| Мученическую кончину Иустина древние единогласно относят ко времени правления Марка Аврелия вместе с Люцием Вером 385 . Св. Епифаний, согласно с древним сказанием о страдании св. Иустина, говорит, что он был судим префектом Рустиком 386 , а Иуний Рустик был префектом римским при Марке Аврелии и Люции; Вере, как это видно из одного указа, писанного обоими царственными братьями 387 , и из замечаниям, сделанного оратором Фемистием 388 . О годе смерти Иустина единственное свидетельство встречается в Александрийской хронике, в которой сказано, что Иустин скончался в 166 году по Рождестве Христове 389 . Древние писатели церковные всегда отзывались об Иустине с отличною похвалою. Тациан называл его мужем досточудным, Тертуллиан – мужем отличной святости и учёнейшим, св. Мефодий Патарский – мужем близким к апостолам и по времени, и по добродетели, Евсевий – искренним приверженцем истинного Не менее замечателен характер Иустина, как писателя. Круг учёных сведений его очень обширен. Он обнаруживает знакомство с произведениями греческих писателей, приводя много свидетельств из лучших писателей греческих, историков, поэтов и философов. Оп читал сочинения историков: Александра Полигнетора, Анния, Кастора, Диодора, Гелланика, Филохора, Полемона, Птоломея и Фаллуса, и приводит из них более или менее обширные места. Он ссылается и на поэтов: Гомера, Орфея, Софокла. Он читал и иудейских писателей Филона и Флавия, и приводит их в свидетельство. Он показывает обширное и точное знание греческих философов; учения лучших школ были ему известны, и он пользуется ими в своей защите христианства и в увещании к Грекам. Но всего более Иустин знаком с книгами Священного Писания ; в своих сочинениях он приводит множество мест Писания, особенно из Ветхого Завета. Итак, справедливо Фотий заметил о св. Иустине, что он «весьма сведущ в учении христианском и языческом, и что он муж многоучёный и богатый историческими познаниями» 390 . 22. Писания св. Иустина Евсевий, епископ Кесарийский, в своей истории говорит: «Иустин оставил нам много полезных памятников своего образованного ума и своей ревности к предметам божественным» 391 . Но большая часть сочинений св. Иустина не дошла до нас и известна только по имени. Таковы два философских сочинения, из коих одно относится к области метафизики, другое – психологии 392 . К числу утраченных принадлежат и некоторые апологетические и полемические сочинения, как-то: краткое разрешение возражений против благочестивой веры 393 , два сочинения, писанные против Эллинов, именно, – о единоначалии Божием, и слово к Эллинам, в котором Иустин, между прочим, рассуждал о природе демонов 394 , два сочинения против еретиков: одно против всех ересей, другое – против Маркиона. Евсевий и Фотий упоминают ещё о сочинении Иустина под названием Псалмопевец; может быть, оно относилось к христианскому Богослужению. |
| Вот и ты, если заботишься о себе, стремишься к спасению и полагаешься на Бога, то, как не вовсе чуждый этому, можешь, познав Христа Божия и став совершенным, насладиться счастьем” (гл. 8). Слова старца в рассказе Иустина нашли живой отклик в душе его собеседника. Слова Иустина, обращенные к Трифону, тоже вызывают бурную, но уже иную по своему характеру реакцию слушателей. Если в душе Иустина “вспыхнул огонь”, то спутники Трифона “стали смеяться”. Упомянутые мельком в начале диалога и заставляющие нас вспомнить о хоре поклонников софиста в платоновских диалогах, спутники Трифона выполняют смысловую функцию, близкую к функции старца. Подобно тому, как фигура старца как бы расщепляла надвое роль Иустина и позволяла автору показывать одновременно два “Иустиновских лица” — его прошлую приверженность к эллинству и его настоящее преклонение пред христианством, так и спутники расщепляли надвое роль Трифона: их неблагопристойное поведение разделяло Иустина и Трифона и как бы символизировало неприятие Трифоном христианства, а показанная в виде контраста вежливость его самого сглаживала этот разрыв. В итоге между персонажами сохранялось то