| Залог высокой нравственности заключается в свободе исследования. «В различных областях одного народа примечается великое противоположение в общежитии людей по мере того, как просвещение покровительствуется, или утесняется. Между тем как в католических областях немецкой земли народные понятия омрачены грубостью невежества и суеверия, протестантские земли, где царствует разумная свобода в разбирательстве мнений, отличаются общим распространением просвещения и благонравия» 666 . В этом смысле, как продолжение истории проповедничества и вывод из него, необходимо специальное сочинение «о недостатках современного проповедничества в его теории и практике» 667 . 582 Уважение предков к псалтыри, как источнику богословия, выражено в книге голубиной: «книга псалтырь всем книгам мати.» В среде грамотеев господствовало и ныне господствует убеждение, что в псалтыри заключена вся человеческая мудрость. Не удивительно, что разумные люди в важных случаях обращались к псалтыри за утешением. Владимир Мономах говорит, что однажды «в печали разгнул псалтырь, и открылось следующее: вскую печалуеши душе и вскую смущаеши мя!» Князь Михаил Тверской, после долгого томления в орде, сказал: «дадите ми псалтырь, вельми бо прискорбна душа моя. И разгнув псалтырь, обрете псалом: внуши Боже молитву мою! Сердце мое смутися и страх смертный прииде на мя. И рече потом: что молвит псалом сей? ...» Не отвергая возможности благодатного утешения, заметим, что трудно не найти покаянных стихов, коими наполнена псалтырь. С XVII века псалтырь перелагается в стихи. Стихотворная псалтырь Полоцкого пользовалась известностью и пробудила талант Ломоносова. 585 Митр. Иларион, Кирилл Туровский и Цамблак, отличавшиеся риторическим слогом и заимствовавшие фигуры из церковных песней, обязаны своим, направлением византийскому богословию. Как полемические сочинения против католиков были подражанием греческих преданий, так и напыщенные сочинения сказочных проповедников были подражанием современному византийскому богословию. |
| 450 ...егоже днесъ сам Бог въспомянул... – Четвертая неделя по Пасхе посвящена в годичном богослужебном цикле воспоминанию ο чуде исцеления Исусом Христом расслабленного у Овчей купели. См. об этом: Иоан. 5, 1–15 . 454 Над сим б храм, пять притвор имя, и ту лежаше множьство болящих, хромых же и слпых, и инми недугы болящеи, чающе движения вод; ангел бо Господень приходя възмущаше воду, и по возмущении первое вълзый цл бываше. – См. Иоан. 5, 2–4 . 455 ...приде κ Овчи купли и вид человка раслаблена... и въпроси его, глаголя: «Хощеши ли сдрав быти?» «Ей,– рече,– Господи! Хотл бых, нъ не имю человка, да бы по възмущении ангелов въвергл мя бы в купель».– См. Иоан. 5, 5–7 . 458 ...яко зл расточих даное ми в раи богатьство, и змьемь в Едем украдена ми бысть чистоты одежа... – Расслабленный здесь олицетворяет, по Кириллу Туровскому , все человечество, несущее бремя первородного греха, унаследованное от прародителей Адама и Евы. 460 ...Моиси... посл же съгрши κ Богу и не въниде в землю обтованную...– Автор имеет здесь в виду то, что Моисей не удостоен был от Бога войти в землю обетованную и умер прежде, чем народ израильский вступил в нее. См. Быт. 34, 4–6 . 461 ...Соломон премудрый... женами прльстивъся, погыбе. – Β последние годы своего царствования Соломон уклонился от веры в единого Бога и стал служить языческим богам; в его гареме содержалось до семисот жен и трехсот наложниц, большей частью из языческих народов. См. З Цар. 11, 1–43. 465 ...кляхъся Аврамови, глаголя: «Осмени твоемь благословяться языци, в Исац же будеть ти племя, и в томь въплътивъся, отложю обрзание, створю же бржю воду, многа чада поражающю крещениемь»...– Ср. Быт. 21, 12; 22, 16–18 . 472 ...обртох шьдъшаго в пути неблагы... обязах раны уязвьнаго бсовьскыми разбойникы... възьм на тла моего скот, вънесох в гостиньницю... дах два србрьника гостиньнику...– Здесь Кирилл Туровский использует евангельскую притчу ο милосердном самарянине (См. Лк. 10, 30–35 ), трактуя ее как иносказание ο спасительном промысле вочеловечения Исуса Христа. |
