| И таким образом восстановлены были святые и честные иконы для почитания и поклонения в храме Божием. Благочестивые же самодержцы со всечестным и святым патриархом Мефодием и бывшими при нем тогда митрополитами и преподобными подвижниками постановили: ежегодно в первое воскресение святого Поста праздновать торжественно в Великой Божией Церкви сей святой и честной праздник, который и празднуется доныне. Иконы одновременно были поставлены и во всех церквах Константинополя.» Иерархия была приглашена на торжественный обед во дворец. Среди приглашенных был и Феофан Начертанный. Феодора выразила ему знаки внимания и сожаление o том, что он претерпел за иконы. Феофан не сдержал своей скорби и не разыграл светского приличия. Он сказал царице: «За эти письмена я буду судиться с твоим мужем и царем пред нелицеприятным судилищем Божиим.» Феодора не выдержала. Отношение к ее мужу было ее больным местом. Она заплакала и, встав из-за стола, сказала: «Что же значит данное вами разрешение, если царь не только не считается прощенным, но и вызывается, и привлекается к допросу на суде Божием?..» Патриарху Мефодию пришлось успокаивать царицу и заминать неловкость. С течением времени день торжества православия приобрел общий широкий характер торжества церкви над всеми ересями. Низложенный патриарх Иоанн Грамматик был переведен в другое заключение, в монастырь Клидий в проливе, где он будто бы выковырял глаза y икон Спасителя и Божией Матери, повешенных в его камере. За это монахи-ревнители требовали, чтобы Иоанн Грамматик сам был ослеплен. Императрица приказала наказать его 200 ударами плетью. Но Иоанн был не одинок. Его побежденные друзья старались отомстить победителям. Так вскоре выступила одна женщина с обвинением патриарха св. Мефодия в преступной с ней связи. Побежденные иконоборцы злорадствовали. Двор решил торжественно расследовать дело. Мануил, Феоктист и другие члены правительства сами принялись за следствие. Оказалось, что женщина — лжесвидетельница, посланная экспатриархом Иоанном и его друзьями. Их изобличили, обвинили, взяли под арест и присудили ежегодно в день православия нести факелы в крестном ходе и выслушивать анафемы, поименно провозглашавшиеся на их головы. |
| После Малалы популярная всемирная хроника продолжена в начале VII в. Иоанном Антиохийским и Пасхальной Хроникой. В последующее затем время всеобщего литературного одичания хроника, питомником которой является монастырь, принадлежит к тем немногим видам литературы, где было хоть кое-что сделано. О светских и церковных компендиях, возникших в это время, мы узнаем по сохранившимся эксцерптам и обильным следам у позднейших хронистов. «Краткая история» Никифора покоится преимущественно на таком источнике, от которого, кажется, сохранились скудные остатки, в эксцерптах из Μγας χρονογρφος. Второе утерянное сочинение этого времени, основывавшееся отчасти на Иоанне Антиохийском, послужило источником для целой группы позднейших хронистов, особенно для Льва Грамматика, почему и было окрещено Е. Patzig " ом «Leoquelle». Может быть, автором его следует признать того патрикия Траяна, который, по сообщению Свиды (см. s. v.), написал в правление Юстиниана II Безносого (685 – 695, затем 705– 711) отличную краткую хронику. Итак, вполне естественно, что как раз хронистика была призвана к тому, чтобы сделать переход от упомянутого бесплодного времени к литературному возрождению, давшему в IX веке Фотия, в Х–Арефу, Константина Порфирородного и др., в XI – Пселла. Трое из сохранившихся значительных хронистов – Георгий Синкелл, Феофан и Никифор – принадлежат по своей писательской деятельности началу IX столетия. Во второй половине того же века возникает труд Георгия Монаха, оказавший наряду с Малалой самое сильное влияние на все позднейшие. Можно было бы назвать IX век – веком хроник подобно тому, как X – обозначают веком энциклопедий. К Феофану и Георгию Монаху примыкает живая хронографическая деятельность, плоды которой лежат теперь перед нами в мозаичных компиляциях авторов, в роде Симеонов Магистра и Логофета, Льва Грамматика, Феодосия Мелитинского, Псевдо-Полидевка, Скилицы, Кедрина и Манассии. В XII веке всемирноисторическое повествование еще раз достигает более высокого уровня в обширном произведении Иоанна Зонары, который иногда возвращался вновь к древним подлинным источникам. |
