| Иван Павлович приглашал поляков разорвать союз с татарами и заключить с Москвой; доказывал невыгоды и непрочность дружбы с неверными, изъявлял готовность отступиться от Украины и выдать всех казаков, которые находятся в московском войске. Ему отвечали: – Пусть бояре вышлют на переговоры комиссаров, а мы вышлем своих. С московской стороны выбраны были комиссарами князь Щербатов, князь Козловский и думный дворянин Иван Павлович Акинфиев. С польской – воевода бельский князь Димитрий Вишневецкий, воевода черниговский Беневский, подкоморий киевский Немирич и стольник сандомирский Шомовский. От татар двое мурз. Несколько дней, однако, прошло в переговорах. 29 октября съехались комиссары и разъехались. Такая же неудачная сходка последовала 30 октября. Татары не хотели, как будто, вовсе мириться с Москвой. Московским людям блеснула надежда. Пришло известие, что Борятинский с войском, находящимся в Киеве, выступил на выручку Шереметева. Скоро, однако, надежда эта исчезла. Борятинский дошёл до Брусилова; жители не пустили его и встретили выстрелами, а поляки в пору узнали о Борятинском и послали против него отряд, которому, однако, не пришлось биться с Борятинским. Последний воротился в Киев. Впрочем, у Борятинского было так мало войска, что он не мог выручить осаждённых. Шереметеву не было исхода: приходилось согласиться на то, что оставляет победитель. Когда сходились комиссары, польские обращались с московскими высокомерно. Из московских комиссаров князь Щербатов говорил очень униженно: – «Мы просим вас оказать по-христиански милосердие, ради Христа». Козловский не принял участия в этой просьбе. Он молчал с суровым лицом, и не боялся раздражать победителей своей благородной выдержкой. Беневский говорил им нравоучения в таком тоне: – Видите, ваши милости, как Бог карает несправедливую войну и вероломно нарушенный договор. Благодарите Бога, что напали на такой великодушный народ, – как мы, поляки. Другие вам не простили бы этого. Московские комиссары спросили: на каких условиях может быть освобождено московское войско из осады? Беневский сказал: |
| Иеромонахи и монахи Козловского онастыря сами решились увеличить свои молитвенные подвиги. Они сочли нужным как для Священнослужения, так и другие для душевного спасения установить ежедневное чтение на повечерии правила, на котором бы по приличию читаны были Акафисты дня, а молитвы на сон, грядущий читать после ужина, не выходя из трапезной, и просили на это утверждения у Преосвященного Тамбовского Феофила. Преосвященный Феофил с душевным удовольствием утверждая это доброе намерение, написал в резолюции: «Сколь приятно слушать, что Братия сама себя игу благого и богоугодного порабощения подвергает, и, не требуя прибавить себе оброка телесного, делает прибавку доброхотную оброка душевного. Да утвердит их Божественная Благодать, и да утешит в сих святых подвигах. Сие соделывает обители славу от входящих в оную светских людей, Настоятелю честь и похвалу, яко начальнику наставляещему стадо свое на сию спасительную стезю, доброхотов же побудить непременно к большему благотворению. Консистории неоставить Отцу Игемену объявить от нас благодарную признательность, да и Братии написать похвалу к поощрению в их намерении. Мы всеусердно благословляем быть этому в обители». В октябре 1793 г. Игумен предписал для назидания Братии, и приходящих богомольцев читать проповеди ежедневно на всех службах, кроме вечерни. В декабре 1794 г. получен указ для предотвращения беспорядка в Братии не давать никому на руки денег, и всем предписать общее житие, кроме настоятеля; нужды Братии удовлетворять из монастырских доходов. Скоро появился новый случай для Варлаама изложить подробные правила монастырского порядка. Братия очень часто была недовольна казначеями и постоянно приходила с просьбами о смене одного и утверждении другого. 19 сентября 1795 г. Варлаам соглашаясь на избрание нового казначея, Серафима, и обязав его под присягой поступать с Братией снисходительно, вместе с тем предписывал и инокам: «Как он (Казначей) во всем по желанию вашему учинил, то и вы также взаимно ему во всяких монастырских и братских случаях и нуждах всемерно помогать потщитесь по монашескому обещанию усердно, которое вы пред Богом и Его Ангелами и пред человеки без всякого принуждения в том обеты давали, друг другу взаимно общими вашими силами и усердием ко обители святой ревностно, яко любезные чада сынове оной потщитесь стараться и последуйте в ревности пчеле и муравью, как они споспешеством трудятся, не имеют над собой ни понуждающего, ни повелевающего. |
| Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее. Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея: «Ваш сын, — писал он, — надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного». В штабе Кутузова, между товарищами-сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно-противоположные репутации. Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем-то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись. Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу, дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна. — Ну, что, князь? — спросил Козловский. — Приказано составить записку, почему нейдем вперед. — А почему? Князь Андрей пожал плечами. — Нет известия от Мака? — спросил Козловский. — Нет. — Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие. — Вероятно, — сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии-Терезии на шее. |
| Самым наглядным подтверждением нашей мысли может служить гражданское положение духовенства при Петре I во время всеобщих реформ в государстве. Непрочность его прав на свободу от платежей обнаружилась тотчас же, как только началось напряжение материальных сил страны по случаю войн. Духовенство наряду с податными классами привлечено было к отправлению повинностей и платежей за владение землей. Мало этого, явились новые налоги: так называемый банный оброк, сборы с мельниц, рыбных ловель и пчельников. Начавшиеся войны кроме материальных издержек потребовали усиленных наборов для пополнения войска. Духовенство не избежало участи податных классов. Начались наборы поповичей и церковников в военную службу; для священнослужителей вместо государственной службы в 1707 г. установлена была подать на войско драгунскими лошадьми. По просьбе самого духовенства подать эта заменена была потом денежным сбором (с священнослужителей за каждый городской двор прихода по 2 алт. 3 деньги, а за уездный по 10 ден.). Таким образом, дети духовенства и церковники обязаны были лично отправлять воинскую повинность, а сами священнослужители взамен этого привлечены были к материальной службе государству. Ревнуя об увеличении материальных сил страны, не делая исключения в сборе податей и отправлении повинностей даже для класса самих священнослужителей, правительство обратило внимание и на тех из детей духовных и церковников, которые оказались почему либо негодными к военной службе. На них наложен был особый сбор под именем церковнического или козловского оклада. Вследствие неоднократных и настойчивых ходатайств Св. Синода указанные сборы были сложены с духовенства только в конце 1724 года. Кроме отправления военной повинности, уплаты драгунского и козловского сборов духовенство в 1711 году привлечено было к отправлению адмиралтейской повинности. Рядом с привилегированным положением духовенства как то плохо мирились все эти налоги и повинности. Правда правительство открыто не считало его податным сословием, но фактически чрез привлечение к общегосударственным повинностям оно, очевидно, приравнивалось к податным сословиям. |
| Насильно отвел глаза в другую сторону и увидел Софью. Она разговаривала с князем Трубецким. Для нее одной пришел сюда Голицын, но как будто испугался, – спрятался от нее за колонну, и по тому, как забилось у него сердце, как не хотел давеча говорить с Трубецким о Тайном Обществе, – вдруг понял, что все еще не исполнил советов мудреца Чаадаева – не заменил любви к женщине любовью к отечеству. – Принимая вещи даже в самой строгой сцептике, должно, полагаю, согласиться, что в России не может быть хуже того, что есть, – заговорил князь Козловский, отвечая Вяземскому, в постепенно расширяющемся круге собеседников. Козловский, бывший посланник в Сардинии, «за неосновательность поступков» от службы уволенный, был полуполяк, тайный католик и, по слухам, даже иезуит, но в то же время человек вольного образа мыслей в политике. Наружностью не то Бурбон, не то Фальстаф. Дородства не меньшего, чем дедушка Крылов, но живой, бойкий, подвижный. Когда говорил о политике, не только лицо его, но и вся тюленья туша трепетала, как будто искрилась умом. В такие минуты влюблялись в него даже молоденькие женщины. – Освободили Европу, Россию возвеличили! С нами Бог! А