| Правда, некоторые ученые замечают, что название «книжник» и «философ» – довольно стереотипные названия, прилагаемые нашими летописцами весьма нередко к именам разных, более или менее известных просвещенных лиц и что вообще «в древней Руси до XVI в. название философа, премудрого книжника, великого учителя прилагалось преимущественно к таким книжникам, которые говорили и писали не простой речью, а «по тонку», могли истолковать «темные слова» 243 , – каким будто бы и является Климент Смолятич в его «Послании» и Кирилл Туровский с его аллегорически-приточным толкованием Св. Писания» 244 . Но – нужно представить наших просвещенных писателей и церковно-общественных деятелей того времени не иначе как совершенно бездарными и тупыми, а их писания считать произведением людей полуграмотных, если сводить все их «византийское» образование к усвоению тех мелких разрозненных отрывков и извлечений, которые заносились в разные сборники вроде «Пчелы», «Святославовского Изборника» и др. 245 Русские того времени имели полную возможность знать греческий язык и действительно знали его (как свидетельствуют переводы с греческого, сделанные тогда русскими, и прямые показания летописей) 246 , а потому, если получали какое-нибудь образование, и тем более – «настоящее образование», как признается это всеми относительно Кирилла Туровского , то несомненно имели доступ и к курсам тогдашних наук, особенно же к курсам греческих грамматики и риторики (иначе как же и могли бы они овладевать знанием греческого языка?) 247 , а последние именно и допускали то, в чем, может быть, не без основания подозревался Климент Смолятич, допускали смешение и безразличие в отношении христианского и древне-классического литературного материала, пользуясь последним наряду с христианским 248 , так что и наши просвещенные люди легко могли из этих курсов узнавать о древне-классических писателях, не по одним только именам, но и по многочисленным отрывкам из их подлинных произведений, а может быть и читать последние. Нельзя забывать при этом, что Византия в то время славилась высоким образованием и что, в частности, Константинополь, дававший нам пастырей и архипастырей церкви, это – «сердце вселенной», по словам одного писателя XII в., – приравнивали тогда по образованию древним Афинам и Александрии 249 . |
| Всё знаменующее сферу духа, указывающее на нее и направляющее так или иначе к ней человека доставляло древнему русичу духовную радость, постоянно противопоставляемую им чувственным наслаждениям. Славянам, привыкшим не отказывать себе в земных радостях, «Киево–Печерский патерик» — одна из популярнейших книг того времени — внушает, что все беды человеческие проистекают от страстей, поработивших человека еще со времен Адама. Созданный руками самого Бога и предназначенный для жизни духовной, Адам, «земнаа любя, къ сласти поплъзеся, и сласти ему преложишася, и обладанъ бысть оттоле род человечь страстию, и въ ины сласти уклонися, и боримы есмы всегда» (ПЛДР 2,538). Истинность этих слов ни у кого не вызывала сомнений, хотя, конечно, далеко не все в древнерусском мире считали власть страстей губительной и осуждали ее. И вот, начиная с Илариона, русские книжники активно и последовательно внедряют в общественное сознание идею предпочтения духовных наслаждений. Только не постигшие истину пекутся о земных благах («о земленыих веселяахуся»), полагает Иларион, христианам же уготованы наслаждения небесные. Само христианское учение обозначается Иларионом в эстетической терминологии. Обращаясь с риторическими вопросами к князю Владимиру о том, как пришел он к христианству, Иларион вопрошает: «Откуду ти припахну воня (благоухание) святаго духа? Откуду испи памяти будущая жизни сладкую чащу? Откуду въкуси и виде яко благь Господь?» (Слово 188а). Кирилл