| Руководясь такими соображениями и согласно с желаниями патриарха, начальник русской миссии в Иерусалиме взял на свое попечение и преосв. Герасима и Гури-Ханну, положив тому и другому пособие на содержание, условился с приматами на счет издержек по делу греко-униатскому; наконец, по указанию нашего генерального консула в Бейруте, назначил пособие архимандриту Гавриилу и его брату, которые самоотверженно действовали в Сайде в пользу воссоединения сирийских униатов с православною церковью. Все такие действия и распоряжения преосв. Кирилла по униатскому делу в Сирии сопровождались успехами. Еще во время пребывания его в Сирии, вышеупомянутый Гури-Ханна успел привлечь к себе общее доверие и от пяти униатских архиереев получить согласие на то, чтобы он был патриаршим место-блюстителем, в Дамаске и от лица всего общества заведывал делами всей партии «восточных». На пути из Дамаска в Иерусалим преосв. Кириллу пришлось наблюдать несколько поразительных случаев проявления симпатии и доверия сирийских униатов к России, что, с одной стороны, было ближайшим результатом его поездки по Сирии, а, с другой стороны, еще более пробуждало его энергию. По дороге из Хазбеи в Сайду селение Набатея, населенное исключительно униатами, восторженно приняло русского архиерея и умоляло его принять их под свое покровительство и содействовать их воссоединению с православною церковью. В других местах происходило то же самое, или что-либо подобное сему. Одним словом, одно только путешествие преосв. Кирилла по Сирии, его ласковое и простое обращение как вообще со всем населением Сирии, так и, в частности, с униатами весьма много и сильно содействовало благоприятному течению униатского вопроса. Самым красноречивым свидетельством об этом служила та чрезвычайная тревога, какую вызвала поездка преосв. Кирилла по Сирии и его деятельность там во враждебном лагере, среди деятелей католической пропаганды. «Не удивляюсь, – писал преосв. Кирилл в заключение своей речи об униатском вопросе в Сирии, – что все это подняло тревогу в стане проповедников латинства и вызвало тысячи разнообразных воплей и донесений у врагов православия. Но с народом договариваться нельзя, нельзя и пренебрегать чувствами народа» 279 . |
| В описанных нами выше сношениях преосв. Кирилла с представителями высшей греческой иерархии и болгарской общины в Константинополе время незаметно прошло до 10 января 1858 года. Сначала преосв. Кирилл предполагал отправиться с своею миссиею в дальнейшее путешествие 10 января 1858 года на пароходе французского общества «Messageries imperiales». Но свирепствовавшая около этого времени, в течение нескольких дней, необыкновенно сильная буря, при снежной метели и стуже, доходившей в Константинополе до 5°, заставила миссию отложить свой отъезд в Иерусалим еще на пять дней. Эти пять дней были проведены преосв. Кириллом не без пользы для цели его последующего служения. В это время ему явилась возможность представиться Великому Визирю и Министру Иностранных Дел Турции, повидаться с высшими лицами армяно-григорианского духовенства и утвердить на более прочном основании духовную связь свою с патриархами – вселенским и Иерусалимским. Хотя свидание с турецкими министрами и не входило к первоначальную программу миссии преосвященного Кирилла и, в частности, его деятельности во время остановки в турецкой столице, но при более продолжительном его пребывании здесь, оно оказалось весьма уместным и полезным для упрочения, в глазах Порты, уже призванного ею официального характера нашей духовной миссии в Иерусалиме. Общее внимание, какое возбудило прибытие в Константинополь русского епископа с миссиею, его частые поездки в Фанар к патриархам и членам Синода и посещения ими преосв. Кирилла, служения его в Константинопольской патриархии и в болгарской церкви, – все это легко могло возбудить подозрение Порты на счет мнимо-политической цели посольства преосв. Кирилла на Востоке. В видах предупреждения подобных неправильных толков, русский посол в Константинополе предложил преосв. Кириллу представиться лично турецким министрам, каковое предложение он и принял. Аали-паша (великий визирь) и Фуад-паша (министр иностранных дел) с заметным удовольствием приняли известие первого драгомана русского посольства о желании преосв. Кирилла видеться с ними. Фуад-паша, кроме того, заметил, что он, будучи неправильно заподозрен русским правительством во враждебных России действиях по вопросу о святых местах, желает искупить приписанную ему вину всевозможным вниманием и предупредительностью к русскому епископу. |