отношение “разъединения (идейного) — соединения (личного)”, которое лежит в основе диалога. Вот как изображена реакция Трифона и его последователей на слова Иустина: “После того как я, возлюбленный, произнес это, люди, бывшие вместе с Трифоном, рассмеялись, сам же он, улыбнувшись, сказал: «Я принимаю кое-что из твоей речи и восхищаюсь твоим рвением к божественному, но лучше было бы тебе держаться платоновской или другой какой-либо философии чем обманываться лживыми словами и следовать людям никчемным Если хочешь меня послушать, — я ведь уже признал тебя своим другом, — то прежде всего прими обрезание, затем соблюдай положенное законом…»” (гл. 8). Эта сцена как бы ставит собеседников в равноправные позиции, противоположные по содержанию, но не враждебные. Оба признают неправоту партнера, и оба “протягивают ему руку”, стремясь перетянуть на свою сторону. |
| В Риме Иустин был два раза. Здесь он основал и свою школу 380 , и дом его был гостеприимно открыт для всех, кто хотел получить у него наставление в христианской религии (Acta Justini З 381 ). С противниками он смело вступал в публичные прения, как показывает его собственное сообщение о состязании с киником Крескентом (Apol. II, 3; cf. Tatian., Orat. ad Graecos 19). По–видимому, он имел обыкновение таких жалких философов, которые в угоду толпе всенародно обвиняли христиан в безбожии и нечестии, приводить в полное замешательство сократовским методом – посредством вопросов, наглядно показывая, что они не знают учения тех, на кого нападают. Этот Крескент, который, по мнению Иустина, не заслуживает того, чтобы называться философом, оказался злейшим врагом Иустина, и он [(Иустин)] выражает опасение, что сделается жертвой его происков (Apol. II, 3). О дальнейшей жизни Иустина мы не имеем верных сведений. Известно только, что свою веру во Христа он запечатлел мученическим подвигом. Хотя он не искал мученичества, но был вполне готов к нему; он неоднократно показывает, какое сильное впечатление производила на него благородная смерть из–за убеждений: он с восторгом говорит о смерти Сократа и других великих язычников как о решительном свидетельстве их невинности; твердость христиан перед пытками и смертью убеждает его в ложности возводимых на них грязных обвинений. И сам он призван был дать такое же свидетельство об истине христианства. Мученическую кончину его удостоверяют древнейшие писатели начиная с Иринея, которыми ему по преимуществу усвоено имя Мученика. До нас сохранились древние, написанные на греческом языке акты его мученичества, заключающие в себе несомненно достоверное известие, основанное, можно думать, на официальных протоколах судопроизводства над ним (Acta Justini). Евсевий на основании выражений Иустина (Apol. II, 3) и ученика его Татиана (Orat. ad Graecos 19) заключает, что Иустин был привлечен к суду по проискам киника Крескента (Chron. ad an. Abrah. 2168; Hist. eccl. IV, 16.7–9). Но ни слова Иустина и Татиана, ни «Акты» не говорят о Крескенте как ближайшем виновнике смерти Иустина, и потому нельзя определить степени и характера действительного участия несомненно враждебного Иустину Крескента в возбуждении процесса против христианского философа. Из «Актов» вообще нельзя заключать ни о ближайшем, ни об отдаленнейшем поводе к заключению Иустина в темницу. Это было во время вторичного пребывания его в Риме, когда он ревностно проповедовал христианство, сообщая христианскую истину всякому, кто приходил к нему. С шестью другими христианами (Харитоном, Харитом 382 , Эвелпистом, Иераксом, Пеоном и Либерианом) он предстал перед префектом города Юнием Рустиком. |
