| Митрополит Иларион: Христиане являются заложниками политики западных государств на Ближнем Востоке 11 сентября 2013 года в РИА ‘Новости’ прошел мультимедийный круглый стол на тему ‘Сирия: судьба христианства и путь к межрелигиозному согласию’. В мероприятии приняли участие председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Волоколамский Иларион и генеральный секретарь Конференции католических епископов России священник Игорь Ковалевский. 12 сентября, 2013 11 сентября 2013 года в РИА ‘Новости’ прошел мультимедийный круглый стол на тему ‘Сирия: судьба христианства и путь к межрелигиозному согласию’. В мероприятии приняли участие председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Волоколамский Иларион и генеральный секретарь Конференции католических епископов России священник Игорь Ковалевский. Источник: сайт ОВЦС 11 сентября 2013 года в РИА «Новости» прошел мультимедийный круглый стол на тему «Сирия: судьба христианства и путь к межрелигиозному согласию». В мероприятии приняли участие председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Волоколамский Иларион и генеральный секретарь Конференции католических епископов России священник Игорь Ковалевский. В своем выступлении митрополит Иларион сказал: «Война в Сирии, которую часто называют гражданской, не является только гражданской, поскольку на территории Сирии воюют иностранные наемники. Всем известно, что Сирия стала ареной вооруженного конфликта, в котором принимают участие иностранные государства. Это, конечно, чрезвычайно осложняет решение сирийского вопроса, но я думаю, что особенно в последние дни, когда широко обсуждалась инициатива США нанести удары с воздуха по Сирии, мировое сообщество в лице очень многих политических лидеров и практически всех религиозных лидеров выступило против этой инициативы. Единодушие религиозных лидеров в данном вопросе показывает, что нет другого решения сирийского вопроса, кроме как через мирные переговоры, через политическое урегулирование. Нанесение военных ударов по стране неизбежно приведет к человеческим жертвам и не сможет решить или помочь решить те проблемы, в результате которых сейчас происходит война в Сирии. |
| Отсюда следует, что кровная семья могла существовать только в самой глубокой древности, при начале человеческой истории, и существовать очень недолгое время. И действительно, по заявлению самого Энгельса, «даже самые первобытные народы, о которых упоминает история, не дают нам ее примера»; на нее указывает система родства, сохранившаяся только у жителей Сандвичевых островов, — жителей, которые самой природой были отделены от всякого общения с другими людьми. — Главную свою заслугу перед наукой новейшая теория происхождения семьи видит, однако, не в открытии этой кровной семьи, которая, само собой, должна мыслиться как начальный момент в семейной истории человечества, а в установлении матриархата, матриархальной семьи, предшествующей патриархальному строю жизни. Матриархат Ковалевский прямо называет «наиболее удивительным социологическим открытием нашего времени». Идействительно, масса свидетельств, собранных нашим профессором, не оставляет никакого места для сомнений в том, что матриархальная семья не только существует у некоторых диких племен, но господствовала в доисторическое время и у множества народов, живущих теперь цивилизованной жизнью. Тем не менее Энгельс и Ковалевский утверждают слишком многое, когда они стараются показать, что матриархальная семья представляет собой необходимую ступень, которую должны проходить каждый народ и каждое племя. Собранные ими данные еще не уполномочивают их к этому заключению; эти данные кроме диких племен касаются только доисторического быта современных народов, поздно начавших развиваться, у которых поэтому первобытное, нецивилизованное состояние должно было достигнуть более глубокой степени падения. Любопытно, что древнейший памятник истории человечества, книга Бытия, ничего не знает о матриархате. По указанию этой книги, кровная семья тотчас же сменяется патриархальной, которая и господствует до начала истории. И если мы припомним то объяснение, какое дает Ковалевский происхождению патриархата, то мы увидим, что материнская семья вовсе не есть неизбежная ступень для образования патриархата. |
