| Сочинение Вейсманна хорошо известно было одному из русских писателей по церковной истории, в начале нынешнего столетия. Разумеем русского церковного историка Иннокентия Смирнова , епископа Пензенского († 1819), автора известного «Начертания церковной истории» 348 . Иннокентий при составлении названного учебника в значительной мере пользовался трудом Вейсманна: introductio in memorabilia, несмотря на то, что этот последний был писателем протестантским. Чтобы доказать наше мнение наглядными примерами, позволим себе сделать несколько выписок из Начертания Иннокентия и сравнить их с соответствующими местами из сочинения Вейсманна. Уже самые заглавия веков, – Вейсманн и Иннокентий излагают историю по векам, а не по периодам, рассматривая каждый век, как некоторое законченное целое – у Иннокентия почти буквально сходятся с Вейсманновыми заглавиями. Напр., II век церковной истории Иннокентий озаглавдяет: «век гностический, колеблющийся между светом откровения и разумом, но еще пылающий пламенем апостольским» 349 . Такое-же заглавие II века у Вейсманна (seculum gnosticum, fluctuans in bivio inter illuminationem evangelicam et rationem humanam, ardens tamen ex reliquiis ignis et luminis apostolici) 350 . Тоже встречаем при рассмотрении заглавия III века у Иннокентия. Вот заглавие Иннокентия: «век, удручаемый гонениями, ревностью прошедшего века пламенеющий, новатианский» 351 . Это заглавие также заимствовано из Вейсманна (seculum persecutionis et castigationis ecclesiae luxuriantis, plurimum tamen seruans in bonis ex pietate priorum temporum, Novatianum) 352 . Что касается до самого содержания Начертания Иннокентия, то оно также в большей мере заимствуется из Вейсманна. Не приводя многих доказательств, удовольствуемся указанием одного примера. То, что говорит Иннокентий о св. Иринее есть простой перевод из Вейсманна, с некоторыми сокращениями в сравнении с оригиналом. Иннокентий пишет об Иринее следующее: «Ириней, родом грек, вероятно азийский, по собственному свидетельству ученик и тщательный наблюдатель Поликарпа. Он знал как стихотворцев и философов, так писателей священных и неписанныя достопамятности церкви. По кончине Пофина, он был епископом Лионским. Из его сочинений остаются пять книг против ересей. Фотий (cod. 120) замечает, что Ириней вымышленными им доводами иногда затемняет достовернейшие истины веры. Сие рассуждение чрезмерно нравится Клерику и ему подобным. Но таковые иногда судят о силе доводов, не соображая обстоятельств, в которых оные употреблены. Так Ириней четверичное число евангелистов соединяет приспособительно с числом стран света; и ему смеются» 353 . Здесь Иннокентий повторяет слова и суждения Вейсманна 354 . |
| Содержание Вступление I. Состояние нравственного богословия в России в первые годы XIX-ro столетия до появления сочинения еп. Пензенского Иннокентия, с одной сторорны, и, с другой, характеристика богаства, унаследованного данной наукой и от прежнего времени, от более ранних веков II. Состояние данной науки с появления опыта еп. Пензенского Иннокентия до обнародования системы о. Кочетова III. Состояние её с этого момента до архиеп. Иннокентия Херсонского IV. Состояние её со времени архиеп. Иннокентия до архим. Платона V. Положение данной науки со времени архим. Платона до о. П. Солярского VI. Состояние её от времени выхода в свет труда последнего до введения в духовно-учебные заведения устава 1867 г. VII. Явления в области нравственного богословия, вызванные устаном духовно-учебных заведений 1867 и 1884 г. г. VIII. Система науки, принадлежащая о. И.