| В одной статье Святославова Изборника (1076 г.) важность чтения объясняется такими сравнениями: «узда коню правитель есть и воздержание, праведнику же книги; не может корабль составиться без гвоздей, и праведник без почитания книжного, красота воину оружие, а праведнику почитание книжное 33 ». Ссылаемся в особенности на замечательное в этом отношении свидетельство современника, пресвитера Илариона. В своём слове «О законе и благодати», написанном в исходе первой половины XI века, он говорит: «Излагать в сем писаний проповедь пророков о Христе и учение Апостолов о будущем веке было бы излишне и клонилось бы к тщеславию: ибо что писано в других книгах и вам уже известно 34 , о том предлагать здесь было бы признаком дерзости и славолюбия». «Мы пишем, – продолжает он, – не для не знающих, а для насыщающихся с избытком книжною мудростью 35 ». И это сказано спустя лишь полстолетия после введения христианства у нас, то есть, о первом же поколении людей, учившихся в школах Владимира и Ярослава. Конечно, прежде всего пастыри и учители церковные должны были отличаться этою «мудростью», почерпнутою из Св. Писания и святоотеческих творений, – именно из этих, а не из иных источников, как это мы видим из дошедших до нас богословских сочинений наших предков XI и XII веков. Они не были и не могли быть навеяны влиянием учителей греков: бывшие у нас в то время первосвятители греки составляли писания преимущественно полемические (против латинян) и канонические, необходимые для устроения юной Русской церкви 36 . Нет, это были сочинения вполне оригинальные, почерпнутые непосредственно из Слова Божия и творений отцов церкви. Читая эти драгоценные остатки нашей духовной литературы домонгольской эпохи, невольно поражаешься глубиною разумения Слова Божия авторами их, а также теплотою, задушевностью их речи, их сердечным смирением и вместе радостным воодушевлением. «Мы веруем, потому и говорим», могли они сказать о себе с апостолом ( 2Кор. 4. 13 ). Замечательный пример тому представляет вышеназванный нами пресвитер Иларион. |
| «Изборник» (1076) начинался «Словом некоего монаха о чтении (святых) книг»: «Добро есть, братие, почитание книжное. Когда читаешь книгу, не торопись быстро дойти до другой главы, но поразмысли, что говорят книги и словеса те и трижды обращайся к одной главе. Узды коню правитель есть и воздержание, праведнику же книги, не построить корабль без гвоздей, ни праведника без почитания книжного. Красота воину оружие, кораблю – ветрила, также праведнику почитание книжное». В Троицком списке Новгородской первой летописи сохранилось «Слово святого Ефрема Сирина о том, како достоит со всем прилежанием чести святые книги без лености». «Брате. Имея в утробе место книги божественныя, тацим же образом труба въпиющи, сзывает ны, тако божественныя книги чтомы, збирают помыслы на страх Божий. Тако и святыя книги вставятти ум, прилежа ты на благое и укрепят ти на страсти. Там же, брате мои, понужал себя часто почитати я, да получим истинный разум писания почитанием. Черпающе от него воду живу, могущую устудити, ражжения наши страсти и наставят ны на всю истину. Муж мудр, не имея книг, подобен есть оплоту без подпор стоящу: аще будет ветер, то падется. Тако и мудрии: пахнувши на нь ветру греховному, падет ся не имещи подпоры книжных словес. Аще ли мудрость книги, то свершен есть. Иван Богослов рече: птицам того ради даны крылья, да сети человечьи избежать, а человекам же книги, аще всю неприязную лесть отгоняют. Менандр рече: именье книг паче злата, в множестве злата души помощи нет». В «Пчеле» (1199) читаем: «Ум без книги, аки птица опешена. Якож она взлетети не может, тако же и ум недомыслится свершена разума без книг. Свет дневной есть слово книжное, его же лишився, безумный, аки во тьме ходит и погибнет вовек». Блестящий оратор и проповедник Древней Руси (1160-е) Кирилл Туровский утверждал: «Сладко бо медвеный сотъ и добро сахаръ, обоего же добръе книгий разум». В «Златой цепи» – весьма распространенном в средние века сборнике – говорилось, что если «вежа» – это человек духовный, книжный, то «невежа» в противоположность ему – человек не книжный, не духовный. |
