии Православия на Востоке и о греческом духовенстве, не должны быть разрешаемы к печатанию без предварительного рассмотрения Духовной Цензуры. Духовно-Цензурные Комитеты обязаны рассматривать подобного рода статьи с полным вниманием, отличая в них истинные известия от ложных и исключая все неподобающие мысли, рассуждения и предположения, дабы на будущее время не могло прокрасться у нас в печати ничего такого о делах церкви, чем могли бы соблазниться на Востоке православные христиане; в случаях же неразрешаемого недоумения, представлять сами статьи на рассмотрение Святейшему Синоду с объяснением, встреченного недоразумения. (Указ. 20 Июля 1858 г.) Одобренная Комитетом к напечатанию рукопись скрепляется по листам Членом, который ее читал, а читанная всеми, кем-либо из них по удобности. (Ст. 252 там.) Потом тот же член, который скреплял по листам одобренную рукопись, выставляет на обороте заглавного листа за своим подписанием имя Комитета, одобрившего рукопись, также время и место одобрения. |
| Призывая на Вас и доброе семейство ваше благословение Божие с неизменным уважением и совершеннейшею преданностью имею честь быть Вашего Высокопреподобия, покорнейшим слугою Ионафан, Архиепископ Ярославский и Ростовский. 14 Апр. 1884 г. 6. Ваше Высокопреподобие Досточтимый о. Протоиерей Сергий Константинович! Приятным долгом поставляю поздравить Ваше Высокопреподобие с получением Высочайшей Награды – ордена Св. Анны 1 ст. и на содержание оной 3.000 руб. Да будет Ваше будущее мирно спокойно и отрадно, как и прошедшее служение Ваше Академии. Желание Ваше исполнено: Вячеслав Поройков сегодня же мною утвержден штатным Псаломщиком. Благодарю за внимание Ваше к внуку моему Сергию Попову. Если же услышите о нем что-либо не похвальное – предостерегите его, а мне сообщите. В воздухе носится какая-то зараза, поражающая молодых юношей. Призывая на Вас и дорогое семейство Ваше благословение Божие, с истинным уважением сердечною преданностью и братского любовью имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейшим слугою, Ионафан, Архиепископ Ярославский и Ростовский. 1887 г. Мар. 11 д. Ярославль. —551— 7. Копия Указ Его Императорского Величества, Самодержца Всероссийского, из Святейшего Правительствующего Синода, Московскому Духовно-Цензурному Комитету. 514. По указу Его Императорского Величества Святейший Правительствующий Синод слушали: I. представление Московского Духовно-Цензурного Комитета, от 19 Августа 1882 годе за 1080, о разрешении напечатать составленную Ректором Московской Духовной Академии протоиереем Сергием Смирновым «Службу Преподобному Отцу нашему Сильвестру Игумену, Обнорскому Чудотворцу», и донесение Преосвященного Ярославского, от 3 Декабря 1882 года за 4114, о том, что отпечатание вышеупомянутой службы он, Преосвященный, признает благовременным и полезным как для местных священнослужителей, совершающих ныне службу Преподобному Сильвестру по общей минеи, так и для православного местного населения и приходящих из разных стран богомольцев. И по справке, Приказали: Московский Духовно-Цензурный Комитет представляет Святейшему Синоду для разрешения к напечатанию составленную Ректором Московской Духовной Академии протоиереем Сергием Смирновым «Службу Преподобному Отцу нашему Сильвестру Игумену, Обнорскому Чудотворцу: По содержанию сего представления Преосвященный Ярославский в отзыве своем Святейшему Синоду заявляет, что напечатание вышеупомянутой службы благовременно и полезно, как для местных священнослужителей, совершающих службу Преподобному Сильвестру по Общей Минеи, так и для православного местного Населения и приходящих из разных стран богомольцев. |
| 2) Святейшему Синоду, по замечаниям Комитета о упущениях Духовной Цензуры, принимать зависящими от него распоряжениями должные меры ко взысканию с виновных и исправлению замеченного. (Если же Комитет по предмету наблюдений своих в духовном отношении усмот- —319— рить что-либо касающееся изданий иных ведомств, то представлять о сем на Высочайшее усмотрение). 3) Как в духовную Цензуру передаются на рассмотрение из Гражданской некоторые касающиеся духовных предметов места или статьи из книг светских, то для доставления Комитету возможности поверять все действия Духовной Цензуры, установить, чтобы сверх книг, его исключительно одобренных, и на основании § 52 Устава о Цензуре представляемых Типографиями по напечатании в известном количестве экземпляров в Духовно-Цензурные Комитеты, было доставляемо в сии же Комитеты по одному экземпляру и тех книг, или статей, в коих некоторые места рассмотрены Духовною Цензурою, и чтобы сей экземпляр был также немедленно препровождаем в Святейший Синод. 