у князя Меттерниха на посылках бегаем. Каланчой пожарной сделалась российская политика: стережем, не загорится ли где, и скачем, высуня язык, по всей Европе, с конгресса на конгресс, заливая чужие пожары собственной кровью. Революция здесь, революция там. Уж не ошиблись ли народы, низложив Бонапарта? Вместо одного великого тирана – сотни маленьких. Льва свалили и достались волкам на добычу… – Зато, говорят, правление нынче законное, – поддразнил его Вяземский. – Законное? Где? Видели, князь, на Литейном вывеску: Комиссия составления законов? Буква «с» выпала: Комиссия …оставления законов. Не вернее ли так? Не пора ли оставить законы? К чему они, когда скрижали их о первый камень самовластья разбиваются?.. Ударил жирным кулаком по жирной ладони с демократической яростью. Фальстаф превратился в Мирабо. А дамы слушали с такой же приятностью, как давеча Виельгорского: второй концерт не хуже первого. |
| Отреагировали на выступление отца Нектария и либералы. Ведущее российское бизнес-издание «Коммерсант» отметилось небольшой заметкой «Зачислен в сатанисты» Михаила Серафимова. «Фильм еще не закончен, но страсти вокруг него уже закипают, и первыми возмутились представители РПЦ», - пишет журналист. Серафимов признаёт, что «сюжет фильма, который снимает Козловский, безусловно, лукавый - очередная попытка объяснить революцию вмешательством чуждых, на этот раз потусторонних сил». Но тут же даёт совершенно извращённое толкование высказыванию архимандрита Нектария (Головкина) в интервью РНЛ: «Если бы священнослужитель возмутился тем, что вместо реальной трагической истории 1917 года нам опять предлагают отчаянную фантастику, звучало бы по крайне мере резонно. Но архимандрит возмущен другим - самим прикосновением к " славному прошлому " , а такое сумеречное запретительство выглядит просто нелепо. Козловский пытается - пусть и в жанре альтернативной истории - задуматься над причинами революции, а служитель Церкви требует " ничего не трогать " , потому что любая попытка - это " богохульство " ». Странно. Либо господин Серафимов прочитал текст наискосок и не уяснил суть высказываний отца Нектария, либо, что всего вероятнее, сознательно искажает мысли архимандрита, доводя их до абсурда. Журналист обвиняет пастыря в «сумеречном запретительстве», - якобы священник возмущается «самим прикосновением к " славному прошлому " ». Но отец Нектарий ничего подобного не говорил! Зачем Серафимов приписывает священнику свои вздорные мысли, с которыми сам же и полемизирует? Впрочем, авторам либеральных изданий свойственен этот шизофренический прием - вкладывать в уста оппонента всякий вздор, чтобы затем его победоносно опровергать. Серафимов пишет, что «служитель Церкви требует " ничего не трогать " , потому что любая попытка - это " богохульство " ». Опять же, ничего подобного в тексте комментария отца Нектария обнаружить невозможно. Говоря о снимающемся фильме «Карамора», священник справедливо отметил, что «налицо богоборческое, богохульное и русофобское отношение к нашему славному прошлому». Пастырь призвал «использовать правовые механизмы для пресечения на корню попыток клеветы и богохульства». Из этих коротких, ясных фраз видно, что священник не считает богохульством любое обращение искусства к истории. Зачем же автор, позиционирующего себя респектабельным изданием, газеты «Коммерсант» передергивает смыслы? |
| Со временем я почувствовал необходимость вывезти хор за рубеж — надо было познакомить западную публику с нашим пением. Но сделать это в те годы было нелегко. Я разговаривал с синодалами — безрезультатно. Все говорили, что никто не пропустит. Мы тогда уже вывозили выставки, но я понимал, что одни молчаливые картины или фотографии впечатления не производят. Наконец, пошел к Куроедову. «Вот — говорю, — Владимир Алексеевич, выставка 150 квадратных метров, а что мне делать с двумя экскурсоводами?» — «А что, мало? Ну, так возьмите больше» — «Больше… но сколько можно?» — «А сколько нужно?» — «Да вот, двадцать два человека…» — «Ну и берите!» — «Да, но ведь вы знаете, как, русские люди, как выпьют, запоют…» — «Ну и пусть поют!» Когда же в газетах появилось сообщение, что в Нюрнберге произвел фурор хор, приехавший с архиепископом Питиримом, все заахали «Что? Как? Какой хор?» Но дело было уже сделано. В тот, первый наш выезд в Германию я очень волновался и по другому поводу: Германия — очень музыкальная