| Их зовут пророками Сочинения их целы и поныне. И в них читатель, поверив им, найдет много полезного и про начала, и про цель, и про те вещи, которые надо знать философу. Речи свои они ведь строили не с помощью доказательств, так как стояли выше всякого доказательства и были достоверными свидетелями истины...» (глл. 6, 7). Конец беседы со старцем показан как обращение Иустина в христианство: «сказав еще многое он ушел у меня же в душе внезапно вспыхнул огонь, и объяла меня любовь к пророкам и к тем людям, кои суть друга Христовы. Беседуя сам с собой о его речах, я нашел, что только тут и есть незыблемая и полезная философия. Вот по каким причинам и какой я философ...» (гл. 8). Ответив этими словами на вопрос Трифона «какова твоя философия?», Иустин снова входит в роль собеседника, противостоящего Трифону, и начинает вести себя по отношению к Трифону так, как вел себя старец по отношению к нему, Иустину. Речь старца заканчивалась призывом: «Молись прежде всего о том, чтобы открылись для тебя врата света, ибо не все могут увидеть и понять эти вещи, если Бог и Христос не дадут уразуметь их» (гл. 7). Рассказ Иустина о встрече со старцем завершался аналогичным призывом к Трифону: «Я хотел бы, чтобы все, исполнившись одинакового со мною духа, не отступали от слов Спасителя те, кто следуют им, получают сладчайшее успокоение. Вот и ты, если заботишься о себе, стремишься к спасению и полагаешься на Бога, то, как не вовсе чуждый этому, можешь, познав Христа Божия и став совершенным, насладиться счастьем» (гл. 8). Слова старца в рассказе Иустина нашли живой отклик в душе его собеседника. Слова Иустина, обращенные к Трифону, тоже вызывают бурную, но уже иную по своему характеру реакцию слушателей. Если в душе Иустина «вспыхнул огонь», то спутники Трифона «стали смеяться». Упомянутые мельком в начале диалога и заставляющие нас вспомнить о хоре поклонников софиста в платоновских диалогах, спутники Трифона выполняют смысловую функцию, близкую к функции старца. Подобно тому, как фигура старца как бы расщепляла надвое роль Иустина и позволяла автору показывать одновременно два «Иустиновских лица» – его прошлую приверженность к эллинству и его настоящее преклонение пред христианством, так и спутники расщепляли надвое роль Трифона: их неблагопристойное поведение разделяло Иустина и Трифона и как бы символизировало неприятие Трифоном христианства, а показанная в виде контраста вежливость его самого сглаживала этот разрыв. |
| В свободе человека, в его способности и силе делать добро ничего не изменилось по грехопадении, потому что не изменилось и его отношение к Богу. Эти отношения человека к Богу вытекают из того, что Бог есть Творец человека, который поэтому должен благодарить Его за Его благодеяния и исполнять Его закон; а отношения твари к Творцу остались, конечно, не изменными, – неизменна поэтому и способность человека исполнять волю Божию, потому что она основывается на силах, данных Творцом-Богом творению – человеку 225 . Но если и естественный человек обладает такими достаточными средствами для того, чтобы быть добрым и достигнуть вечного блаженства, то какая же нужда в Искупителе? – Энгельгардт учение Иустина о свободе и силах человека в естественном состоянии ставит в генетическую связь с учением Иустина о деле искупления, а так как из такого высокого мнения о естественном состоянии человека, какого держался Иустин, никоим образом непосредственно не вытекает необходимости спасения, как оно понимается в христианстве, то Энгельгардт думает, что Иустин совершенно не понимал христианского учения об искуплении. Преувеличенное учение о свободе помешало ему понять христианское учение о падении человека и искуплении, нужда в искуплении у Иустина является не обоснованною. А учение о свободе потому помешало Иустину понять христианское учение о падении и искуплении, что оно у него основывается на антропологии, развитой им в духе языческой философии. Иустин язычески понимал Божество, язычески понимал и природу человека: σπρματα το λγου – это у Иустина языческое 226 . Итак, все учение Иустина о природе человека и искуплении Энгельгардт понимает следующим образом. Для Иустина невозможна мысль о нравственном падении человека. Откуда же грех ? – Иустин имел дуалистический взгляд на природу человека. Самой природе человека присуща ρμ λογος или λογον πϑος. Но в свободе человек владел средством побеждать неразумные стремления своей природы. – Демоны внесли в человеческий род грех, неразумное начало возобладало над разумом и свободою, человек отпал от Бога и стал покланяться демонам. |