| Совершилось это знакомство не на лекции, а на экзамене, так как до экзамена я на лекциях Ковалевского не бывал. Он пользовался репутацией блестящего лектора, но на втором курсе мое убеждение в бесполезности посещения лекций вообще было настолько крепким, что я уже не интересовался вопросом, как кто читает. Помнится, как то раз в середине года в большом театре мимо моего кресла в партере прошла видная толстая фигура какого то незнакомого мне человека. «Что же ты не кланяешься» -спросил мой сосед студент, «или ты не знаешь Ковалевского: ведь он на твоем курсе читает». Это была первая наша встреча. Вторая последовала на экзамене Государственного Права Европейских держав. Помнится, я очень заинтересовался литографированным курсом Максима Максимыча и приготовился по нем прекрасно, а при этом и сверх курса обнаружил некоторую начитанность. Ковалевский остался очень доволен моим ответом; по-видимому, я произвел на него хорошее впечатление: потом, при встрече с моим братом Петром, слушавшим его четырьмя годами раньше, он много говорил ему о моем «выдающемся» ответе, спрашивал, не желаю ли я заниматься государственным правом, предлагал свои услуги — помочь мне в моих занятиях и выражал желание со мною познакомиться. В то время я уже задумывался о том, чтобы по окончании курса остаться при университете. А знакомство с талантливым и умным М. М. Ковалевским само по себе обещало быть чрезвычайно интересным. Речь шла не о руководстве в философских занятиях, а потому предубеждение против «позитивистов» в данном случай не имело силы. Напротив, как раз в то время, знакомясь с политическими трактатами Платона и Аристотеля, я убедился в необходимости изучать политические идеалы философии в связи с историей государственных учреждений Греции и надеялся получить от Ковалевского указания на литературу предмета. Ковалевский не был знатоком древности, но все-таки дал мне кое-какие указания, а для других отослал меня к профессору греческого языка А. И. Шварцу (впоследствии министру народного просвещения). В связи с этими разговорами возникла моя юношеская работа «О рабстве в древней Греции», за которую Ковалевский впоследствии оставил меня при университете. Но главным приобретением в данном случае были, разумеется, не эти внешние результаты наших отношений, а знакомство с Ковалевским само по себе. |
| Ковалевский откровенно заявил, что подлинного соглашения достигнуть не удалось. Каждый шаг на этом «тернистом» пути вел от разногласий к столкновениям, от столкновений к компромиссам, и хотя компромисс принимался, но не удовлетворял ни одной стороны. Государственная власть, в лице Министерства народного просвещения, боялась за авторитет своих местных органов, местные земские люди опасались чрезмерного давления со стороны правительства, представители Церкви не желали работать вместе с другими учреждениями и подчиняться общим порядкам, а проявляли течение создать, вернее охранить, «нечто свое особенное» (так Ковалевский назвал независимость церковно-приходской школы); представители национальностей мечтали о рамках более широких, чем те, которые им открыты в этом Положении. «Где же путь, чтобы никто не оставался обиженной стороной, не со своей, конечно, точки зрения, а с точки зрения государственной мудрости? Как слить все эти положения, скрепленные компромиссами в нечто химически цельное, нечто такое, что может назваться мудрым жизнеспособным законом?..» «Я полагаю, – сказал докладчик, – что выход есть. Государственная Дума, как учреждение, стоящее на высоте широкого государственного понимания, будет иметь всегда перед глазами объект закона, а не сопутствующие ему условия; скажу проще: мы уповаем, что Государственная Дума будет все время при