| К протографу Кирилло-Белозерского списка восходит список, использованный при создании Минейной редакции Жития Федора (у них общие чтения: «донесоша» (вместо «несоша»), «народа множество безчислено» (вместо «народа множество без числа»), но отсутствуют многочисленные искажения Кирилло-Белозерского списка). К общему протографу списков 1 и 41 восходит список, использованный в редакции Андрея Юрьева, на что указывает общее чтение «к святому жертвенику» (после чего одинаково опущено «сему»), а также близкое к списку 1 сочетание «и нача их учити» (в списке 1 без «их», а в других списках: «и нача глаголати им»). Судя по хронологии сохранившихся списков, Пространный вид Проложной редакции сформировался в начале 70-х годов XV в. Основной вариант Пространного вида также образовался путем присоединения биографической заметки к Краткому виду – но при этом список Краткого вида отличался от списка, использованного при создании Древнейшего варианта. Текст был существенно переработан: 18 сентября переделано на 19 сентября, к словам «не бе слышати гласа» добавлено – «поющих», в фразе «плачются народи людстии» последнее слово изменено на «мнози». Списки Основного варианта в свою очередь разбиваются на несколько групп: Ростовскую, Первую северо-западную, Вторую северозападную, Ярославскую. Ростовская группа названа так по преимущественному распространению списков этой группы в пределах Ростовской епархии. Северо-западные группы определяются широким распространением их списков в Пскове, Новгороде и Великом княжестве Литовском. Ярославская группа замечательна своей близостью к Житию Федора Ярославского в редакции иеромонаха Антония. Списки Ростовской группы выделяются в первую очередь чтением «к жертвенику святому» (вместо «к святому жертвенику сему»). Для Ярославской группы аналогичное чтение выглядит как «к жертвенику сему», но более характерно осмысление князей Юрия и Василька обоих как «Всеволодичей» (что неправильно, так как Василько был Константиновичем): если в остальных списках упоминаются «князи Юрьи Всеволодича и Василка», то в списках Ярославской группы они представлены как «князи Всеволодичи Юрьи и Василка». Это показательное изменение текста перенесено в списки Антониевской редакции. Правда, другие дефектные чтения Ярославской группы в редакции Антония отсутствуют, откуда можно сделать вывод, что Антоний либо пользовался протографом Ярославской группы, либо корректировал текст по другим спискам. Многочисленными списками представлена Первая северо-западная группа. Ее отличают вторичные чтения: после слов «светающи дни» добавлено «недельну»; годом смерти Федора ошибочно объявлен не 6807, а 6907; после слов «кто в вас не соблюдет» добавлено – «слова моего». |
| Известия о Соборе 1503 г. в большинстве лаконичны по объему, х°тя и разнообразны. В характере информации есть расхождения, которые легко можно представить как противоречия. Они дали повод усомниться в аутентичности источников, были представлены как неразрешимые без гипотезы о неподлинности известий. Эта гипотеза, выдвинутая в американской историографии и поддержанная российским исследователем А. И. Плигузовым, была оспорена 420 . Не углубляясь пока в развернутую полемику и исходя из «презумпции невиновности» источников (т. е. их подлинного, а не фальсифицированного характера, что не исключает неизбежных ошибок памяти, выборочное™ информации, неточностей, отдельных сознательных смещений акцентов, искажений и т. д.), ограничусь тем, что в информации о Соборе имеет отношение к проблеме типа монастырей. Информация о соборе 1503 г. сохранена в трех различных традициях – иосифлянской (Ответ Собора 1503 г., Житие Иосифа Во- лоцкого, составленное Анонимом), нестяжательской («Прение с Иосифом Волоцким », написанное Вассианом Патрикеевым, который считал себя учеником Нила Сорского ), близкой к иосифлянской, но стремящейся адекватно отразить позиции обеих сторон (Письмо о нелюбках старцев Иосифо-Волоколамского и