| —156— ных хронологических дат. Это – теоретическая сторона. Затем – практическая. Если при введении всеобщей переписи нашлись люди, которые предпочли заживо похоронить себя лишь для того, чтобы не быть записанными, то что произойдёт на Руси у подобных „малых“, когда в стиле будет уничтожено более десятка дней. Если священнику Соколову, обязанному рассеивать суеверия, пасхалия представляется вечной и непреложной, то ведь, за ним и много ниже его стоят массы, для которых непосредственное введение нового стиля может оказаться непосильным искушением. Ясно было для Димитрия Феодоровича, что, в сущности, должно быть ясно и для других, что практические неудобства от юлианского календаря приблизительно равны нулю. Только в 1900 г. при международных сделках заключение их усложнялось тем, что у нас год был равен 366 дням, а на западе – 365 дн. Но это было предусмотрено, рассчитано и не повело ни к каким недоразумениям. Снова такое осложнение может явиться лишь через двести лет. Но будем надеяться, что гораздо раньше этого и григорианский и юлианский стиль заменятся более точным и совершенным. Работа над календарём, это – кабинетная работа Димитрия Феодоровича. Но хотя он жил одиноко, он не был человеком всецело замкнувшемся в кабинете или келье. Он не уклонялся от людей и от общества, охотно спрашивал и охотно любил говорить. Кроме лекций он любил занимать студентов по вечерам демонстрациями с волшебным фонарём, с телескопом. У него много было отношений к студентам по братству преподобного Сергия, основанному при Академии для воспомоществования недостаточных студентов и бывших воспитанников Академии. Со смерти Виктора Димитриевича Кудрявцева (3 декабря 1891 г.) и до 3 мая 1903 г. Димитрий Феодорович был председателем братства. Тяжела для него была эта должность. Он характеризовал её, как крест, и затем прибавлял: убыточная эта должность. Для него действительно она была страшно убыточной, так как в качестве председателя он считал своей обязанностью помогать нуждающимся не только из средств братства, но и из собственных средств. Без сомнения много студентов сохранят |
| Рубрики Коллекции Система пользовательского поиска Упорядочить: Relevance Relevance У человека исполнилась мечта, и на это было больно смотреть — священник о том, как мы сами загоняем себя в тупик 2 мин., 12.10.2019 Протоиерей Евгений Соколов , настоятель домового храма в честь святого праведного Иоанна Кронштадтского при САФУ им. М. В.Ломоносова, Архангельск Когда нас спрашивают про цель нашей жизни, нередко мы начинаем говорить об исполнении какой-то заветной мечты. Но много лет назад я стал свидетелем ситуации, которую очень хорошо помню и сегодня. Помню, потому что понял тогда отчетливо, какие ловушки скрывают наши самые дорогие, казалось бы, земные мечты. Итак, шел 1967 год. Я учился в 9 классе в одном из поселков Архангельской области. К нам по распределению приехала молодая учительница химии, обаятельная и очень красивая. Она отлично знала предмет, умела увлечь, заинтересовать. Все старшеклассники были в нее влюблены. Была у нее одна заветная мечта, о которой она постоянно грезила — побывать в Париже, погулять по Елисейским полям, сходить в Лувр. Можно сказать, это была мечта всей ее жизни. Но в то время съездить даже в страны соцлагеря — Болгарию, Чехословакию, Венгрию — было почти чудом, а уж Париж был и вовсе недостижим. И вот, год спустя, когда мы учились в 10 классе, делегацию молодых специалистов нашей области отправили именно в Париж. У нас шла подготовка к экзаменам, но наша учительница досрочно провела все свои уроки и уехала с этой группой. А вернувшись, бесконечно рассказывала о городе своей мечты. Но прошел месяц, и вдруг… она совершенно потухла! Не было прежнего блеска в глазах, увлечения предметом — мы просто не узнавали нашу учительницу. На нее было больно смотреть. А вскоре она и вовсе уехала из поселка. Мечта сбылась, закончилась целая глава жизни, нужно было начинать новую и лучше — с чистого листа. Как уже говорил, меня, ребенка еще по сути, потрясла перемена, случившаяся с человеком прямо на моих глазах. Все это стало хорошим уроком: не стоит видеть цель жизни в осуществлении какой-то земной мечты. Дошел до цели, пик пройден — а дальше что? Так что, если и мечтать, то о чем-то, что наполнит смыслом всю твою жизнь, а не какую-то одну ее главу. Даже самую интересную. Подготовила Анастасия Бавинова Фото на заставке: J. Michel (aka: Mitch) Carriere Сохранить Поделиться: Поддержите журнал «Фома» Журнал «Фома» работает благодаря поддержке читателей. Даже небольшое пожертвование поможет нам дальше рассказывать о Христе, Евангелии и православии. Особенно мы будем благодарны за ежемесячное пожертвование. Отменить ежемесячное пожертвование вы можете в любой момент здесь Читайте также Загрузить больше комментариев © Журнал Фома. Все права защищены, 2000—2024 Наверх |
