| Часть 4 На стене рядом с иконами были размещены портреты Александра I, Наполеона, Константина Леонтьева и, конечно же, Леона Блуа В этой комнате отец Киприан не только молился, работал и отдыхал, но и принимал гостей. Своих посетителей он угощал крепким турецким кофе, который приносил на маленьком круглом подносе в маленьких фарфоровых чашках без ручек. По шутливым уверениям отца Киприана, кофе для него готовил некий Порфирий — мифический слуга, никогда не существовавший в действительности Своеобразие характера отца Киприана, его эксцентричность и склонность к меланхолии во многом объясняются теми надломами, разлуками и утратами, которые суждено было ему переживать в течение всей его жизни и которые оставили неизгладимый след в его душе. Первой и главной такой утратой была потеря родины, надломившая и сокрушившая его: Многие не понимали, что перед ними был человек смертельно раненый — не каким–то одним обстоятельством — личной трагедией, несчастьем, — а самой жизнью… Прежде всего, отец Киприан был ранен революцией и эмигрантством. Он принадлежал к тому поколению, которое оставило Россию слишком молодым, чтобы просто… продолжать начатое дело в эмиграции, но и недостаточно молодым, чтобы приспособиться к Западу, почувствовать себя в нем дома… Сколько бы он ни говорил о своем западничестве или же византийстве, домом его была Россия — пушкинская, толстовская, бунинская, зайцевская Россия, — отсюда раздвоенность и бездомность всей его жизни, страстная любовь к прошлому, с годами все усиливавшееся неприятие «современности». Даже напускная, словесная «реакционность», сменившая в последние годы столь же напускной «либерализм» первых лет, были не «убеждениями», а лишь выявлением той же тоски по дому, так рано оставленному и с тем большей силой любимому Отец Киприан никогда не смог по–настоящему примириться с утратой родины: в течение всей своей жизни он носил в себе боль и тоску о России. Но в более поздние годы отцу Киприану было суждено пережить и другие утраты. Один за другим уходили из жизни те немногие представители эмигрантской интеллигенции и духовенства, с которыми его связывали многолетние узы дружбы. Каждую такую потерю он переживал глубоко и тяжело: |
| Профессор и пастырь, отец Киприан был еще и иноком; монашество, на наш взгляд, является главным стержнем многогранной личности его. Как не странным это представляется на первый взгляд, но именно эту сущностную черту личности архимандрита Киприана с трудом принимали и понимали даже самые ближайшие его друзья. «Монашеский путь, однако, с отсечением воли, удалением от стихии, всеми нами владеющей, ткущей земную ткань, путь собственно «ангельский», не труднейшим ли оказался для него?» – задаёт несколько риторический вопрос Б. Зайцев. Путь жизни подлинно христианской, православной, вообще есть «узкий и тесный путь». Тем более путь иноческого подвига, ибо монашество является своего рода «квинтэссенцией Православия». В непонимании ближайшими друзьями отца Киприана его иноческого призвания сказывается вообще недуг русской интеллигенции – своего рода «монахофобия»; недуг, заражавший и заражающий значительную часть этой интеллигенции. Сам отец Киприан в своей речи перед защитой докторской диссертации указывает на это: «У людей, далеких от святоотеческой традиции, создалось убеждение в мрачности аскетизма и монашества», приводя наиболее известные примеры Тареева, Розанова, Бердяева. Сталкиваясь с этим глухим непониманием и нежеланием понять высочайший духовный смысл иноческого подвига, он скорбно вопрошает: «Кто же, как не монахи, были авторами богослужебных книг, полных несказанной поэзии и любви к миру? Кто же, как не подвижники, составили чины венчания, крещения, освящения всей жизни? Кто же, как не пустынники и старцы, заботливо и любовно отмаливали мир и врачевали его гниющие язвы? Как можно говорить о противоречии аскезы и Евангелия? Как можно видеть в подвиге монашества что-то противное апостольскому благовестию свободы?» 