| Позволительно здесь, кажется, будет заметить, что высшее начальство как духовное, так и гражданское, вообще внимательно относившееся к иерусалимской миссии при самом ее учреждении, сравнительно хорошо обеспечило ей дальний путь и даже первоначальные шаги ее на православном Востоке, прикомандировав к ней с этою целию особых проводников. К миссии был причислен, прежде всего, профессор С.-Петербургской духовной Академии Левинсон 166 , который, по мнению начальства, благодаря знанию еврейского языка, природного ему, мог быть полезным миссии во время предполагавшихся сношений ее с жившими в Палестине русскими и польскими евреями как для влияния на них, так и для получения чрез них сведений о давних кознях врагов православия 167 . Последствия вполне оправдали такую надежду русского правительства на проф. Левинсона. Но не можем не отметить здесь, как робко и нерешительно поступало русское правительство при отправлении иерусалимской миссии преосв. Кирилла. Оно, видимо, опасалось подозрений со стороны турецкого и западноевропейских правительств и потому старалось о том, чтобы, в случае нужды, благовидно объяснить присутствие проф. Левинсона среди членов нашей миссии. К общему удовольствию, счастливая случайность скоро помогла правительству нашему и начальнику миссии превратить проф. Левинсона в простого поклонника, только путешествовавшего, будто бы, вместе с миссиею. 18 январи 1868 года преосв. Кирилл писал обер-прокурору Св. Синода гр. А. П. Толстому, между прочим, следующее: «Что касается до профессора Левинсона то сами обстоятельства помогли мне в исполнении Вашего приказания в отношении к нему. Паспорт, выданный ему из Министерства Иностранных Дел, как причисленному к миссии 168 , был им потерян близ Екатеринославля вместе с деньгами и подорожными его собственною и моею. Я воспользовался этим случаем и исходатайствовал у одесского градоначальника паспорт г. Левинсону, как поклоннику. Таким образом, прекращена всякая бумажная связь г. Левинсона с иерусалимскою миссиею» 169 . |
| Хотя, как мы уже знаем, иерусалимский патриарх к концу пребывания преосв. Кирилла в Царьграде, по-видимому, совсем, примирился с его назначением в Иерусалиме, и простился с ним, по-видимому, мирно и даже дружелюбно; но вскоре, быть может, под влиянием окружавших и подчиненных ему лиц, а главное – под влиянием возбужденного доходившими из Иерусалима вестями страха за уменьшение доходов иерусалимской патриархии, с полным водворением русской духовной миссии в Иерусалиме, эти отношения изменились к худшему. Ур 15 апреля 1858 года преосв. Кирилл писал м. Григорию по этому поводу следующее: «Отношения мои к патриархии, с видимой стороны, становятся лучше и лучше. Но из-за видимого начинает обнаруживаться нечто, чего не желалось бы видеть. Недоверие и подозрения, с какими с первого раза встретил меня патриарх, начинают снова возникать под влиянием известий из Иерусалима. Патриархия, или вернее сам патриарх стал в оборонительное положение, в каждую минуту ожидая нападения и в каждом слове подозревая уже начало нападения. Не подавая, с своей стороны, ни малейшего повода к недоразумениям, вижу отчасти жалкую трусость, с какою следят за моими наблюдениями за здешним порядком, или лучше, крайним беспорядком, спешат, – едва только мне скажет кто хотя одно слово жалобы, – тотчас же поправлять дело, которое прежде не могли поправить никакие жалобы, ни просьбы: такой случай был недавно. В народном училище был учителем негодный человек, которому никто не хотел вверять своих детей; были даже покушения застрелить его. Народ кричал и жаловался: патриархия упрямилась и держала того учителя. Но едва только здешние старшины побывали у меня и рассказали мне дело, патриархия в тот же вечер уволила негодного учителя, выбрала попечителей училища из местных христиан и подослала ко мне нашего вице-консула довести до моего сведения о таком важном событии и таких милостивых распоряжениях в пользу желаний народа. Отчасти же вижу, что принято за правило – мешать мне во всем, что могло бы иметь тень покушения утвердиться в Иерусалиме, стать в независимое положение, открыть способы к лучшему вспомоществованию здешним христианам. |
