| Михаиле, как святом (стр. 168). Статья Малышевского осталась, к сожалению, неоконченною, и вопрос, им постановленный, почти открытым. Его еще раз, по инициативе того же киевск. профессора, решал г. Калинников в своей статье, не отличающейся особенно научными достоинствами, – «Митрополиты и епископы при св. Владимире», и решил в духе и смысле церковного предания (Тр. Киевской духовн. академии, 1888 г., июль, стр. 522–541). 301 В Словаре дух. пис., изд. 1827 г., о м. Леонтие сказано, что он разделил всю Россию на 5 епархий (ч. II, стр. 7), а в Истор. княж. пск., вышедшей спустя 4 года после Словаря и Истории российской иерархии, замечено, что он «разделил ее сначала на 4, потом на 6 епархий» (ч. III., стр. 5). 302 Данный случай и случаи, немного выше приведенные, бесспорно указывают в Евгении ученого, не доверяющегося слепо различным историч. материалам и пособиям, а (хотя и не всегда) относящегося к ним критически и поправляющего одни другими. Заодно отметим здесь еще несколько страниц Оп. Киево-Соф. соб., где обнаруживается наш автор таковым же ученым: 61–2, 64–68, 71–3, 74 (примеч.), 75, 77–8, 81–3, 85, 91–2 (пр.), 95 (пр.) 96, 103–4, 105 (пр.), 108–9, 111–18, 128–9, 131–3, 136–7, 165–6, 170, 186–7 и 215. В этом же труде есть, наоборот, и такие места, которые показывают нам м. Евгения с другой стороны. Не отдавая предпочтения одному источнику пред другим, третьим и т. д., он сразу сообщает все разнообразные мнения или известия по одному и тому же вопросу, предоставлял разбираться в них самому читателю. См. стр. 58–9, 65–7, 69–76, 79–84, 87, 92 (пр.). 96, 98–9, 102–3, 107, 110, 113, 117, 123,128, 149, 151 (пр.), 166 и 190. 304 Характерно замечание, сделанное здесь митрополитом Евгением: «Палинедия с Коссовым полагают в сие время двух Кириллов одного за другим, и другого грека; а по каталогу Кульчинского оба россияне, и вторый с 1230 г., умерший в 1236 г.» Как видно, Евгений не цитирует свою «Историю киевской иерархии», не признает уже, как там, двух Кириллов – митрополитов, но и не говорит, кто был митрополитом с 1229 по 1136 г. 305 Отсюда понятна отчасти и та разница, какая заметна в порядке и числе митрополитов у Евгения и Голубинского, который, по указанию Палинодии, придерживался, между прочим, киево-софийских помянников и московских списков. Списки эти, известные Евгению, не были для него авторитетом, вероятно потому, что он предполагал их составленными при помощи тоже каких-нибудь помянников. – Кроме того, московский профессор свидетельства Никоновой летописи (и Степенной книги) касательно митрополитов, правдивые по мнению Евгения, считает не «совершенно надежными». (История русской церкви, т. 1, 1 пол., стр. 249). |
| XIX - нач. XX вв. по док-там ГА Новгородской обл.//Духовное, ист. и культурное наследие Кирилло-Белозерского мон-ря: К 600-летию основания. СПб., 1998. С. 188-195; Камкин А. В., Кубарева Е. В. О братии Кирилло-Белозерского мон-ря перед секуляризацией//Кириллов. 1998. Вып. 3. С. 93-100; Мазалецкая В. А. Надгробные памятники Кирилло-Белозерского мон-ря//Там же. С. 56-64; она же. Некрополь Кирилло-Белозерского мон-ря//Кирилло-Белозерский ист.-архит. и худож. музей-заповедник, 1924-2004 гг. М., 2004. С. 57-58; Опись строений и имущества Кирилло-Белозерского мон-ря 1601 г.: Коммент. изд./Сост.: З. В. Дмитриева, М. Н. Шаромазов. СПб., 1998; Сахаров И. В. Храм как родовая усыпальница: Захоронения князей Воротынских во Владимирской ц. Кирилло-Белозерского мон-ря//Духовное, ист. и культурное наследие Кирилло-Белозерского мон-ря. 1998. С. 228-257; Балаченкова А. П. Книжные инвентари Кирилло-Белозерского мон-ря XV-XVII вв.//Ферапонтовский сб. М., 1999. Вып. 5. С. 42-59; Шаромазов М. Н. Резные царские врата сер. XV в. из Кирилло-Белозерского мон-ря//Там же. С. 231-237; Кистерев С. Н. Рус. книги Константинополя и Афона в Москве, Твери и Новгороде в кон. XIV - 1-й трети XV в.