| был избран архиепископ полоцкий Антоний. При нем упразднена была в 1572 г. опричнина. Тогда же последовали кары в отношении врагов св. Филиппа, объявленных клеветниками. Соловецкий игумен Паисий сослан был в Валаамский мон. Единомышленник Пимена в деле против святителя, еп. рязанский Филофей, лишен был сана. Монах Зосима и еще десять иноков, клеветавших на Святителя, были разосланы по разным монастырям. Кобылин, жестокий и грубый пристав св. Филиппа, был сослан в монастырь. Другие соучастники зла удалены от лида царского. Но казни еще повторялись. Митр. Антоний правил до 1580 г. Преемником его был игумен хутынский Дионисий. Он читал молитвы пострижения над умиравшим 18 марта 1584 г. царем Иоанном, названным в монашестве Ионой. Соловьев пишет о нем: «Дионисий мог быть умен и сладкоречив: во многих хронографах он называется мудрым грамматиком; но чтобы он действовал против Годунова из честолюбия, – на это нет никаких современных свидетельств». Борис Федорович Годунов, брат царицы Ирины, выдвинутый за свой ум и способности Иоанном Грозным, с 1586 г. стал, по свидетельству летописей, правителем государства. Царь Феодор Иоаннович, по словам Карамзина, был постником и молчальником, более для келии и пещеры рожденным, чем для державной власти. Родовитое боярство было недовольно выдвижением Годунова, потомка татарского мурзы Чета, прибывшего в Россию в середине XIV в. Главными врагами Годунова были князья Шуйские. Продолжим сказание Соловьева: «Дионисий является вначале миротворцем между Годуновыми и Шуйскими: потом, когда, тотчас же после примирения, Годунов опять начал вражду, сославши неизвестно куда двоих приверженцев Шуйского, митрополит соединяется с последним, но позволяет уговорить себя Борису не начинать дела о разводе (царя с царицей), ибо это дело долженствовало быть очень тяжело для совести святителя; Дионисий не мог не помнить, каким нареканиям подвергался митрополит Даниил за развод великого князя Василия. Наконец, когда, по прямому свидетельству летописца, Годунов, преследуя Шуйских, пролил много крови неповинной, Дионисий является явным обличителем неправд его перед царем – и страдает за это». |
| Но не ошибся ли патриарх Каллист? Ведь хронологические ошибки так часты у людей средних веков! Ведь ошибся же переводчик грузинского номоканона, уверяющий, что патриарх Иоанн Постник после шестого собора (т.е. трулльского 692 г.) был долгое время добрым пастырем 109 ! Другими словами, не процветал ли тот второй Иоанн Постник , существование которого удостоверено патриархом Каллистом, раньше Николая Грамматика и раньше Никона Черногорца? Тогда мрак, нависший над вопросом об авторе восточно-покаянного устава, рассеялся бы. Иоанн, монах и диакон, чадо послушания, именем которого надписывается один из известных нам мориновских уставов, мог бы быть этим самым Иоанном Постником , авторский труд которого в свою очередь сводился бы лишь к пополнению и одобрению того, что было написано другим монахом, раньше жившим (мюнхенским Василием), как и этот последний переработал сложившееся до него в практике безымянное «учение отцов». Имя монаха Иоанна Постника, мало известного в местах, отдалённых от Константинополя, как напр. в глуби Сирии, где проживал Никон Черногорец, могло подавать повод к смешению этого монаха с соименником его, другим Иоанном Постником, патриархом, жившим за несколько столетий раньше. Если бы это объяснение оказалось невозможным, напр. потому, что самый монастырь св. Петры, основателем которого в похвальной речи Каллиста представляется монах Иоанн Постник , был основан не раньше царствования Алексея Комнина 110 , – тогда, разумеется, нужно прибегнуть к другому объяснению, хотя бы к тому, которое раньше предлагалось мною, т.е. искать ключа к разгадке в имени Иоанна Кассиана , с Sermo de poenitentia которого начинался мерзебургский пенитенциал 111 . Мне остаётся изложить кратко результаты моей настоящей работы. Древнейшим литературным памятником, содержащим в себе покаянно-исповедной устав греческого востока, я считаю мюнхенское «учение отцов» с тем продолжением его, которое сохранилось в первом из славянских переводных уставов, содержащихся в рум. кормч. 230 и мною в настоящий раз изданных. |