Л. Янышеву IX. Сочинения периода, указанного в § VII, не имеющие школьного назначения, но обозревающие всю систему христианского нравоучения X. Диссертация и вообще монографии по предметам, входящим в объём нравственного богословия XI. Переводные произведения по такого же рода предметам, журнальные статьи, книги учебного харатерка (для гимназий и проч.), относящиесяк тому же, указанному в § VII, периоду Заключение Вступление ТОЛЬКО что окончился XIX-й век и наступил ХХ-й. Истекший век знаменит был различными открытиями и изобретениями в самых разнообразных областях. В настоящее время всюду подводятся итоги сделанного в прошедшем столетии и в непосредственной связи с этим обстоятельством намечаются ближайшие задачи для будущих деятелей в той или иной сфере. Все это естественно и само собой понятно: можно с успехом двигаться вперед, лишь оглядываясь назад; иначе придется повторять прежние ошибки, делать вновь то, что уже сделано раньше и проч. Имеем самое законное основание оглянуться назад, в частности, и мы, прикосновенные к науке, известной у нас под именем Нравственного Богословия. Что из себя представляет, в настоящее время эта наука? Какую судьбу пришлось претерпеть ей в течение истекшего столетия? Рассмотрение этой судьбы весьма важно: оно покажет нам, что уже сделано представителями данной науки и как сделано, – что еще не доделано и не закончено, но довершение чего, однако, было бы весьма желательно, – что пока совсем не выяснилось и не раскрывалось, но к чему, между тем, ныне требовалось бы совершенно иное отношение, – что выполнено не достаточно надлежащим образом и т. д. Другими словами: наше исследование состояния рассматриваемой нами богословской отрасли в продолжение истекшего века не только сделает нам известным её прошлое, для каждого, как либо к ней прикосновенного, интересное, но и ясно укажет нам те запросы, какие непосредственнейшим образом предъявляются к богословам – моралистам в самом начале нового века, – отчетливо наметить тот путь, по какому они в настоящее время должны следовать... |
| протоиерей Василий Жмакин Прощание с Петербургом Епископ Иннокентий ко времени назначения ero на Пензенскую кафедру был уже опасно болен. Многочисленные занятия и активная деятельность преждевременно истощили его физические силы. Семь лет неусыпных трудов в Санкт-Петербурге на поприще духовного просвещения окончательно расстроили его здоровье, бывшее слабым от природы. При этом будущий святитель много изнурял себя и аскетическими подвигами. Длительные сидячие занятия еще более усиливали слабость его организма. Притом однажды с ним был такой случай. О. Иннокентий занимался подготовкой к уроку, который ему следовало дать утром, и заработался до глубокой ночи. Почувствовав утомление, будучи одолеваем сном, он, для того чтобы скорее пробудиться и снова приняться за работу, прилег тут же на каменном полу у аналоя (конторки), у которого занимался 145 . Холодный пол не дал ему крепкого сна. Он скоро проснулся и закончил свою работу. Неосторожность эта сильно повредила о. Иннокентию: он простудился, и, без того уже слабый, впал в тяжкую болезнь, которая по временам, под действием разных медицинских пособий, ослабевала, а по временам, под влиянием неблагоприятных условий жизни, в каких он находился, усиливалась и в конце концов свела его в могилу 146 . Вскоре после своей хиротонии епископ Иннокентий отправился во вверенную ему епархию. Он очень торопился с выездом из Петербурга, потому что на него были возложены особые обязанности, которые необходимо было выполнить по пути, а именно в Москве. Дело в том, что в Москве была назначена в это время хиротония архимандрита Феофила 147 во епископа Оренбургского, которая не могла состояться по причине неожиданной кончины Московского архиепископа Августина. Для епископской хиротонии в Москве недоставало известного числа епископов, которое и должен был восполнить собой епископ Иннокентий. Несмотря на то, что стояло ненастное время года, время самой сильной распутицы, святитель Иннокентий решился пуститься в далекий путь. Это было во второй половине марта. |