| Спрашивается: в дошедшем до нас разговоре св. Иустина должно ли видеть изложение действительно происходившей беседы его с Трифоном иудеем, или разговорная форма была произвольно избранной формой изложения мыслей о христианстве и отношении его к иудейству? Многие ученые (напр. Люмпер, Люке, Мёлер) утверждали первое; другие (Клерик, Дюпень) находили вероятнейшим последнее. Но Евсевий (Ц. Ист. IV, 18) свидетельствует о действительности беседы Иустина с Трифоном. В самом разговоре автор дает знать о своем намерении изложить беседу, которую вел он с иудеем (гл. 80). Принимая во внимание ревность св. Иустина к обращению заблудших на путь истины, о которой они сам свидетельствует (2 апол. 3), нельзя допустить, чтобы он не искал и не находили случаев для собеседования с иудеями в интересах христианской Веры. Один из таких случаев побудил Иустина письменно изложить разговор. Само собою разумеется, что настоящее сочинение не есть точная копия, буквальное воспроизведение происходившей беседы. — Что касается до Трифона иудея, об нем нет определенных сведений. Евсевий называет его знаменитейшим между тогдашними иудеями; но основанное на этом предположение, что Трифон одно и тоже лицо с известным раввином Тарфо, учителем или товарищем раввина Акибы, опровергается самым разговором, где Трифон неоднократно противополагается иудейским учителям (гл. 9, 38, 62). В начале разговора сам Трифон сообщает некоторые подробности о своем лице и обстоятельствах жизни. В последнюю войну, возгоревшуюся между иудеями и римлянами, он оставил свое отечество и поселился в Греции; жил много в Коринфе, где предался изучению философии гл. 1). Может быть, для той же цели Трифон прибыл и в Ефес, где, по свидетельству Евсевия, произошла встреча и беседа между ним и Иустином. Во время прогулки философская мантия Иустина обратила на себя внимание Трифона, который после первых слов взаимного приветствия показал, что он также интересуется философией. Иустин не скрыл своего удивления тому, что Трифон ищет у мудрецов языческих того, что гораздо полнее и совершеннее находится в священных книгах Моисея и пророков, и рассказывает, как он, прошедши философские системы, с любовью остановился на философии Платона, но чрез беседу с одним старцем узнал ее неудовлетворительность, и нашел успокоение во Христе и Его учении. Когда последнее объявление Иустина вызвало сожаление Трифона и даже легкомысленный смех его спутников, Иустин предпринял доказать истину и Божественность христианства (гл. 1 — 9). Так начинается разговор, который, после перерыва по случаю ночи, продолжался на другой день до самого вечера. |
| Ещё плодотворнее, чем миссионерская, была литературная деятельность Иустина. Он был первым из писателей, который перенёс малоазийские [христианские] традиции в Рим. Иустин первый здесь начал борьбу с гностиками, которые стекались со всего Востока в этот мировой город, делая его центром своей пропаганды. Он также энергично вёл защиту христианства против язычников и иудеев и стяжал славу выдающегося апологета. В Ефесе он держал разговор с Трифоном иудеем, который впоследствии записал в особом сочинении. В Риме он особенно часто вступал в состязания с [философом]-киником Крескентом, уличая его в распутстве (педерастии) и сребролюбии. Ревностная борьба Иустина с язычеством и такими лжефилософами, как Крескент, возбудила против него немало врагов. Сам Иустин во 2-й Апологии высказывал предчувствие, что кто-либо из них, может быть Крескент, постарается его погубить (2 Apol., 3, 3//PG. T. 6. Col. 448A; р. п.: C. 108). Действительно, свою жизнь Иустин увенчал мученичеством. Сохранились (у Симеона Метафраста ) краткие «Мученические акты» Иустина и ещё 6-ти христиан (Харитона, Харита, Евелписта, Иеракса, Пеона и Либериана). Эти акты несомненно подлинны, хотя некоторые учёные и сомневались в этом на том основании, что в них ничего не сообщается об участии Крескента в смерти св. Иустина, о