4 Из всех современников, пожалуй, только митрополит Евлогий верно понял эту сущностную черту личности отца Киприана. В своих воспоминаниях 5 он, например, кратко характеризует его так: «Очень образованный, культурный человек, строгий монах» (с.413). В другом месте, описывая свои недоразумения с известной м. Марией (Скобцовой), он говорит: «Внутренний смысл монашества, его особенный, чисто церковный характер, так мне и не удалось ей разъяснить. Чтобы все же этой цели добиться, я выписал из Сербии ученого архимандрита Киприана (Керна) , строгого инока, и сделал его священником домовой церкви общежития на rue Lourmel. Но и о. Киприану не удалось внушить м. Марии правильное понимание монашеского пути – напротив, начался разлад, взаимное отчуждение, которое мне было очень трудно сглаживать. Бедные две монахини, Евдокия и Бландина, оказались между двух огней и, конечно, всеми силами души тяготели к подлинному, строгому монашеству, живым воплощением которого был архимандрит Киприан» (с.517). Сам истинный монах, избравший этот высочайший подвиг христианского служения не без внутренних борений и по воле Божией (благословение старца Амвросия Оптинского ), владыка Евлогий верно почувствовал в отце Киприане подлинного инока. |
| Киприан («Белград»). - Рабочие на заводах, шоферы такси, дактило [машинистки - фр.] в канцеляриях и домашняя прислуга из вчерашних офицеров, чиновников и просто господ, бар, помещиков, конечно, не могли найти удовлетворения в своей социальной сниженности. Отсюда и опускания, и пораженческие настроения, и отчаяние в эмигрантской жизни. Но мне лично удалось и подготовиться к своему служению, и найти применение своим знаниям. Педагогическую деятельность любил всегда (хотя никогда не выносил и не выношу самого выражения «педагогическая деятельность», как вызывающего какие-то «передовые» воспоминания) и к ней охотно готовился. А, поступив на место преподавателя, я эту службу нес не только не с отвращением и не из-под палки, а с очень большим удовлетворением и радостью. Меня увлекало не только самое преподавание предметов, каких бы мне не поручали, вплоть до пасхалии, но и подготовка к ним, углубление в изучении их. Давало большое удовлетворение и самое общение с молодыми семинаристами, будущими кандидатами священства. Может быть в этом проявлялось влияние Великого Аввы Антония, может быть и врожденный атавизм преподавателей-профессоров в третьем поколении и все окружение профессорско-книжного мира, в котором я вырос, а может быть и личное влечение к книжно-учебному делу. Я не только не тяготился идти на уроки, но находил в них большой интерес ». У о. Киприана, похоже, был большой педагогический талант, который он смог передать своим ученикам. Преподавание в провинциальной семинарии оказалось, судя по всему, важной подготовкой к преподаванию в Париже, в лучшем православном учебной заведении того времени. Интересно, что, когда летом 1925 г. о. Киприан окончил свое образование и подал документы для работы в Битоле, ему в первый раз предложили ехать в Париж. Это было по сути то же предложение из Богословского института, как и последующее, которое он примет более, чем через десять лет, в 1936 г. “ Мои друзья готовились к конференции студенческих кружков, - вспоминал потом о. Киприан, - собиравшейся в монастыре Хопово, с которым связана была вся наша жизнь в Белграде. |