| Мистицизм явился у нас как противодействие, с одной стороны, развитию вольнодумства, с другой – обрядовому направлению религиозности. По учению мистиков, религия есть таинственное общение человека с Божеством. У наших мистиков перечисляются различные способы соединения духа с Богом. Одним из главных средств к соединению с Божеством, по учению мистиков, есть умное делание, которое состоит в полном покое созерцания, когда у человека не бывает ни слов, ни мыслей, ни сознания своего я, когда он всецело погружается в Божество. Считая источником религии внутреннее откровение Бога в духе человека, мистики мало обращали внимания на необходимость внешнего откровения и внешней Церкви с её таинствами и обрядами. Иннокентий был свидетелем широкого распространения у нас мистицизма и решился вступить в борьбу с ним. Деятельным помощником Иннокентия в борьбе с мистицизмом был юрьевский архимандрит Фотий Спасский , пользовавшийся большим влиянием среди высшего Петербургского общества. Иннокентий в своих действиях по отношению к мистикам нередко руководился советами Фотия. Восставая против мистицизма в проповедях, Иннокентий вооружился против главного органа мистицизма, Сионского Вестника. Князь Голицын был сильно раздражён нападениями Иннокентия на мистический журнал, но, по убеждению некоторых лиц, подчинил его духовной цензуре, после чего издание Вестника прекратилось. Борьба Иннокентия с мистическим направлением была поводом к удалению его из Петербурга. Некто Станевич, по поводу смерти ребёнка у знакомого ему статс-секретаря Кикина, написал в утешение родителей книгу: «Беседа на гробе младенца о бессмертии души», в которой резко высказался против современного мистицизма. Иннокентий, бывший духовным цензором, разрешил к напечатанию эту книгу. Покровитель мистиков, князь Голицын, представил книгу Станевича Государю и испросил на неё запрещение. Все экземпляры этой книги были отобраны у владельцев полицией, а цензору Иннокентию был объявлен строжайший выговор. Желая удалить Иннокентия из Петербурга, министр испросил у государя назначение его в епископы в Оренбург. Но Петербургский митрополит Михаил заступился за больного Иннокентия и выхлопотал перевод его в более близкую пензенскую епархию. В Пензе Иннокентий не прожил и года и в 1879 году скончался от чахотки на 95-м году жизни. |
| Содержание огласительного Богословия разделено автором на три части: ч.I о Вере Евангельской, ч.II о законе Божьем и ч.III о Молитве Господней. Изложено в 90 вопросах и ответах. Ответы местами чрезвычайно длинны. Рукопись в листе, на 103 л., прошнурованных и скрепленных печатью Херсонской духовной консистории, в роскошном красном сафьянном переплете. 2) Сказание о житии и подвигах блаженного Иннокентия, епископа Пензенского и Саратовского, скончавшегося в Боге 10 октября 1819 года, написанное учеником его и сыном духовным, очевидцем, Фотием в 1821 году. Рукопись в листе, в роскошном сафьянном переплете, на 69 листах. В «Сказании о житии и подвигах блаженного Иннокентия», как и в других сочинениях архимандрита Фотия (ум. 1838 г.), неприятно поражает крайнее обилие условной торжественности и стремление к искусственному подбору церковно-книжных выражений. В отношении историческом это сказание не лишено своего интереса, как материал для характеристики личностей Иннокентия и Фотия, а равно и их эпохи, не смотря на известную тенденциозность и односторонние и личные воззрения автора. Поля нашей рукописи испещрены по местам заметками покойного преосвященного Филарета. Вот одна из них. На стр. 58, Фотий говоря о причинах нечаянного посвящения Иннокентия на святительский престол в Пензу, пишет: «Враги церкви силились как-нибудь удалить с бесчестием из Петербурга Иннокентия» против этих слов преосвященный Филарет замечает: «К. Г. (князь Голицын) и Ф-т (покойный митрополит Московский Филарет). О последнем несправедливо подозрение. По его отзыву, высказанному мне случайно, он, напротив предостерегал и уговаривал блаж. Иннокентия не одобрять книги (Беседы над гробом младенца о бессмертии души – Евстафия Станевича), которая действительно, при его добром намерении, написана плохо, неотчетливо, бездоказательно, бессвязно. Ф. А. Ч.» 3) Повествование священно-архимандрита Фотия о своей жизни и деятельности, рукопись в лист, в трех книгах, в роскошном сафьяновом переплете, с посвящением на первых двух книгах: «Г. А. А. О. Ч.», на последней: «П. Ю. О. М.» 1 |
