| Скромность не позволяет нам произносить суда о достоинстве богословских лекций четверых ректоров Московской Академии, ныне во Святительском сане жительствующих. Богословие нравственное Чтение по классу нравственного богословия первый открыл в Академии бакалавр Григорий Александрович Левицкий, который начал читать лекции по сему предмету с б-го сентября 1817 года. Таким образом курс нравственного богословия продолжался один год. Так было и в следующий курс: бакалавр иеромонах Моисей (Сахаров) деятельное богословие начал читать в августе 1819 года и окончил оное в июне 1820 года. Β расположении плана лекций Левицкий следовал конспекту, данному комиссией духовных училищ, именно разделил учение на три части, положив в основание деления понятие о подлежащем, о предмете и образе нравственного действования. Первая часть называется богословской ификой (Ethica), в которой решаются четыре вопроса: I) о состоянии человека естественного, или неповрежденного, 2) о состоянии человека духовного или возрожденного, 3) о средствах жизни духовной, 4) о способе испытания духов. Вторая часть – божественное правоведение (lurisprudentia divina), в которой, после раскрытия понятий о сем праве, говорится об общих и частных обязанностях человека, возрожденного по отношении к Богу, ближнему и самому себе. В третьей части, называемой христианское благоразумие, рассматриваются обязанности христианина пещись о назидании Церкви и в частности обязанности пастырей Церкви. В пособие при изучении нравственного богословия, кроме Отцев и учителей Церкви, в особенности Макария Египетского и Августина, Левицкий рекомендует Фому Кемпийского, Арндта, Гурнбекка (Hoornbeckius) и сочинение неизвестного автора, напечатанное в 1701 году на немецком языке под заглавием: история возрожденных. При составлении своих лекций Левицкий руководствовался не мало системою Буддея (institutiones Theologiae moralis. Lips. 1727) 8 . Из конспекта лекций бакалавра иеромонаха Моисея Сахарова, который читал оные во втором академическом курсе, видно, что он руководствовался уроками Иннокентия Смирнова , бывшего впоследствии епископом Пензенским. Уроки сии на латинском языке были в употреблении еще у студентов первого академического курса, а в 1821 году напечатаны на русском языке во второй части собрания сочинений преосв. Иннокентия. Лекции Иннокентия, по основательности мыслей и ясности изложения, были в ту пору лучшим руководством для изучения нравственного богословия. Чрез три года после их издания (1824) вышел в свет труд профессора Кочетова по тому же предмету (Черты деятельного учения веры), имеющий много общего с лекциями Иннокентия. |
| 211 «Правосл. Собеседник»: 1872 г., ч. III (Казань); «библиограф. заметка» названного профессора о «Правосл. нравственном богословии» о. Халколиванова, стр. 84, примеч. 212 Ср. отзывы об этом сочвнении, принадлежащие другим лицам: напр., Н. П. Архангельскому («Задача, содержание и план системы православно-христианского нравоучения»; Симбирск, 1894 г., стр. 4 и друг.)... 214 «Сочинения Иннокентия, епископа пензенского и саратовского». Часть первая (Спб., 1845 г.), стр. 1, 10, 13. Вся первая часть «Деятельного Богословия» вместе с «предварительными понятиями» о нем занимает здесь стр. 1–87. 215 Ibid., часть третья (Спб., 1847 г.), стр. 1 – 142, где и помещены обе последних части «Деятельного Богословия» или вторая его часть в трех «членах». Эти части (вторая и третья) науки до 1847 г. «не были ни переведены, ни напечатаны». Лишь только около этого времени стараниями издателей (Кораблева и Сирякова) они были отысканы в «лат.» рукописи и, переведенные «на русский яз.» И. А. Андрриевским, появились в печати (см. предисловие «издателей» к 3-й части «Сочинений Инн., еп. п. и cap.») в названном году. 220 Во 2-й и 3-й ч. Деятельного Богословия библ. места приводятся под строкой, равно как и вообще библейские цитаты, а в 1-й ч.