чём говорят Татиан , Евсевий (Euseb. Hist. eccl. IV, 16//PG. T. 20. Col. 368A; р. п.: C. 172) и «Пасхальная хроника» 165 г. (Hieron. Chron. Pasch., 152//PL. T. 27. Col. 624; р. п.: C. 342); но неупоминание о Крескенте объясняется тем, что в актах изображается только конечная стадия судебного процесса, но не говорится о лицах, его возбудивших (то есть о доносчиках), а может быть Крескент тут не играл никакой роли, и свидетельство о виновности его в смерти св. Иустина является выводом из предчувствия, высказанного самим св. мучеником во 2-й Апологии. Из актов видно, что св. мученики были осуждены префектом Рима Рустиком, правившим в 163–167 гг. при Марке Аврелии. Обычно годом смерти св. Иустина считается 165 г. Б. Литературная деятельность св. Иустина по свидетельству церковных писателей и по данным рукописного предания |
| Такая ревностная деятельность Иустина в борьбе с врагами христианства стоила ему жизни. Он сам это предвидел и писал в своей 2-ой апологии: «… я ожидаю, что буду пойман в сети кем-нибудь из тех, о которых я упомянул (т. е. ложных философов) и повешен на дереве, даже может быть Кресцентом» (2 ап. гл. 3). Что Иустин засвидетельствовал свою веру во Христа мученической смертью , – в этом удостоверяют показания древнейших учителей (напр. почти современного апологету св. Иринея) и церковных историков, и самое имя мученика, данное ему христианской древностью 6 . Подробный рассказ о кончине Иустина содержат акты мученичества его, сохраненные Симеоном Метафрастом 7 . Эти акты ничего не упоминают о Кресценте, как виновнике смерти Иустина 8 , ни вообще о ближайшем или отдаленном поводе к заключению Иустина в темницу: они прямо вводят нас в Рим, куда Иустин прибыл во второй раз и где ревностно подвизался в проповеди истины, и представляют нам подвиг мученичества его и предшествовавший тому допрос. Здесь мы видим Иустина и с ним еще пять исповедников Веры (Харитона, Эвелписта, Иеракса, Пеона и Либериана) перед городским префектом Рустиком. Когда последний спросил Иустина об его убеждениях, то он отвечал: «… я пытался познакомиться со всеми системами философии, но, наконец, склонился к истинному учению христиан, хотя оно не пользуется одобрением людей, зараженных ложными мнениями». На вопрос о сущности христианского учения, Иустин в простых, но сильных словах выразил его. «Веруем во единого Бога, который есть из начала Творец и Зиждитель всего творения видимого и невидимого, – и в Господа Иисуса Христа Сына Божия, о Котором пророки предвозвестили, что Он придет к людям, как вестник спасения и учитель истины. Я, как человек, не могу говорить удовлетворительно о Его бесконечном божестве: для этого, признаюсь, нужна сила пророческая…» На вопрос префекта о том, где собираются христиане для богослужения, Иустин отвечал: «Где кто хочет и может; разве ты думаешь, что все мы собираемся только в одно место? Нет. Бог христиан не ограничивается каким-либо местом, но невидимый, Он наполняет небо и землю и повсюду принимает от верующих поклонение и славу. А я, – продолжал Иустин, – живу в доме некоего Мартина, близ Тимотинской бани; кто хотел приходить ко мне, тому я сообщал учение истины». «Так ты христианин?» – спросил префект. «Да, христианин», – был решительный ответ Иустина. |
| Более, повидимому, основательно Гарнак подвергает сомнению известие Евсевия, что св. Иустин погиб вследствие происков циника Кресцента. В 16-й гл. кн. „Церковной Истории» Евсевий в доказательство истинности своего известия ссылается на следующие слова Татиана: „А Кресцент, свивший себе гнездо в великом городе (Риме), больше всех заражен был преступной любовью к отрокам и вполне предавался сребролюбию. Он учил презирать смерть, а сам так боялся смерти, что ей, как великому злу, старался подвергнуть Иустина за то, что, проповедуя истину, он обличал философов, как сластолюбцев и обманщиков.» „Это-то и было причиной мученичества Иустина», добавляет от себя историк. Очевидно, что добавление это представляет слишком поспешный вывод: в цитате говорится только о стараниях