| В той-же (Невской) дух. академии в течение «второго курса (1823–1825 гг.)», согласно распоряжению «комиссии духовных училищ», были назначены по преподававшимся предметам определенные учебники. Поводом к этому послужило то, «что некоторые из учащих в академиях, под предлогом недостаточности книг учебных, писали»,– по словам членов названной комиссии, – «собственные свои уроки и списыванием их много обременяли учащихся, вопреки училищному Уставу; а некоторые, избирая в руководство, по своему произволу, писателей иностранных, при изъяснении предметов богословских и философских, уклонялись в излишние умствования». Происходил, таким образом, «безпорядок», и не было «единообразия во всех училищах духовных»... В частности, «богословие деятельное» отныне должно было, в силу указанного распоряжения, преподаваться в названной академии по «руководству преосвящ. Феофилакта переяславского» (Горского, о котором у нас выше уже была речь). Однако, «наставникам», желавшим «подвигать вперед свою науку», естественно и «неизбежно» приходилось заниматься и «самобытной разработкой» её, а не следовать только учебнику. Благодаря такому отношению преподавателя, напр., нравственного богословия, к своему делу, курс по этой науке «отличался замечательною обширностью, и обязанности христианина, во всех отношениях его духовного возраста, были раскрыты с большею отчетливостью в так называемом Божественном правоведении» 246 ... Несомненным, полагаем, следует признать, что в данном случае руководителем являлся уже известный нам труд еп. Иннокентия пензенского , о чем свидетельствуют конечные слова только-что приведенной нами выдержки из сочинения В. И. Аскоченского, тем более, что в рассматриваемую пору курс еп. Иннокентия был новинкой и пользовался болышим почетом, о чем уже нами и говорено раньше. «В 1823 г.», как знаем, были впервые «изданы катихизисы Филарета " 248а , содержание которых (между прочим, и нравоучительное) – общеизвестно. 208 Умер «в 1819 г.» («Обзоре» арх. ч. Филарета: стр. 424). С. К Смирнова op. cit. [ " Истор. м. дух. Акад. до её преобразования (1814– 1870)». М. 1879 г.], стр. 26. |
| Нельзя не заметить и то, что «новое общество», «новый человек» в большевистской России рождается от нарастания зла и тьмы. Душа его, в результате сознательного истребления данных Богом нравственных норм, образуется из отрицательных аффектов, из ненависти, мести, насилия. В.И. Ленин объявил нравственным всё, что способствует пролетарской революции, другого определения добра он не приводит 410 . Н.А. Бердяев справедливо отметил, что цель, оправдывающая всякие средства,– это несомненная политика дегуманизма, при которой «новый человек» не может состояться, а образуется лишь новая организация общества, где человек есть средство для него, а не новая организация общества – средство для человека 411 . Как верно, по-ленински понял это казенный защитник Вареник, рассуждающий о «новой философии» и «новом миропонимании», которые Маркс сделал основными и которые заключаются в том, что «человек понимается как существо, преисполненное всех низших, жестоких, эгоистических инстинктов; что человеком заправляет один интерес и что человек есть не больше как зверёк» 412 . Такой подход превращает марксизм в дегуманизирующую силу, враждебную человеку, а его последователей в большевистской России – в нелюдей, вместе с образом Божиим потерявших и образ человеческий и всё больше и больше обретающих образ звериный. Раздел V. Патрология Святитель Иннокентий (Смирнов) и его духовное наследие Грузинцев А., V курс СПДС Святитель Иннокентий (Смирнов, † 1819) (в миру Илларион Дмитриевич Егоров), епископ Саратовский и Пензенский, родился в 1784 году в Подмосковье в семье дьячка. От рождения наделённый богатыми способностями, он в 1806 году оканчивает Московскую духовную семинарию, являясь уже одним из её преподавателей. Несмотря на молодость, муж высокой духовной жизни, талантливый учёный-историк, богослов, каких немного было тогда в России. В 29 лет становится ректором Санкт-Петербургской