Кирилло- Белозерского монастырей). Именно последнее сохранило известия о том, что Нил поставил вопрос и о монастырском устройстве. Письмо о нелюбках, т. е. разногласиях, спорах старцев Иосифо- Волоколамского и Кирилло-Белозерского монастырей, написанное, как принято считать, в 40-е годы XVI в., основано на устной монастырской традиции (которая, можно заметить, является источником многочисленных и многообразных агиографических свидетельств, во многих случаях, при возможности верификации, подтверждаемых). Носители традиции могли ошибиться, называя имя сподвижника Нила Сорского , участника Собора, хотя это не является аргументом для сомнений в достоверности основного смысла его выступления, изложенного лаконично. Оно включало 4 пункта: 1. «чтобы у монастырей сел не было»; 2. «а жили бы чернецы по пустыням»; 3. «а кормились бы чернецы рукоделием»; 4. «а с ним пустынники белозерские». Последний пункт, впрочем, это уже констатация представительства на Соборе монашества 421 . |
| Н. Манушина. М., 1983. Кат. 76; Сокровища Киево-Печерского заповедника: Фотопутев. К., 1985. С. 65; Musicescu М. А., Dobjanschi А. Broderia veche româneascâ. Bucur., 1985. P. 33. Pl. 1; Описи новгородского Софийского собора. Новгород, 1988. Вып. 1; 1993. Вып. 2, 3; Patmos: Les trésors du monastère/Sous la dir. A. D. Kominis. Athènes, 1988. Ill. 8-10. P. 19-194; Рус. худож. шитье XIV - нач. XVIII в.: Кат./Авт. вступ. ст.: Н. А. Маясова, И. И. Вишневская. М., 1989. С. 122-123. Кат. 39, 46, 47, 51, 62, 76, 77, 86, 87; В. J., С., В. Nampujapшuja. Београд, 1990. С. 332. Ил. 215; Sinai: Treasures of the Monastery of St. Catherine/Ed. K. A. Manafis. Athens, 1990. P. 238-239, 252-253. Fig. 13-16; Искусство строгановских мастеров: Реставрация, исслед., проблемы: Кат. выст. М., 1991. Кат. 100; Средневек. лицевое шитье: Византия, Балканы, Русь: Кат. М., 1991. Кат. 8, 21, 23. С. 36-37, 70-71, 74-75. Ил. 16-18; Simonopetra: Mount Athos/Ed. S. Papadopoulos. [Athens], 1991. Fig. 127a, 127b-132, 138b. P. 192, 213, 214; Декоративно-прикладное искусство Вел. Новгорода: Худож. металл XI-XV вв. М., 1996. Кат. 65. С. 267-269; Fotopoulos D., Delivorrias A. Greece at the Benaki Museum. Athens, 1997; Лихачева Л. Д. Произведение шитья Софии Палеолог из Кирилло-Белозерского мон-ря//ТОДРЛ. 1997. Т. 50. С. 723-729; Glory of Byzantium: Art and Culture of the Middle Buzantine Era, A. D. 843-1261/Ed. H. Evans. N. Y., 1997. Cat. 106. P. 159-160; Treasures of Mount Athos: Cat. of Exhibition/Ed. A. A. Karakatsanis. Thessal., 1997. Cat. 11. 6, 11. 7, 11. 8. P. 386, 391-394; Опись строений и имущества Кирилло-Белозерского мон-ря 1601 г./Сост.: З. В. Дмитриева, М. Н. Шаромазов. СПб., 1998. С. 148; Христ. реликвии в Моск. Кремле: [Кат. выст.]. М., 2000. Кат. 77. С. 218; Города России XVI в.: Мат-лы писцовых описаний. М., 2002; Патриарх Никон: Облачения, личные вещи, автографы, вклады, портреты/Сост.: Е. М. Юхименко. М., 2002. С. 85. 35; Силкин А. В. Строгановское лицевое шитье. М., 2002. Кат. 79-81, 88. С. |
| В мае 1828 г. еп. Игнатий (Семёнов) был переведен на новоучрежденную Олонецкую кафедру, вместе с ним в Петрозаводск выехал В., 2 апр. 1829 г. стал членом духовной консистории. 1 июля 1829 г. В. был рукоположен во иеромонаха, 7 сент. определен инспектором и учителем словесных наук и греч. языка в Олонецкую ДС. Близость его к еп. Игнатию вызвала «зависть и недоброжелательство», и 24 окт. 1833 г. В. был переведен на должность инспектора и учителя философии в Вятскую ДС; дважды он исполнял обязанности ректора Вятской ДС (15 янв. 1834 - 11 марта 1835 и 16 мая 1838 - 20 окт. 1840). 9 марта 1834 г. назначен настоятелем Верхочепецкого слободского Крестовоздвиженского мон-ря Вятской губ. с сохранением должности инспектора ДС. 15 июля 1834 г. возведен в сан архимандрита, 17 апр. следующего года стал членом Вятской духовной консистории. 13 нояб. 1836 г. В. определено быть инспектором Астраханской ДС, но этот перевод по каким-то причинам не состоялся. 