| Император Михаил Палеолог, очевидно, забыл о своем обещании облагодетельствовать византийцев, данном после несправедливого низложения патриарха Арсения, когда царь убеждал народ спокойно относиться к текущим событиям и надеяться на избрание достойнейшаго новаго патриарха-печальника за нуждающихся и обиженных. И если теперь он оказался недоволен патриархом Иоанном Векком, образцовым испольнителем долга печалования, то возбуждает сомнение и его оценка соответствующей деятельности патриарха Арсения: в безуспешности печалования во время его управления византийской церковью был виноват вовсе не этот знаменитой патриарх, а скорее сам император Михаил Палеолог. Но если столкновение царя с Арсением закончилось низложением последнего, то смелый и энергичный Иоанн Векк представлял и для царя очень значительную моральную силу, при столкновении с которой Палеолог признал необходимым пойти на уступки. Между царем и патриархом относительно печалования состоялось такое соглашение. Во избежание затруднений в сношениях с Иоанном Векком, Михаил Палеолог решил назначить один определенный день в неделю, в который патриарх и мог являться к царю со своими ходатайствами. Таким днем был избран вторник ( τρτη), – и было определено, что патриарх в этот именно день должен сноситься с царем по делам в пользу покровительствуемых им лиц. Был даже назначен и особый грамматик (секретарь) – Михаил Ксифилин, на обязанности которого лежало писать решения на прошениях, поступавших к царю через патриарха. Таким образом, вторник был посвящен Богу милости и утешения. А дабы день с таким назначением и не пропадал даром, когда царь по необходимости должен был заняться другими неотложными делами, то местом отдыха для патриарха и окружающих его лиц был назначен соседний монастырь Хоры, куда патриарх по временам и уходил, если царь, по необходимости занятый неотложными делами, не мог утром выслушать его, – дабы восполнить этот недочет поздним вечером или даже ночью. «И как много добра, – говорит историк Георгий Пахимер, – получили люди от такой заботливости патриарха! Но довольно об этом, – заключает свою речь историк: мы в порядке изложили те факты, которые сохранились в нашей памяти» 32 . |
| Такое понимание термина νυπστατον как синонима сущности, противопоставляемое понятию ипостаси, воспринял и другой бorocлob VI b., Леонтий Византийский в своем трактате «Против несториан и евтихиан»: «Ипостась и воипостасное — это не одно и то же, точно так же, как иное — сущность и иное — восуществленное (νοσιον). Ибо ипостась обозначает кого-то конкретно, а воипостасное — сущность» . Итак, Леонтий Византийский воспринял уточнение пресвитером Иоанном Грамматиком Кесарийским термина νυπστατον. Прп. Анастасий Синаит вслед за Леонтием Византийским и пресвитером Иоанном Грамматиком Кесарийским человечество Христа называет «воипостасным», в смысле воспринятой в Ипостась Слова человеческой природы. Другие два употребляемых Синаитом значения слова «воипостасное»: Наиболее четко учение Иоанна Грамматика Кесарийского и Леонтия Византийского о воипостасности человеческой природы Христа как о сущности, получившей частное и конкретное существование в другой ипостаси (Ипостаси Слова), выражено прп. Иоанном Дамаскиным: «Кроме того, воипостасной называется природа, воспринятая другой ипостасью и в ней получившая свое бытие. Отсюда и плоть Господа, не существовавшая самостоятельно ни в один момент времени, не есть ипостась, а скорее нечто воипостасное; ибо, будучи воспринята Ипостасью Бога Слова, она в ней существует и имела, и имеет ее своей ипостасью» . На это значение термина νυπστατον Дамаскин указывает как на основное, — это воипостасное «в собственном смысле» (κυρως) . Дамаскин делает акцент на том, что воипостасное — это не ипостась: «Плоть Бога Слова получив существование в ней , скорее стала воипостасной, нежели самостоятельной ипостасью сама по себе» (ν ατ ποστσα νυπστατος μλλον κα ο καθ ατν διοσστατος πστασις γγονε)» . Он утверждает, что невозможно, чтобы уже существующая Ипостась Слова «возымела другое начало своего ипостасного существования», т. е. стала существовать в союзе с ипостасью Иисуса, как о том учили дохалкидониты . Итак, Дамаскин в христологии использует именно собственные значения термина νυπστατον, тем самым выстраивая четкую концептуальную линию в полемике с христологическими ересями. Учение прп. Иоанна Дамаскина о «воипостасном» выражает в своей сути принцип ипостасного единства Богочеловека: Ипостась Логоса воспринимает в Себя человеческую природу, являясь для нее онтологическим началом. Прп. Иоанн, говоря о таком соединении, указывает, что человеческое естество не умаляется, пребывая совершенным и полноценным. |