Туровский возвещает, что толкование (понимание смысла) пророчеств доставляет наслаждение: «Се убо пророчество разумеюще веселимся» (ТОДРЛ13,409). «Киево–Печерский патерик» призывает монахов духовно радоваться, созерцая гробницу усопшего святого: «Днесь нам, братие, радоватися и веселитися духовно подобаеть и благоукрашатися и праздновати радостно, имуще всегда пред очима нашима раку преподобнаго отца нашего Феодосиа» (ПЛДР 2,460). Особую радость вызьюают у христиан воспоминания о событиях священной истории, эмоционально пережить которые помогают им церковные праздники, посвященные этим событиям. |
| И ныне непопусти Господи сконцатимися во гресех, яко к Тебе прибегох 34 от юности моея и от утробы матере моея. Бог мой еси Ты: недайжь о мне радостнику 35 быти бесу: ты съвеси удобь прелстимое человеческое естество; но, ими же веси, судьбами спаси мя. Несть бо во мне ни единаго нрава, спасающаго мя, но весь нищь, весь убог без Твоея помощи, напраснив 36 родом и свиреп естеством, похотник греху, злу волю имый, поминатель злу, забытник добру, преступник клятве, обидлив паче всех, скор на сварь и на смирение разслаблен, ревнивь на блуд и на молитву ленив, изообилуяй в ядении и питии, и несытый немилосердием, все благодеяние отверг от себе и вся неподобная вселишася в мя. Но ты, Господи Господи, туне милуяй 37 человеческый род, туне спаси мя. Вемь бо Тя решаго: приидете ко Мне вси тружающиися и обременении, Аз покою вы. Не презри мене, Господи, утружшася в делех неподобных, поревающагося тяготою безакония, но возьми бремя греховное от мене, яко имея множество щедрот и сподобивый мя недостойваго раба Твоего варити пределы дне сего и в последний час поклонитися славе Твоей и вечернюю молитву приносити, юже приим, Милостиве, от уст грешен, не раскайся о дарех 38 , яже обеща рабом Твоим, в молитве просящим у Тебе. Ты съвеси, Владыко, тайная сердец наших, егоже наиболе требуемь. Даждь ми, Господи, убежати всякаго дияволя искушения и прости мя от преж сътворенных многых ми грехов. Събери мой ум от плотьскых похотей; уклони сердце мое от тщая льсти человеческыя похвалы: да о съгрешениихь моих покаюся и о падениих моих умилюся и о безакониих прослезю; да и н приидущую нощь необъят буду греховным мраком и тяжкым сном, но укрепи мя на полунощное 39 пение, силою Твоего неизреченнаго Божества. И дажь очима моима легок сон, без мечтания, без смущения и к утреннему въстави мя хвалению, светом заповедей Твоих просвещая разумнеи мои очи; отврати нозе мои от всякаго пути зла и постави мя в след заповедей Твоих ходити и предзрети 40 Тебе в душевней ми церкви и в словесней храмине тела моего: да и прочее время непорочно скончав десныя Ти страны причястник буду со всеми от века угождшими Ти, с ними же и введи мя в духовный он 41 двор и причти мя избраннем твоем стаде словесных Твоих овець, ихъже ради кровь пролиа. |
| Поверье это отражается в многочисленных славянских и русских сказках. Олицетворения Судинушки, Горя, Нужды, Лиха встречаются в песнях, сказках, пословицах. Существа эти, нередко в образе животных, птиц, рыб, неотвязчиво преследуют человека: они приходят к нему, гоняются за человеком, мучат, бьют его, садятся к нему на плечи, иногда несут его на себе или работают для него. Вот как изображаются эти существа в причитаньях по мертвым и в пословицах : К выдающимся особенностям языческих верований русских славян относится древопоклонение и водопоклонение. Древопоклонение, культ леса (отсюда леший), деревьев, трав и вообще растительности отмечается уже уставом Св. Владимира, запрещавшим «моленье в рощеньи». Кирилл Туровский в XII в. в одном из своих слов указывает, что «древеса» назывались «богами». Житие кн. Константина Муромского, рассказывая о христианском просвещении Мурома, спрашивает: «где дуплинам древяным ветви убрусцем обвешивающим и сим поклоняющимся ... где кони закалающии и по мертвых ременная плетения древолазная с ним в землю погребающи»? В