духовной семинарии, одновременно преподаёт в Духовной Академии, директор Санкт-Петербургского отделения РБО. Будучи активным членом духовного цензурного комитета, архимандрит Иннокентий вступает в борьбу с произведениями, пропитанными мистицизмом и религиозным синкретизмом. Эта борьба и привела его к почётной высылке из столицы на епископскую кафедру в Пензу. Уже смертельно больной, он всё же успешно управляет вверенной ему Пензенско-Саратовской епархией около четырёх месяцев. Успев побывать в Саратове, отходит ко Господу 10 октября 1819 года. Его почитание как угодника Божия началось сразу после смерти. Сам Бог прославил его как истинного ходатая о душах наших многочисленными чудесами. Попытка общецерковного прославления на Соборе в 1917 году не увенчалась успехом в связи с революцией, и только на Юбилейном Соборе 2000 года святитель Иннокентий Пензенский и Саратовский занял по праву принадлежащее ему место в наших святцах. |
| Один из воспитанников С.-Петербургской семинарии, ученик свт. Иннокентия священник И. Виноградов сообщает любопытные сведения о том, как прощался незабвенный для Петербургской семинарии ректор со своими питомцами. Он повествует в своих записках: «В тот день о. Иннокентий пришел в класс в приметном смущении, в необыкновенном параде, со всеми орденами и крестами и, окончив на этом уроке раздел, сквозь слезы сказал нам: «Сим оканчиваются мои уроки, нового раздела начинать не буду, чтобы не оставить головы без туловища». Мы остолбенели от слов его, страх и отчаяние овладели нами, слезы полились у всех горькие. Заметив все сие, о. Иннокентий продолжал: «Да, братцы, учитесь терпению, берите пример с меня. Если любите меня, благодарите Господа, что меня удаляют епископом, ведь по доносу я должен был лишиться звания«». В самый день отъезда святителя Иннокентия, утром, старшие воспитанники семинарии пришли к нему проститься, получить благословение и посмотреть на своего доброго ректора в последний раз. Целуясь искренно и по-братски с каждым из них, он между прочим неоднократно повторял: «Прощайте, братцы, прощайте! Не поминайте лихом собаку Иннокентия! Да возьмите на память от меня по подарку». С этими словами он вынес каждому по нескольку книг, заметив про свои сочинения: «Когда сочините лучше, сожгите сии негодные». «Я дарю вам это в память обо мне и для того, чтобы по прошествии времени, сличая свои труды с моими, вы могли сказать: «Вот как слабо прежде писали»»,– говорил преосв. Иннокентий другим воспитанникам, вручая им свой подарок. «Я вас любил и желал осчастливить, но теперь я разлучаюсь с вами, поручая вас Богу»,– такими словами закончил он свое прощание с воспитанниками семинарии 148 . Вечером того дня, на который был назначен отъезд святителя Иннокентия из Петербурга, к нему собрались все его многочисленные почитатели. Среди них было много знати, князей и высокопоставленных государственных сановников, а также немало духовных лиц. Святитель Иннокентий в присутствии всех произнес молитву, простился со всеми, всех благословил; особенно долго прощался с одним князем (вероятнее всего, с благочестивым П.С. Мещерским). Некоторым из провожавших его он подарил свои вещи на память. Среди последних подошел к отъезжавшему епископу его друг и ученик инок Фотий. Святитель Иннокентий не мог дать ему на память о себе ни одной вещи, потому что все, что только он предназначил раздать, было уже роздано, и на прощание сказал Фотию: «Тебе благословение Божие!» Фотий поклонился своему учителю до земли и благодарил его за то, что тот отличил его от всех других и благословил не какой-либо земной вещью, а благословением небесным, духовным 149 . 145 |