//MOCXOBIA: Проблемы византийской и новогреческой филологии. М., 2001. Вып. 1: (К 60-летию Б. Л. Фонкича). С. 219-226; он же. Греч. интересы старцев Кирилло-Белозерского мон-ря во 2-й пол. XV - 1-й четв. XVI в.//Каптеревские чт. М., 2009. Вып. 7. С. 20-25; Поздеева И. В., Пушков В. П., Дадыкин А. В. Московский Печатный двор - факт и фактор рус. культуры: 1618-1652 гг. М., 2001; Шибаев М. А. Младшая редакция Софийской 1-й летописи и проблема реконструкции истории летописного текста XV в.//Опыты по источниковедению: Древнерус. книжность. СПб., 2001. Вып. 4. С. 340-385; он же. Принципы составления описей книг Кирилло-Белозерского мон-ря в кон. XV в.//Рус. история и культура: Статьи. Восп. Эссе: Сб. СПб., 2007. С. 41-51; он же. Кодикологические наблюдения над описью книг Кирилло-Белозерского мон-ря кон. XV в. в сб. |
| Заведомо несправедливо обвиняя нас в незнании тех книг Иосифовского издания, в которые внесено было учение о двуперстии, и перечисляя эти нам будто бы не известные книги, г. Субботин рассуждает по этому поводу: «Здесь важно именно то, что в видах распространения двуперстия ревнители его времен патриарха Иосифа вносят учение, или наставление о двуперстии в книги не церковного употребления, а назначенные для вероучительного и назидательного чтения людям грамотным (Кириллова книга и Книга о вере) 15 , и в книги, по которым юношество должно было учиться чтению и закону Божию (Учебная Псалтырь, Малый Катихизис). Это и способствовало тогда распространению двуперстия именно среди грамотников и в молодом поколении». «Почему же патриарх Иосиф, или, вернее, его советники, несомненные ревнители двуперстия, – спрашивает далее г. Субботин, – нашли нужным в свое время употреблять такие старания о распространении двуперстия? Если двуперстие, как утверждает г. Каптерев, было у нас не только с XV века, но и с самого крещения Руси общераспространенным, всеми признанным за единственно правильное перстосложение, то зачем понадобилось теперь преподавать о нем наставление народу, почти семь столетий и без того употреблявшему этот образ перстосложения? печатать эти наставления в книгах и распространять посредством этих книг? Ясно, что на деле было не так» (Н.А.Субботин. О перстосложении для крестного знамения (разбор статьи Каптерева)). Итак, наш критик предъявляет к нам такое возражение: почему учение о двуперстии внесено в полемические и учительные печатные книги в первый раз только при патриархе Иосифе, а не ранее? Ответ на этот недоуменный для нашего критика вопрос получается очень простой: учение о двуперстии в первый раз внесено в полемические и учительные книги Иосифовского издания потому, что самые книги подобного характера, исключая Большого Катихизиса, в первый раз стали печатать только при патриархе Иосифе, а ранее оно не было внесено в подобные печатные книги потому, что ранее подобных книг (исключая Большого Катихизиса) у нас совсем не печатали. |
| Каптерев считает редакцией «определенно выражающей» учение о двуперстии, как мы говорили это много раз: здесь именно повелевается из двух перстов один «средний великий перст, мало преклонити», как и доселе необходимо требуется у старообрядцев. Но ведь это редакция Феодоритова слова совершенно новая, первый раз встречаемая, и именно здесь – в предисловии Псалтирей и в Кирилловой книге, – редакция не соответствующая ни первоначальной и древнейшим редакциям Феодоритова Слова, в которых, как мы видели, ни один из пяти перстов не называется и которые вообще двуперстию не благоприятствуют, ни редакции Даниилова сборника, которая хотя и благоприятствует двуперстию, называя каждый из перстов, но о двух говорит ясно, что они «должны