– в тексте. 223 Ibid., стр. 4–8: «а) во времена патриархальные, б) подзаконные в) апостольские, г) отеческие, д) в церкви западной с десятого века, е) в церкви российской». 225 Впрочем, в настоящем случае автора извиняет то обстоятельство, что его этика предназначалась не для публики и не для обычного чтения, а была учебником, который, разумеется, устно дополнялся автором... 227 «Сочин. Иннок.», ч. 1-я, стр. 8.– О переводе сочин. Эккартсгаузена см. выше: примечан. 26, 34; о перев. соч. Штиллинга см. ibid., 49.– Перечень переведенных на русский яз. сочинений Эккартсгаузена см. у Сопикова (ч. 5-я, стр. 122 и след.). Можно здесь отметить Юнга-Штиллинга «Приключения по смерти» (пер. с нем. яз. А. Лабзин; Спб., 1805 г.), г-жи Гион или Гюйон «Ежедневные христианские размышления», «Легчайший способ молиться», «О последовании младенчеству Иисуса Христа, образцу совершенства для всех состояний»... |
| Иннокентий (Смирнов, 1784–1819) — воспитанник, а потом префект главной Троице-Сергиевой семинарии, затем бакалавр и инспектор Санкт-Петербургской духовной академии, ректор Санкт-Петербургской духовной семинарии и профессор духовной академии, доктор богословия, член главного правления училищ и ученого комитета министерства народного просвещения, благочинный над законоучителями столицы; известен как друг митрополита Филарета Московского в пору его служения в Санкт-Петербурге и главный борец против мистицизма, господствовавшего в России при Александре I. По должности духовного цензора Иннокентий одобрил к печати книгу Станевича " Плач на гробе младенца " , содержавшую в себе резкие порицания по адресу тогдашнего министра народного просвещения и исповедания, князя А.Н. Голицына, и других властей, покровительствовавших мистицизму. Чтобы удалить опасного противника из Санкт-Петербурга, князь Голицын настоял на назначении его епископом сначала в Уфу, потом в Пензу, где он успел проявить необычайную энергию в упорядочении епархии (см. Библейские Его " Начертание церковной истории " — не перевод и не переделка, а труд вполне оригинальный, составленный непосредственно по анналам Барония и Магдебургским центуриям, при некотором лишь (по мнению профессора Терновского) руководстве сочинений Вейсмана " Memoriabilla ecclesiastica historiae sacrae " . Это " Начертание " служило до 60-х годов пособием по церковной истории в духовно-учебных заведениях и единственным сочинением по этому предмету в русской литературе. Иннокентию принадлежат еще: " Деятельное Богословие " , ч. 1-я: " Объяснение Символа веры " ; несколько проповедей, отчасти изданных при его жизни, отчасти напечатанных в " Страннике " , в 1863–1871 годах. Много осталось от него писем, важных для истории его эпохи; часть их (письма к княжне С.С. Мещерской) напечатана в " Чтениях Московского общества Истории и Древностей " 1874 г., часть — в " Полном собрании его сочинений " (изданных дважды — в 1821 и 1845–1847 годах); часть хранится в рукописях, в Императорской публичной библиотеке. Ср. статью А.Н. Пыпина " Российское Библейское Общество " ( " Вестник Европы " , 1868); " Житие Иннокентия " , составленное архимандритом Фотием в 1821 г. (рукопись); В.И. Жмакин " Биография Иннокентия " (в " Христианском Чтении " , 1884–1885 г.), но без библиографии и оценки его сочинений. Рекомендуем |