обсуждении этого законопроекта поглощена не счетами партийными или местными, а вопросом, что лучше для того городского или крестьянского маленького русского человека, которого будет воспитывать эта школа, и какова среда, откуда он пришел и куда он вернется». Ковалевский закончил свою речь афоризмом Канта – «Человек не должен быть только средством, но целью». Доклад комиссии по делам Православной Церкви (В. Н. Львов) Докладчиком комиссии по делам Православной Церкви выступил независимый националист В. Н. Львов 2-й, посвятивший свою речь исключительно ст. XIV о передаче церковно-приходских школ в ведение Министерства народного просвещения 190 . |
| Новости Репортажи Мониторинг СМИ Интервью Документы Фотогалереи Статьи Анонсы Анонсы Выставка «Кижи. Небесное послание». Москва Выставка «Тайны храмов эпохи Ивана Грозного». Москва Выставка «Сотворение мира. Произведения религиозного искусства XV – начала XX века». Москва Фестиваль «Весна духовная. На пути к Пасхе». Москва Выставка «Праздник Благовещения». Москва Выставка «Ars Sacra nova. От мифа к символу. Русская история и евангельские мотивы в творчестве художников модерна России и русского зарубежья 1900-1940-е гг.». Москва Концерты фонда «Искусство добра» в Соборе на Малой Грузинской и на других площадках Встреча с главным раввином России Берлом Лазаром Премьера фильма «Синод – радость идти вместе». Москва Открытие конференции «Люди и судьбы русского зарубежья». Москва Коммюнотарные и соборные начала в общественных и церковных объединениях России. VI Международная научно-практическая конференция «Православные братства в истории России». Кострома Все » Новости Священник Игорь Ковалевский: Никаких революций в связи с уходом Папы Бенедикта XVI мы не ожидаем 14.02.2013 17:20 Версия для печати Москва, 14 февраля, Благовест-инфо. Католики не ожидают никаких кардинальных изменений в Церкви связи с предстоящим отречением Папы Бенедикта XVI от престола и избранием нового понтифика. «Слава Богу, для нашей Церкви не характерны революции. Никаких революций в связи с уходом на покой Бенедикта XVI мы не ожидаем», -- сказал генеральный секретарь Конференции католических епископов России (ККЕР) священник Игорь Ковалевский. Выступая 14 февраля вместе с главным редактором католического сайта «В свете Евангелия» Виктором Хрулем на пресс-конференции в «Московском комсомольце», он ответил на вопросы журналистов о том, как воспринял католический мир заявление Папы Бенедикта XVI об уходе на покой, об отражении этого события в СМИ, о главных задачах будущего понтификата. По словам о. Игоря, можно говорить о единодушной реакции большинства католиков на заявление Бенедикта XVI об уходе на покой. «Удивление сменилось восхищением», -- так охарактеризовал священник отношение к поступку понтифика, который свидетельствует о его «глубочайшей внутренней культуре, ответственности за судьбу Католической Церкви». По словам В. Хруля, не менее неожиданным, чем заявление Папы, стала реакция большинства СМИ на это событие: в большинстве своем «позитивная, очень доброжелательная, деликатная», демонстрирующая понимание. |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| В своем труде, историк широко использовал средневековую поэзию, фольклор, этнографический материал, дав пример комплексного изучения исторических тем. Основоположник русской медиевистики Т. Н. Грановский, лекции которого по истории средних веков, читанные в Московском Университете в 1840-е гг. и потом опубликованные, пользовались небывалым успехом не только среди студентов, но и во всем образованном московском обществе, не был самостоятелен в своих характеристиках и оценках. Он, скорее, знакомил слушателей с выводами западноевропейской науки, опираясь, главным образом, на Гизо, но его оригинальность проявлялась в особом акценте на угнетении, бесправии крестьян в феодальной Европе, что и сообщало его курсу особый общественный резонанс. Научные достижения русской медиевистики относятся уже к концу 19 столетия и