быть (оба) наклонены, а не простерты»; не соответствует наставление о двуперстии в этой новой редакции Феодоритова слова и учению Максима Грека , требующему, чтобы два перста были «протяжены», и определению Стоглавого Собора, требующему «мало нагнуть» не великосредний, а указательный перст. Ясно таким образом, что иосифовские ревнители двуперстия проповедуют в измененной ими редакции Феодоритова Слова свое особое двуперстие, какого не существовало прежде, начиная с 15 или по крайней мере с 16 века, когда появляются у нас свидетельства о двуперстии; ясно, что новое, дотоле не существовавшее двуперстие и было распространено при п. Иосифе через печатные издания Феодоритова Слова в новой совершенно редакции. Но вот что достойно удивления: сами изобретатели и распространители нового учения о двуперстии в новой редакции Феодоритова Слова не уверены в безусловной его правильности, мало того, – сами противоречат ему. Напечатав в 1644 г. на 202 л. Кирилловой книги свое новое наставление о двуперстии, повелевающее «средний великий перст мало преклонити», они в той же самой книге, через несколько страниц (л. 208), печатают слово Максима Грека , в котором говорится напротив о «протяжении» обоих перстов, «долгого и среднего». Спустя четыре года, в 1648 году, они печатают Книгу о вере, и здесь опять, в главе 9-й «о животворящем кресте», говорят не о «преклонении» великосреднего перста, согласно своей новой редакции Феодоритова Слова, а напротив о «протяжении двух перст, вышнего и среднего» (л. |
| Остановить духовное общение, пресечь постоянный прилив с Востока иных верований и обрядов сравнительно с римскою церковью было необходимо и, конечно, тем лицам, которые в связи только с католичеством могли рассчитывать на удержание своего высшего положения, только в сохранении единства с Римом надеялись поддержать господство римского меньшинства над массою славян. Но как остановить, как пресечь? Казалось, всего удобнее ухватиться за развившееся в римской церкви начало исключительного латинства в богослужении; к нему, действительно, как знаем уже мы, и обратились епископы далматские, при нераздельной помощи пап. Но привычка к понятному, родному языку в религии, любовь и уважение к памяти установителей славянского богослужения не замедлили обнаружить весь неуспех подобного средства: славянские книги продолжали оказывать свое действие и после 925 года, и после 1061. Кроме того, настоятельное упорство на этом средстве могло повести и к обратным последствиям: к положительному отделению от католичества и к соединению с православием , в котором единоземцы далматинцев находили полнейшую свободу для всестороннего пользования славянскими книгами. Но если нельзя было остановить славянскую литургию, если приходилось примириться с этою необходимостью, то оставалось одно – отделить как можно резче самою внешностью орган богослужения, т. е. книги славянские, и, сблизив последние с обрядами церкви латинской, отрезать таким образом общение с Востоком и прекратить этим переход оттуда всего, что несогласно с постановлениями Запада. Вот где побуждение если не к изобретению, то к применению специальной азбуки в славянском богослужении. Первые попытки такого применения могли начаться в первую пору преследования кирилловской письменности и сделаться особенно необходимыми после второго Сплитского собора. И как бы ни решала наука вопрос о происхождении глагольского письма, как бы ни были заманчивы и остроумны предположения ученых касательно местности первоначального ее появления и первого виновника его изобретения, но, в глазах непредубежденного исследователя судьбы славянской литургии в Далмации, должно остаться навсегда несомненным, что глаголица в ней только сменила кириллицу, сменила как латинское противоядие восточному православию, преследовавшемуся столь упорно в кирилловской письменности с конца IX по XII столетие в той же Далмации. Настаивать же на тожестве глаголицы с готскими письменами, отчисленными Александром II к изобретению ариан, может только до фанатизма пристрастный католик, усматривающий в этом тожестве новую ловушку в числе неразборчивых средств католической пропаганды. |