| 182 В рукописи именно «пенье», – странно, поэтому, что Буслаев не только печатает «пене» ( пне), но и делает в примечаниях пояснение, что « пне вм. пние» (Истор. Христ., стр. 484 и 508). 184 В рукописи – « не ти единии задшье эмлють но и – мы приняли предлагаемое нами чтение, основываясь на контексте речи, и думаем, что смысл этого места такой: «не те только, за кого приносятся молитвы, приемлют пользу душевную, но и приносящие такие молитвы». Объяснение слова «задушье» см. в примечании к этому поучению в конце книги. 185 Это изречение стало народной пословицей, сохранившейся до настоящего времени. См. в Толк. Слов. Даля, т. I, стр. 265. 187 Златая Ч., л. 76, об., – Измарагд Кирил.-Белоз. библ., XVI в., 40–1117, – печатный Почаевский Златоуст, 1796 г., л. 99 и сл. 188 Къмьканиие – комканиие – κοινωνα, communio, Причастие, св. Дары, – встречается в древнейших славяно-русских памятниках – в Изборниках 1073, 1076 гг. и др., и позднее, до XVII в. (Миклошич, Срезневский). 189 В Златоусте, по указан. изданию: «... Неумолим суд таковый восприимет, и без милости муку вечную, лучше бы таковому не родитися: горше бо еретик и жидов осудится, зане недостойное приемлет пречастие Тело и Кровь Господни» (л. 99). Слова: «аще ли... всех грешних» – в печатном тексте нет. 190 Все дальнейшее до конца поучение в Измарагде Кир.-Белоз. библ., XVI в. 40–1117) читается так: «егда бо кто приступить к святомоу телоу и крови Иисуса Христа, Сына Божия, вземлющаго всего мира грех, а слышаще: «вънмем святая святым» – се бо о причащении реченно, рекше, достойным и верным человеком; а иже недостойно пристоупаеть, тогда преисподняя потрясоутся, и превышняя силы небесныя въстрепещуть от Христа Бога Вседержителя, и мысленая вся воиньства страхом видящи на земли человечество, всякоу неправдоу деяюща. Ангелова повесть сказана святым Василием о Христе Иисусе, Господе нашем» (стр. 10–10 об.). 191 Измарагд 202, л. Троице-Серг. Лавры, XVI в. (или нач. XVII, – об. Опис. Слав.-рус. рук. Тр.-Серг. Лавры, М. 1878 г.), – Кирил.-Белоз. библ. Измарагд, XVI в., 38–1115. – В дальнейшем, в издании поучений по этим двум спискам, мы будем первый обозначать – Тр. Из., а второй – Кир. Из. Настоящее, издаваемое нами Поучение, находится и в Паисьевском Сборнике Кир.-Бел. библ., которым мы и пользуемся при нашем издании. |
| Удобрение нраву, телесно удручение, глас смирение (вм. – я), ядение и питье бес клича с въздержанием, пред старци молчание, пред мудрейшими молчание и послушание, с подооными любовь имети с меншими любовное сочтание и наказание; плотьскых любосластных вещии бегати; мало глаголати, а боле разумевати; не дерзу быти, словом ни пререкати, в речех не скоро в смех впадати; соромяживу (т. е. стыдливу) быти, очи долу имети, а душю горе; не отвещевати противу, не роптати, послушливу быти до смерти. Сличи это место с выпискою из Поучения Василия Кесар. в 17-й гл. «Домостроя». Из «Святославов» Изборника 1076 г.» (без соблюдения носовых и йотированных гласных). Не погреших никогда же церковного пения, от юности своея и до сего времени, кроме немощи. Не оставих црькве божия вечер ни заоутра ни полоудне. Ни нища, ни странна, ни убога, ни скорбна, ни печальна, никогда же презрех, кроме невидения. Не презьрех ништиих, ни оставих страньна. и печальна не презьрех никъгда же ниже втьмницах заключении, потребьная им да-ях: ниже в пленьницех избавих. И в темницы болна и пьленена, и из работы должьна, и во всяких нужах, по силе окупих, и гладных по силе окормих. Далее у Сильвестра вставка, весьма важная по подробностям, характеризующим эпоху и образ мыслей этого замечательного человека, именно о том, как он, отпуская на волю своих служителей, заботился, как отец, о судьбе их. Но потом опять входит в тот же порядок изложения, который замечаем у Ксенофонта Не познах другия жены, разве матери твоея; еже с нею обящахове, то и сотворих о Бозе. Соверши, Христе, християньски сконьчати живот свой, в заповедех Твоих! Не помыслих на добротоу чю-жю. не познах жены друогыя. разве матере ваю. и та дóндеже ва роди. и потом ештене познах ея. нъ свештяховеся чистою съвестью телесъною. и о господе моудре схранихове ся. по православьнеи всякой вере: тако сътворих до смрьтьнааго дне. Далее идет обращение к сыну: живи, чадо по християнскому закону, и т.д. Тако и вы живета чяде, и т. д. 151 Сличи в поучении Акира, в сказке о Синагрипе: «Чадо, егда боя бывает, и ты не ходи, а придешь, и ты не смейся, а в смеху безумие исходит, а в безумии свар, а в сваре тяжба, а в тяжбе бой, а в бою смерть, а в смерти грех рождается». В поучении Румянц. сборника XV в.: «Сыну, в пиру не седи долго, егда преже изхода твоего изженеть тя». |