| Если будете преподавать историю, то станете специалистом по Карлу Великому или по арианству; а если будете догматику читать, то только одним каким-нибудь вопросом займетесь и засохнете». Так, Керн остался на том этапе в Югословии и переехал в Париж через 11 лет (что ему «там место» - это Храповицкий понимал). Не в 26, а в 37 лет. За эти 11 лет Керн не только был пострижен и рукоположен, но и приобрел опыт работы в семинарии, жизни на Балканах не только в столице, но и в греко-славянском пограничье (об этом его «Леонтьевское»), а также в Иерусалиме. Париж от него не ушел, но там он оказался более «зрелым», как и советовал митр. Антоний. Интересно, что в Битоле мы видим Керна среди местных простых людей. Студентов, священнослужителей, горожан и «селяков». Сербов, греков, македонцев. Он открыто и с удовольствием с ними общается. Учит их языки. Он их любит! В отличие от арабов и евреев на Святой Земле, которых он, похоже, так и не полюбил. И в Битоле, и в Иерусалиме из православных народов ему больше остальных «нравятся» греки. Он видел в них наследников Византии. Хотя и в Югославии, и в Палестине это был достаточно провинциальный извод эллинизма. Более того, в этих регионах греческие общины оказались среди «проигравших». Может быть это и увеличивало симпатию к ним о. Киприана. Возможно, что грекофильство о. Киприана на Балканах и в Иерусалиме стало психологическим объяснением его понимания особой роли Вселенского патриархата. Он пишет, что наличие греческого населения в Македонии было дополнительным фактором в выборе именно Битольской семинарии: «Греки? Ну, значит, хорошо. К грекам с детства чувствовал слабость. А то, что от Битоля греческая граница всего в 17 километрах, так это и совсем отлично. Я уже почти чувствовал себя на Акрополе афинском или в Элевсине. Кроме всего прочего, мне чуть ли не с первых лет эмиграции все недоумевалось, почему бы нам, русской диаспоре, не быть под греческим, Константинопольским патриархом. Это, конечно, никак не могло иметь связи с Битолем, но все же входило в какой-то благозвучный моему сердцу аккорд». |
| Несомненно, «сила евхаристичности» самого отца Киприана была чрезвычайно велика. Божественную Литургию он считал «самым мощным средством пастырского служения». Он подчеркивал, что «ни молебны, ни панихиды, ни акафисты (к которым, кстати сказать, относились очень неодобрительно и митрополит Антоний, и приснопамятный митрополит Московский Филарет), не могут заменить собою святейшую службу Евхаристии» Именно в служении Евхаристии с наибольшей полнотой раскрывалось главное призвание отца Киприана — священнослужителя, теурга и тайносовершителя. Для архимандрита Киприана было характерно постоянное и неутолимое желание во всем достичь совершенства, приблизиться к идеалу христианской святости: «Как велика сила духа, — пишет он, — как чудотворна может и должна быть, и как мало мы ее знаем… Ничто… не может спасти этот гибнущий мир, кроме силы духа и святости. Одна из лучших вещей Lйon Bloy кончается этими словами: “Il n’y a qu’une tristesse, c’est de n’etre pas des saints” Этой тоской по святости, стремлением к совершенству и мукой от неспособности его достичь пронизана вся жизнь отца Киприана. Будучи одним из выдающихся духовников своего времени, отец Киприан оставил глубокий след в душах многих. Его запомнили как священника, обладавшего особым даром пастырского подхода к людям в таинстве исповеди. «Как исповедник он был очень милостив, — вспоминает Б. Зайцев. — Грешнику всегда сочувствовал, всегда был на его стороне. На исповеди говорил сам довольно много, всегда глубоко и с добротой. Иногда глаза его вдруг как бы расширялись, светились. Огромное очарование сияло в них: знак сильного душевного переживания» Считая необходимым иногда обратиться к кающемуся со словом увещания, отец Киприан, тем не менее, никогда не допускал превращения исповеди в беседу о тех или иных вопросах, не связанных напрямую с темой греха и покаяния. Не без доли сарказма писал отец Киприан о тех своих прихожанках, которые воспринимают исповедь как возможность пообщаться с батюшкой, а не как предстояние перед Богом в присутствии священника–свидетеля: |