| В заключение, если сличить наставление поименованных книг относительно перстосложения друг с другом, с наставлением патр. Иова и с определением Стоглава, то нельзя не заметить несогласия между ними. В трех местах 31 гл. (стр. 132–134) Стоглав говорит согласно с печатными книгами, что следует совокупить большой перст да два нижних, в четвертом (стр. 134) – «три персты низу», т. е. нижних, а патр. Иов учит «три персты равны держати», но какие именно персты, не указывает. Феодоритово слово, приведенное в Стоглаве (стр. 136) и Большой Катехизис (л. 6) повелевают иметь два перста «наклонена, а не простерта», Книга о вере (л. 74) и Малый Катехизис (л. 16 об.) – «протягнути», п. Иов – один, неизвестно какой, согнуть, а Следованная и Учебная Псалтирь (предисл., л. 4) и Кириллова книга (л. 179–180) – «два перста вышний да средний великий в место сложити и простерти», но при этом «средний великий перст мало преклонити». Кроме того, в Стоглаве (стр. 135) о Мелетии сказано, что он «два (перста) совокупль, а три пригну», а в Псалтири (Учеб. Псал., л. 11) и Кирилловой книге (л. 183 об.): «два совокупль, и един пригну». Такие же противоречия замечаются и в толковании значения перстов. Следованная Псалтирь и др. поименованные книги, п. Иов и Стоглав (в конце 31 главы) говорят, что три перста означают Св. Троицу, а в средине 31 гл. Стоглава (стр. 134) сказано, что ими образуется «преклонь небеса, сниде нашего ради спасения». По Стоглаву (стр. 136) и Большому Катехизису (л. 6) два наклоненные перста образуют во Христе – вышний божество, а нижний – человечество, согбение же их – преклонение небес и снитие на землю; такое же толкование дается им в Псалтири (Учеб. Псал., лл. 4 и 6) и Кирилловой книге (л. 179–181), хотя положение перстов здесь несколько другое, именно: указательный простерт, а средний мало наконец; в наставлении Иова согбением одного перста повелевается образовать сошествие Сына Божия с небес, а стоящим перстом вознесение Господне; в Малом же Катехизисе (л. 16 об. – 17) и Книге о вере (л. 74) велено два перста протянуть во образ двух естеств, а толкования о преклонении небес и снитии на землю не дано. Наконец, Стоглав, патр. Иов, Следованная и Учебная Псалтирь и Кириллова книга заповедуют молиться двумя перстами, Большой Катехизис – тремя, а в Малом Катехизисе и Книге о вере перечислены все персты, но которыми из них креститься, ясно не указано. |
| Сейчас приведенное свидетельство находится в 6м знамении мнимой Кирилловой. Характер изложения его и всей книги дает мысль не об уничтожении Церкви, жертвенников и Жертвы, a о твердом и непоколебимом существовании Церкви со всеми ее Божественными учреждениями. Во всем 6м знамении Стефан Зизаний вооружается против опресночного хлеба, употребляемого западными еретиками в Тайне Евхаристии. Он доказывает, что не опресноки, а квасный хлеб должен быть употребляем в Тайне Причащения, мерзостью же запустения называет, вопервых, не уничтожение Жертвы Тела и Крови Христа, не неимение ее, как хочется нашим раскольникам, а отсутствие у еретиков в алтарях жертвенников 82 , вовторых, неприношение еретиками в алтарях «хлеба незлобиваго агньца пречистаго тела, и вина честныя крове Христовы» под видами квасного хлеба и вина, а вместо сего «токмо во олтари на месте священия мерзость запустения подобну трупу поставляют» 83 , «а опреснок знаменует мерзость запустения...» 