старинных Травниках травы имеют замечательные названия и описываются, как живые существа (Забелин: История Русской Жизни, II, 275–283 стр.): «Трава Улик... глава у ней, рот»; «Трава Былие (ср. в песнях: «Былица змеиныя крыльица», «трава змеица, чего просишь у кого и скоморохам полезна», см. наше «Введение» 1896 г., стр. 260–261), образ её человеческою тварию; трава Царь... будто огонь горит, не всякому ищущему кажется; Ревяка по утренним и вечерним зорям ревет и стонет; Кликун образом человеческим», и пр. В народных празднествах – Семика, Купалы, Костромы, Кострубонька – разукрашенные деревья, цветы, травы и даже девушки и молодицы, наряжающиеся «кустом», «тополей», «березкой» – играют большую роль. Пословицы еще до сих пор говорят о том времени, когда «жили в лесу – молились пеньям», «обручалися, – вкруг ракитова куста венчалися» и пр. По Слову о полку Игореве «Див кличет в верху древа»; но этого Дива, живущего еще в местных названиях, заменил теперь леший, который в лесу ровен самым высоким деревьям, а в поле – самой низкой траве. По народным представлениям леший может сбить с дороги в лесу, обращаясь в деревья, откликаясь эхом. Враждебный характер лешего виден уже из того, что он в дружбе с водяным, но во вражде с домовым. По малорусским поверьям леший – полисун, лесовик – пасет волков. Осенний листопад, бури в лесу приписываются сраженьям леших. До сих пор, по народным поверьям, представляется возможность умилостивить лешего своего рода жертвоприношеньями. В древности это было распространенным обрядом. |
| T. 12. P.45–104. – Прим. изд. (К.А.)]; с иудейской стороны: Silver A.H. A History of Messianic Speculation in Izrael. New York, 1927 [Gager J.G. The Origins of Anti-Semitism: Attitudes towards Judaism in Pagan and Christian Antiquity. Oxford, 1983; Abulafìa A.S. Christians and Jews in the Twelfth-Century Renaissance. London, 1995; см. также: Dexinger F. Die Entwicklung des jüdisch-christlichen Messianismus//Bibel und Literatur. 1974. Bd.47. S.243–271. – Прим. изд. (К.А.)]. Относительно исторического фона легенды о Евстратии см.: Малышевский И.И. (прим. 390). С.481–488; Starr J. The Jews in the Byzantine Empire, 6f 1–120f. (Texte und Forschungen zur byzantinisch-neugriechischen Philologie. Bd.30). Athen, 1939; Prestel D.K. A Comparative Analysis of Two Patericon Stories//RH. 1980. Vol. 7. P. 11–20 [а также: Литаврин Г.Г. Киево-Печерский патерик о работорговцах-иудеях в Херсоне и о мученичестве Евстратия Постника//Славяне и их соседи. Μ., 1994. Вып.5. С.66–82; специально об иудео-христианском антагонизме и его проявлениях на Руси см. комм. изд. в конце тома. – Прим, изд. (К.А.)]. 768 В древнерусской литературе не много свидетельств об этой молитве, столь важной для греко-византийского исихазма (“Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного”): ПСРЛ. Т.1. Стб. 184 (под 1074 г.); Памятники (прим. 16). Т.З. С. 130–132 (Слово из Кормчей книги); Псевдо- Кирилл Туровский (изд. К.И. Невоструевым : Древнерусские поучения и послания к инокам о монашеской жизни//Дух. Вест. 1862. С. 159); Досифей (см. прим. 933). Три последних упоминания, возможно, относятся уже к послемонгольскому времени. См. прим. 1238. 771 См. выше, раздел II, 11 (иудейская литература), а также: Барац Г. Повести и сказания древнерусской письменности, имеющие отношение к евреям и еврейству//Киевская старина. 1906. Т.92. С.302–311 (ср. возражения И. Франко: Franko I. [прим. 387]). 772 бесах и бесовщине в Патерике см.: Vlásek J. ábavlé a kníata v kievo-peerském pateriku//SR. 1972. T. 17. S. 18–23; Волкова Т.Ф. |