4) Все канцелярские издержки по Комитету, а также и вознаграждение сотрудников за занятия по рассмотрению книг, относить насчет духовно-учебных капиталов по усмотрению Святейшего Синода, применительно к другим подобным учреждениям 2901 . Доклад этот 4 апреля 1851 года был утвержден, причем определились и некоторые детали. Так, „Его Императорскому Величеству благоугодно было Высочайше повелеть, чтобы всегда первоначальный пересмотр книг не духовного содержания делаем был в Комитете 2 апреля, и от него уже, в случае сомнения, передаваемы были книги в учреждаемый при Святейшем Синоде Комитет; собственно же книги духовного содержания рассматривать прямо в сем последнем Комитете“. В конце концов было принято за правило, чтобы все печатные произведения, пропущенные Духовною Цензурою, не были уже подвергаемы никакому в Комитете 2 апреля рассмотрению и, напротив, из числа сочинений, пропущенных Цензурою светскою, в Комитете при Святейшем Синоде рассматривались только те, которые в случае сомнения, будут переданы в оный из Комитета 2 апреля. Засим наблюдение Комитета 2 апреля за исполнением Устава о Духовной Цензуре заключалось бы единственно в том, |
| «Организованная духовная цензура начала действовать в эпоху, если не зарождения, то первоначального образования современной церковно-богословской литературы, более жизненной, критической, стремящейся к фактическому обоснованию своих положений и выводов, более близкой к общей литературе по языку» [xv] , - писал крупнейший дореволюционный историк духовной цензуры А. Н. Котович. Но и духовные цензоры, в большинстве своем, также признавали, что схоластические произведения минувших эпох должны уступить место «несравненно лучшим книгам новейших авторов, которые, применяясь ко вкусам и просвещению новейших времен, пишут гораздо основательнее» [xvi] . Как уже было отмечено, предварительная цензура сочинений духовной литературы таила в себе опасность произвола со стороны цензоров. В секретном деле Синода, возникшем в 1858 году по поводу возможного улучшения работы духовно-цензурных комитетов, по этому поводу сообщалось: «Не говоря уже о том, что они [цензоры - М.А.] могут быть сами на разной степени образования, они могут иногда по мнительности и личным опасениям, боясь ответственности, задерживать и запрещать то, что на самом деле не заключает ничего прямо неверного или вредного и опасного...» [xvii] В конечном счете духовная цензура нанесла духовной литературе величайший вред, в то время как создавалась она именно для защиты этой литературы от проникновения «неправославных» взглядов. Известный дореволюционный публицист А. А. Кизеветтер писал по этому поводу, что из-за цензурных крайностей «поле русского духовного просвещения к середине XIX ст. оказалось столь основательно выполотым от всяких злаков, что на нем совершенно уже ничего не оставалось для жатвы. И все это было сделано ради вящего утверждения церковного авторитета в жизни народа. История духовной цензуры в России с полным основанием может быть названа историей самопарализации Церкви» [xviii] . 2. Состав Санкт-Петербургского Комитета духовной цензуры Санкт-Петербургский комитет духовной цензуры, созданный при столичной духовной академии, имел особый статус. Находясь в непосредственной близости от Святейшего Синода, он, в сравнении с провинциальными духовно-цензурными учреждениями, пользовался особенным влиянием и привилегиями. |
| 24 февраля 1872 года при отношении за 625 Санкт-Петербургская духовная консистория препроводила в Санкт-Петербургский духовно-цензурный комитет акафист в честь Тихвинской иконы Божией Матери, составленный Николаем Васильевичем Елагиным . По поручению Санкт-Петербургского духовно-цензурного комитета рассматривавший рукопись архимандрит Геласий 9 марта доносил комитету: «В этом акафисте, по принятому обычаю, помещено 13 кондаков и 12 икосов, и в каждом икосе, тоже по принятому обычаю, содержится по 13 молитвенных обращений к Божией Матери, начинающихся словом «радуйся», за исключением, впрочем, 6-го икоса, в котором составитель отступил от принятого обычая и вместо 13-ти молитвенных обращений поместил только 11. В своих молитвенных обращениях к Божией Матери составитель пользуется готовыми выражениями, заимствованными частью из Священного Писания , частью – из богослужебных книг, частью – из акафиста Божией Матери, но этим материалом он не воспользовался настоящим образом и допустил немало погрешностей в отношении верности мысли, определенности выражений и точности изложения. Например, в кондаке 1 сказано: «Радуйся, Дщи Бога и Отца». «Дщи» – неуместно, потому что далее следует «Радуйся, Мати Сына Божия». Обращая затем внимание на общий ход течения мыслей в тех же икосах, трудно найти в них строго логическую связь между исторической частью, обыкновенно помещаемой в начале каждого икоса и заимствованной из сказания о чудотворной Тихвинской иконе Божией Матери, и