| —702— танки своих почивших во Христе собратий. Древнему христианину кладбище было святыней, где над могилами усопших он позволял себе только плакать, молиться, воспевать псалмы и совершать великое таинство; а его современный потомок предпочел воспользоваться погребенными костями и скелетами, чтобы устроить из них эффектную декорацию и с легким сердцем собирает за ее поглядение франки и лиры с любознательных посетителей. Что делать?! Темрога moresque mutantur. В. Соколов БИБЛИОГРАФИЯ I. Ν [=Муретов М.Д.] [Рец. на:] Флавий И. I. Иудейские древности. [В 2-х томах/Пер. с греч. Г.Г. Генкеля. СПб., 1900]//Богословский вестник 1900. Т. 3. 12. С. 703715 (2-я пагин.). (Продолжение.) —703— Перевод с греческого кандидата восточных языков Г.Г. Генкеля. В двух томах. С.-Петербург. 1900. Посвящая свободное от прямых обязанностей моих время изучению Скинии и ее принадлежностей, я познакомился с несколькими страницами только что изданного перевода на русский язык Иудейских Древностей Иосифа Флавия. Перевод принадлежит специалисту-филологу, кандидату восточных языков, Г.Г. Генкелю. Этот, на заглавном листе издания выставленный, диплом переводчика очевидно имеет претензию служить ручательством как за научную точность, так и тем более за филологическую верность перевода. Но те места, какие пришлось мне прочитать и сравнить с подлинником (некоторые параграфы шестой главы третьей книги), показывают отсутствие в переводе г. Генкеля и научной точности и филологической верности. Вот тому доказательства. Первое. В III кн. 6-й гл. § 5 (по изданию Niese I pag. 185. § 134, строки 35) в подлиннике читается: γνεται δ κα κιβωτς τ θε ξλων σχυρν τν φσιν κα σψιν παθεν ο δυναμνν· δ’ ερων μν καλεται κατ τν μετραν γλτταν. В переводе г. Генкеля читаем (т. 1. стр. 152153): «Для Господа Бога был затем воздвигнут кивот из прочного не поддающегося гниению дерева, которое (?) на нашем языке носит название эрон». II потом под чертою делается та- —704— кое примечание к слову «эрон»: «это – аравийская акация, единственная древесная порода на Синайском полуострове, которая достигает таких объемов, что из нее можно получать доски» – и далее ссылка на известный Handwörterbuch des Biblischen Alterthums für gebildete Bibelleser – von E. Riehm. |
| Настоятель сам будил братию и они тотчас с благоговением освободившись от сна, встают в ряд и вдруг простирают руки горе и воспевают священные гимны 75 , встают здравы, бодры и свежи. Ни гусли, ни свирель, ни иное какое музыкальное орудие не издает такого звука, какой можно слышать в тишине и в глубокой пустыне, когда поют эти святые люди 76 . Пропевши гимны с благоговением, они коленопреклоненно призывают прославленного ими Бога на помощь в таких делах, которые другим не скоро бы и на ум пришли. Они не просят ни о чем настоящем, но просят о том, чтобы им с дерзновением встать пред страшным престолом, когда Единородный Сын Божий придет судить живых и мертвых, чтобы никому из них не услышать сего страшного гласа: «Не вем вас!», чтобы в чистоте совести и обилии добрых дел совершить сию трудную жизнь и переплыть сие бурное море 77 . Окончив утренние молитвы и пение священных песнопений, обращаются они к чтению Писания 78 . Один берет Исайю и с ним разглагольствует, другой беседует с апостолами, третий читает книги других писателей и любомудрствует о Боге, о мире, о предметах видимых и невидимых, чувственных и духовных, о ничтожности жизни настоящей и о величии жизни будущей 79 . Есть между ними и такие, которые научились списывать книги. Каждый из них, заняв одно отдельное жилище, постоянно упражняется в молчании, никто не суесловит. Потом совершают они третий, шестой, девятый час и вечернее молитвословие и, разделив день на четыре части, по окончании каждой из них прославляют Бога песнопениями 80 . Там никто не призывает слуги, ибо всякий сам может удовлетворить свои нужды. Сами они разводят огонь, сами колют дрова, сами готовят пищу, сами служат приходящим. Там не услышишь, чтобы кто оскорблял другого, не увидишь там оскорбляемых; нет там ни принимающих приказания, ни приказывающих, но все слуги, каждый омывает ноги странников и один пред другим стараются оказывать им услуги, не разбирают они, кто к ним пришел, раб или свободный, но служат так всем одинаково 81 . Любят они обращаться с нищими и увечными и за столом их много таких гостей и потому-то они достойны неба. |