| Соответственно и одно из главных значений принятия христианства наиболее умудренные русские люди уже в XII в. усматривали в том, что оно способствовало активному проникновению на Русь книжной культуры. По образному выражению Нестора, князь Владимир землю русскую «взора [вспахал] и умягчи, рекше крещеньемь просветивъ». Ярослав же, занимаясь активной переводческой деятельностью (ибо он «книгам прилежа [книги любил], и почитая е часто в нощи и в дне. И собра писце многы и прекладаше отъ грек на словеньское писмо»), «насея [засеял] книжными словесы сердца верных людий, а мы пожинаем, ученье приемлюще книжное» (ПЛДР I, 166). Русскому человеку того времени книги открывали духовные ценности, накопленные средиземноморской культурой за многие столетия (если не тысячелетия), и он по достоинству оценивал это, активно приобщаясь к лучшим достижениям мировой культуры 124 . «Велика бо бываеть полза от ученья книжного, -писал автор «Повести временных лет», -книгами бо кажеми [наставляемы] и учимы есмы пути покаянью, мудрость бо обретаем и въздержанье от словес книжных. Се бо суть рекы, напаяюще вселеную, се суть исходяща (источники) мудрости; книгам бо есть неишетная глубина» (166). Насколько плодотворно усваивалась на Руси книжная мудрость, ярко свидетельствует уже сама «Повесть временных лет» -выдающийся памятник русской словесности, ни в каком отношении не уступающий близким ему по типу произведениям, вышедшим изпод пера крупнейших византийских писателей 125 . На этом же уровне находятся и «Слово о законе и благодати» Илариона, и «Слово о полку Игореве», и целый ряд других произведений русской словесности домонгольского периода. Судя по летописным свидетельствам, на Руси и до принятия христианства были люди, владевшие грамотой и заключавшие с Византией письменные договоры о мирном сосуществовании, но круг их был явно незначителен и интерес к книге еще никак не дал о себе знать. С принятием же христианства Русь уже не могла обходиться без книг, в первую очередь необходимых для ведения богослужения. Владимир организует первую школу для обучения детей из знатных семей книжной грамоте. Дело это казалось тогда таким новым и страшным, что матери, отдавая детей в обучение, «плакаху по них… акы по мертвеци плакахся» (ПЛДР 1, 132). А уже через столетие на Руси имелся большой фонд переводной литературы, появились первые памятники отечественной словесности. И, как свидетельствует Кирилл Туровский , теперь властители мира сего и люди, погрязшие в житейских делах, «прилежно требують книжнаго поучения» (ТОДРЛ 12, 341). Русь начала активно приобщаться к мировой культуре в ее наиболее для того времени развитом варианте-к культуре византийской 126 . |
| Казалось бы, вместе с ориентацией на историзм на Руси должен был восторжествовать иудейский тип сознания, когда жизнь, её движение воспринимаются как поступательный процесс, путь к заветной цели. Именно такой целеустремленный тип земного развития, земной истории лежит в основе западного мировосприятия. Русь действительно во многих аспектах своего исторического сознания отличалась эсхатологизмом, но на этом близость с ветхозаветной традицией и заканчивается. История сквозь призму чуда, история как демонстрация постоянства действия провидения и благодати, ставшая основой русского историзма, предполагает обязательный диалог – божественной благодати и личности, неизвестный ветхозаветной традиции. Митрополит Илларион подчеркивает, что закон дается народам, благодать – исключительно личности. «Ты же закона не знавший, пророков не читавший, Распятому поклонився. Почила на тебе благодать». Местоимение «ты» – это обращение к русскому народу, самой Руси. Русь как личность избрана Богом, возлюблена Богом. Так с крещением Русь получает еще одну доминанту своей культуры как судьбы – её неповторимо личностный характер. Вместе с крещением русский народ приобщился к богатейшей книжной традиции. Весь арсенал переводных и оригинальных славянских текстов, существовавших к тому времени, стал достоянием русских книжников и русской Церкви. Книги здесь воспринимались как откровение, как непререкаемый авторитет. Идеал человека-эрудита заведомо отрицал презрение к книжной премудрости и замену её другими видами благочестия или духовного знания. Почитание книги, настоятельное