| Позднейшие поучения идут об руку с переделками «Пчелы», с собраниями изречений мудрецов и великих людей, известными в рукописях XVII в. и в старинных печатных изданиях XVIIIa. под именем «Апофегмат», а также с повестями и сказками наставительного содержания. Так, уже выше было замечено, что в Румянцевской рукописи XV в. записано поучение отца сыну, составленное русским, под влиянием арабской сказки, издавна переведенной на славянский язык под именем повести или сказки о Синагрипе. Вот некоторые из наставлений этого поучения: «Чадо, отца своего почти, да имение свое тебе оставит; в ночь без оружия не ходи: кто знает, с кем встретишься; если не хочешь есть, то не ешь, да не назовешься объядчивым; если тебя позовут на обед, то по первому зову не ходи, а если позовут в другой раз, то знай, что тебя чествуют, и иди с честью; если хочешь дружиться с другом, то прежде искуси его: скажи ему свою тайну, а через день с ним поссорься; и если он объявит твою тайну, то не друг», и т. п. В полном своем развитии родительское поучение является в половине XVI в., в сочинениях иерея Сильвестра, именно в «Домострое» и в «Послании и наказании ото отца к сыну». Не будем теперь говорить о «Домострое», об этом наставительном сочинении, объемлющем весь внутренний быт русского человека XVI в.; это увлекло бы нас слишком далеко за пределы нашей статьи. Но не можем перейти молчанием «Наказания ото отца к сыну», тем более что в нем находим перечень важнейших наставлений, изложенных подробнее в отдельных главах Домостроя». В своем «Наказании» Сильвестр соединяет в одно стройное целое древнейшие поучения религиозного характера и византийского происхождения с правилами житейской мудрости, выработанными русским здравым смыслом и опытностью. Начинает он почти так же, как тот благочестивый отец, которого слово, обращенное к сыну, мы заметили в «Златой Цепи». «Милое мое чадо, дорогое! Послушай отца своего наказание, родившаго тя и воспитавшаго в добре наказании и в заповедех Господних». Приводит в образец свою собственную жизнь, как это находим у Ксенофонта в «Изборнике» Святослава 1076 г. и у Владимира Мономаха . Даже, может быть, в этом месте «Наказания» Сильвестр подражал Ксенофонту не только в мыслях, но и в самом порядке изложения, как это кажется из сличения того и другого сочинения 150 . |
| См. каталог, этих книгох. – „Когда в 1722 г. ожидали в Москву прибытия Годштинского Герцога, то Св. Синод, намереваясь показать ему редкости Библиотек Патриаршей и Типографской, повелел бывшему тогда Синодальным Ассессором, Игумену, Греку Афанасию Кондоиду, и Греческой Московской школы учителю, Греку же Афанасию Скиаде, составить опись тамошних замечательных рукописей. Скиада на этот случай сочинил на Лат. и Рус. языках каталог Греческих рукописей, который напечатан был в 1723 г. в Москве, и составил особый список Славянским древнейшим рукописям с означением века каждой из них, хотя и не совсем верно». Прим. Пр. Митр. Евгения. 147 Из подписи самого писца (см. Иоан. Экз. Болг. Калайд. стр.110)в конце этого Евангелия видно, что писал его Алекса Князю Новгородскому Феодору, а мирски Мстиславу «внуку сущю Всеволожу, сыну Владимирю» и проч. А по Новгородской Летописи Мстислав Владимирович княжил в Новгороде с 1096г. по 1117 год. 148 Оно писано, как видно из подписи, Диаконом Григорием для Иосифа, а по мирскому названию, Остромира, сродника Новгородского Наместника, Великого Князя Изъяслава Ярославича. Самую подпись этого Евангелия можно видеть у Калайд. Иоан. Экз. Болгар, стр. 109. прим. 66. 151 Опис. этого Сборника см. на конце в особ, прибавл. Кроме Сборника 1076 г. есть еще у нас другой Изборник Святославов, списанный дьяконом Иоаном 1073 г. Описание этого Изборника см. у Калайд. Иоан Экз. Болгар. стр. 102. примеч. 54. 153 См. также сличение притчи о талантах из 15-ти древних и новых рукописных и печатных Евангелий в изд. Калайдовичем книге: Иоан. Экз. Болг. стр. 29. и след. там же помещено слич. молитвы Господней по порядку от XI века по наше время, стр. 107. и 108. 156 См. первое предисл. к Остр. Библ. в мал. лист. напечатанной в Остроге 1581 г. Для напечатания этой Библии вызван был из Москвы типографщик Иван Федоров, как видно из подписи на конце книги: «напечаташа мною многогрешным Иоанном Феодоровым сыном змосквы». Тоже и по-Гречески τετπωνται π’ μου μαρτολτατου Ιωννου, του Φεοδωρου ιου κ τς μεγλης ρωσας. |