| Любовь к ближним, горячее желание дать людям мир, уврачевать духовные страдания, желание, ощущавшееся им, как внутренний огонь в его душе, – все это влекло его к пастырскому служению. Строго говоря, уже самое возвращение его из пустыни в Антиохию следует считать выражением определившейся в нем готовности принять пастырский сан. Но он сознавал нужду в некотором изучении жизни, её условий и законов, применительно к началам духовного возрождения, какие даны были в его внутреннем опыте после многолетнего аскетического искуса. Его готовность к пастырскому служению не стоит, однако, в прямой противоположности с тем отказом и бегством от священства, которые имели место прежде, чем он прошел аскетическую школу. Там его отказ имел свое основание в смирении и сознании личного недостоинства, здесь, – его готовность нести иго Христово объясняется его любовью к людям, покорности воле Божией и ясным сознанием цели и смысла человеческой жизни. Он не утратил того высокого пастырского идеала, который нашел свое выражение в вдохновенных и возвышенных словах о священстве, нет, этот идеал был присущ его душе во всю его жизнь до того последнего момента жизни, когда он умер в отдаленной Армении с своим классическим изречением на устах: «Слава Богу за всё!» Пастырский идеал Златоуста дышит во всех его многочисленных и дивных творениях, в каждом предприятии, в каждом поступке его ревностной пастырской деятельности. Готовность же его принять на себя иго Христово, при сознании своего недостоинства и высоты пастырского идеала, объясняется тем, что путем аскетического искуса Златоуст открыл в своем духе, познал и изучил те законы и основания, на которых возможно примирение неба и земли, – высокого идеала пастыря с личным недостоинством кандидата священства. Эти законы – суть законы любви и самоотречения. Сознавая непреложность, силу и вседейственность этих законов, Златоуст принял на себя иго пастырского служения, как самый непоколебимый стимул осмысленной и целесообразной жизни. К сознанию указанных законов Златоуста привело двойное воспитание, которое он прошел: воспитание аскетическое и воспитание общественное, воспитание пустыни и воспитание жизни. |
| «Я часто хотел и молил», говорит Златоуст, «чтобы миновала надобность в монастырях и было бы столько благочиния в городах, чтобы никому не нужно было убегать в пустыню. Но так как все пришло в беспорядок и города, где судилища и законы полны стали беззакония и неправды, напротив, пустыня произращает обильный плод любомудрия, справедливость требует, – заключает Златоуст, – чтобы вы винили не тех, которые желающих спастись исторгают из этой бури и волнения и ведут в тихую пристань, но тех, которые делают каждый город так неудобным и негодным для любомудрия, что ищущие спасения принуждены бывают убегать в пустыни» 113 . В двух последних апологиях монашества Златоуст опровергает безусловное значение принципов мирской жизни, какое им приписывали люди мира. Он указывает на призрачность богатства и славы, и абсолютное значение нравственной чистоты в качестве принципа истинной жизни. Неверующему отцу он говорит, становясь на точку зрения последнего, что «слава, могущество и общественное влияние – все это в большей степени делается достоянием монахов. Ни пустыня не делает бесчестным, ни пребывание в царском дворе славным и знатным» 114 . «Слава и знатность не в одежде, не в месте, не в сане и не во власти, но в душевной доблести и любомудрии 115 . Христианское любомудрие соединяет в одной душе две противоположные для обыкновенных людей вещи – смирение и высоту. У монаха есть и могущество – непобедимое могущество терпения, есть и слава, есть и удовольствия, ибо он наслаждается внутренним миром». В третьей апологии монашества, – к верующему отцу, – Златоуст берёт точку зрения христианина и указывает, как на затемнение христианского сознания, на печальный факт внесения эгоистических элементов в христианское мировоззрение, вследствие чего христиане заботятся о внешних выгодах и преимуществах личных. Потемненное христианское мировоззрение отражается по преимуществу неблагоприятно на методе и задачах воспитания и образования. Целью последнего поставляется карьера и видная роль в обществе. |