| Кирилла. В оправдание этого последнего должно сказать только то, что даже и его ближайшие преемники (напр., архим. Леонид Кавелин) не желали примириться 375 с тем скромным положением начальника духовной миссии, какое ему указано было Палестинским Комитетом и какое совершенно не соответствовало первоначальному его положению, созданному инструкциею 1857 года. Посещение св. земли великим князем Константином Николаевичем и соединенное с ним наблюдение над деятельностью преосв. Кирилла на Востоке сопровождались, по-видимому, весьма благоприятным отзывом великого князя об этом последнем. Прямым последствием этого была Высочайшая награда преосв. Кириллу в виде драгоценной панагии, независимо от ордена св. Анны 1 ст., который он получил тогда же 376 . Это обстоятельство, видимо, ободрило преосв. Кирилла и, как кажется, судя по письму его к преосв. Макарию Булгакову от 10 августа 1859 года, было одним из побуждений к тому, чтобы попытаться восстановить свое первоначальное положение в св. граде. Впрочем, прискорбные столкновения представителей России в Иерусалиме обусловливались по-прежнему крайне неопределенным положением, в какое они были поставлены высшим начальством. Об этом прямо говорит преосв. Кирилл в письме своем к Е. П. Ковалевскому от 16 августа 1859 года. «Не смею на этот раз, – пишет он здесь, – затруднять ваше превосходительство толками о наших делах. Но не могу удержаться от выражения нетерпения, с каким жду каких-либо положительных распоряжений в отношении к нашим делам». Теперь мы бродим пока, как слепые, да еще и впотьмах. Г. М. наделал кучу распоряжений на словах и позапутал нас порядочно. Перед самым отъездом, ему благоугодно было сделать распоряжение, чтобы г. Д. взял от меня устроенный мною на деньги Государыни Императрицы госпиталь: на, каком основании, неизвестно. Я хотел посмотреть, что будет дальше, как будут исполнять приказание его высочества – ничего не делать без соглашения со мною: дело же было довольно щекотливое, гласное, наглядное. Результат вот какой: г. Д. |
| Синода от 22 июня 1863 года и потому 22 августа письменно обратился к г. синодальному обер-прокурору за разъяснениями по поводу его отозвания из Иерусалима и командирования в распоряжение Казанского архиепископа. Смотря на такое распоряжение правительства, как на свое осуждение, преосв. Кирилл просил, чтобы ему объявили, кто его обвинители и в чем его обвиняют, чтобы ему было предоставлено право оправдаться во взведенных на него обвинениях и притом «чрез посредство восточных патриархов и иерархов, бывших свидетелями его шестилетней службы на их глазах и имевших возможность устроить правильный суд на строгом основании церковных правил, требующих исследования дела двенадцатью архиереями», чтобы ему было предоставлено право остаться на Востоке «под кровом священных патриарших престолов, пока он не будет оправдан законным судом и честь его, как епископа русского, будет ограждена», и чтобы, наконец, в случае решительного увольнения его от должности начальника миссии, ему была назначена достаточная пенсия, соответственно прежним заслугам по службе в России и на Востоке 392 . Письмом от 26 сентября 1868 г. синодальный обер-прокурор А. П. Ахматов старался разъяснить преосв. Кириллу, что он неправильно понял состоявшееся о нем решение, как меру наказания и осуждения в отношении к нему. «О суде и осуждении нет речи; следовательно, излишне и оправдание. Для замещения вас, как начальника иерусалимской миссии, не было надобности прибегать к суду; занятие этого места есть только временное поручение, даваемое по взаимному согласию церковной и гражданской власти, и ею же прекращаемое, по признанию в том надобности и пользы. Никакое другое воззрение неприменимо, и, при спокойном обсуждении, вы, конечно, сами изволите в том сознаться. Соглашаясь в этом с министерством иностранных дел, Святейший Синод, с Высочайшего одобрения, нашел нужным изменить состав иерусалимской миссии, имея впредь во главе ее не епископа, а архимандрита; вызывая вас на служение отечественной церкви, он назначил вам, при достаточных средствах содержания, за неимением вакантной епархии, и почетное местопребывание в одном из первых городов России, где для ваших ученых занятий могут служить достаточным пособием академические и университетские средства... |
| —359— 1866 г. нию, охотно соглашается передать эти бумаги в ваше распоряжение. Чтобы вам иметь предварительное понятие о содержании этих бумаг, посылаю вам краткую о них записку. Если вам угодно будет иметь у себя этот архив, потрудитесь написать мне, и я не замедлю распорядиться пересылкою оного. Дело о назначении меня в Витебск приостановилось и, может быть, вовсе не состоится. В субботу, 21 числа, я отправляюсь на несколько дней в Берлюковскую пустынь для освящения храма и для обозрения окрестных церквей; 24 числа возвращусь в Москву: в этот день ожидается сюда прибытие Царской фамилии. Поручая себя вашим св. молитвам, имею честь быть»... 