| Практически до середины XVI в. почти все написанное считалось истинным уже потому, что это было написано. Мудрость, открывшаяся первым русским читателям в написанных словах, так поразила их воображение, что «книжное слово» обрело в их сознании почти сакральное значение и превратилось в священный символ, новый архетип мифологического сознания. «Книжник» было почетным званием на Руси, часто тождественным с «философом» и мудрецом. Один из первых составленных на Руси сборников византийских и русских текстов – «Изборник 1076 года» -начинался «Словом о чтении книг», в котором древнерусский автор показывал первым русским читателям глубину и значение книжного слова. «Добро есть, братие, почетанье [чтение] книжьное», ибо в книге запечатлено божественное, то есть истинное, учение. Однако, чтобы постичь книжную мудрость, необхо, цимо читать внимательно, вдумчиво, неоднократно возвращаясь к прочитанному. «Егда чьтеши книгы, не тыпти ся бързо иштисти [не стремись быстро дочитать] до другыя главизны, н поразумеи, чьто глаголють книгы и словеса та, и тришьды обраштаяся о единои главизне». Истинные «писания» управляют жизнью человеческой, как уздой управляется конь. Нельзя стать праведным человеком без чтения книжного. «Красота воину оружие и кораблу ветрила, тако и правьднику почитание книжьное». Автор призывает читателей послушать «разумьными ушима» и поразмыслить над силой и мудростью святых книг. Ведь все древние мудрецы и праведники «из млада прилежааху святъх книг» и только после этого подвиглись на совершение добрых дел. В мудрости святых книг видит автор «начатък добрыим делом» 123 . Столь высокая значимость книги на Руси объясняется тем, что первые книги были духовного содержания, то есть несли информацию о неутилитарных вещах, о высших духовных ценностях, о божественном. Они почитались священными, и эта святость с древности была перенесена практически на любое «книжное слово», авторитет которого был непререкаем не только для основной массы русского населения, но даже и для многих образованных людей того времени. |
| Даже такое, казалось бы, традиционно богословское произведение, как «Слово о законе и благодати» Илариона, поднимается на уровень высоких философских и историософских обобщений прежде всего благодаря своей образно-поэтической форме. Художественными образами наполнены и первые русские летописи, и первые «Жития святых», и многочисленные «Слова», «Поучения» и проповеди , не говоря уже о «Похвалах». Образ, в том числе и словесный, играл в мышлении древних славян большую роль, чем слово в его узколингвистическом смысле; система образов и мифологем составляла основу их мифологического сознания. С принятием христианства в этом синкретическом сознании произошли (не сразу, естественно, но на протяжении ряда столетий) существенные изменения. Не вдаваясь здесь подробно в анализ этой сложнейшей проблемы, отмечу лишь, что они связаны отнюдь не только с ударом, нанесенным христианством по основным славянским мифологемам. Не меньшую роль в трансформации старославянского сознания сыграла качественно новая значимость слова (прежде всего написанного, книжного) в культуре открывшаяся славянскому миру благодаря созданию своей письменности и с получением тех поистине безграничных знаний и мудрости, которые потоком хлынули на Русь после принятия христианства в форме «Писаний», написанного слова. Особой популярностью пользовались переводные сборники энциклопедического характера и собрания всевозможных «Поучений» и «Слов» типа «Изборников» 1073 и 1076 гг., «Пчелы», «Физиолога», патериков, разнообразных античных, восточных, византийских сказочных повествований. Образ как основа мышления не утрачивал своего главенствующего положения в сознании древнерусского человека на протяжении всего Средневековья, но существенно возросшая значимость слова и письменного словесного выражения основной культурной информации не могла не сказаться на всей системе мышления человека средневековой Руси, повлияв на какието глубинные основы его сознания, в том числе и эстетического. Слово, прежде всего письменное, книжное- «писание», воспринималось на Руси с особым чувством уважения, благоговения и безграничного доверия. |