следующими за ней обращениями к Богоматери. Для примера можно указать хоть на икос 9. В начале этого икоса составитель, указавши на особенный способ благопромышления Божией Матери о спасении иноков Тихвинской обители, именно от огненного очищения (посредством пожара) обители, от уязвления врага невидимого (от вкравшихся в иноках обители некоторых пороков), в обращениях к Божией Матери он говорит о том, между прочим, как Пресвятая Дева искала Возлюбленного Сына Своего, как Она нашла Его в доме Отца Его, как слагала все глаголы о Сыне Своем в сердце Своем, как прежде всех признала в Сыне Своем Бога и проч. Такую неточность можно встретить в каждом икосе, что, очевидно, не может благотворно действовать на ум и чувства молящихся. Таким образом, рассмотренный акафист составлен не совсем удовлетворительно и заключает в себе много недостатков». |
| На сей конец напечатать копий с сего указа потребное количество экземпляров, по числу духовных правлений и благочинных, и разослать во все епархии. 3) Комиссии духовных училищ сообщить о сем по надлежащему, с тем, чтобы учинена была по делам оной справка, не было ли когда вышепрописанных книг представляемо от кого в оную, и куда и сколько именно по распоряжению комиссии было отослано. По учинении таковой справки представить оную Св. Синоду, а Правительствующему Сенату сообщить ведением». Мы будем иметь случай сказать, какие результаты дало повсеместное приведение в исполнение этой второй половины указа, – в настоящем же случае остановимся на том, как произведено было рассмотрение вредных книг, предписанное митр. Серафиму в первой половине синодального указа. В исполнение этого указа, преосв. Серафим немедленно образовал особый комитет из образованнейших членов столичного духовенства под председательством своего викария, преосв. Григория, епископа Ревельского. Конференция С.-Петербургской духовной академии, которой поручил преосв. Серафим выбор членов для комитета, предполагала образовать ее из четырнадцати членов, но митрополит нашел достаточным составить ее из двенадцати членов, в число которых вошли и члены петербургского духовно-цензурного комитета, которые сначала, на предложение конференции, отказались было от участия в занятиях комитета, отзываясь неимением времени за исполнением своих непосредственных обязанностей. Каждому члену поручено было рассмотреть одно из сочинений, препровожденных в комитет и составить подробный разбор и оценку его с точки зрения православного учения, именно: 1) ректору С.-Петербургской семинарии, архимандриту Иоанну, (впоследствии епископу Донскому, известному автору первого курса православной герменевтики) – «Таинство креста» изд. 1820 г.; 2) инспектору С.-Петербургской академии, архимандриту Гавриилу (впоследствии епископу Тверскому) – «Путь ко Христу» Бема, изд. 1815 г.; 3) священнику Герасиму Павскому – «Божественная философия» Дюнуа, изд. |
| В 1858 г. Пекарский представил свое исследование «Наука и литература при Петре Великом», над которым работал с 1855 г., и светский Санкт-Петербургский цензурный комитет. Там рукопись цензурировал многоопытный А. И. Фрейган, который и на этот раз подтвердил репутацию въедливого чиновника, сделав очень много придирчивых замечаний и мелочных исправлений. Однако разрешения одного только светского цензора для публикации рукописи было недостаточно. Дело в том, что согласно цензурному законодательству Российской империи, гражданская цензура должна была отправлять рукописи на просмотр в духовную цензуру, даже если в ней было всего-навсего несколько предложений, относящихся «к догматам веры или к священной В работе Пекарского таких отрывков было очень и очень много. Поэтому в июле 1859 г. рукопись Пекарского из светского комитета поступила в столичный духовный цензурный комитет, где ее рассмотрел архимандрит Фотий (Романовский). Духовный цензор, после тщательной работы своего светского коллеги, не стал придираться к мелочам и одобрил рукопись. И если бы разрешения цензора было достаточно, то работа тотчас была бы отправлена в печать. Однако еще 28 марта 1852 г. было принято синодальное распоряжение, согласно которому духовные цензоры обязаны были предоставлять уже одобренные ими рукописи на рассмотрение непосредственно в Синод в тех случаях, если рукопись содержала «довольно мест, представляющих состояние Русской церкви со времени учреждения Св. Синода, причем делается иногда выписка из дел Поэтому в полном соответствии с действующим духовно-цензурным законодательством рукопись была направлена в Синод, который поручил ее на рассмотрение как раз архиепископу Нилу. Ответ иерарха-цензора был написан в скором времени и оказался для автора достаточно разгромным. На основании отзыва Ярославского владыки Синод издал указ, в котором говорилось, что рукопись Пекарского не одобряется «к напечатанию без исправления по замечаниям» цензора. Что же это были за замечания? Архиепископ Нил считал, что из рукописи следует исключить или исправить все те места и отрывки, в которых в невыгодном свете представлена жизнь Русской Православной Церкви, а также деятельность отдельных представителей высшей церковной иерархии. По поводу некоторых эпизодов, дискредитирующих образ жизни и деятельности священнослужителей, цензор прямо заявлял: «Для чего увековечивать печатью то, что достойно не памяти, а |