6 окт. 1837 г. В. получил благословение Синода за пожертвование в пользу Верхочепецкого мон-ря, 14 сент. 1840 г.- за усердное прохождение должностей по Вятской ДС. 30 сент. 1840 г. назначен ректором Иркутской ДС и настоятелем Вознесенского мон-ря, 5 февр. следующего года - членом духовной консистории. При В. велось строительство нового здания ДС. В 1843 г., переходя Ангару, В. провалился под лед, после чего заболел воспалением легких и ревматизмом. 19 дек. по состоянию здоровья был уволен со службы в уч-ще. 14 апр. 1844 г. перемещен настоятелем в нижегородский Макариев Желтоводский мон-рь, 31 янв. 1852 г.- в Кириллов Белозерский мон-рь. Состоял членом кирилловского духовного правления (с 30 июля 1852), цензором проповедей по городу (с 27 окт. 1853), благочинным церквей города (с 22 июня 1854), членом комиссии по составлению описи б-ки и древнего архива Кирилло-Белозерского мон-ря (с 15 окт. 1854). 28 марта 1857 г. определен в Юрьев новгородский мон-рь с назначением членом консистории, с апр.- благочинный новгородских монастырей, с нояб.- член новгородского епархиального попечительства о бедных духовного звания и директор попечительного об-ва о тюрьмах. Еще будучи настоятелем Кирилло-Белозерского монастыря, подавал прошения об уходе на покой. |
| В. М. говорит, что «такое заключение было бы ошибочно. Кирилло-Белозерская Палея во всём сходится с Коломенской, а способ составления полной Палеи настолько всюду однообразен что предполагает одного редактора на всём её протяжении» (ibid.). Не вижу, не ясно представляю себе, почему вышеприведённое мнение глубокоуважаемого автора об отношениях К.-Бел. Палеи и Палеи полной могло бы быть «ошибочным». Составитель Синодальной редакции мог зависеть от Кирилло-Белозерской Палеи, тем более что вставлять в текст, хотя бы по строчкам, гораздо легче, нежели выбрасывать по коротеньким строчкам. Иное дело выбросить целый, легко отделяемый эпизод, как, напр., о св. Георгии. Быть может, К.-Бел. Палею можно будет назвать особым «изводом» Палеи Коломенского типа, не возводя её в редакцию, как делаем это, напр., с Румянцевско-Синодальным типом называя его одной из редакций Палеи. Тогда Палеи Соловецкого типа будут составлять один извод, а Кирилло-Белозерская Палея – другой извод Коломенской редакции на переходе в редакции Синодальной. Соловецкий тип не отделяет от Коломенского и проф. Истрин на 261 стр. Ж. Μ. Η. П. в указанной статье. Но тут могут указать, что эпизод с Георгием не выброшен в Кир.-Бел., но что-де его и не было в Кир.-Бел. Палее, а он вставлен в Коломенскую позже, т. е., иными словами, Палея-де без эпизода о чуде старше таковой же с эпизодом о чуде. Но на основании, м. пр., и разобранного выше «вступления» остаётся сказать, что по тексту Коломенской Палеи прошла одна рука, принадлежащая составителю, первому редактору её 667 , так что Палея с эпизодом о чуде есть первоначальная Палея, а Палеи без него – позднейшие. Зависимость полной Палеи от Коломенской установлена проф. Истриным в Ж. Μ. К. Π., 2 (1904) и в других изданиях 668 ; кроме того, и возраст К.-Б. Палеи (XV в.) как будто не препятствует видеть в ней переход от Коломенской к полной Палее, и, следовательно, можно будет установить, что Синодальный тип, полная Палея (хронографическая) восходит к Толковой, Коломенской, чрез Кирилло-Белозерскую, переходный характер которой только лучше оттеняет зависимость полной от Толковой 669 . |