| П.И.Новгородцев отмечал, что справедливость как нравственный элемент права есть сама по себе сила, имеющая свойство подкреплять своим авторитетом другие силы, которые с ней соединяются 135 . А.И. Экимов определяет справедливость как нравственно обоснованный критерий для соизмерения действий субъектов, в соответствии с которым осуществляется воздаяние каждому за его поступки в виде наступления тех или иных последствий 136 . В одной из поздних своих работ С.С.Алексеев признал, что справедливость есть порождение глубоких трансцендентальных начал совести и добра и складывается под влиянием чувства права и утверждающихся на его основе правовых принципов 137 . Этим прозрением ученый актуализирует интуитивные ощущения субъектов права по поводу глубинной ценности права. Тяга к справедливости всегда была свойственна русской правовой ментальности. В православном понимании справедливость – прежде всего совершенное следование Божиим заповедям. В «Изборнике» 1076 г. справедливость объясняется так: «Творящим добро воздай почет, творящих зло наказывай. Не оправдывай виновного, даже если он и друг тебе, не обижай правого, даже если он и враг тебе». Подобное понимание справедливости встречается в трудах русских мыслителей. «Справедливость в нравственном смысле есть некоторое самопожертвование, – писал B.C. Соловьев, – ограничение своих притязаний в пользу чужих прав. Справедливость не есть простое равенство, а равенство в исполнении должного» 138 . Однако при всей тяге к справедливости наши православные предки не абсолютизировали ее. Преподобный Исаак Сирин говорил, что Бога не стоит именовать «справедливым», ибо судит он нас не по законам справедливости, а по законам милосердия 139 . Если бы человеческое общество судилось Богом по принципу справедливости, он уже давно было бы уничтожено. Но мир основан Богом на началах любви, а из любви исходит милосердие. Различие между справедливостью и милосердием крайне важно для судьбы каждого человека: справедливость предполагает неотвратимое наказание за проступок (и характер наказания должен соответствовать тяжести содеянного), а милосердие допускает возможность прощения, шанс на исправление. |
| Об Анне Ярославне написано несколько книг и множество статей. Однако не вся информация вызывает доверие. Можно, конечно, из патриотического чувства заняться противопоставлением достоинств Анны множественным недостаткам её супруга Генриха и французской знати. Но дело в том, что некоторые утверждения можно подтвердить фактами, а некоторые остаются неподтверждёнными. Например, в интернете можно наткнуться на споры о взглядах на чистоту и гигиену славян и французов. Поклонники Европы, конечно же, уверяют, что поскольку Франция была частью Римской империи, а где римляне, там непременно бани, то и в Париже бань было поболе, чем в Киеве. Однако Рим – это одно, а вот окраины Римской империи, заселённые тогдашними варварами – это совсем другое. И наличие в Риме терм вовсе не говорит о том, что галлы или германцы совершали ежедневные омовения. Нечистоплотности тогдашних европейцев и грязи на их улицах и в их жилищах есть немало подтверждений. Равно как и отсутствию у части европейцев печей. О холодных европейских домах и о бесполезности для обогрева жилищ каминов писал даже Ф.М. Достоевский. Сохранился и документ, где рядом с крестиком, поставленным королём, стоит полноценная подпись королевы Анны. А вот повсеместно цитируемое письмо Анны Ярославны отцу вряд ли можно назвать подлинным. К большому сожалению, на это письмо ссылаются даже доктора наук, не уточняя при этом, где хранится документ, кем и когда был опубликован. Зато псевдописьмо изобилует приятными для русского уха и глаза подробностями: Анна ругает французов и Париж на чём свет стоит. Но если абстрагироваться от комплексов и желания «забить Мике баки», можно увидеть не только исторические несоответствия, но и заложенную неведомым автором издёвку в текст лжеписьма. Документов XI в. сохранилось, конечно, не так уж и много. Однако они сохранились и даже опубликованы. То есть при желании с ними может ознакомиться любой желающий. Возьмём хотя бы Изборник 1076 г. Вот «Слово некоего отца к сыну своему, словеса душеполезные». Разумеется, текст приводится на современном русском языке: «Сын мой и чадо, приклони ухо твое, внимая отцу своему, изрекающему тебе спасительное. Чадо, приблизь разум сердца своего и внимай словам родившего тебя, ибо не во вред душе твоей, но ради укрепления разума. И к царству небесному поведут тебя. Отвори сосуд сердца, и пусть стекают туда слова слаще меда, которые смогут и оживить, и бессмертным явить тебя…». |
|
|