13 мая преосвящ. Леонид писал мне: «От о. наместника чудовского 1253 получено мною извещение, чтобы для высокопреосвященнейшего Киевского 1254 , на станцию железной дороги, к десятому часу, высланы были лошади; но как мне нужно ехать на служение, аще Бог благословит, то не благоволите ли вы своих коней послать (я посылаю в шорах), о чем прошу уведомления. Если изволите у Его В-ства Киевского митр. быть, изъясните, почему я медлю». На это отвечал я, что кони к назначенному времени и в надлежащей форме (т. е. в шорах) будут высланы. Вечером 15-го ч. преосвящ. Леонид снова пишет мне: «Для владыки Киевского нужны кони завтра в полдень. Мои будут далеко; ваши близко. О. наместник говорит: не найдете ли вы удобным вашу четверню от Заяицкой церкви прислать в Чудов. Владыка Киевский съездит к нашему проститься и коней возвратит прежде, нежели они понадобятся вам для обратного пути. Парою катать его, думаю, неприлично, когда в Москве есть несколько парадных архиерейских упряжей. Впрочем сие представляется лишь на суждение ваше. Надобно, чтобы о. наместник благовременно знал ответ». —360— 1866 г. В прежнее время Московский владыка не только для таких важных особ, как митрополит Киевский, но иногда и для младших архиереев, предлагал для поездок по Москве своих коней – шестерню; но с некоторого времени прекратил это, возложив эту повинность на своих викариев. Поводом к этому послужило следующее курьезное обстоятельство. Через Москву проезжал в Иерусалим новорукоположенный епископ Кирилл (Наумов) 1255 , – это было в октябре 1857 г. – Митрополит хотел оказать ему, как епископу-миссионеру, особенное внимание, предложив для посещения Московских соборов и монастырей шестерню своих вороных коней. Преосвященный Кирилл воспользовался митрополичьими конями не только для обозрения Московских достопамятностей, но и для посещения своих родных и знакомых. Кто-то из его родственников жил на одной из больших Московских улиц в верхнем этаже небольшого флигеля, внизу коего находилось питейное заведение. Все мимоедущие и мимоидущие, видя митрополичий экипаж у кабака, недоумевали, зачем тут митрополит. Это сделалось владыке известным, и вот с этих пор он перестал отпускать свой экипаж для проезжих архиереев. |
| Глава 10. Воссоединение сирийско-египетских униатов с православною церковью, при участии начальника второй иерусалимской русской миссии Мы выше видели, что в антиохийском патриархате особенное внимание преосвященного Кирилла остановило на себе униатское дело 269 . Этим делом он решил заняться прежде и больше всего, так как придавал ему в высшей степени важное значение, тем более, что и самая инструкция, данная миссии, обращала внимание последней на униатское дело в Сирии 270 . Обстоятельства времени или, точнее, тоговременное состояние сирийской унии, в свою очередь, располагало начальника русской миссии в Иерусалиме энергично взяться за это дело и вместе с тем значительно облегчало и ему и его сотрудникам достижение положительной доброй цели. Из предыдущей нашей речи нам известно, что уния не имела прочных оснований для себя в Сирии. Она, по выражению архимандрита Порфирия (Успенского) , «сама в себе носила зародыши разрушения» 271 . Уния возникла и утвердилась в Сирии преимущественно на почве разлада между высшим духовенством, греческим по происхождение, и паствою – арабскою. Достаточно было только устранить или, по крайней мере, ослабить этот разлад, и уния в Сирии теряла всякую почву для дальнейшего развития и даже для самого существования своего здесь. Вот почему преосв. Кирилл, во время своего посещения антиохийского патриархата и путешествия по Сирии в 1858 году, особенно заботился о примирении местной высшей православной иерархии и представителей униатской общины. С другой стороны, уния в Сирии распространялась отчасти еще и потому, что здешний простой народ долгое время не различал строго между православною и униатскою церквами, который были совершенно согласны между собою в догматах и обрядах, равно как и между православным и униатским духовенством, которое, по внешности, ничем не отличалось одно от другого. «Простой народ, – говорит Базили, – не видя никакого внешнего отличия (разумеется, униатов от православных), легко вдавался в обман, вверяясь униатам, которые выдавали себя за истинных представителей православия» 272 . Многие из попадавших в сети униатские были в действительности ревностными последователями православной веры и в унии и униатской общине видели не более, как протест против греческой иерархии, против греческого духовного господства в Сирии. Тот же Базили, имевший возможность близко и непосредственно наблюдать сирийских униатов, говорит: «в существе мирян можно считать православными и весьма приверженными к своей церкви, но отложившимися от греческого духовенства» 273 . |