| На складе кухонной утвари хранилось больше дюжины ножей, топоры, сковородки медные, противни медные с помочами (ремнями), несколько дюжин «тарелок березовых» и «блюд росхожих», «ставы», «подставы блюд деревянных», рукомойник, лохань, ручная железная мельница для перца, «судки столовые», солонки, «росольники оловяные», медный молочный горшок. Основной запас круп и рыбы, необходимой для нужд поварни, находился в сушиле: «несколько четей семени конопляного, гороху, круп ячных, круп гречневых и проса, пять осетров «провислых», 250 пластей язевых, сто пучков вязиги, сушеного молю лосково (моль – мелкая рыба; иногда также называли сушеные снетки; упомянутую рыбу ловили в местности, именуемой Лоза–Алтушево. – Е. Р.) десять четвертей, пять четвертей молю белозерского» (Никольский. С. 222. Прим. 1). Квас готовили в особом помещении – квасоварне. Древняя квасоварня Кирилло–Белозерского монастыря сохранилась до наших дней: «Посредине покрытия… возвышается квадратный в плане и полый внутри шатер, служащий проводником для пара и дыма, скопляющегося в здании от квасного очага. Наверху этот шатер заканчивался четырехугольной в плане трубою, а внизу опирался на сомкнутый свод с двумя распалубками по каждой стене (Никольский. С 226). Посреди квасоварни стояли медный котел (он вмещал 300 ведер) и три больших чана: в одном чане затиралось по 20 четей солода (зерно, которому давали прорасти в тепле и сырости, отчего у него появлялся сладкий вкус), в двух остальных находилось сусло, а под чанами помещалось три больших корыта. За квасной поварней находился амбар, где студили сусло, здесь стояло пять чанов и шесть корыт. А около поварни располагалось трехэтажное строение, нижняя часть которого была приспособлена под квасной ледник, где держали «квас про братью житной». В Кирилловом монастыре существовало еще пять каменных ледников, в которых летом охлаждали квас, хранили рыбу и разные продукты. В одном леднике держали квас: «медвеной» (медовый), паточный, сыченый, овсяный, «квас полуян». Здесь же хранились разные ковши, стопы, яндовы, медный ковш, «чем дрожжи черпают», медный котел на 12 ведер, «а подваривают в нем сыту» и небольшой медный «котлик, в чем патоку греют на оладьи». В других трех ледниках держали рыбу, над одним из них стояла палатка, где хранили мед и патоку, а в пятом погребе – сметану, молоко, яйца и масло коровье. |
| Так, например, в жалованных грамотах говорится о монастырских и боярских крестьянах: «Ни к сотским не надобе им тянуть ни в какие проторы и розметы» или «ни к сотскому, ни к дворскому, ни к старосте волостному не тянуть ни во что». Кроме различий в платеже податей крестьяне, жившие на владельческих землях, имели еще то отличие в отношениях к правительству против крестьян, живущих на черных или на общинных землях, что казенные подати у них иногда включались в условие с землевладельцем; а посему таковые землевладельческие крестьяне не знали никаких казенных сборщиков и других слуг администрации; все это по условию было в ведении землевладельца, господина, он представлял в казну и подати с крестьян. Так, например, в жалованной грамоте Нижегородского князя Александра Ивановича Благовещенскому монастырю (1410 – 1417 гг.) между прочим сказано: «А что люди монастырские пошлые в городе и в селах, коли придет моя дань, и игумен за них заплатит по силе» (ААЭ. Т. I. 17). Это условие, кажется, было одною из важных причин, почему даже богатые крестьяне, могшие иметь собственные земли, охотно садились на землях сильных частных собственников; они всегда предпочитали иметь дело с одним землевладельцем, который за них отвечал перед правительством, лишь бы не сноситься с разными сборщиками и правительственными слугами разных ведомств, которых было очень много. О крестьянском переходе Черные люди или крестьяне, как городские, так и сельские, свободно могли переходить из городов в деревни, и из деревень в города, и как от частных землевладельцев на общинные земли, так и с общинных земель к частным землевладельцам; но только садиться на земли могли не иначе как с согласия или общин и общинных начальников, – в городе сотников, в волостях старост, или с согласия землевладельцев, ежели садились на частных землях, как прямо сказано в Белозерской грамоте 1462 года, писанной к сотнику и старостам: «Что де у них (у Кирилловских монахов) отказываете их людей монастырских серебреников в дворца и с деревень» (ААЭ. Т. I. 37). Или в другой Белозерской грамоте 1450 года, князь пишет к