стремление к овладению грамотой, часто сопровождавшееся элементами чуда, стали национальной чертой русских святых. Ярослав Мудрый «многия книги исписа и почитая часто в нощи и во дни», Кирилл Туровский восходил с книгой на столп, большинство русских святых овладевали грамотой благодаря молитве и божественному вмешательству. А слово «чтение» обретает в русском языке двоякий смысл: не только усвоение книжной информации, но преклонение перед её священным смыслом. Книжное знание сокровенным образом пересекалось с представлением об идеальном космосе, созданном божественной премудростью, – о Мудрости Божьей. Книги – «се бо суть реки, напояющие Вселенную, се суть исходящи мудрости; книги – неисчетная глубина». Обращение к книге приравнивается к обращению к Церкви: обе – источники внутреннего обновления человека. Физиолог XIII в. гласит: «А когда согрешишь, то устремись к Церкви, к живому книжному источнику, к пророческому сказанию, и испей воды, то есть святого причастия». Символическое единство книги и Церкви демонстрирует один из первых иллюстрированных русских кодексов – Изборник Святослава. Образ книги здесь неразрывен с образом идеального храма – мироздания; населяющие его члены рода людского распределены по частям храма в соответствии с уровнем книжного, сиречь духовного знания. |
| И снова стоящего вопрошает и говорит: «Если ты пастырь, то “не оставь меня, не отступись от меня”, ведь близится скорбное время, а я знаю, что Исайя о тебе говорит: “Этот, как пастырь, упасет свое стадо, и соберет под рукою своею агнцев, и утешит зачавших в утробе”». Таковы у новопосвященных иноков если не слова, так мысли. Держа свой обет, но не одолев слабости, просят они даровать им святость; чтя Писание, велят Богу спасти их без подвигов. Ибо не понимаем мы слов Павла: «Без подвига никого не венчают». Не в состоянии ведь прийти к победе спящий и не может спасти себя ленящийся. Но не раскаивается Бог в своих дарах; верный тому свидетель на небесах Господь наш Исус Христос, который ни за что спасает иноческий чин, ибо он сам молится за нас и глаголет: «Отче святый, не о мире молю, но о сих, что ты дал мне, сохрани их имени твоего ради, чтобы там, где буду я, и они со мной были, чтоб никто из них не погиб, только сын погибели». Имея такие обеты, монахи, подвизайтесь! Положено и средь нынешних апостолов быть Иуде, но пусть каждый блюдет себя; не предадим во лжи Бога-Слово, крадя, грабя, нанося обиды, помышляя злое об игумене, оправдывая себя клятвой; не распнем Христа, недостойными приступая к причастию Святых Тайн, но во всем, по апостолу, делая себя Божьими слугами, будем многотерпеливо строить свое спасение. И как кони в табуне, друг с другом соревнуясь, мерятся силою, так и вы ревнуйте к подвигам святых отцов и состязайтесь друг с другом в посте, бдении, и молитвах, и в богослужебных трудах, чтобы не ослабеть в объедении, и пьянстве, и плотских желаниях и не оказаться в адской пустыни, и не быть растерзанными там геенскими зверьми, чтоб не растрескались наши тела, как кора земная, мучимые огнем, чтобы не «рассыпались наши кости при аде». Нет, оперившись крыльями своего разума, взмоем от губящего нас греха! Возьмем пищу из святых Книг и скажем с Давыдом: «Сколь сладостны гортани моей слова твои, лучше меда они устам моим». Все это говоря, я не величаюсь, лишь себя теша, в неразумии рассуждаю, ибо человек я грешник, и язык мой – смрадный мой член. Хоть я и вошел в глубину Божьих книг, но неловким языком своего ума издаю грубые звуки. Бог же мира, отцы мои, многою милостию своею сделает вам приемлемым это повествование и сохранит ваши души в чистоте, тела неоскверненными, жизнь непорочной, девственность нерасхищенной, любовь к братии нелицемерной, и украсит покой ваш знамениями, и раскроет небесные двери, и уберет огненное оружие, и введет в горний Иерусалим, и увенчает своей десницей, и позовет к трапезе, и подаст чашу радости и веселия. |
|
|