| 14 декабря 1857 года миссия подъезжала уже к Константинополю. С понятным нетерпением путники желали поскорее увидеть древний Царьград, дорогой, по историческим воспоминаниям, для всякого русского христианина. Преосв. Кирилла Константинополь поразил, прежде всего, своею двойственностью – редкою красотою издали и таким же безобразием вблизи, о чем он, с свойственною ему образностию речи, говорит в письме к своим петербургским родным. «Видели ли вы, – пишет он, – когда-нибудь вблизи картины для декораций? Ну, да все равно, отыщите платочек шине, или зонтик, или что-нибудь в этом роде, только шине: вот вам Константинополь, т. е. не то, чтобы уже совсем Константинополь, а так для ради сравнительно точного понятия по силе умозаключения: платочек шине издали чуден по рисунку, а вблизи не весь что это за рисунок; Константинополь чуден по рисунку, а вблизи не весь что; след., платочек шине есть Константинополь». Ближайшее знакомство преосв. Кирилла с Константинополем вполне подтвердило это первое впечатление, произведенное последним на него. Судя по описаниям преосв. Кирилла, Константинополь в то время, особенно наблюдавшему его со стороны моря, казался чудно красивым и заманчивым, но внутри город с его узкими улицами был полон всякой грязи и нечистоты. «Господа мои сопассажиры, которых укачало во время морской качки, – писал преосв. Кирилл своим петербургским родным 14/16 декабря 1857 года, – возрадовались духом, когда увидели цареградский материк, европейский справа, азиатский слева. Им виделся конец тошноты и головной боли. Мне нечего было желать в этом отношении, и я был все время в восторге. Не берусь описывать в подробности всего, что виделось на пути: на это не хватило бы чернил в моей дорожной чернильнице, – не скажу памяти в моей голове, незаделенной памятью, но уже слишком уставшей от поворотов направо и налево, какие я делал по указанию спутников в последние три часа на пароходе, чтобы полюбоваться дивами Азии и Европы. Из равнины моря выходят горы; горы растут; холм рождается из холма, и все выше, выше; а тут в расщелинах и на окраине пролива то стелются селения своими мелкими домишками, как будто карточными; то высятся дворцы, как называются здесь не только домы султана, но и домы посольств; то приючиваются (?) грустные кладбища мусульманские с их плаксивыми кипарисами, издали очень похожими, по виду, на инквизиторов блаженныя памяти. Не знаешь, на чем остановить взор; смотришь вперед; полчаса проходит, или еще и меньше, и вот совершенно новый вид. Наконец, с обеих сторон видятся только без конца домы; тут залив; тут море мраморное – наш предстоящий путь. На чем прикажете остановиться? Чем любоваться? |
| Горы не выравнены; мостовая (и то только в Пере) существует, кажется, для того только, чтобы увеличивать мучения едущих. А тут то и дело повороты направо и налево; спуски, на которых рискуешь сломать голову; оборвашки жители, одетые кто в чем; разваливающиеся лавчонки, из которых торчат либо пироги, либо яблоки, нанизанные на длинные веревки; своенравные домишки, бесцеремонно обращающиеся друг к другу, который боком, который спиною; около домишек вывешенное белье – для просушки. Точно как будто во сне видишь уродливо-фантастическую игру воображения. Не веришь, ужели могут еще существовать и такие города. Я проехал много городишек и деревень: хуже ничего не видал. – И вот тут-то, среди этих лачужек красуется наш великолепнейший дворец, в котором мы и пребываем, наслаждаясь видами, каких в Европе не увидишь» 174 . Последующее, более близкое знакомство преосв. Кирилла с столицею Турецкой империи, во время осмотра разных достопримечательностей ее, нисколько не изменило его первоначального впечатления, как это можно видеть из переписки его с своими петербургскими родными 175 . Сравнительно продолжительною остановкою в Константинополе, которая, впрочем, была наперед предусмотрена и высшим начальством, преосв. Кирилл, как есть основания думать, хорошо воспользовался для целей своего последующего служения. За это время он, прежде всего, успел близко и хорошо познакомиться с положением православной церкви на Востоке и с отношениями высших представителей православной иерархии Востока к России вообще и, в частности, к миссии самого преосв. Кирилла. Непосредственные, исполненные такта, сношения преосв. Кирилла с представителями высшей греческой иерархии в значительной степени содействовали сближению греческой и русской церквей, равно как и восстановлению искренних отношений между вселенскою патриархиею и нашим посольством в Константинополе, нарушенных происшедшим незадолго пред тем недоразумением. Дело в том, что 7 декабря 1857 года наш посол в Константинополе Бутенев представил в Министерство Иностранных Дел записку о необходимости принять меры к устранению все более и более укоренявшихся в среде высшего духовенства греческой церкви разных злоупотреблений. |
|
|