84 . Папежников, западных еретиков называет жестоковыйными и уподобляет их жидам, потому что они, как жиды, «опресноки, мерзости египетския работы, и до сего дне жрут, ничего на жертву не закалают», чрез такие неправильные противозаконные действия в Евхаристии «строятся совершеную Христову жертву везде помрачити» и «антихристу предотечи суть и помощники» 85 . Стефан Зизаний считает невозможным спастись никому из православных христиан без Тела и Крови Христа. Он так об этом говорит: «Аще кто кровию Сына Божия прагов уст дому своего не помажет, душа его перьвородная в нем жива быти не может, якоже Сам Христос рече: аще кто не пиет крови Моея, живота не имать в себе» 86 . Взгляда о неотложном вкушении Тела и Крови Христа в деле спасения у Стефана Зизания не могло бы быть, если бы он проповедовал возможность падения Христовой Церкви и под мерзостью запустения разумел вселенское уничтожение Тела и Крови Христа. Составители мнимой Кирилловой имели в виду составить книгу не для показания возможного падения Христовой Церкви и вселенского запустения и уничтожения Жертвы Тела и Крови Христа, что хочется в ней усматривать нашим раскольникам, а книгу «богодухновеннаго учения любителем, хотящым с жиды и с теми еретики, и с римляны, и с люторы и с калвины о вере претися, что бы им окаянным высокоумным не мнетися, и нашея бы православныя христианския веры не охуждати» 87 . |
| Местные немцы никакого предания с крестом не связывают, чешские же крестьяне сообщают, что здесь был убит мечом какой-то офицер 217 . Рядом с этим крестом высокий, новый, на могиле какого-то военного человека. VII. Крест Кралёвский, стоит в дубраве у дороги между Новой Мельницей (Нови Млин) и Кралёвым. За его грубую форму прозван он у народа «камнем». Преданий с ним не связано 218 . VIII. Врановский крест. Лежит между Врановой и Граничками на дороге, разбит на два куска и куски эти, вверх отломом, воткнуты в землю. Преданий о нем нет 219 . На поверхности креста такие же ямочки, как на кресте Луковицком (наш V). IX. Стржелицкий (Стрелицкий) крест. У самой дороги из Стрелицы в Унчову. Считается, по преданию, Кирилло-мефодиевским 220 . X. (Рисунка нет). Дубицкий крест, плохой сохранности, служил тумбой. Высота 1 м 25 см. Преданий о нем нет 221 . XI. Свиседлицкий крест. На кресте выставлен 1542 год, надпись считается современной кресту. Преданий о нем много, но связанных с Кириллом и Мефодием нет 222 . XII. Бржезовские два креста, у дороги при ручье. Пользовались почитанием у людей, отправляющихся в путь. Считаются в числе кирилло-мефодиевских крестов 223 . XIII. Тржебицкий крест. Стоит на пути между Тржебицем и Подсудновым. На нем начерчен крест и 1622 год. Народ зовет его «бабой». XIV. Трнавский крест. На перекрестке трех дорог у деревни Пржибора, между Velkym Pemrvald’oм и Brusperk’oм. Вышина 96 см. По преданию, здесь был убит мужиками музыкант. Считается также кирилловским, древним. На нем кое-где ямки. XV. Стебеницкий крест у деревни Стебны. Предания о его происхождении нет. XVI. Мальмержицкий крест, в местечке Мальмержице (Albritz). По преданию, относится к древним, кирилловским. XVII. Дубровицкий крест, на дороге из Дубровицы в Палонику. На нем две даты 1171 и 1773 г. В первой, однако, вторая цифра (1) сомнительна, ибо камень представляет очень неровную поверхность, и может быть прочитана как 7, т. е. 1771 г. XVIII. Велико-Сеницкий (?) крест, около Оломоуца. Стоял прежде на холмике. |