| Так или иначе раскрываются нравственные вопросы и в других произведениях еп. Иннокентия: напр., в его «изъяснении символа веры » 216 , в «опыте изъяснения» некоторых псалмов 217 , в его «поучениях» (напр., «о повиновении властям» и друг.) 218 , а особенно в его многочисленных «письмах» 219 . – Общий характер этики еп.Иннокентия -библейский. Она от начала до конца анализирует, перефразирует, толкует... только библейские места, известным, образом относящаяся к вопросам нравственности. Она может быть названа даже просто систематическим сводом библейских мест нравоучительного характера 220 . Впрочем, случайно обращался автор и к святоотеческой письменности. Самое раскрытие нравственных вопросов ведется без достаточных подробностей и без надлежащей обстоятельности; и совершенно справедливо замечание Н. П. Архангельского, что данный опыт христианской этики «по сжатости и краткости изложения... представляет только систематический конспект» 221 ... О таком, напр., центральном вопросе в науке Нравственного Богословия, каков вопрос о «совести», сказано у еп. Иннокентия всего лишь несколько слов 222 . Или еще: в данном опыте, напр., есть попытка осветить «судьбу Богословия Деятельного» в различные эпохи 223 . Это – важный пункт в области данной науки, но он в рассматриваемом опьте не только не раскрыт, но и не намечен сколько-нибудь достаточно [не говорим уже об ошибках автора, в роде той, напр., что будто бы «Георгий Каликст первый начал излагать учение нравственное отдельно от догматов веры»... 224 ] и т. д. Немудрено, что, вследствие «конспективного» характера этики еп. Иннокентия, она является сухою книгою, неспособною завлечь читателя. Конечно, не то было бы, если б почтенный автор не скупился на слова и раскрыл дело с большею полнотою и подробностью 225 ... Нерасположение его к мистическим воззрениям, находившим горячих выразителей в ту эпоху у нас – на Руси, много ему лично повредивших 226 , проявляется и в его этики, где он с некоторым неодобрением относится к «переводам творений Эккартсгаузена, Штиллинга и других», как содержащих «не совсем чистое учение» 227 ... |
| Но вынужденный жить в миру, Иннокентий не мог ограничить обычное постничество, налагаемое церковным уставом, до размеров отшельнического воздержания, – многочисленные возложенные на него обязанности не позволяли ему этого сделать. Поэтому и другим, обремененным мирскими делами людям он не советовал излишнего изнурения своей плоти сверх установленной православным вероучением меры. «Мы можем только ограничивать и обуздовать, а не насиловать: последнее не благословляется», – говорил Иннокентий. Правда, обычное для православных в прошлом воздержание сейчас многими воспринимается чуть ли не как голодовка, и напротив, наше теперешнее ограниченное принятие пищи для умеренных постников в прошлом было бы зачастую равносильно чревоугодию. Во всяком случае, Иннокентий не одобрял такого чрезмерного рвения, когда некоторые подвижники лишали себя пищи и воды по нескольку дней кряду. Конечно, это не относилось к сознательно вставшим на путь подвига, к тем, кто избрал для себя аскетизм как средство восхождения к Богу. Что касалось объядения и в особенности пьянства, здесь Иннокентий был непримирим, отказывая юношам вообще в праве употреблять вино, напоминая, что «пьяницы царствия Божия не наследуют». Защита Святого Православия Четырнадцать лет продолжалась педагогическая деятельность Иннокентия. Но не ее считал он своей главной жизненной обязанностью, оправдывающей земное существование. Быть проповедником Слова Божия – вот та цель, ради которой стоило жить. Именно здесь со всей силой проявился данный ему от Бога талант. Красноречие, доходчивость его проповедей и сами по себе уже убеждали слушателей. Но еще большее воздействие на них оказывала та внутренняя сила, которой было пропитано каждое слово Иннокентия. Как говорил о нем архимандрит Фотий, «слово его было со властию: глас слова его был остр, жив и действен: сила некая крепкая и пламенная излетала из уст сего учителя на церковной кафедре и проницала внутрь изгибов сердечных и доходила до глубины души же и духа». А сила эта черпалась в Православии, и направлена она была прежде всего на защиту Православия: на защиту от западных религиозно-мистических учений, которые широко распространились в начале XIX века в русском обществе, начиная от самого императора Александра I и его ближайшего окружения. |
|
|