| Само по себе понятно, что под сению академического устава 1814 года никакой философии истории не процвело. На самых же первых порах оказалось, что и нет никакого русского учебника, по которому можно было бы знакомить учащихся с элементами церковно-исторической науки. Книга архиепископа Мефодия, хотя и составляла новинку для рассматриваемого времени (не исполнилось еще и десяти лет со времени появления ее в свет ), но, однако, она не годилась для учебника: она обнимала, как мы знаем, только небольшую часть церковной истории и имела антипедагогический характер. Вышло приказание составить учебное руководство по церковной истории, и Иннокентий Смирнов (монашеское имя нашего историка), впоследствии епископ Пензенский, составил второпях (тогда вообще любили очень спешить) книгу, озаглавляющуюся: «Начертание церковной истории от библейских времен до XVIII века», в двух томах. Сочинение вышло в 1817 году, в Петербурге. „Начертание“ Иннокентия в продолжении полустолетия и было официальным учебником в академиях и семинариях, а потому выдержало множество изданий. И это вместо всякой другой философии истории! Остановимся на несколько минут нашим вниманием на труде Иннокентия Смирнова . Иннокентий получил образование в Троицко-Лаврской Семинарии, по курсу наук стоявшей тогда не ниже Славяно–Греко–Латинской Академии, кончив учение в 1806 году. А в 1812 году его вызвали в Петербург и назначили профессором церковной истории в тамошней духовной Академии. Затем Иннокентий был ректором Петербургской семинарии, продолжая оставаться и профессором по церковной истории в академии. В 1814 году удостоен степени доктора богословия – редкостное и исключительное отличие в те времена. Наконец его возвели в сан архиерейский, назначив епископом Пензенским, но не долго длилась его жизнь после этого назначения. Он умер в 1819 году, имея всего 35 лет. Он сделался жертвой своего непомерного ученого трудолюбия. Сочинение Иннокентия – «Начертание церковной истории» есть ничто иное как его академические лекции, которые по отпечатании их были введены в качестве учебника в средних и высших духовных школах. |
| Что ж за нужда? Сперва пороптал, теперь привык, теперь благословляю Господа моего и понемножку поправляю. На третьем этаже делают и пол, и потолки, а ремонт второго отложу до удобного случая и до того, когда скопится достаточно денег. Точно: не имеем здесь постоянного града ( Евр.13:14 ), и Пенза есть путь, только я, грешный, очень укореняюсь в ней, как будто жить вечно. И дом архиерейский есть гостиница, где были Гаий, Моисей, Афанасий. Теперь их тут нет, и меня тоже не будет. Господи, дай разум точно всегда мыслить, смотря на неисправности дома» 160 . В такое жалкое состояние пензенский архиерейский дом пришел отчасти от нищенского казенного оклада, ассигновавшегося в то время вообще на архиерейские дома, отчасти и от некоторых внешних и случайных обстоятельств. Так, например, гражданское ведомство города Пензы весьма часто и незаконно ущемляло интересы архиерейского домоуправления. Местная гражданская власть вообще как-то недружелюбно относилась к епархиальной власти и старалась при каждом удобном случае вредить ей. Самоуправство представителей гражданской власти в Пензе в то время зашло так далеко, что она при предшественнике святителя Иннокентия, преосвященном Афанасии, сумела отобрать у архиерейского дома и тот ничтожный участок земли, который долгое время был собственностью епископа. Сохранилось любопытное письмо святителя Иннокентия, касающееся этого обстоятельства. «Я дерзаю,– так писал он к одной своей близкой знакомой в Петербург,– просить земли у всемилостивейшего Государя для архиерейского дома, той земли, коей дом восемнадцать лет пользовался, лучше сказать, не земли, а перелесков. Ибо вот история, если не скучно слушать. Восемнадцать десятин поляны или лугов отмежевано перелесками; луг или поляна наша, а перелесок казенный. В другом месте также тридцать две десятины, законно принадлежащие архиерейскому дому, отмежеваны: луг архиерейский, а перелесок, разделяющий или пересекающий поляну, казенный. Правда, казенным стал считать его форшмейстер 161 , стал притеснять и в траве, а когда нарубят дров или прутьев из перелеска, он поймает, посадит под караул и чего только ни делает! Это началось года три назад, а прежде архиерейский дом пользовался всей землей сплошь, и домик, выстроенный там для приезда, теперь уже обветшал, надобно все обновлять, если Государь сделает милость возвратить дому его владения. Простите, что я обременяю Вас своим пустословием. Хотел написать совсем не то. Господи, прости и это,– своя болячка, потому так и изъясняется. Кто не человек на земле, пока на земле?» 162 |