| Превознесение Абу Курры как «блаженнейшего и любомудрейшего епископа Харрана» говорит, с одной стороны, о том, что Иоанн записывал свои воспоминания уже после смерти Феодора, а с другой, что сам Иоанн, скорее всего был диаконом именно в Харране и прислуживал Феодору. Диалоги, записанные Иоанном, имеют одно характерное отличие от известных арабских работ Феодора: они гораздо более откровенно враждебны к исламу, хотя некоторые имеют очень близкие параллели с арабскими трудами. На основе анализа сохранившихся рукописей Lamoreaux доказал, что работа Иоанна первоначально включала только предисловие и девять диалогов (18–25, 32) 14 . Остальные (3, 8, 9, 35–38) не принадлежат этому собранию. Из этих девяти диалогов два (21 и 25) имеют прямые параллели с арабскими сочинениями Феодора, причём иногда почти дословные. Lamoreaux предположил, что Иоанн являлся лишь переводчиком, компилятором арабских сочинений Феодора, кое-что, по-видимому, написавшим от себя и переложившим в форму диалога. Однако нам представляется более достоверным, что Иоанн действительно записал преимущественно то, что слышал сам и помнил по памяти, иногда, возможно, сверяясь с арабскими писаниями Абу Курры. Не менее вероятно, что впоследствии сам Феодор записывал в повествовательном изложении те аргументы, которые сформулировал именно в диалогах с мусульманами, когда они и были услышаны Иоанном. Иоанна Диакона следует признать, как он и сам пишет, лишь писцом, стенографом Абу Курры. В передаче мыслей Абу Курры он не более самостоятелен и оригинален, чем Михаил Синкелл, переведший с арабского на греческий послание, которое Феодор написал для патриарха Фомы (4). Наконец, оставшиеся семь антимусульманских диалогов не зависят от сборника Иоанна и написаны, по-видимому, самим Абу Куррой. Из этих семи 35–38 диалоги Абу Курры совпадают с «Разговором Христианина с Сарацином», приписываемым прп. Иоанну Дамаскину 15 . Собственно упомянутое сочинение во многих списках встречается анонимно, а в одном надписано именем некоего Сисиния Грамматика. Только публикация в греческой патрологии Миня с атгрибуцией прп. Иоанну Дамаскину послужила основой весьма распространённого ошибочного убеждения, что это сочинение принадлежит перу прославленного Отца Церкви. |
| 1734 г.), и который по имени его назвался Даниловым 454 . Петр Прокопиев, совращенный в раскол Игнатием соловецким в самой ранней молодости, пришел к Даниилу Викуличу из Повенца еще до основания монастыря в 1692 г., будучи девятнадцати лет от роду; затем, по основании монастыря, как искусный в чтении и пении церковном и знаток церковного устава, сделан первым экклезиархом обители, завел в ней строгий чин в отправлении служб церковных и праздновании праздников, и более тридцати лет (ум. 1727 г.) был вообще деятельнейшим сотрудником Даниила в устроении пустыни 455 . Два брата Андрей и Симеон Дионисьевичи, родственники Петра Прокопиева, происходили из рода князей Мышецких, бывших помещиков новгородских, жили с родителем своим в Повенце, где еще в юности оба совращены в раскол Игнатием соловецким. Старший брат Андрей до того воспламенился внушениями бродяги, что, оставив мир (на 17 году от рождения), с одним только другом своим Иоанном скрылся в пустыне (в 1692 г.), а затем похитил туда же и родную сестру свою Соломонию, к крайнему огорчению родителя. Вскоре сошелся Андрей с Даниилом Викуличем и вместе с ним основал выговскую обитель, вместе с ним оставался и настоятелем ее в продолжение 35 лет (ум. 1730). Во время настоятельства Андрей не раз странствовал по разным городам России под видом купца, в Киеве и Москве учился «грамматическому и риторическому разуму» и, при своих богатых способностях, от частых сношений с людьми приобрел много житейской опытности, хитрости, изворотливости, которые и употребил в пользу своего общества. Симеон переселился в выговскую пустынь вместе с своим родителем Дионисием и третьим братом Иоанном в 1697 г., когда имел только четырнадцать лет от роду. Не уступая брату Андрею в природных дарованиях, Симеон также странствовал с ним по России, и в тех странствованиях «грамматику, риторику, пиитику и часть философии довольно изучивши», не переставал заниматься книгами и в самой обители. Будучи ближайшим помощником Андрею во время его продолжительного настоятельства, Симеон, по смерти брата, единогласно избран был в преемника ему и еще десять лет посвящал свои способности для поддержания выговской обители и распространения раскола (ум. |