связаны с именами М. М. Ковалевского, П. Г. Виноградова, Н. И. Кареева и И. М. Гревса. М. М. Ковалевский, известный, как один из лидеров российского масонства и политический деятель, по образованию был юристом, но, испытав влияние позитивизма и, в меньшей мере, марксизма – он в молодости лично знал и Г. Спенсера, и К. Маркса, – Ковалевский в своих исторических исследованиях более важное значение придавал экономическому и социальному факторам, чем праву. Впрочем, его первый научный труд, магистерская диссертация «История полицейской администрации и полицейского суда в английских графствах с древнейших времен до смерти Эдуарда III», посвящена историко-правовой тематике, но в важнейших его трудах по западному средневековью, как это видно уже из их названий, – в докторской диссертации «Общественный строй Англии в конце средних веков», в трехтомной монографии «Экономический рост Европы до возникновения капиталистического хозяйства» – акцент ставится на других аспектах. Свой метод М. М. Ковалевский характеризовал, как описательную социологию, считая его наиболее адекватным орудием построения новой науки о естественном росте человеческого общества. Самым выдающимся русским медиевистом был П. |
| А через несколько заседаний к киевскому профессору Горомило подошел парижский профессор Ковалевский и, доверительно улыбнувшись, спросил: – Как вам выступление князя Урусова? Смело! Отважно! Обвинить темные силы в правительстве в организации еврейских погромов – это сильный ход. А знаете, когда я был во-от таким маленьким, первая фраза, которую я произнес, была: «Папа-дурак!» И Максим Максимович вопросительно посмотрел на Тараса Петровича наивными голубыми глазами. Депутаты Первой Государственной думы профессора Максим Ковалевский и Михаил Герценштейн – Ну что ж, могу только поздравить, ваша борьба с авторитетами началась довольно рано, – резонно прокомментировал Тарас Петрович странный пассаж Ковалевского. – Именно! – захохотал парижский профессор. – Именно так! Можно сказать, с пеленок! Однако, думается мне, что и вы… гм… не чужды этой борьбе. Я не ошибаюсь? – Нет, не ошибаетесь. Я давно не признаю никаких авторитетов. – Включая Божественный? – сладко-осторожно вопросил Ковалевский. – Божественный – в первую очередь, – важно ответил Тарас Петрович. – Вот и славно, – сказал Максим Максимович и, взяв Тараса Петровича под локоток, серьезнейшим образом произнес: – Не угодно ли вам будет, уважаемый Тарас Петрович, встретиться со мной лично для конфиденциальной беседы? – Желательно знать: относительно какого вопроса? – Ох, вы, какой… нетерпеливый! – и Максим Максимович игриво погрозил ему пальчиком. – Мы же с вами, кажется, уже сошлись на общей платформе нелюбви к авторитетам… – Вы хотите предложить мне перейти в другую партию? – прямо спросил Тарас Петрович. – Ну-у, ну, ну! Экой вы, право… Наше общество надпартийно… Мы, видите ли, проповедуем общечеловеческие ценности, сугубо гуманитарного свойства… Речь идет о нравственном совершенствовании человечества… – Честно говоря, уважаемый Максим Максимович, меня не в первую очередь интересуют эти проблемы. – Гм… Вы слишком торопитесь, дорогой Тарас Петрович. А я уверен, что мы с вами подружимся и что наши задачи будут для вас чрезвычайно интересны, поскольку в России, а мы ведь с вами, несмотря на некоторые экстремистские… м-м… излишества, пока что еще по-прежнему называемся Россией, не так ли?.. |