| Вот мое грешное и грубое мнение о Вашем положении. Прошу не оставлять, а почаще навещать меня Вашими письмами. Здесь такие посещения нужны и дороги. С истинным почтением и любовью, преданный слуга и недостойный богомолец Иннокентий». После отъезда епископа Иннокентия из Петербурга почитательница его княгиня С.С. Мещерская близко приняла к сердцу его дело. Она задалась целью показать князю Голицыну невиновность святителя и даже решилась предпринять попытку отклонить его от вредного поклонения мистицизму. Вопрос для нее заключался только в том, каким образом было бы удобнее это сделать: пригласить ли князя Голицына к себе или же, наоборот, самой приехать к нему? За разъяснением этого вопроса княгиня обратилась к святителю Иннокентию, тогда еще находившемуся в Москве, который 15 мая написал ей: «Ни призывать, ни ехать для вразумления Голицына, по-моему, не должно. А когда получите извещение в сердце, когда Господь благословит, то, помолившись, напишите без гнева, в присутствии Господа, со слезами, не о себе, но об общем благе, о душе того, который страждет и погибнуть может, и о душах других. Пишите полную истину без усечения, но и без жару, без усилия, без колкостей, в благоговейном покое. Напишите все, что знаете и что Господь пошлет, и притом тогда, когда будет от Него благословение. Причина, по которой советую писать, а не говорить, есть та, что, когда говорим, язык трудно удержать от излишества, воображение от вспыльчивости и самый дух от ревности пламенной и неумеренной. А на письме можете себя проверить: написав, отложить на несколько дней и потом с молитвой, в тишине, прочитать, исправить, опять помолиться. Успех – не наше дело, а Господне, наше дело – свидетельствовать истину во славу Божию». 173 Княгиню Мещерскую волновали и отношения святителя Иннокентия и архиепископа Филарета. Святитель Иннокентий, как известно, уехал из Петербурга, находясь в некотором недоумении относительно поведения архиепископа Филарета. Добрая княгиня хотела заняться разъяснением недоразумений, возникших между двумя знаменитыми архипастырями. Святитель Иннокентий, отвечая на ее вопросы, писал из Москвы 19 мая: |
| Пользуясь кратковременным в Москве пребыванием Иннокентия, видя в нем человека необыкновенного, готового скоро, может быть, оставить земное поприще, по болезненному положению, в коем находился, графиня неотступно просила архипастыря указать ей наставника в духовной жизни. Епископ назвал Фотия. Последовавшая вслед за тем христианская, замечательная кончина преосвященного Иннокентия еще более утвердила слова его в сердце графини Анны Алексеевны. Она решилась непременно ввериться избранному им наставнику, и не отступила от благого намерения. Оставя родную Москву и переселясь в Петербург, графиня искала случая сблизиться с иеромонахом Фотием, но он долго чуждался ее, как бы опасаясь влияния ее знатности и богатства на свое убожество. Не прежде как через два года достигла графиня желанной цели быть его духовной дочерью. Знаем из оставшихся после нее бумаг, что она избрала своим духовным руководителем Фотия также и по совету высокопреосвященного митрополита Серафима, к которому часто обращалась за наставлениями по смерти преосвященного Иннокентия 39 . Эта версия требует детального рассмотрения. С одной стороны, конечно, есть соблазн принять ее на веру, поскольку пишет об этом человек, близкий