| Свет никогда не будет мраком, пока он свет, и истина наших дел не опровергается, потому что она истина, а сильнее её нет ничего 167 . История показывает, что во времена гонений христианство было сильнее, чем во времена мира. «Когда, – говорит Златоуст, – восходит на царский престол кто-нибудь согласный с нами в исповедании Бога, тогда христиане бывают в беззаботном состоянии, – так мало они возвышаются почестями. Когда же получит власть человек нечестивый, везде преследующий нас и подвергающий бесчисленным бедствиям, тогда наше положение бывает превосходно и блистательно, тогда время доблестей и трофеев, тогда случай достижения венцов, похвал и всякого отличия 168 . Указав, таким образом, существенную сторону христианской истины – её самодовление, Златоуст в лице священно-мученика Вавилы рисует образ идеального служителя истины, глубоко верующего в силу последней, самоотверженного борца и защитника её. Он указывает факт отлучения святым Вавилою от Церкви императора, изменившего истине. «Того, кто владел большею частью вселенной, обладал многими народами, многими городами, бесчисленными войсками и был страшен везде, как по величию своей власти, так и по жестокости своих нравов, Вавила отлучил от Церкви с такою твердостью и с таким бесстрашием, с каким пастух отделил бы от стада паршивую и больную овцу. Он сделал это, подтверждая на деле слова Спасителя, что раб только тот, кто совершает грех , хотя бы он имел на голове своей тысячу венцов, хотя бы казался владыкою всех людей, а кто не сознает ничего худого, тот, хотя бы был в числе подданных, царственнее всех царей. Таким образом, подначальный распоряжался начальником и подчиненный судил владевшего всеми и произносил осуждавший его приговор 169 – и все это он делал спокойно и кротко, потому что душа его была проникнута духовною солью» 170 . Последнее и составляет необходимый элемент личности истинного служителя истины. «Врачи, когда им нужно разрезать загноившиеся члены или остановить в них воспаление, приступают к врачеванию, не приводя себя наперед в грех , а напротив тогда особенно и стараются соблюсти душу в спокойном состоянии. |
| Но чаще люди вспоминают загадочные и непонятные до поры слова старца. Например, в годы всесилия советской власти старец говорил: «Всё, что теперь, будут искоренять». И ведь, действительно, искоренили многое. А ещё он говорил: «Наступит такое время, что убирать с полей будет нечего. А потом будет большой урожай, но убирать его будет некому». И это, похоже, ныне сбывается – обезлюдели деревни, работать некому, и урожай, бывает, уходит под снег. А в заброшенных садах гнутся ветви от изобилия наливных яблок, только собирать яблоки некому. Но больше всего меня поразил рассказ о том, что и молитва праведника порою бессильна. А рассказали мне следующее. У Надежды Алексеевны было пятеро детей, но не все они отличались благочестием в поведении. И однажды знакомая с ехидцей сказала ей, что она часто бывает у игумена Иоанна (Соколова) и считает его великим молитвенником. Так что ж он не отмолит её детей? Надежда Алексеевна расстроилась и передала этот разговор старцу. А тот в сокрушении ответил ей: – Верь, молюсь я за твоих детей, слёзно молюсь. А только как тут поможет молитва, если они к Богородице задом стоят? Не так ли и мы – ждём от Господа великих милостей, а сами стоим, ну, понятно как? Две кражи в праздничный день Когда ещё в советские времена знаменитый французский киноактёр Д. приехал в Москву, восторженная публика забросала его цветами. А он ответил на гостеприимство так: вывез на Запад и устроил там выставку советского нижнего белья, и над этими уродливыми изделиями самой передовой в мире социалистической промышленности дружно потешалась вся Европа. Более того, француз выдал всем нашу тайну: СССР – родина барсеток. Это потом в Европе изобрели нательные кошельки-барсетки. А началось у нас всё с того, что в пору повального воровства, когда на улицах бритвой резали сумки, извлекая из них кошельки, население приспособилось хранить деньги в нашитых на бельё потайных карманах. За державу было обидно. И ещё в школе я дала себе страшную клятву – пусть меня лучше тысячу раз обворуют, но я не буду униженно прятать деньги на теле. Не хочу жить, подчиняясь животному страху! Клятва была, конечно, наивной, но страх, действительно, исчез, и за всю мою жизнь меня ни разу не обокрали. |