| тексты махаянического буддизма в английском переводе в «Sutra Mahajana», сравнительно недавно изданные и собрание буддийских текстов Warren’a Buddism in translation (изд. в и900 г.); причем с особенным вниманием я анализировал основные книги махаянического буддизма Praghna Paramita и Vagbrakkeddika. Дальнейшими первоисточниками моей работы были священные буддийские книги в текстах тибетском, монгольском, калмыцком: (Рюмтай намшаг, Тонилхуин чимэк, Торба Ченбо, Оуни зула, Иертунцуин толи, Гурбан утхаин ген кöтöльбури, Бодиморин кöтöльбур, Бодимöр и др.). Эти первоисточники, особенно философское сочинение «Рюмтай намшаг», сочинение, совершенно неизвестное печатанным трудам по буддизму, ни русским, ни иностранным, и раскрыли пред мной столь мало исследованную сущность махаянического буддизма. Они (главным образом «Рюмтай намшаг») дали мне возможность указать на следующие (четыре) печати Будды, или 4 основных фундаментальных – истины махаяны. и) Все то, что сложно, иначе все существующее, не вечно. 2) Все, находящееся в непрерывной связи и в последствиях от такой связи, иначе все то, что подвержено закону причины и следствия, все это мучительно. 3) Все предметы, видимые и невидимые, весь мир материальный и духовный не имеет «я», он пуст по своей сущности. 4) Нирвана, сводящаяся к заглушению сознания и всякой вообще жизнедеятельности, есть успокоение от мучений. Эти истины, как видим, наилучшим образом выясняют подлинную сущность буддийского учения, как учения нигилизма, как философию пустоты и голого отвлечения. Пособиями при изложении учения махаянического буддизма у меня были также совершенно неизвестные в печати рукописные труды известных русских синологов: Васильева, Ковалевского, Бобровникова. В Библ. Азиатского музея СПб. я отыскал громадный 3-х-томный труд Васильева «Буддийский терминологический лексикон», рукопись, между прочим анализирующую и объясняющую многие термины махаянического буддизма. В приобретенной нашей академией библиотеке известного знатока буддизма Ковалевского я нашел несколько рукописей самого Ковалевского с ценными данными по исследованию махаянического буддизма. |
| Впоследствии, когда после первой революции у нас впервые зародились политические партии, — в междупартийных отношениях господствовал дух узкой сектантской нетерпимости. Бывало так, что родные братья ссорились и расходились из за того, что один был кадетом, а другой октябристом. Ковалевскому этот узко-партийный дух был не только чужд, но и непонятен. Он был готов всех без различия партии заключить в свои широкие объятия. Никакая партийная дисциплина не могла устоять против его добродушия. Партийности противилась его широкая натура русского барина, любившего простор. «Терпеть не могу партийной дисциплины»,— говаривал он, — «я могу состоять только в такой партии, где ее нет». Широта отражалась на том обществе, которое его посещало. В Москве в мое студенческое время у него можно было встретить студента, профессора, гастролирующего немецкого актера, который был его приятелем, общественного деятеля безотносительно к направлению. Заграницей у него на даче в Болье я встречался с известным социалистом Вандерфельде, но у него же я встречался с весьма консервативными русскими. И надо сказать, что с людьми всякого общественного положения и возраста от молодых и до старых он умел быть очаровательным. Неизменно бывали им очарованы студенты, приходившие к нему на дом в назначенные для того приемные дни. Чем это достигалось? Враги Ковалевского, как и враги всякого популярного профессора, говорили, что он «популярничал». Ничуть не бывало: никакого подлаживанья под радикализм у него не было, но была природная любезность и, если хотите, известное кокетство ума. Он обладал замечательною памятью на лица, живо помнил, кто чем занимался и кто чем интересовался. «Я слышал от профессора такого то, что Вы нашли корни монадологии Лейбница в учении Парацельза», — говорил он молодому студенту при первом с ним знакомстве. Тот был, разумеется, чрезвычайно поражен и польщен такою своею «известностью среди профессоров». Вставлять такие словечки в разговор Ковалевский был великий мастер. Это кокетство у него не было рассчитано: оно зарождалось у него так же непроизвольно, инстинктивно, как у женщины, которая хочет нравиться. Иногда, бывало, он спросит у студента его мнения о книге, которой он, Ковалевский, еще не прочел. Тот начнет излагать, а Ковалевский ему в ответ: «как раз то же самое, что Вы, говорил мне профессор Шварц», и студент оставался польщен совпадением его оценки с оценкою профессора. |
|
|