к кругу Орловой-Чесменской, к тому же пишет вскоре после ее кончины. Но подозрения в истинности сообщения Елагина все же остаются. Прежде всего, неясно, почему сам Фотий, столь многократно упоминающий свт. Иннокентия в своих письмах и других сочинениях, ничего не говорит об этом эпизоде. Из скромности? Как-то не похоже на него. Более того, в письме к митрополиту Серафиму (Глаголевскому) от 3 октября 1827 г., говоря об Орловой-Чесменской, он прямо указывает на то, что познакомился с ней «чрез руки святительские» адресата, а не Иннокентия: Тою же отрадою утешает меня и Утешитель скорбных Господь, коею и отца моего епископа Иннокентия утешал на одре болезни, пред смертью и при смерти. Я говорю о Богоданном мне бывом духовном чаде – чрез твои руки святительские 40 . Точно ли стал бы рекомендовать Иннокентий графине Орловой, своей ровеснице, в духовники иеромонаха Фотия, который был на восемь лет его младше? Дело даже не в соблазне для посторонней публики, а в очевидной для святителя духовной неопытности его постриженика, при всей огромной ревности о Господе. Интересный факт: в одном из писем святителя к графине, от 5 августа 1819 г., есть практически провидческий намек-предостережение от чрезмерного увлечения духовником, к примеру таким, как Фотий. Преосвященный Иннокентий пишет: |
| Как только я дала такое обещание, моя дочь Антонина взглянула на меня и говорит: «Мама, не плачь! Мне стало лучше». И действительно, моя дочь с этого момента стала поправляться. Это было в 1913 году в сентябре месяце, приблизительно числа 16-го. Третий случай исцеления я испытала на себе. Почти пять лет я чувствовала боль у себя в груди, обращалась ко многим врачам. Первый врач, Добромыслов, лечил меня в г. Чембаре, но я не чувствовала себя лучше. Обращалась к другому врачу – Стеклову, и от него не получила облегчения. Потом свой врач, Аркадий Фадеевич Сойнов, приехал из Москвы, стал лечить меня, но нисколько не мог облегчить моей болезни. Наконец, я бросила все докторские лечения и стала лечиться маслом, взятым из лампады святителя Иннокентия, и дала обет отслужить по нем панихиду и объявить о чуде, если только у меня прекратится болезнь. И действительно, я теперь здорова и не ощущаю никакой болезни. Жена священника Татиана Листова. Июня 24 дня 1914 года». Жена священника Татиана Листова и дочь ее Антонина это заявление подтвердили под присягою, о чем сделана надпись за надлежащим подписом, на заявлении – соответствующая надпись за подписом лиц, принимающих присягу, приводящего к присяге и присутствующих при этом лиц. Свидетельство Анны Морошкиной 9 марта 1915 года поступило на имя кафедрального протоиерея Лентовского заявление от девицы Анны Морошкиной об исцелении ее по молитвам святителя Иннокентия, каковое заявление о. протоиереем 12 марта за 39 было представлено Его Высокопреосвященству. Заявление следующего содержания: «20 января 1887 года я, будучи еще девочкой, очень заболела. Приглашенный ко мне врач нашел у меня сильное воспаление легких и на вопрос моей матери: «Опасна ли болезнь или нет?» ответил, что болезнь очень тяжелая, но пока опасности еще нет. А если появится отек легких, то сердце не выдержит. 24 января мне заметно стало хуже, а 25 утром появилась одышка, температура сильно упала и лицо, как мне сказали после, совсем стало как у умирающей; когда пришел врач, то он нашел мое положение очень опасным, так как отек легких уже начался. |