| 7) в свободных сочинениях на богослужебные тексты часто наблюдается подражание протестантскому хоралу с измененной применительно к богослужебному тексту ритмикой. Форшлаги и тому подобные мелодические украшения избегаются; 8) к концу XIX в.при гармонизации древних напевов применяется и натуральный минор, причем мелодия всегда поручается вернему голосу; 9) особенно характерно для петербургской школы то, что хор понимается как своего рода инструмент одного тембра (например, орган, фисгармония), где тембры отдельных голосов должны сливаться в одно – стремление к преодолению особенностей человеческого голоса, стремление к подражанию «органному звучанию». Синодальное училище церковного пения и Синодальный хор. Едва ли не самой характерной чертой четвертого периода второй эпохи, позволяющей нам определить этот период от третьего периода в самостоятельный период в истории богослужебного пения Русской Православной Церкви, нужно считать все возрастающее музыкально-качественное и церковно-стилистичское значение московского Синодального хора и тесно связанного с ним Синодального хора и тесно связанного Синодального училища церковного пения, – о чем говорилось уже в предыдущей главе. При Синодальном училище был Наблюдательный комитет; этот комитет имел также полномочия цензурного комитета для рассмотрения духовно-музыкальных произведений, которые предназначались для исполнения во время богослужения 838 . Т.е. Наблюдательный комитет при московском Синодальном училище церковного пения получил те же права и те же функции, что со времени Бортнянского имел директор Придворной певческой капеллы. Особое знавение получило теперь Синадальное училище церковного пения как рассадник образованных регентов церковных хоров, причем образованных не только музыкально, хормейстерски, но и церковно-стилистически. Синодальное училище имело то преимущество, что оно давало своим питомцам не только основательное хоровое музыкальное образование, но и воспитывало вкус в направлении московской богослужебной и богослужебно-певческой традиции – чего Петербург не мог давать. |
| Получились сцены такого рода: приносят кучу сочинений разных авторов на букву А (при мне только ее и «рассмотрели»); начинается разбор: Аллеманов – Стихира на Рождество Христово. Голоса: «В третью категорию, ибо стихира должна петься на глас». [Аллеманов] – Канон на Благовещение: «Опять в третью категорию по той же причине». [Аллеманов] – Херувимская: «Не одобряется по той же причине». Я: «Господа! Что мы делаем? Кому нужны такие определения? Правы ли мы в предъявлении таких требований? Что мы будем делать, когда дойдем до буквы Б, на которую имеется лишь имя Бортнянского? Ведь, чтобы быть последовательным, надо будет «запретить» все сочинения Бортнянского, ибо они полны хроматизмов и более чем часто написаны на гласовые тексты. Например, вы должны будете запретить и Херувимскую 7 по наличности в ней квинт, и «Ангел вопияше» по обязательному роспеву «Светися» на первый глас?» Ш 2 : «Конечно, я не специалист! Одобряет Совет». Я: «Но что нас заставляет заниматься таким сортированием духовно-музыкальных произведений? Ведь Синод не спрашивает нас, и Цензурный комитет также, так что же мы стараемся?» Нетрудно угадать, что Ш 2 только и оставалось прекратить это глупое занятие. Но он все-таки подвел Совет под неприятность, то есть когда понадобилось Придворной капелле издать чуть не пятое-шестое издание Ломакина, Совет «запретил», мотивируя наличностью хроматизмов. Хорошо, что хватились в Синоде и не послушались Наблюдательного совета, уведомив его, однако, что сочинения Ломакина разрешены Синодом. После такого казуса я перестал бывать в этих глупых заседаниях... Я объяснил Победоносцеву, что, разговаривая с Нечаевым, я узнал, что по закону мне за 28 лет моей службы могут дать лишь 280 рублей в год и что смешно говорить о таком применении закона по отношению ко мне. Победоносцев сказал тут же, что о пенсии в 280 рублей не будет и речи, что он живо помнит и ценит мою «бывшую службу», что он не в силах, да и не желает убрать Ш 2 из Москвы как человека вполне необходимого и даже незаменимого для управления имуществами и распустившимися монастырями и такими законниками, как пресловутые консистории. |
|
|