| Между тем часть этих лекций уже издана в «Сборнике» лекций бывших наставников Киевской академии, изданном Киевской академией по случаю празднования ей юбилея в 1869 году. Из других частей некоторые отдельные лекции покойного преосвященного изданы бывшим почтенным профессором С.-Петербургской семинарии (ныне секретарем ученого комитета при министерстве народного просвещения) П. И. Савваитовым – почитателем таланта покойного преосвященного, имеющим у себя полный рукописный экземпляр его богословских лекций, записанных слушателями (Лекции эти напечатаны в журнале Странник). Наконец в последнее время, как известно, предпринято в Петербурге полное издание всех сочинений преосвященного Иннокентия, куда войдет и полное издание всех его богословских лекций. Как слышно, издатели имеют под руками целых четыре экземпляра этих лекций с разными вариантами, которые намерены принять во внимание при издании лекций. Может быть, в настоящем или в следующем году мы таким образом будем иметь эти лекции в полном составе, очищенные критикой от неточностей, неизбежных в студенческих записях и проверенные через взаимное сличение различных записей. По преданию эти записи, правда, исправлялись по временам рукою самого преосвященного Иннокентия, но в какой мере исправлялись и представляют ли они буквально точное воспроизведение самых выражений автора – это подлежит сильному сомнению. Тем не менее было бы в высшей степени странно восставать против издания этих лекций потому только, что для них не имеется оригинала, писанного рукою самого автора, что в них есть по местам неточности, пробелы и проч. Это значило бы выходить из положения: «или все или ничего». Мы думаем, что наука не много выиграла бы от применения этого принципа, – но, напротив, многое бы потеряла. Мы не имели бы в таком случае никакого понятия о богословских лекциях преосвященного Иннокентия, ничего не знали бы и о «лекциях по умозрительному богословию“ бывшего талантливейшего профессора философии в Московской академии, покойного протоиерея Ф. |
| А. Голубинского, которые теперь имеем в печати единственно благодаря тому, что один из бывших слушателей покойного профессора, г. В. Назаревский, издал в 1868 году в Москве свои записи лекций уважаемого профессора, говоренных им в 184 "/2 учебном году студентам Московской академии XIV курса. Мы могли бы указать несколько примеров и из истории западной философской и богословской литературы, причем студенческие записи спасали лекции великих ученых от забвения и являлись в печатном виде долгое время спустя после смерти знаменитых ученых. Достаточно напомнить, что знаменитые лекции по философии религии Гегеля 3 представляют в большинстве своего состава не что иное, как записи за ним его слушателей. Лекции эти читаны были Гегелем в берлинском университете Фридриха Вильгельма в 1821, 1824, 1827 и 1831гг. Между тем в его посмертных записках, писанных его собственной рукой, найдено только нечто вроде конспекта лекций 1821 года, в котором набросаны были в самых общих чертах, нередко даже в виде отрывочных выражений и намеков, только главные мысли, которые автор развивал изустно на своих лекциях. От лекций же прочих годов найдены только самые отрывочные заметки в бумагах автора, кроме подробного трактата, посвященного критике доказательств бытия Божия, написанного рукой самого Гегеля. Правда, записки некоторых слушателей были просматриваемы самим Гегелем и некоторыми из них он даже пользовался в качестве подробных конспектов при повторительных курсах своих чтений, но к этим запискам присоединились впоследствии записки многих других слушателей, о существовании которых, быть может, и не знал даже Гегель. 4 Критика приняла во внимание все эти записи и через тщательное взаимное сличение и дополнение их восстановила памятник, которым гордится Германия и который имел громадное влияние на развитие всей новейшей философии религии на западе. Подобным же образом восстановлены были критикой лекции о лице Иисуса Христа знаменитого германского богослова Шлейермахера. 5 От этих лекций, читанных автором в Берлинском университете в 1832 году, остались также только самые краткие рукописные заметки самого автора, и главной канвой для издания их в печати послужили записки слушателей знаменитого богослова. |
|
|