страна. Там есть такие коллективы — просто обычные работающие люди. Днем он, скажем, слесарь-сборщик. А вечером они собираются в клуб и играют классический репертуар на различных музыкальных инструментах: струнных, духовых. В домах у них везде фортепиано. Я думал, что будет очень трудно нам получить признание. Но меня успокоили, сказав, что наш репертуар и по содержанию, и по исполнению, намного превосходит этот общий фон. Действительно, когда состоялся первый концерт, успех был сенсационным. Мы проехали более тридцати городов Германии с фотовыставкой и с концертным сопровождением. Ведь наша церковная музыка несет в себе все богатство и древних распевов, и классики со времен Возрождения. Постоянным прихожанином Брюсовского храма был Иван Семенович Козловский. Правда, рассказы о том, что он пел там в хоре — всего лишь легенда. Иван Семенович был человеком мужественным, но осторожным и в церкви все-таки не пел . У него было место в глубине левого клироса, он приходил и стоял там всю службу. Козловский ходил в пальто и галошах даже летом, а после каждого концерта «остывал» не меньше часа. |
| В другой раз преосв. Макарий лично от себя дал Тамбовской духовной консистории такое предложение: «пересматривая послужные списки священников, занимающих места в селениях, в которых есть сектанты, я увидел, что многие из этих священников вовсе никого не присоединяют к православию и что некоторые из них окончили курс семинарии даже по третьему разряду, а большая часть по второму. Кроме того, между ними есть такие, которые не пользуются хорошими отзывами прихожан и начальства, и такие, которые ведут нетрезвую и укоризненную жизнь, вообще же не совмещают в себе тех качеств, какие требуются указами Св. Синода от священников сектантских селений. Вследствие этого предлагаю консистории выслать переместительные виды священникам селений»... (дальше идет перечень 15 приходов и их священников). В силу этого предложения преосв. Макария, многие священники, действительно, были перемещены консисторией из приходов, зараженных молоканством, в другие приходы. Некоторые из перемещенных священников просили преосв. Макария оставить их на прежних местах. Но все такие просьбы оставлялись им без удовлетворения, за исключением прошений немногих священников, за которых ходатайствовали или прихожане, или кто-либо из видных владельцев Тамбовской губернии 755 . Подвергая взысканиям не энергичных или совсем неспособных священников, преосв. Макарий, напротив, старался награждать и всячески поощрять тех из них, которые усердно трудились на поприще миссионерского служения. 14 декабря 1857 года преосв. Макарий доносил, между прочим, Св. Синоду, что в некоторых селениях Тамбовского и Козловского уездов священники получают оклады за обращение молокан, между тем в этих селениях молокан остается очень мало: а в пригородной Казацкой слободе Шацкого уезда считается 35 мотокан и в с. Новом Горигове – 27, между тем как священника этих сел не получают окладов. Поэтому, назначив в эти последние селения, по причине усиления в них молоканства, более благонадежных священников из окончивших курс семинарии по первому разряду, он признал необходимым, отчислив из вспомогательных окладов от священников Тамбовского уезда, 2 оклада по с. Уварову Борисоглебского уезда и 1 по с. Трескину Кирсановского уезда, перевести эти оклады в поощрение к успешнейшему действованию в деле обращения молокан на священников с.с. Оструховки, Борщевки и Красногородской Слободы Тамбовского уезда, Казачей Слободы Шацкого уезда, Нового Горатова Козловского уезда и Вяжли Кирсановского уезда (при этом была приложена и ведомость вспомогательных окладов, предназначенных священникам Тамбовской епархии за труды по обращению молокан) 756 . |