| Теперь Филарет составил новую грамоту об извержении Софрония, с кратким изложением его деяний, и надеялся убедить Кирилла подписать ее. Кирилл действительно подписал и эту грамоту, и все составленные Филаретом письма, так что 1 марта этот последний, откланявшись его высокопреосвященству, мог отправиться к ожидавшим его спутникам в Яссы. Между тем Иоасаф успел съездить из Ясс в Тисский и Мануиловский монастыри к архимандритам Евфросину и Варсонофию, чтобы предложить им для подписи Кирилловы грамоты; оба подписали их беспрекословно. В Яссах подписался под ними соборный протопоп Георгий. Здесь же, на общем совете с ясскими гражданами, решено было напечатать Кирилловы грамоты для удобнейшего распространения их между старообрядцами, о чем немедленно дали знать и в Белую Криницу. Печатание шло, кажется, довольно медленно, а послам между тем следовало поспешать в Москву и на пути предстояло еще посетить некоторые места. Поэтому, не дожидаясъ окончания книги, Пафнутий и Филарет 1 апреля выехали из Ясс, оставив там Иоасафа наблюдать за дальнейшим ходом печатания. 11 Пафнутий и Филарет проехали сначала через Васлуй и Кагул в Измаил к Аркадию Васлуйскому, объяснили ему весь ход дела, за которым приезжали в Белую Криницу, и представили митрополичьи грамоты; Аркадий скрепил их своею подписью. От него переправились в Тульчу и оттуда в Славский скит к другому Аркадию, который, расспросивши обо всем и внимательно прочитав грамоты Кирилла, также подписался под ними. Из Славского скита они ездили в Журиловку к Некрасовскому голове Гончарову, который пригласил их служить в неделю ваий; с благословения Аркадия Пафнутий служил у него соборно. Из Журиловки чрез селение Серыкой возвратились они в Тульчу, где оба раза представлялись местному паше, который принимал Пафнутия с подобающим его званию почетом. Отсюда по Дунаю переправились в Бриилов, где в первый день Пасхи (19 апреля) отправили службу. 21 апреля снова сели на пароход и ехали Дунаем до места, откуда по железной дороге чрез Вену, Краков и Варшаву благополучно добрались до Петербурга. |
| С ней ночевала нанятая тогда Ариной Прохоровной прислужница. Та никак не могла ее успокоить и, чуть лишь стало светать, побежала за самой Ариной Прохоровной, уверив больную, что та знает, где ее муж и когда он воротится. Между тем и Арина Прохоровна находилась тоже в некоторой заботе: она уже узнала от своего мужа о ночном подвиге в Скворешниках. Он воротился домой часу уже в одиннадцатом ночи, в ужасном состоянии и виде; ломая руки, бросился ничком на кровать и всё повторял, сотрясаясь от конвульсивных рыданий: «Это не то, не то; это совсем не то!». Разумеется, кончил тем, что признался приступившей к нему Арине Прохоровне во всем — впрочем, только ей одной во всем доме. Та оставила его в постели, строго внушив, что «если хочет хныкать, то ревел бы в подушку, чтоб не слыхали, и что дурак он будет, если завтра покажет какой-нибудь вид». Она-таки призадумалась и тотчас же начала прибираться на всякий случай: лишние бумаги, книги, даже, может быть, прокламации, успела припрятать или истребить дотла. За всем тем рассудила, что собственно ей, ее сестре, тетке, студентке, а может быть, и вислоухому братцу бояться очень-то нечего. Когда к утру прибежала за ней сиделка, она пошла к Марье Игнатьевне не задумавшись. Ей, впрочем, ужасно хотелось поскорее проведать, верно ли то, что вчера испуганным и безумным шепотом, похожим на бред, сообщил ей супруг о расчетах Петра Степановича, в видах общей пользы, на Кириллова. Но пришла она к Марье Игнатьевне уже поздно: отправив служанку и оставшись одна, та не вытерпела, встала с постели и, накинув на себя что попало под руку из одежи, кажется очень что-то легкое и к сезону не подходящее, отправилась сама во флигель к Кириллову, соображая, что, может быть, он ей вернее всех сообщит о муже. Можно представить, как подействовало на родильницу то, что она там увидела. Замечательно, что она не прочла предсмертной записки Кириллова, лежавшей на столе, на виду, конечно в испуге проглядев ее вовсе. Она вбежала в свою светелку, схватила младенца и пошла с ним из дома по улице. |
|
|