| Тогда император, частью будучи раздражен насильственными поступками папы, частью вспомнив о достоинствах и заслугах Фотия, как свидетельствуют Лев Грамматик, Константин Багрянородный, Зонар и другие, возвратил его на престол патриарший. По письмам Василия, Фотия и других Восточных, Иоанн VIII отправил в Константинополь своих послов, уполномочив их восстановить Фотия, «Святейшего патриарха, брата и сослужителя» папы, примирить Восточных с Римской Церковью, уничтожить низложивший Фотия Собор и, наконец, – папа не забыл главного своего предмета! – «настоять об уступке Болгарии Римскому Престолу». Таким образом, в 879 году 383 епископа, в том числе послы Римского и всех Восточных патриархов, составили в Константинополе Собор, который весьма многие Восточные писатели признают «восьмым Вселенским». Сей Собор, уничтожив деяния предшествовавшего, утвердил восстановление Фотия, признал «неприкосновенность Никейско-Цареградского Символа» под страхом проклятия и таким образом не допустил обличенного Фотием прибавления слова: «и Сына»; определил 1-м своим правилом, чтобы «связанные Иоанном были связаны Фотием и связанные Фотием были связаны Иоанном, без всякого нововведения относительно к старейшеству папы и церкви Римской», следовательно, признал независимость и равенство обоих престолов и обеих Церквей. А дело о Болгарии, как дело о границах Восточной Империи, предоставил императору. Можно сказать, что здесь Фотий, вместе с Собором, возросшее уже терние раздора попрал и подавил. (!!!) Но престол Римский, не получив двух вожделенных вещей: старейшинства власти Вселенской и Болгарии, подвигся новым гневом и вооружился новыми проклятиями против Востока. Фотий по домогательствам пап вновь низверженный с престола императором Львом, скончавшийся в заточении в монастыре, достиг последнего из девяти блаженств, исчисленных Спасителем: блажени есте, егда поносят вам, и ижденут, и рекут всяк зол глагол, на вы лжуще Мене ради ( Мф. 5:11 ). Впрочем, благодарение просвещению Восточных христиан в вере и твердости в древних правилах Церкви! Они не так смотрели на папские проклятия, как западные народы, когда епископский престол оружием проклятий покорял себе престолы царские. |
| Из «Шестоднева» Иоанна экзарха болгарского Подготовка текста, перевод и комментарии Г. М. Прохорова Иоанн экзарх болгарский – болгарский писатель и переводчик конца IX – начала X в., поколения, следующего за поколением первых переводчиков с греческого на славянский Константина-Кирилла и Мефодия. Он перевел «Богословие» и «Философию» Иоанна Дамаскина , перевел также, а отчасти переложил, применяя к славянскому языку, греческую грамматику Иоанна Дамаскина «О восьми частях речи». Написал «Слово на Вознесение Господа нашего Иисуса Христа». Ему приписываются также «Слово на Преображение» и сочинение «От сказания евангельского». «Шестоднев» представляет собой перевод-компиляцию «Шестодневов» Василия Великого , Севериана Гевальского и произведений Иоанна Златоуста , Аристотеля и др., дополненный самим переводчиком-компилятором. О строении своего произведения Иоанн-экзарх говорит в Прологе. «Шестоднев» посвящен Иоанном-экзархом большому любителю литературы и просвещения болгарскому князю Симеону. Этот князь погиб в 927 году в неудачной войне с хорватами. Стало быть, «Шестоднев» создан Иоанном-экзархом до этого года. «Шестоднев» – рассказ о мире, природе, растениях, животных и человеке, построенный как комментарий к библейскому рассказу Книги Бытие о сотворении мира. Шесть частей-«слов» произведения соответствуют шести дням акта творения. «Шестоднев» являет собой богатое собрание античных и средневековых «естественнонаучных» сведений и «натурфилософских» представлений. Этим сведениям и представлениям всегда свойственно со временем изменяться. Бессмертным остается основной пафос всего произведения Иоанна-экзарха в целом – интерес к природе и человеку и изумление их устройством. Этот пафос прекрасно выражен в публикуемых нами здесь двух самим им написанных предисловиях – ко всему «Шестодневу» и к его шестому «слову», где речь идет о человеке. Текст публикуется по русскому списку XV века – РНБ. Соловецкое собр., 318/338, л. 1–6, 192–193 об. ПРОЛОГ Что прекраснее, что сладостнее для боголюбцев, поистине жаждущих вечной жизни, нежели всегда держаться мыслью Бога и помнить благие дела Его? И раз уж ты, господин мой, славный князь Симеон-христолюбец, непрестанно познаешь заповеди Его и творения, дабы теми украсить и прославить себя, того же и мы держимся правила. |
|
|