| Не стучите молотком по пианино Беседа с профессором психиатрии Г.В. Козловской Переходный возраст всегда был не из легких. Но в последнее время его трудности заметно усугубились. Нередко приходится видеть и слышать такое, что просто диву даешься. Не знаешь, как это понимать, как реагировать. Лично для меня многое прояснилось только после беседы с известным детским психиатром, доктором медицинских наук, профессором Галиной Вячеславовной Козловской, заведующей отделом НИИ охраны психического здоровья РАМН . – Галина Вячеславовна, как бы вы охарактеризовали подростковый возраст? – О подростковом возрасте говорят много, но, по сути, мы про него мало что знаем. Это, конечно, замечательный период жизни, когда ребенок превращается в юношу или в девушку. Детская несостоятельность, несерьезность, беспомощность начинают проходить; появляется ощущение, что ты уже многое можешь сам. Но еще сохраняются детская непосредственность, мечтательность, чистота помыслов и целей. Такое удивительное сочетание детскости и взрослости не присуще никакому другому возрасту. Это период влюбленности, романтических грез, поэтического восприятия жизни. Период, когда мальчики и девочки начинают задумываться над тем, что они собой представляют и как их воспринимают окружающие. Особенно сверстники противоположного пола. Для подростков характерны, с одной стороны, смущение, повышенная стеснительность, с другой стороны, переоценка себя, бунтарство, импульсивность, жажда подвигов. В душе подростка могут уживаться самые противоречивые чувства, порывы, желания. Как в котле, бурлят эмоции, перевариваются самые разные впечатления, взгляды. В переходном возрасте уже нередко бывают видны предпосылки будущей профессиональной деятельности, проявляются какие-то особые способности и таланты, открываются возможности достижения успехов в спорте, в различных видах творчества. Часто встает вопрос и о начале трудовой деятельности. Как видим, этот период очень важен в становлении личности человека. И он же одновременно очень труден и уязвим. В этот период происходит большая перестройка обмена веществ, по-другому начинает работать эндокринная и другие системы организма. В том числе и нервно-психическая сфера. Не всегда они находятся в балансе друг с другом, очень легко возникает диссоциация, разбалансировка тех или иных систем и органов. Все старые узкие места, все болезненные состояния снова дают о себе знать. Причем аукаются не только различные физические недомогания: перенесенные в детстве болезни, травмы головы и тому подобное. В подростковом возрасте ярко проявляются последствия неверно прожитых первых лет жизни, неправильно сформировавшихся детско-родительских отношений, педагогической запущенности, недостатка ласки и внимания со стороны родителей. Все эти факторы, к сожалению, дестабилизируют состояние ребенка, вызывают у него социальную и психическую декомпенсацию. |
| Я упомянул о швейцаре Козловском, чуть ли не лет сорок-пятьдесят пребывавшем у парадного университетского крыльца. Козловский заведовал нашею почтовою и товарищескою корреспонденцией) (по передаче между студентами записок, книг, лекций), но не вывешивал наши объявления, бывшие в мое время вне всякой цензуры. В конторке у Козловского бывали всякие воззвания по нашим делам, по студенческому банку, по студенческим факультетским библиотекам, по протестам кого-либо против чего-либо и проч. В марте (кажется, 19-го) ежегодно по случаю именин Козловского (он был католиком, и его, кажется, звали Иосифом) всегда появлялся лист с заглавием: «Господа студенты приглашаются к товарищеской складчине швейцару Козловскому на известную потребность». На этом листе в один-два дня появлялась масса подписей с самыми разнообразными по сумме пожертвованиями, делавшимися нами очень охотно, так как 20–30 копеек у него всегда (но только в уплату им извозчикам) можно было достать. Удовлетворивши свою «потребность», что бывало, конечно, и в дни кроме именин, Козловский делался чрезвычайно разговорчивым и охотно рассказывал нам про времена Мусина-Пушкина, браня и журя нас за то, что нам «куда далеко» до тогдашних студентов. «Вон какие молодцы были: Бутлеров, Булич (следовали, конечно, самые громкие имена) – и, бывало, запрешь его, раба Божия, а он: «Козловский! Друг! Тащи чаю с булками…». А тут синдик Траубенберг (то есть бывший когда-то вместо проректора): «Ты мошенник, Козловский, такой, сякой, потакаешь этим…». А я: «Вашество, а вспомните-ка, кто как не Козловский носил вам потихоньку ужин в карцер, да еще за вами у меня чуть не три или пять рублей ассигнациями сколько лет пропадало? А теперь так важно: «Козловский!». Что Козловский-то заслужил кроме спасибо? Не таких видали: вон, бывало, генерал (знаменитый Николай Иванович Лобачевский), али Симонов, али мирза Казем-бек Козловскому должное почтение отдавали… А вы что (вдруг переметывался старик по нашему адресу) – вы и пить-то не умеете, да и барышни-то на вас не смотрят, да и в церковь -то к нам ходят уже только старухи, не то что прежде… " ». |
|
|