| 708 Ульянов. Митрополит Киприан и тропарь Третьего часа. С. 99; Рубан. Об одной литургийной интерполяции. С. 112–113, 115. 710 С 1602. Л. 123 об., 177. Заметим, что первые славянские печатные Служебники, С 1508 (Тырговиште), С 1519 (Горожде) и С 1519 (Венеция) не приводят тропарь. 711 С 1655. С. 317–318. В дониконовских Служебниках эту фразу см. в: С 1602. Л. 123 об.; С 1652. Л. 159 об. На основании этой фразы (встречающейся в нескольких вариантах) и ее греческого оригинала: «τε δ μλλει ερες ποιεσθαι τν πικλησιν το γου Πνεματος [или: σφραγσαι τ για δρα]» проф. П. Мейендорф сделал вывод о том, что изначально тропарь Третьего часа читался по желанию священника (Meyendorff. Russia, Ritual, and Reform. P. 190). Однако эти вводные слова не дают оснований для подобного заключения. Выражение «τε δ μλλει ερες», встречающееся в «Уставе» свт. Филофея (ещё без последующего упоминания о тропаре Третьего часа; см. Τρεμπλας. Α τρες λειτουργαι Σ. 11) и в позднейших греческих рукописях (см. там же. С. 112), отнюдь не означает: «когда же хочет священник», но «когда будет священник [совершать призывание Св. Духа]», а это выражение не оставляет ему возможности этого не делать. Тот же смысл имеет и аналогичная славянская фраза, которая является переводом с греческого, как можно видеть, например, в параллельном издании «Устава» Филофея и соответствующей части Служебника митрополита Киприана (ГИМ. Син. 601/344), осуществлённом Н.Ф. Красносельцевым (Красносельцев. Материалы. С. 66–67). Выражение «егда же хощет (или: «въсхощет») священник» означает то же, что и начальное «Хотяй священник Божественное совершати тайнодействие» в «Чине священныя и Божественныя литургии» нашего Служебника: «Когда собирается [совершить]», но отнюдь не «если хочет». 712 Например, в Служебниках Международного издательского центра Православной литературы 1995 и 1997 гг. издания. 714 Πριος. πιστολμιαα διατριβ 160; Киприан (Керн). Евхаристия. С. 256; Рубан. Об одной литургийной интерполяции. С. 115. О.Г. Ульянов в вышеупомянутой статье «Митрополит Киприан и тропарь Третьего часа» связывает введение тропаря в эпиклезу с учением свт. Григория Паламы , сторонником и проповедником которого был патриарх Филофей Коккин. По Ульянову, тропарь Третьего часа был введён в анафору именно свт. Филофеем, а затем – на русской почве – митрополитом Киприаном (1376–1406) (Ульянов. Митрополит Киприан и тропарь Третьего часа. С. 100–101). При этом, однако, игнорируется тот факт, что этого тропаря нет ни в ранних списках «Устава Божественной литургии» свт. Филофея, ни в «Служебнике митрополита Киприана» (рук. ГИМ. Син. 601/344), ни в приписываемом митр. Киприану переводе «Устава» Филофея в рук. Vatican slav. 14 (см. Рубан. Там же. С. 112 и сн. 4). |
| Хотя многие верующие отдают предпочтение акафистам перед остальными молитвословиями из-за их простоты и понятности, все же в богословском плане содержание многих акафистов существенно уступает глубине и выразительности псалмов и древних церковных песнопений (стихир, канонов). Архимандрит Киприан (Керн) даже выступает с резкой критикой современных акафистов: «…все бесконечное количество особенно в России распространившихся акафистов есть не что иное, как убогое и бессодержательное старание перефразировать классический Акафист. Некоторые из них представляют [собой] просто перечисление географических и личных имен князей, святителей и преподобных с очень немногочисленными и малосодержательными похвалами или же, как в акафисте Страстям Христовым, просто униатским поклонением язвам, гвоздям и пр.» 71 . Однако, принимая во внимание ту привязанность к акафистам, которая присутствует у духовенства и верующего народа, можно рекомендовать их пение при служении молебнов 72 , то есть вне богослужений суточного круга, где акафисты совершенно не предусмотрены Уставом. Пожалуй, такое употребление акафистов будет единственно правильным, тогда как современная практика пения акафистов в конце вечерни или на утрене вместо кафисм все-таки является искусственным нововведением. Против