цинического философа причинить св. Иустину смерть, но никак не о самой смерти апологета. Далее. О Кресценте, как о виновнике смерти св. Иустина, упоминается, по мнению Гарнака, только у тех писателей, которые заимствовали свои сведения у Евсевия. Но ни мученические акты св. Иустина и его сотоварищей, сохранившиеся в сборнике Симеона Метафраста 152 , ни св. Епифаний Кипрский , повесгвовавший о смерти св. Иустина независимо от Евсевия, ни мало не подтверждают известия нашего историка о смерти св. Иустина 153 . Но нужно сказать, что ни у св. Епифания, ни в мученических актах, собранных Симеоном Метафрастом , нет ничего противоречащего рассказу Евсевия о смерти апологета. Св. Епифаний говорит, что св. Иустин удостоился мученического венца в 30-ти летнем возрасте, когда префектом Рима был Рустик (Юний), а государем Адриан (sic) 154 . В мученических актах Симеона Метафраста пред нами раскрывается самый процесс суда над св. Иустином, произведенного префектом Юнием Рустиком, при Марке Аврелии 155 . Но кем св. Иустин был привлечен к суду или кто донес на него, – об этом мы не находим ни слова у св. Епифания, ни в мученических актах Симеон Метафраста . Только Евсевий раскрывает пред нами, так сказать, первый акт трагедии – распрю св. Иустина с Кресцентом и ее ближайшие последствия. |
| Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. 1 Ин. 3,15 Найден древнейший фрагмент сочинения св. Иустина Философа 14.11.2013 Профессор палеографии Оксфордского университета У. Хенри обнаружил и расшифровал фрагмент древнегреческой рукописи, в которой содержится отрывок из «Первой Апологии» известного раннехристианского автора св. Иустина Философа . Результаты исследования и фотокопию фрагмента ученый опубликовал в последнем номере сборника “Graeco-Roman Memoirs” 99 (P.Oxy 78), издаваемого Международным обществом египтологии. Отрывок из творений св. Иустина является частью одного из папирусов, найденных возле Оксиринха (греческое название древнеегипетского города Пемдже, близ современной Эль-Бахнасы, в 160 км к юго-западу от Каира). На рубеже XIX-XX вв. британскими археологами близ Оксиринха была обнаружена многочисленная группа рукописей на греческом и латинском языках, датируемых I – VI вв. по Р. Х. Среди них имеются рукописи не только на папирусах, но и на тонком пергаменте и даже на бумаге. До обнаружения и дешифровки фрагмента самый ранний текст этого места из «Первой Апологии» был известен только по т.н. Константинопольскому манускрипту A (Parisinus graecus 450), относящемуся к XIV в. Опубликованный же отрывок датируется проф. Хенри, как и весь Оксиринхский папирус 5129, частью которого является отрывок, IV в. На сегодняшний день это самый древний греческий текст из сочинений Иустина Философа. Более того, среди всех имеющихся копий, сделанных в период поздней античности и средневековья, данный фрагмент, является, по мнению исследователей, древнейшим из обнаруженных за последнюю тысячу лет из текстов св. Иустина. Рукопись написана на пергаменте очень изящным почерком. На фрагменте рукописи сохранилось только 6 строк, содержащих незаконченные части предложений. Хенри предлагает такую реконструкцию текста: «...пророчества, в которых [обо всех этих вещах] было предсказано, – и когда они осуществились, то они (апостолы) в них уверовали и [приняли] силу...» (Первая Апология, 50.12); «...[праведник], который благодетельно [послужил многим]. И он [сам] будет [брать на себя] твои грехи. Согласно с этим, он…» (Первая Апология, 51.4-5) На сегодняшний день имеется несколько вариантов прочтения этих фрагментов, и приведенные выше версии добавляют еще ряд ценных для текстологии свидетельств. Так, например, отсутствие в найденном тексте слова entuchein (греч. – «помолиться, попросить») εντυχειν в 50.12; или, наличие местоимения umn (греч. – «ваш») υμων вместо mn (греч. –) ημων в 51.4), что несоменно имеет немалое значение для дальнейшего исследования «Первой Апологии» св. Иустина Философа. Седмица.Ru / Древо-инфо.Ru Редакция текста от: 14.11.2013 17:14:54 |
|
|