| Это обстоятельство не удивительно и на первый уже взгляд, если принять во внимание, что о. Кочетов в спб. академии преподавал не богословие, а «общую церковную историю» 256 , и потому едва ли имел возможность заниматься самостоятельными и крупными изысканиями в других научных областях, напр., в области Нравственного Богословия. Другой ученый (Н. П. Архангельский) заявляет, что « Черты деятельного учения веры прот. Кочетова со стороны методологии почти тождественны с Богословием деятельным преосв. пензенского Иннокентия. Разница состоит лишь в том, что прот. Кочетов опускает из своей системы 3-ю часть Богословия деятельного: о христианском благоразумии... Первая часть его системы... имеете теже самые задачи, туже последовательность в их осуществлении и почти тоже самое деление на главы... Вторая часть ...точно также почти вполне по построению соответствует Божественному правоведению системы святителя пензенского» 257 . То, что говорит данный ученый, должно быть еще более усилено, так как «прот. Кочетов» не «опускает» речи «о христианском благоразумии», а ведет ее также (как и еп. Иннокентий) в самом конце своей нравоучительной системы: см. стр. 372 – 385, где дается «понятие о христианском благоразумии» и указываются, а затем и выясняются «правила» этого «благоразумия», при чем зависимость позднейшего систематика-моралиста от более раннего там или сям выступает с достаточною наглядностью и осязательностью. Третий исследователь (арх. черниг. Филарет) выражается вполне откровенно, говоря, что «оригинального в книге» о. Кочетова «очень мало; латинские записки ректора переведены на русский язык, – вот и все дело» автора 258 . С мнением преосв. Филарета соглашаемся вполне. В самом деле, возьмите для примера хоть рассуждение у еп. Иннокентия «о пособиях к возрастанию духовной жизни». «Известнейшими»... из них служат: «ежедневное покаяние, умерщвление плоти, упражнение в слове Божием, хождение пред Богом, молитва , употребление таинств, духовное бодрствование, подражание Иисусу Христу и общение со святыми» 259 . |
| Книга архиепископа Мефодия, хотя и составляла новинку для рассматриваемого времени (не исполнилось еще и десяти лет со времени появления её в свет), но однако она не годилась для учебника: она обнимала, как мы знаем, только небольшую часть церковной истории и имела антипедагогический характер. – Вышло приказание составить учебное руководство по церковной истории и Иннокентий Смирнов (монашеское имя нашего историка), впоследствии епископ Пензенский, составил второпях (тогда вообще любили очень спешить) книгу, озаглавленную: «Начертание церковной истории от библейских времен до XVIII века», в двух томах. Сочинение вышло в 1817 году, в Петербурге. «Начертание» Иннокентия в продолжение полустолетия и было официальным учебником в академиях и семинариях, а потому выдержало множество изданий. И это вместо всякой другой философии истории! Остановимся на несколько минут нашим вниманием на труде Иннокентия Смирнова . Иннокентий получил образование в Троицко-Лаврской Семинарии, по курсу наук стоявшей тогда не ниже Славяно-Греко-Латинской Академии, кончив учение в 1806 году. А в 1812 году его вызвали в Петербург и назначили профессором церковной истории в тамошней духовной Академии. Затем Иннокентий был ректором петербургской семинарии, продолжая оставаться и профессором по церковной истории в академии. В 1814 году удостоен степени доктора богословия – редкостное и исключительное отличие в те времена. Наконец его возвели в сан архиерейский, назначив епископом Пензенским, но недолго длилась его жизнь после этого назначения. Он умер в 1819 году, имея всего 35 лет. Он сделался жертвой своего непомерного ученого трудолюбия. Сочинение Иннокентия – «Начертание церковной истории» есть ничто иное как его академические лекции, которые по отпечатании их были введены в качестве учебника в средних и высших духовных школах. Труд этого историка далек от совершенства; но в положении Иннокентия не было условий, благоприятствовавших должному успеху дела: он писал свою историю не потому, что чувствовал себя вполне обладающим нужными для этого знаниями, а потому что такого дела требовало от него духовное правительство. |
|
|