пения акафиста на утрене решительно выступает и архимандрит Киприан (Керн) : «…замена акафистом кафисм Псалтири, как это – увы! – часто делается, является просто насилием над уставом, литургической безграмотностью и эстетическим безвкусием» 73 . §2.15. Самогласен, самоподобен, подобен Кроме того, что песнопение может быть пропето на один из 8 гласов, в границах каждого гласа в древности были свои особые мелодии для стихир, седальнов и других песнопений. Для указаний на это обстоятельство в богослужебных книгах используется следующая терминология. Самогласен – такое песнопение, которое само не пользуется чужими способами метрики или мелодии, заимствованными от других песнопений, но и другим не служит прототипом, образцом. |
| Суть же восточного метода состоит, наоборот, в поиске в низшем отражение высшего, в поиске понимания низшего как проводника высшего. Восточный метод основывается на том, что " самый этот чувственный мир является как бы зеркалом того, что находится сверх мира " (Св. Григорий Палама " Беседы " , т. 1, М.,1984, с. 58). Развивая эту мысль св. Григория архимандрит Киприан (Керн) пишет: " Видимый мир с его явлениями и с самим человеком, со структурой его психо- физического организма есть экран, на котором отпечатлены символы вечного бытия. Надо только уметь прочитывать эти символы... надо расшифровать таинственную криптограмму бытия, доступную для изощренного глаза духовного и совершенно закрытую для непросветленного чувственного зрения " (Архимандрит Киприан (Керн) " Антропология св. Григория Паламы. М., Паломник, 1996, с. 331-332). Святитель Феофан Затворник видит связь вещественного мира с миром духовным следующим образом: " мы должны сознать девятерную иерархию сил, во внутреннем нашем мире качествующих и действующих под прикрытием тела, этого грубого вещественно - стихийного состава, как и в природе девятерная иерарахия вещественных сил действует под видимым нами грубым составом нашей планеты и как в мире невидимом, духовном есть девять чинов Ангельских " (Еп. Феофан " Начертание христианского нравоучения " , М., 1825, с. 213). Критерием познания связи вещественного мира с миром духовным может быть видение (как результата познания) просвечивания духа сквозь материю - видение красоты твари. Стремясь найти объяснение низшего в высшем православие ищет объяснения человеческой истории и психологии в богословии, а биологии (биосферы) - в человеческой истории. Точно также физические процессы, например, на Земле должны получить в православии объяснение в жизнедеятельности биосферы. То есть в конечном итоге в центре православного естествознания стоит человек. Отсюда геоцентризм и антропоцентризм православного естествознания! Принцип историзма в православном естествознании Другим аспектом центрального места человека в православном естествознании является принцип историзма. Этот принцип означает, что знание человека о природе как современные (принимаемые западной наукой за наиболее достоверные), так и знания прошлых веков и тысячелетий рассматриваются в историческом аспекте их формирования по мере трансформации внутреннего мира человека. |
| 2. Евхаристическое богослужение по «Corpus Areopagiticum» («Eccles. hierar.», 3) Литургия оглашенных Каждение Иерарх, закончив священную молитву у божественного Жертвенника, начинает от него каждение и идет во всякое место храма. Затем описывается чтение св. Писания и удаление оглашенных, одержимых и кающихся. Литургия верных Остаются достойные зрения и причащения Божественных Тайн. Одни из литургисающих стоят, склонившись у врат святилища, а другие же совершают нечто иное по своему чину. Исповедуется всей церковью соборне Кафолическое Песнословие (т. е. Символ веры ). Предложение Избранные из священного чина вместе с иереями приносят на божественный жертвенник покрытый священный хлеб и чашу благословения. Иерарх совершает священную молитву. За этим следует, у псевдо-Дионисия, лобзание мира, чтение диптихов и умовение рук. Анафора Иерарх становится в середине божественного жертвенника (т.