Белозерскому наместнику и тамошним частным вотчинникам и правителям черных волостей: «Что отказываете людей монастырских серебреников и половников и рядовых людей, и отказываете не о Юрьеве дни» (ibid. 48). Таким образом, выход крестьянина был свободен и зависел или от самого крестьянина, или от землевладельца; поселение же крестьянина на новой земле условливалось непременно согласием или хозяина земли, или начальника той общины, которой принадлежала земля; каждый мог поселиться только там, где его примут. Это было первое естественное ограничение свободного перехода крестьян с одной земли на другую. Ограничение сие, по мере увеличения народонаселения и постепенного уменьшения вследствие сего диких полей и лесов, никому не принадлежащих, естественно, должно было делаться ощутительнее. |
| Основные направления в изучении П. п. сложились во 2-й пол. XIX - нач. XX в.: публикация исторических источников, собирание, каталогизация и систематизация рукописей, анализ рукописных собраний, публикация музыкально-теоретических трактатов и муз. произведений, осмысление историко-теоретических вопросов в научных работах. Основополагающее значение имели труды В. М. Ундольского , прот. Д. В. Разумовского , прот. В. М. Металлова , С. В. Смоленского , в советское время эти традиции были продолжены Н. Ф. Финдейзеном , Т. Н. Ливановой, С. С. Скребковым, Г. В. Келдышем , Н. Д. Успенским . Новый этап в научном освоении П. п., связанный с именами Н. А. Герасимовой-Персидской и Протопопова, отличают подготовка к публикации большого корпуса муз. произведений выдающихся мастеров В. Титова , Н. П. Дилецкого , анонимных авторов, создание работ о жизни и творчестве авторов П. п. на основе новых архивных данных, монографическое исследование партесного концерта и т. п. П. п. до наст. времени сохранилось в рукописях (известны более 2,5 тыс. партий-поголосников, очень редко партитур). Крупнейшими архивными хранилищами являются Синодальное певческое и Епархиальное певческое собрания ОР ГИМ, Ф. 283 «Культовая музыка» в Российском национальном музее музыки (до сент. 2011 - ГЦММК, после сент. 2011 - Всероссийское музейное объединение музыкальной культуры им. М. И. Глинки), а также фонды РГАДА, НИОР РГБ, Отделов рукописей РНБ, БАН, Кабинета рукописей РИИИ, ГАТО, ГАЯО, НБУВ, НМЛ, собрания Нововалаамского мон-ря в Хейнявеси (Финляндия). Совокупность рукописных источников показывает широту распространения П. п. в России. Указатель населенных пунктов, церквей и монастырей России кон. XVII-XVIII в. (по материалам певческих рукописей) насчитывает более 150 позиций ( Плотникова. Русское партесное многоголосие. 2015. С. 251-258), области интенсивного распространения партесного стиля: Центральный, Северный и Северо-Западный регионы, также представлены Поволжье и Пермский край. Более 60 позиций занимает Центр. Россия: храмы и мон-ри Московской, Тверской, Калужской, Владимирской, Рязанской, Костромской, Ярославской, Ивановской областей. На Севере партесные рукописи создавались в Вологодской губ. (в Вологодском, Верховажском, Тотемском, Великоустюжском уездах, Кирилло-Белозерском мон-ре), Новгородской губ. (в Кирилловском, Белозерском, Череповецком уездах, в Устюженском мон-ре), Олонецкой губ. (в Вытегорском мон-ре), Архангельской губ. (Каргополь, Холмогоры, Сольвычегодск, Антониев Сийский и Соловецкий мон-ри). |
| Если сопоставить теперь проект обложения вотчин, составленный в 1601 году, с оброчником 60-х. годов XVI-ro века и другими мероприятиями конца того же столетия относившимися к тяглу крестьян, то не трудно будет, подметить, к чему склонилась сущность перемен, происходивших в нем во второй половине XVI века. Оброчник знал только две главных формы вытного оброка – хлебный и денежный. Столовые запасы и участие тяглых вытей в распашке монастырской пашни назначены здесь крестьянам в виде местных исключений, который, быть может, являлись остатком обычаев, действовавших при прежних вотчинниках. В последующее