е. алтаря), окружают же его вместе с иерархами и избранные из священнослужителей. Иерарх возглашает священные молитвы (τς ερς θεουργας). Памятник подробно и со свойственной мистическим произведениям таинственной образностью выражений перечисляет те благодеяния, которые Господь даровал человеческому роду и за которые мы должны приносить Богу нашу благодарственную жертву, Евхаристию, a именно: восстановление падшего человека, просвещение его души, обновление естества и новое жительство, дарованное Христом. Дальше «Corpus Areopagiticum» добавляет: «Вот почему божественный иерарх, стоя перед святым жертвенником, прославляет упомянутые действия Божественного Промысла, которые Иисус, по благоволению Отца и во Святом Духе, произвел для спасения нашего рода. Когда иерарх их прославил и узрел благочестивым взором своих духовных очей, он приступает к символическому священнодействию, согласно преданному от Бога обычаю; поэтому после священных выражений Божественного Тайнодействия, он благоговейно и чинно, в объяснение своих действий, взывает ко Господу: «Ты рек: творите сие в Мое воспоминание». Затем он просит быть достойным подражателем этого священнодействия, уподобиться Христу в этом божественном таинстве и раздать Святые Дары тем, кто достодолжно приступит к причащению». Наконец, автор «Церковной иерархии» описывает раздробление Даров на части, причащение и благодарственные молитвы. Читать далее Источник: Евхаристия : (из чтений в Православном Богословском ин-те в Париже)/проф. архим. Киприан (Керн) ; [подгот. текста: А. А. Бородина и др.]. - Москва : Храм свв. Космы и Дамиана на Маросейке, 2006. - 335 с. ISBN 5-89825-005-0 Поделиться ссылкой на выделенное |
| 317 . Ищенко Д. С. Огласительные поучения Феодора Студита в Византии и у славян//ВВ. 1979. Т. 40. 318 . Йейтс Ф. А. Джордано Бруно и герметическая традиция/Пер. Г. Дашевского. М., 2000. 319 . Каждан А. П. Аграрные отношения в Византии XIII–XIV вв. М., 1952. 320 . Каждан А. П. Византийская культура (X–XII вв.). М.,1 1968; 2СПб.: Алетейя, 1997. (Византийская библиотека). 321 . Каждан А. П. «Корабль в бурном море». К вопросу о соотношении образной системы и исторических взглядов двух византийских писателей//Из истории культуры Средних веков и Возрождения. 322 . Каждан А. П. Смеялись ли византийцы?//Другие Средние века. К 75-летию А. Я. Гуревича. М.; СПб., 2000. 323 . Казачков Ю. А. Гомилия «In Annuntiationem Beatae Virgìnis» (BHG a 1128f): художественные особенности и проблема датировки. М., 1996. Машинопись. 324 . Калиновская В. Н. К изучению древнейших русских поучений и слов против пьянства//Древнерусская литература. Источниковедение. 325 . Кареев Д. В. «Бревиарий» Евтропия и проблема потерянной «Императорской истории»//Формы исторического сознания от поздней античности до эпохи Возрождения: (Исследования и тексты). Сборник научных трудов памяти К. Д. Авдеевой/Отв. ред. И. В. Кривушин. Иваново, 2000. 326 . Карпов С. П. Кризис середины XIV в.: недооцененный поворот?//Византия между Западом и Востоком. Опыт исторической характеристики/Отв. ред. акад. Г. Г. Литаврин. СПб.: Алетейя, 1999. (Византийская библиотека). 327 . Карпов С. П. Рец. на: Laiou-Thomadakis А. Е. The Byzantine Economy in the Mediterranean Trade System, Thirteenth – Fifteenth Centuries. – DOP. 1980/1981. Vol. 34/35. P. 177–222//ВВ. 1984. T. 45. 328 . Карсавин Л. П. Культура Средних веков. Киев, 1995. 329 . Карсавин Л. П. Основы средневековой религиозности в XII–XIII веках, преимущественно в Италии. Петроград, 1915. 330 . Киприан (Керн) , архим. Антропология св. Григория Паламы . М., 1996. 331 . Киприан (Керн) , архим. Духовные предки св. Григория Паламы : (Опыт мистической родословной)//Богословская мысль. Париж, 1942. |
|
|