время общее количество сборов оброчных хлебом, положенным на тяглые выти, было понижено, но возросла общая сумма вытных оброчных денег, взимавшихся ежегодно в пользу монастыря, а раион сбора столовыми запасами значительно расширился (хотя соборный приговор 1593 года на практике и не получил, по видимому, точного применения). Писцы же 1601 года в основу раскладки крестьянского тягла положила не оброк, но распашку двух десятин (в монастырской пашне или пашне пустых вытей) на каждую тяглую выть. Прежний оброк хлебом был допущен только для крестьян, которые не могли быть снабжены соответствующими наделами. Размер же самого оброка для вытей отдельных вотчин был соразмеряем с двухдесятинною распашкою, так что в нескольких вотчинах (в Околомонастырье, на Волоку Словинском, в Букиной Слободке Белозерского уезда, в селе Троицком, в Рукиной Слободке Вологодского уезда, в селах: Кукобой. Кобаново и друг.) он был увеличен на 1 четверть ржи для каждой выти («непашенных» крестьян, т. е. не наделенных двумя десятинами монастырской распашки), а в селе Ильгощь эта надбавка достигала 4 четвертей ржи и одной четверти овса на выть. Но писцы 1601 года тем не менее не установили какой-либо определенной нормы для соответствующей замены двухдесятинной распашки оброчным хлебом. Поэтому выти «непашенных» крестьян разных местностей и после 1601 года давали неодинаковое число четвертей хлеба. Каждая тяглая выть «непашенных» крестьян в Околомонастырье должна была доставлять монастырю 3 1 / 4 четверти ржи, 4 четверти овса, осмину пшеницы и четверик ячменю; на Волоку Словинском – 5 четвертей ржи, 7 четвертой овса, 1 четверть ячменю и 3 четверика овсяного ядра: в Рукиной Слободке (Белозерского уезда) – 4 четверти и 3 четверика ржи, 5 четвертей и 2 четверика овса, 2 четверика пшеницы, 2 четверика ячменю и 6 четвериков овсяного ядра и т. п. В других вотчинах взималось меньшее число оброчных четвертой с выти 220 . |
| При игуменах преп. Кирилле, Христофоре и Трифоне приобретение земель шло в пределах Белозерского княжества по трем главным путям: на восток от монастыря – к Словинскому Волоку и по течению Порозобицы (к Кубенскому озеру), на северо-запад вверх по Шексне и южному берегу Белого озера и на юг вниз по Шексне и ее притоку Словянке с Уломою. Расширяясь постепенно из этих исходных пунктов по двум последним направлениям, монастырские владения в то же время усиленно подвигались на юг от Волокового пути, следуя течению реки Порозобицы, западному побережью Кубенского озера и системе рек Вологды и Маслены, проникнув в пределы Вологодского княжества. При игумене Кассиане и следующих здесь находилась почти половина всех приобретенных ими сел, пустошей, деревень и проч. Кроме Белозерской и Вологодской областей монастырские владения достигли еще Дмитрова, где было 11 деревень, полученных при игумене Трифоне, и двор в городе Дмитрове, полученный при игумене Кассиане. Предельный пункт монастырских земель в XV веке, (если выключить Дмитровские владения), на севере находился по берегам Белого озера (где были владения на Кивуйце, Усть-Куности и др.); отсюда западная пограничная черта спускалась по обоим берегам Шексны на юг до притока он Углы (а, быть может, и еще южнее). Южная черта владений направлялась по Маслене и Вологде, а восточная шла по западному берегу Кубенского озера и реке Порозобице к Белому озеру. Пределы этого треугольника обхватывали, таким образом, части княжеств Белозерского и Вологодского. В первой половине XVI века вершина этого треугольника отодвинулась на север по реке Кеме, впадающей в Белое озеро, затем к Каргополю, а одно владение дошло до реки Онеги. Южная же черта треугольника, изменившись в северо-восточную, приблизилась к московским пределам и прошла по следующим межевым пунктам: по реке Лосте (притоку Сухоны), нижней Сухоне, Пошехонью, Угличу до Дмитрова. На западе пограничная черта протянулась чрез верховья реки Мотомы (притока Ковжи, впадающей в Шексну) 44 . |
|
|
